Гибель Лю Шаоци

Отлучение

Прежде всего требовалось предъявить Лю Шаоци обвинение, но не в том смысле, как это бывает в нормальном суде. Нужны были такие формулировки, которые устраивали бы Мао Цзэдуна и которые можно было бы представить в форме политического решения руководящего органа партии, означавшего для Лю Шаоци приговор с резолюцией ЦК КПК. Мао Цзэдун вел дело к тому, чтобы на основании этого обвинительного документа осудить Лю Шаоци и внутри партии, и в стране в целом.

Непосредственную подготовку такого документа осуществляла группа по особому делу Лю Шаоци, которую возглавляла Цзян Иин. В состав группы входили Кан Шэн, а также начальник канцелярии ЦК КПК, функционер, ведавший вопросами охраны руководства партии, Ван Дунсин, а также министр общественной безопасности КНР Се Фучжи, который, кстати сказать, был одновременно и руководителем группы по особому делу супруги Лю Шаоци Ван Гуанмэй.

Лю Шаоци и Ван Гуанмэй были переданы в руки специальных людей в аппарате партии, которые не подчинялись никаким законам государства, а действовали исключительно в соответствии с указаниями и по воле Мао Цзэдуна и его ближайших приверженцев, которые обычно всё согласовывали с ним. Все эти люди с самого начала относились к Лю Шаоци и Ван Гуанмэй как к классовым врагам, как к преступникам, с которыми во имя интересов классовой борьбы, в трактовке Мао Цзэдуна и его последователей, позволительно делать все что угодно и даже более того, лишь бы это принесло результаты, которые нужны Мао Цзэдуну, Чжоу Эньлаю, Кан Шэну, Цзян Цин, Чэнь Бода, Линь Бяо, т. е. всему «штабу» Мао Цзэдуна того времени и иже с ними.

Дело Лю Шаоци стало самым крупным из всех сфабрикованных во время «культурной революции», в орбиту которого попало больше всего людей. Только по решениям судов, а это касалось, как уже говорилось, не самого Лю Шаоци, а тех, кого привлекали по этому делу на местах, подверглись несправедливым наказаниям 28 тыс. человек. И во много раз больше людей в самых разных организациях по всему Китаю без всякого суда терпели издевательства, которые тогда назывались «критикой и борьбой»; незаконно и без какого бы то ни было юридического оформления арестовывали и заключали в тюрьмы тысячи и тысячи невиновных. По мнению китайских исследователей, невозможно точно подсчитать всех пострадавших по этому «делу»[132].

Были репрессированы близкие Лю Шаоци. Его супруга Ван Гуанмэй, арестованная осенью 1967 г., одиннадцать с половиной лет провела в тюрьме; тюремщики применяли к ней такие бесчеловечные методы, что она потеряла рассудок. Старший сын Лю Юньбин погиб в годы «культурной революции». Старшая дочь Лю Айцинь пребывала долгое время «на перевоспитании в хлеву». В таком же «хлеву» в «одиночном стойле» содержалась и ее сестра Лю Пинпин. Сыновья Лю Юньжо и Лю Юаньюань побывали в тюремном заключении. Дочь Лю Тинтин стала объектом «борьбы».

Терпела унижения даже самая младшая в семье Лю Шаоци и Ван Гуанмэй, их дочь Лю Сяосяо. Маленькая девочка во время «культурной революции» только начала ходить в школу. Ее соученики, возможно по наущению взрослых, зная, что ее отец — Лю Шаоци, избивали Лю Сяосяо. Как-то раз, не выдержав, она, плача, бросилась к проходившему мимо милиционеру со словами: «Дядя, я не выступала против председателя Мао Цзэдуна!»

Судя по сведениям, опубликованным в печати КНР после того, как началась критика «культурной революции», из родных Лю Шаоци, подвергшихся репрессиям, четверо умерли от издевательств, шестеро были посажены в тюрьму[133].

