Жребий Флетча

Глава 6

Флетч снял трубку со звонящего телефона.

— Позвольте поблагодарить вас за то, что вы соизволили позвонить мне.

— Это Рональд Албемарл Блоджетт Ислингтон Димуитти Флетчер? — спросил женский голос.

— О, нет. Разумеется, нет. Кто может называть его бешеным[5], подумал он. Ему вспомнилось, как давным-давно кто-то пошутил, сказав, что при отсутствии интересных материалов Флетч укусит собаку, лишь бы не уменьшился тираж.

Кто же именно?

— Кристал! — воскликнул он. — Подруженька моя, задница моя милая. Как поживаешь?

Хихиканье. Как обычно. Кристал в своем амплуа.

— Все еще тревожишься из-за своего веса, старушка? Число подбородков не уменьшается?

В отличие от настоящих кристаллов Кристал Фаони не просвечивалась насквозь. Просто ей не повезло в тот миг, когда пришла пора заменить в регистрационной книге запись младенец-девочка на нечто более специфическое. Вот ее родители и дали волю воображению.

С черными волосами, ширококостная, а что кости без мяса, аппетитом Кристал могла потягаться с проснувшимся после зимней спячки медведем.

Прибавьте к этому огромные, широко посаженные карие глаза, нежную бархатистую кожу и быстрый ум, рассчитывавший все на много ходов вперед, отчего тело могло и не перемещаться в пространстве, ибо логическими рассуждениями Фаони обычно находила истину.

С Флетчем она работала в одной чикагской газете.

— У тебя все нормально?

— Я подумала, что мы можем встретиться в баре перед банкетом и как следует напиться.

— Я-то собирался пойти в сауну, а потом на массаж, — просмотрев рекламный буклет, Флетч отметил наличие тренажерного зала, сауны и массажного кабинета, открытых с десяти утра до семи вечера.

— О, Флетч, — вздохнула Кристал. — Ну почему ты всегда заботишься о своем здоровье?

— Последние двадцать четыре часа я не вылезал из самолетов и аэропортов. У меня затекли все мышцы.

— Ты уже напился? По голосу этого не чувствуется.

— Капли во рту не было. Ты все еще работаешь в Чикаго?

— Почему люди ездят на конгрессы? — задала Кристал риторический вопрос.

— Чтобы носить маски и взрывать хлопушки?

— Нет.

— Я не знаю, Кристал. На конгрессе я впервые.

— Так почему ты здесь, Ай-Эм Флетчер?

О боже, мысленно простонал Флетч. Все его знакомые знали, что он не любитель конгрессов и прочих многолюдных сборищ.

И не отличался аккуратностью в уплате членских взносов.

— Э…

— Попробую угадать. Ты — безработный, так?

— С одного места я ушел, а на другое еще не поступил.

— Ясно. Так вернемся к исходному вопросу: «Почему люди ездят на конгрессы?»

— Чтобы найти работу?

— Примерно половина. Чтобы найти работу, если не имеют оной, или чтобы получить новую, лучше оплачиваемую, если они и так при деле.

— Ты, несомненно, права.

— Примерно треть участников конгресса ищет, кого бы нанять. Конгресс, мой дорогой мистер Флетч, как тебе хорошо известно, большая мясная ярмарка. И нет нужды напоминать, что я — солидный кусок мяса.

— Если память мне не изменяет, с тобой ни одна комната не покажется пустой.

— Не заметить меня может только слепой.

— А как насчет остальных шестнадцати с семью десятыми процентов?

— Что-что?

— Ты вот сказала, что половина участников конгресса ищут работу, а треть — работников. Остается шестнадцать и семь десятых процентов. Что делают здесь они?

— А, вот ты о ком. Это люди, которые могут бросить любое дело, даже если они не ударяют пальцем о палец, и поехать куда, за чем и когда угодно, лишь бы за чужой счет, а еще лучше, за счет своей компании.

— Вас понял.

— К сожалению, бедная Кристал Фаони, да, полагаю, и ты, не входят в их число, ибо приехала сюда на собственные, быстро убывающие сбережения.

— Кристал, как ты узнала, что я безработный?

— Если бы ты работал, то собирал материал для очередной статьи и на конгресс тебя бы не загнали даже под дулом пистолета. Так?

— Но, Кристал, ты же знаешь, я делаю все, что мне скажут.

— Помнишь, как тебя нашли спящим под прилавком в кафетерии редакции?

— Я заработался допоздна.

— Но, Флетч, ты был не один. С одной из дежурных телефонисток.

— И что?

— По крайней мере, на тебе были джинсы. С аккуратно застегнутой молнией. И ничего более.

