Характерные черты советского человека — жизнелюбие, стойкость, умение преодолевать трудности. Ежедневно редакционная почта приносит письма сильных, мужественных людей, рассказывающих о том, как воля к жизни, страстное желание остаться в общем строю созидателей нового общества помогает им побеждать болезнь, навсегда избавиться от недугов. Одно из таких писем мы печатаем в этом номере журнала.
Приглашаем наших читателей продолжить начатый на страницах журнала разговор о стойкости, воле и мужестве советского человека.
Обманчивый румянец, вызванный болезнью, и лихорадочный блеск глаз. Судорожное, безрадостное веселье, за которым отчаяние и страх. Такой запомнится мне эта книга о людях без будущего, о тех, кто, не имея в жизни ясной цели, опустил руки перед тяжелым недугом. Гибельная, разрушающая здоровье погоня за наслаждениями и удовольствиями — вот удел обреченных жить взаймы, мечтающих только о том, чтобы побольше урвать от жизни.
Еще и еще раз перелистываю роман Ремарка о том, как человек сдается смерти. Неужели и со мной могло произойти то же самое? Неужели на развилке такой дороги стоял и я?
…Не мудрено впасть в уныние, если тебе всего 20 с небольшим, а ты уже инвалид, и у тебя ни специальности, ни определенных планов на будущее. Ничего, кроме аттестата зрелости, уже переставшего радовать хорошими отметками.
Лежишь целый день и думаешь одну думу. И все становится ненавистным: лечебницы, санатории, анализы, рентгеновские снимки, таинственный шепот врачей.
Жил я так, славно все время передо мной стоял назойливый красный светофор, предупреждающий об опасности, и не было у меня в жизни никакой зеленой улицы.
Порою я слышал:
— Шел бы, в инвалидную артель. Все-таки жизнь.
От этого становилось еще горше.
Врачи говорили: теперь туберкулез не опасен. Будете жить, еще успеете многое в жизни совершить. Молодость победит.
Но давно известно, что молодость нетерпелива.
И опять раздумье: да, конечно, туберкулез излечим. Но ведь бывали случаи, когда болезнь кончалась трагически?..
В эту пору мне и сказал Владимир Львович Берельковский:
— Чем живешь? Болезнью. Нет, друг мой, болезнью жить нельзя. Жизнью надо жить. Плохой ты помощник врачу.
Берельковский — врач. Он работал в котловане строительства Куйбышевской ГЭС. Рабочие его любили: он был требователен и прост, этот солдат войны, сам недавний рабочий.
Я стал думать: почему я плохой помощник врачу? Какой должна быть моя помощь?
— Активной, — оказал мне Берельковский и добавил: — Надо жить нормальной человеческой жизнью. Ты начнешь завоевывать победу с той самой минуты, когда избавишься от чувства обреченности.
Берельковский взял надо мной шефство, но делал это незаметно. Я чувствовал в нем не назойливого наставника, а отзывчивого товарища, интересного собеседника. Мы часто гуляли по жигулевским лесам, катались на лодке по Волге и ни разу он не напомнил мне о моей болезни.
Если жить полноценной человеческой жизнью, зачем же томиться бездельем?
И тут я встретил на улице своего старого знакомого.
— Куда спешишь? — опросил я его.
— Тороплюсь, завтра надо открывать курсы помощников крановщиков, а у меня еще недокомплект.
— Постой, запиши меня!
— А не сбежишь?
— Нет!
— Ну, тогда пиши заявление.
Так я стал курсантом. Месяц пролетел незаметно. Сдал экзамены и получил назначение на кран в котлован.
Нелегко пришлось мне на первых порах. Подчас не хватало терпения, усидчивости, всего того, что дается человеку только привычкой к труду. Временами хотелось все бросить. Мелькала мысль: я ведь слабее других, могу сделать себе поблажку.
И вот однажды, когда работа не клеилась, решил я пойти к врачу и попросить освобождения. Не то, чтобы состояние мое ухудшилось, просто хотелось отдохнуть, и я знал, что в бюллетене мне не откажут. Решил доработать до перерыва, а потом отпроситься Может быть, сделай я тогда так, поддайся слабости, еще много неверных шагов совершил бы.