Брат жены Лю Шаоци Ван Гуанмэй Ван Гуаньэнь, служивший помощником директора Фэнтяньской прядильной фабрики в городе Тяньцзине, был арестован, и от него потребовали дать показания о «предательстве», которое якобы совершил Лю Шаоци «в 1929 г., когда его подвергли аресту в городе Шэньяне». Ван Гуаньэня пытали, и он умер в тюрьме. Другой шурин Лю Шаоци — Ван Гуаньин был приговорен к смертной казни с отсрочкой приведения приговора в исполнение. После восьми лет пребывания в тюрьме он в 1980 г., т. е. спустя четыре года после окончания «культурной революции» и смерти Мао Цзэдуна, был реабилитирован[134].

Как же фабриковались «доказательства вины» Лю Шаоци?

Очевидно, что вся эта работа началась еще в 1966 г, и заняла около двух лет. Правда, тогда, в 1966 г., Лю Шаоци еще формально оставался членом Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, председателем КНР, но это, конечно, не могло помешать началу тайного расследования. Уже упоминалось о том, что Чжоу Эньлай не стеснялся публично заявлять о том, что Мао Цзэдун «потерял доверие» к Лю Шаоци еще на X пленуме ЦК КПК 8-го созыва, т. е. в 1962 г.

И все же сначала появилась группа по особому делу супруги Лю Шаоци Ван Гуанмэй. Эта группа была создана во второй половине 1966 г., но о ней не знали ни сама Ван Гуанмэй, которую взяли под арест только год спустя, в 1967 г., ни Лю Шаоци.

Группы по особым делам формировал Мао Цзэдун, естественно с помощью Чжоу Эньлая, заменившего Лю Шаоци, как уже упоминалось, на посту руководителя повседневной деятельностью высших партийных органов. Мао Цзэдун, как правило, не ставил в известность их членов о начале такого внутрипартийного расследования даже в тех случаях, когда речь шла не о них самих, а об их женах. Вероятно, это оправдывалось, если вообще нужны были какие-либо оправдания, соображениями безопасности самого вождя КПК-КНР, партии и государства, ибо дело касалось, с точки зрения Мао Цзэдуна, классовых врагов внутри партии.

Группа по особому делу Ван Гуанмэй занималась главным образом сбором таких материалов, которые могли бы дать основания для осуждения Лю Шаоци. Иначе говоря, хотя формально она была создана по «делу» Ван Гуанмэй, но по существу Мао Цзэдун таким обходным путем санкционировал тайное расследование деятельности председателя КНР Лю Шаоци.

Весьма характерно, что группа, по сути дела, была создана вне аппарата ЦК КПК. Ее поручили возглавить Се Фучжи, который был тогда министром общественной безопасности КНР. Следовательно, речь сразу пошла о «государственной измене», о «предательстве» в пользу иностранного государства.

Сам Се Фучжи был фигурой, показавшейся Мао Цзэдуну наиболее подходящей для этой цели. Се Фучжи был одним из провинциальных руководителей и был переведен в Пекин по рекомендации Дэн Сяопина. Попав в Пекин, Се Фучжи быстро доказал Мао Цзэдуну и Цзян Цин, что он готов на все, в том числе и на слежку за высшими руководителями государства и партии, включая и Лю Шаоци и своего «благодетеля» Дэн Сяопина.

Китайские ученые отмечали, что доступные им документы свидетельствовали о том, что вначале существовал замысел представить Лю Шаоци агентом специальных служб США (возможно, Мао Цзэдун, как это не раз бывало, попытался воспользоваться советским опытом и в данном случае копировать в какой-то степени дело Л.П.Берия в СССР; недаром он в свое время при встрече с Н.С.Хрущевым в 1957 г. в первую очередь интересовался именно этим делом).

Был составлен план, плелась сложная интрига. Прежде всего, намеревались доказать, что Ван Гуанмэй была агентом Управления стратегической информации США по Дальнему Востоку. Затем предполагалось заявить, что Ван Гуанмэй завербовала и втянула в свою деятельность и Лю Шаоци, который также стал американским шпионом[135].

