Журнал "Здоровье" №8 (80) 1961

Шутники

Е.Н. Селезнева

Рисунок Бор. Лео

В нашей стране любят детей. Для них лучшие сады и парки, школы и дома-дворцы, больницы и санатории. И вниманием взрослых — доброжелательным и ласковым — окружены наши дети. На улице, сквере, в вагоне поезда — всюду маленьких людей встречают ласковые улыбки и приветливые вопросы: Как тебя зовут?.. Куда же ты едешь?.. А куклу твою как зовут?..

Ребята, обрадованные тем, что могут разделить счастье своего бытия, полноту своей маленькой, но многокрасочной жизни, с дружелюбным и ласковым взрослым человеком охотно, порой застенчиво, порой гордо отвечают на вопросы симпатичных дядей и тетей.

Тем обиднее бывает, когда внимание взрослого, обращенное к ребенку, может быть, даже с самыми лучшими намерениями, нервирует малыша непонятной для него шуткой, уязвляет обидной снисходительностью, заставляет почувствовать свою зависимость от взрослого мира, почувствовать, что он еще просто беззащитный малыш, который многого, очень многого еще не может, не знает и не понимает. И вовсе невозможно мириться с возмутительными сценами, когда взрослый человек, вовсе не из любви к ребенку, а просто ради собственного развлечения начинает дразнить маленького.

…В вагоне электрички было наполовину пусто и темновато. Напротив меня со скучающим видом сидел гражданин, в соломенной шляпе, с толстым портфелем на коленях.

Вошла молодая женщина с двумя детьми — девочкой лет четырех и мальчиком лет пяти. Девочку она взяла на колени, а мальчик отошел к противоположному окну и прильнул к стеклу, пытаясь что-нибудь рассмотреть в сгустившихся сумерках.

В руках у девочки был игрушечный грузовичок. Она сосредоточенно открывала и закрывала задний борт.

Гражданин с портфелем оживился и доброжелательно обратился к девочке:

— Это что же у тебя? Машина?

— Машина, — подтвердила девочка и довольно улыбнулась.

Гражданин хитро подмигнул:

— А где же мотор у твоей машины?

Девочка повертела грузовичок и, не найдя мотора, промолчала.

— А шофера Тоже нет? — продолжал интересоваться гражданин.

Так как шофера действительно не было, девочка опять промолчала.

— Эге-ге, — сказал он, чрезвычайно довольный тем, что обнаружил такое серьезное упущение, — вот так машина! Ни мотора, ни шофера! Это что же за машина?! Куда ее?

Девочка нахмурила брови и нерешительно вертела грузовичок в руках. Может быть, действительно нестоящая машина?

А гражданин не унимался:

— Разве это машина? Такую машину бросить надо!

Девочка сердито взглянула на него и прижала игрушку к груди. Бросить жалко. Что ж, что нет мотора? Зато есть четыре колеса, которые вертятся; борт, который открывается. Можно нагрузить два или даже три кубика и везти куда хочешь. А за шофера можно посадить Вовкиного солдатика. Недогадливый дяденька!

Дяденька продолжал:

— Это кто ж тебе такую нехорошую машину подарил?

Девочка, желая переменить разговор, сообщила:

— А у меня братик есть.

Но дяденька сейчас же вернулся к облюбованной теме:

— А, это тебе братик такую плохую машину подарил?

Мальчик, услышав, что речь идет о нем, подошел к нашей скамейке. В руках у него тоже была игрушка: самосвал, немного больше сестренкиного грузовичка. Мальчик нажимал какую-то пружинку и самосвал приподнимал кузов совсем по-настоящему. Молча продемонстрировав возможности самосвала, мальчик доверчиво и радостно взглянул на дяденьку. Он был еще мал и не знал, что не со всякими дяденьками стоит делиться своими раздумьями и радостями.

А дяденька уже неумолимо гремел на весь вагон:

— Ишь ты какой! Себе самосвал купил, а тебе машину без мотора! Вот он какой, братик!