— Мы заснули.

— Я понимаю. Джек Сандерс едва не лопнул от негодования. Сотрудники кафетерия отказались в тот день работать…

— Больше всего шума бывает из-за сущих пустяков.

— Я осталась без ленча, Флетч, а для меня это не пустяк. Если бы ты тогда работал у старины Марча, то вылетел бы на улицу, не успев надеть рубашку.

— Ты-то работала у Марча, не так ли?

— В Денвере. Там меня и уволили. За аморальное поведение.

— За аморальное поведение? Тебя?

— Да.

— Что же ты такого сотворила? Объелась бананами?

— Ты сам все знаешь.

— Не знаю.

— Это известно всем и каждому.

— Кроме меня.

— Наверное, кроме тебя. Едва ли кто стал бы рассказывать тебе подробности того скандала. На твоем счету их куда больше.

— Многим очень нравится совать нос в чужие дела.

— Знаешь, вместо того, чтобы висеть на телефоне, мы могли бы уютно устроиться в темном уголке бара и совмещать приятное с полезным, благо меню тут богатое.

— Скажешь ты мне или нет?

— Я забеременела.

— Кто же смог это заметить?

— Заметили, можешь не волноваться.

— Без мужа?

— Естественно.

— А причем тут Уолтер Марч?

— Я не проявила должной скромности. Говорила, что собираюсь родить и воспитывать ребенка одна. Тогда мы все думали, что времена изменились.

— Это точно.

— Забеременела я, разумеется, сознательно. От отличного парня. Фил Шапиро. Помнишь его?

— Нет.

— Парень, что надо. Симпатичный. Умный. Из благополучной семьи.

— И что случилось с ребенком?

— Я думала, что смогу родить его, не выходя замуж. Но оказалось, что рожать можно или замужней или безработной.

— Аборт?

— Вот именно.

— Ужасно.

— А на моем банковском счету было тогда чуть больше двух тысяч долларов.

— Ох уж этот Марч.

— Он многих увольнял за аморальное поведение.

— А вот я, как это ни странно, в их число не попал.

— Просто он не поймал тебя. Слышал-то предостаточно, но не верил. Даже я не могу поверить во все, что говорили о тебе.

— Все это ложь.

— Я была в редакции в то утро, когда тебя нашли в кафетерии. И осталась без ленча.

— Извини.

— И человек, воткнувший ножницы в спину старины Марча, должно быть, имел на то веские основания.

— Твоя работа?

— Если меня обвинят в этом, огорчаться я не буду.

— Могут и обвинить. Ты входишь в категорию тех, у кого был мотив для убийства. Он же лишил тебя ребенка. Ты была здесь этим утром?

— Да.

— И могла убить его?

— Полагаю, что да. По словам Лидии, дверь в номер была открыта, когда она увидела мужа с ножницами в спине. Любой мог войти и убить его.

— Что еще известно тебе об этом убийстве, Кристал?

— Думаю, ни одно убийство в истории не будет иметь такой прессы. На Плантации Хендрикса собрался весь цвет журналистики Америки. И, полагаю, приедут даже те, кто не собирался участвовать в конгрессе, именно из-за этого убийства. Ты представляешь себе, что означает для карьеры таких, как мы, освещение расследования обстоятельств смерти Уолтера Марча? Тем более, при такой конкуренции.

— Представляю.

— Тут можно без труда отхватить Пулицеровскую премию[6].

— Чьи были ножницы? Ты знаешь?

— Их взяли в вестибюле отеля. С регистрационной стойки.

— О.

— А ты думал, что уже раскусил этот орешек, Флетч?

— Да, знаешь ли, мелькнула такая мысль. Редко кто возит с собой ножницы, во всяком случае, достаточно большие, чтобы убить ими человека. Скорее всего, это могла быть женщина…

— Флетч, тебе нужно избавляться от мужского шовинизма. Я уже говорила тебе об этом.

— Но теперь все это не более чем досужие рассуждения, раз ножницы лежали на регистрационной стойке, где их мог взять кто угодно.

— А ситуация, скажу тебе, презабавная, — Кристал хихикнула. — Журналисты снуют по отелю, выискивая крупицы информации. Коммутатор раскалился от междугородных звонков. И я сомневаюсь, найдется ли сейчас хоть одна замочная скважина, к которой не прилипли чье-то ухо или глаз.

— Да, забавно, — согласился Флетч.

— Иди на массаж, сибарит. На банкете-то увидимся?

— Обязательно. Я не пропущу его ни за какие коврижки.

— Меня ты узнаешь. Свой жир я ношу с собой.