Одним словом, Мао Цзэдуну очень хотелось, чтобы получилось что-то наподобие дела В.К.Блюхера в Советском Союзе, когда И.В.Сталин приказал расстрелять его за то, что тот якобы был завербован японской шпионкой. В данном случае Лю Шаоци мог быть представлен как человек не первой молодости, околдованный молодой американской шпионкой-китаянкой. В свое время Ван Гуанмэй была студенткой университета Пужэнь, привилегированного учебного заведения в Пекине, где давали по тем временам прекрасное образование. Она блестяще владела английским языком и, безусловно, встречалась и общалась с иностранцами, в том числе и с американцами. В то же время Ван Гуанмэй, как, впрочем, и ее братья, вступила в КПК, принимала участие в подпольной работе партии.

Когда в 1946 г. КПК вела переговоры с Гоминьданом (ГМЛ), в Пекине был создан орган из представителей трех сторон (КПК, ГМД, США), ведавший передислокацией вооруженных сил ГМД и КПК. Делегация КПК, которую возглавлял видный деятель партии Е Цэяньин, должна была вести переговоры с американцами, и подпольная организация КПК в Пекине рекомендовала делегации КПК Ван Гуанмэй в качестве переводчицы; через нее поддерживалась связь с американцами.

В феврале 1947 г. разразилась гражданская (или внутренняя) война в Китае, и делегация КПК была отозвана из Пекина. Ван Гуанмэй вместе с членами делегации прибыла в район, находившийся под контролем КПК и расположенный на стыке провинций Хэбэй, Чахар, Ганьсу. Затем она попала в Пиншань, где и познакомилась с Лю Шаоци, за которого впоследствии вышла замуж.

Все это было общеизвестно. Собственно говоря, партийная организация руководила деятельностью Ван Гуанмэй с середины 40-х годов. Сам брак Лю Шаоци и Ван Гуанмэй был санкционирован руководством партии. Казалось, что тут нет неясностей. Однако, исходя из намерения доказать причастность Лю Шаоци к шпионажу в пользу США, группа по особому делу Ван Гуанмэй развернула активную, просто лихорадочную деятельность.

Были арестованы члены подпольной организации КПК, действовавшей в Пекине в 40-х годах. В тюремном заключении оказался, например, известный деятель компартии Цуй Юэли, некогда работавший в подполье в Пекине, а после 1 октября 1949 г. и создания КНР занимавший пост заместителя мэра Пекина Пэн Чжэня, который также стал одним из первых объектов нападок в ходе «культурной революции». Цуй Юэли томился в тюрьме долгие годы. Были схвачены и несколько профессоров университета Пужэнь. Из всех этих людей пытались выбить свидетельские показания, но так и не сумели ничего добиться, хотя и замучили их до смерти[136].

Одновременно в поле зрения группы по особому делу Ван Гуанмэй попал Чжан Чжуньи — профессор расположенного в Пекине Хэбэйского (провинциального) педагогического института. В 1967 г. Чжан Чжуньи было 67 лет, т. е. это был человек того же поколения, что и Лю Шаоци. Чжан Чжуньи не был знаком ни с Лю Шаоци, ни с Ван Гуанмэй. Но зато Чжан Чжуньи был приятелем профессора Ян Чэнизо и его супруги Юань Шаоин, а те, в свою очередь, знали Ван Гуанмэй. Этим и решила воспользоваться группа по ее особому делу. Чжан Чжуньи был болен раком. Болезнь находилась в последней стадии. Дни Чжан Чжуньи были сочтены. 24 октября 1967 г. группа по особому делу доложила, что Чжан Чжуньи может умереть в любой момент и даже при лечении в больнице долго не протянет. Из этого группа по особому делу Ван Гуанмэй сделала свои выводы и внесла предложение продолжать лечить Чжан Чжуньи в тюрьме и одновременно интенсивно допрашивать его. Министр общественной безопасности КНР Се Фучжи препроводил документ с этим предложением супруге Мао Цзэдуна Цзян Цин, которая и наложила резолюцию: «Читала. Согласна».