Дети молча в недоумении глядели на пассажира. Молодая мать нервничала и не знала, что делать.

Ей не хотелось быть невежливой, но все же она робко пыталась прекратить «шутки» попутчика. А гражданин, окончательно развеселившись, не переставал дразнить детей до самой Москвы. Очевидно, он казался себе добродушным и остроумным, а слабое освещение или, может быть, просто неумение смотреть вокруг себя мешало ему видеть растерянные и расстроенные лица детей.

* * *

…В троллейбус входит мать с мальчиком 3–4 лет. Малыш сейчас же заявляет:

— Я хочу у окошка сидеть!..

Но у окна мест нет, там сидят две пожилые женщины. Мать уговаривает сына:

— Ничего, Мишенька, тебе и отсюда будет видно.

Но Мишенька вполне справедливо возражает:

— Не видно!

— Ишь ты какой, — шутит женщина. — А я тоже хочу у окошка сидеть!

Мальчик недоверчиво смотрит исподлобья — неужели правда?

Мать пытается устранить конфликт:

— А ты, Мишенька, попроси бабушку. Скажи: пожалуйста, пустите меня к окошечку!

Но Мишенька молчит. Он смущен, он не верит. А тут еще ввязывается и другая женщина:

— Ты что же упрямишься? Стыдно так!

— Э, да у него язычка-то нет… — подхватывает третья.

Но Миша молчит и еще больше хмурит свои белобрысые, едва наметившиеся брови. Ему уже расхотелось к окну, ему хочется только одного — поскорей уйти от этих взглядов чужих людей, бесцеремонно рассматривающих его, уйти от их слов, в которых он слышит фальшь, но не улавливает, к чему она? Не улавливает, что это — шутки…

* * *

…Маленькая девочка едет в гости с мамой и папой. Она очень горда тем, что ее взяли в гости, и охотно разговаривает с сидящей напротив тетей. Она уже сообщила, что едет а гости не к бабушке, а к Люсе. Что мама нарядилась и она тоже нарядилась.

Но вдруг разговор принимает неожиданный оборот:

— Поедем-ка лучше ко мне, — говорит тетя. — Чего там к Люсе ехать? Мама с папой пускай к Люсе едут, а ты ко мне. Согласна?

Девочка озадачена: она совсем не знает этой чужой тети и тем более без мамы она не согласна.

— Я с мамой! — насторожившись, говорит она.

— Мама себе другую девочку возьмет, а тебя мне отдаст. У меня киска есть, будешь с киской играть…

Нет, девочку не привлекает и киска. Она прижимается к матери. Она не хочет, чтобы мама отдавала ее и брала себе другую девочку.

— Не отдам, не отдам, тетя пошутила, — успокаивает мать ребенка, но всю остальную дорогу девочка сидит притихшая и озабоченная. Больше она не отвечает на вопросы тети и не гордится там, что ее взяли в гости.

…Малыш топает красными ботиночками, а к пуговке его пальто привязан веселый красный шарик. Малыш задирает голову и сам сияет, как этот шарик. Не налюбуется — до чего хорош!..

И вдруг сзади раздается низкий мужской бас:

— Вот это шар! Ну и шар! Подари-ка мне его! Можно взять?

И рука в желтой перчатке протягивается за шариком.

Малыш испуган, он ищет защиты у мамы. Но мама почему-то присоединяется к странной просьбе чужого дяди;

— Сереженька, подари дяде шарик, ты ведь у нас добрый мальчик!

Сережа в недоумении. Ему самому только что подарили этот шарик. И зачем он дяде? Ведь взрослые не играют с шариками… Он перестает сиять и разражается слезами.

Подобные шутки, подтрунивание над малышами — явление настолько обычное и вездесущее, что мы не обращаем на него внимания. Мало у кого возникает вопрос, насколько полезна для психики ребенка, для его нервной системы подобная забава.