Наступил перерыв. Прежде чем пойти к врачу, решил позавтракать. Внимание мое привлекла группа молодых рабочих. Ребята обступили высокого широкоплечего крановщика, добродушно его поддразнивали, а он незлобиво отшучивался. Оказывается, вчера только сыграл парень свадьбу, но полагающегося ему отпуска не взял. Страдную пору переживала стройка, шли арматурные и бетонные работы, каждый крановщик был на счету. И в ответ на шутки, парень добродушно отвечал, что использует свое право на отпуск позже.
Кончился перерыв, за освобождением я не пошел. И с того дня почувствовал себя настоящим рабочим человеком. У товарищей по работе я учился не только мастерству, но и стойкости, упорству.
Резко изменилось и мое физическое состояние: у меня повысился аппетит, сон стал железным. Однажды я пошел с товарищами на Волгу и искупался. Раньше боялся: продует, простужусь, подхвачу грипп, а там и воспаление легких. Но вот я искушался, растер тело мохнатым полотенцем и почувствовал себя чудесно. Назавтра снова искупался, и скоро это стало привычкой.
Пришло время идти в противотуберкулезный диспансер, где я давно состоял на учете.
— Ухудшения нет. Продолжайте курс лечения!
Часто говорят, что физическая работа требует от человека много сил. Но я понял другое: работа сама дает силы человеку, укрепляет характер, учит выдержке и терпению. Работая на кране, приобретал я закалку, укреплял свою волю, которые помогали мне не только в труде, но и в борьбе с моей болезнью. Чем больше подчиняешь себе машину, тем больше испытываешь радости.
…Обычный края, поднимающий грузы. Много открылось мне с его высоты. Все разносторонней становились мои интересы; все чаще забывал я о болезни. Увлекся сценой — читал стихи с эстрады, пел песни. Наш коллектив самодеятельности посылали в Москву. В столице я выступал с чтением стихов Маяковского.
Пользуясь пребыванием в Москве, пошел на исследование в Институт туберкулеза. Обычно я направлялся к врачам с опаской: никогда не знал, что услышу от них. А сейчас почему-то шел с хорошим предчувствием. И действительно, дела мои шли на лад.
Вскоре я выдержал экзамены в вечерний индустриальный институт. Пришлось мне установить более твердый режим жизни. Вставал я рано и ложился, как правило, в определенное время. Выходные дни проводил на воздухе: летом — на Волге, зимой — в лесу на лыжах.
Мне перестали делать поддувание, легкие зарубцевались. Некоторое время я все же посещал противотуберкулезный диспансер: с учета меня сняли, но изредка приглашали на профилактическую проверку.
В будущем году я кончаю институт и получаю диплом инженера. Хочется защитить его на отлично — ведь все время, как говорят, «скакал на пятерках». У меня теперь семья, две дочки. Когда я переходил на работу мастера, оставив кран, жена заменила меня на моем прежнем рабочем месте.
Работа и учеба занимают много времени, но я стараюсь как можно больше читать. Какая это живительная сила — книга! Правда, не всякая. Далеко не всякая… Печальный след в моем сердце оставил роман Ремарка «Жизнь взаймы». Он-то и побудил меня написать это письмо в редакцию. Читая Ремарка, я было на мгновенье почувствовал себя человеком, живущим «взаймы». Я счастлив, что этого со мной не случилось. Да оно и не могло случиться: за мою жизнь боролись все — государство, предоставляя мне лучшие санатории (как не похожи они на санатории, о которых пишет Ремарк); врачи, добрая сила которых вселяет в человека нерушимую веру; товарищи по труду, показавшие мне примеры мужества и упорства. И я старался следовать этим примерам. Я пользовался золотым в нашем обществе правом на труд, правом на отдых и правом на образование. Жизнь окрылила меня высокими помыслами, за осуществление которых стоило бороться.
Мне чужда философия — книги «Жизнь взаймы». Я исповедую иную, чем герои этой книги, веру и думаю так: как много делает для нас страна, партия, народ. И все, что у нас есть лучшего, мы отдаем Родине, народу.
Нет, мы не берем жизнь взаймы!
Ю. X. Городинский
Ставрополь-на-Волге