А ведь об этом следовало бы подумать и родителям и тем вполне доброжелательным, но далеким от понимания детской психологии, а иногда и попросту нечутким, поверхностным людям, для которых ребенок — живая игрушка. Очевидно, им просто невдомек, что ребенок, пусть даже самый крохотный, — это уже человек с присущими только человеку особенностями высшей нервной деятельности. Но нервная система ребенка еще только развивается, она еще очень нежна, ранима и требует особенно бережного отношения.

* * *

Один из крупных советских педиатров, А. Ф. Тур, говорит: «…родители делают колоссальную ошибку, когда подходят к ребенку, как миниатюрной «копии» взрослого человека, мерят его потребности и возможности своей «взрослой» меркой. Организм ребенка совершенно своеобразен по своим законам развития, он требует иного подхода, чем к взрослому человеку».

Когда маленький ребенок сталкивается с недоступной его возрасту шуткой, перед ним возникает трудная задача. Он не знает, как расценивать слова взрослого, понимает их буквально, недоумевает, пугается. Это приносит его нервной системе вред, пожалуй, не меньший, чем запугивание бабой-ягой, волком, «черным человеком». Но об этом тоже уродливом и абсолютно недопустимом явлении речь должна идти особо. Запугивают для того, чтобы добиться послушания. А здесь мы говорим не столько о приемах воспитания, сколько о простом развлечении взрослых, недалеких людей, забавляющихся ребятами так себе, от нечего делать.

Быть может, некоторые возразят.

— Так вы против шутки? Значит, по-вашему, в ребенке не следует развивать чувство юмора?!

Нет, я за шутку и за юмор. Жизнь должна быть веселой. Без улыбки, без остроумного слова жить скучно. Но шутка шутке рознь. Она тогда хороша, когда она добрая и веселая, а юмор только тогда достигает цели, когда он доступен, доходчив, понятен.

Даже для взрослых не всякая шутка бывает уместна и не всякий юмор доходчив. И разве не случается так, что неуместной шуткой человек бывает обижен и даже оскорблен?

Но если в мире взрослых возможен, а иногда и нужен «злой юмор», то применительно к детям дошкольного возраста шутка и юмор должны быть только «добрыми» и посильными для детского восприятия.

Маленьким детям вовсе не чуждо чувство юмора и доступную им шутку они понимают и принимают очень хорошо. Как весело смеются малыши, когда им читают известные стихи Чуковского:

Они уверены, твердо уверены, что так не бывает, и потому это смешно. Ясно, что это шутка!

И даже гораздо раньше, еще не научившись лепетать, ребенок хохочет, если мать выглянет из-за спины отца и скажет: Ку-ку!

Еще нет слов-названий вещей и понятий, а уже смешно. Смешно потому, что ребенок уверен в том, что, скрывшись за спиной отца, мать обязательно появится снова и снова скажет: Ку-ку!

А в сценках, о которых мы рассказали, шутка односторонняя. Ее понимает только взрослый. Ребенок растерян, подавлен, он не знает, как должен реагировать. Правда ли дядя хочет шар? Действительно ли его игрушка плохая и нестоящая?.. Не отдадут ли его в самом деле чужой тете, не останется ли он без мамы — нужнейшего ему, необходимейшего человека? Человека, без которого сама жизнь невозможна?

Хорошо, если бы такие шутники попробовали задуматься над тем, что их «шутки» ранят детскую психику, способствуют развитию нервности.

* * *

Кто не видал прекрасного фильма «Сережа»? Кто не читал талантливого произведения В. Пановой, по которому поставлен фильм? Там очень тонко и глубоко анализируется психология маленького ребенка.

И когда смотришь, как взрослый человек, солидный и пожилой, с богатым, казалось бы, житейским опытом, потешается над ребенком, невольно на ум приходит наивно откровенный заданный вполне серьезно, от чистого сердца вопрос пановского Сережки:

— Дядя Петя, ты дурак?