26 октября 1967 г. состояние Чжан Чжуньи настолько ухудшилось, что 28 октября его перевезли в военный госпиталь, где врачи, как докладывала группа по особому делу Ван Гуанмэй, «обеспечили ему семь дней жизни для допросов». В целом за последние 27 дней жизни Чжан Чжуньи у него «брали показания» 21 раз, а 31 октября его допрашивали 15 часов подряд, с 9 до 24 часов. Через 2 часа после этого допроса, в ночь на 1 ноября 1967 г., Чжан Чжуньи скончался. Хотя в ответ на многократные вопросы следователей умирающий повторял: «Ван Гуанмэй — член Коммунистической партии», в официальном отчете утверждалось обратное: Чжан Чжуньи якобы дал некоторые показания, свидетельствующие о том, что Ван Гуанмэй — гоминьдановский агент. После смерти Чжан Чжуньи осталось 20 кассет с записью допросов. Они-то и были использованы как основание для обвинения Лю Шаоци.

В своем первом письменном докладе по материалам допросов скончавшегося Чжан Чжуньи группа по особому делу, которое было заведено на супругу Лю Шаоци, доносила: «В основном можно утверждать, что Ван Гуанмэй является агентом Управления стратегической информации США».

Это был явно не тот вывод, который был нужен тем, кто создавал эту специальную группу. Они нуждались в материалах для обвинения в предательстве и шпионаже самого Лю Шаоци. Цзян Цин, прочитав упомянутый доклад группы по особому делу Ван Гуанмэй, разгневалась, возвратила доклад и устроила разнос непонятливым исполнителям, Группа зашла в тупик, не зная, что делать. Она направила доклад Кан Шэну, который нашел «выход», внеся в текст документа поправки, исключавшие всякую неясность. «Имеющиеся в настоящее время материалы», гласил этот документ в редакции Кан Шэна, не только «свидетельствуют о том, что Ван Гуанмэй является „агентом“», но и «подтверждают», что «агентом» является и сам Лю Шаоци[137].

Тем не менее доклад и в таком виде не был направлен ни в ЦК КПК, ни Мао Цзэдуну. Очевидно, что обстоятельства борьбы в верхнем эшелоне власти складывались в тот момент таким образом, что Кан Шэн и Цзян Цин были поставлены перед необходимостью искать другие «свидетельства виновности» Лю Шаоци. Нельзя исключать того, что Мао Цзэдун к тому времени принял решение способствовать установлению контактов с Вашингтоном, вести дело к встрече с президентом США Р.Никсоном. В этой связи Мао Цзедун, представляя «дело» Лю Шаоци руководству партии, всей партии и всему народу, теперь уже не желал направлять острие критики в ходе «культурной революции» против США, против американского империализма, а предпочитал представить Лю Шаоци не как американского агента, а в качестве «предателя» дела КПК, работавшего в пользу Гоминьдана.

Таким образом, руководителям всей конкретной работы по подготовке обвинений в адрес Лю Шаоци — «китайскому Берия», т. е. Кан Шэну, и исполняющей обязанности руководителя ГКР супруге Мао Цзэдуна Цзян Цин пришлось фабриковать доказательства того, что Лю Шаоци «добровольно явился с повинной к гоминьдановским властям и стал предателем»[138]. Иначе говоря, до того как объявлять Лю Шаоци иностранным шпионом, следовало представить его прежде всего и главным образом предателем, изменником дела Компартии в пользу Гоминьдана.

Организаторы преследований решили использовать тот факт, что Лю Шаоци побывал в гоминьдановской тюрьме. В 1942 г. Лю Шаоци писал в своей биографии: «После движения 30 мая 1925 г. я направился в Хунань. Там я был арестован Чжао Хэнти. Благодаря массовому движению протеста и другим формам борьбы меня в конце концов выдворили за пределы провинции. В 1929 г. я был арестован в Маньчжурии. Но ввиду того, что доказательств было недостаточно, а также благодаря тому, что я твердо держался во время судебного заседания, спустя два месяца было объявлено, что я не виновен, и меня выпустили из тюрьмы»[139].

Все эти обстоятельства Кан Шэн стремился использовать в целях решения задач, поставленных Мао Цзэдуном перед группой по особому делу Лю Шаоци.

В первую очередь были перевернуты архивы японских оккупационных и прояпонских марионеточных властей. Ничего компрометирующего Лю Шаоци обнаружить не удалось. Затем усиленно старались найти необходимые свидетельские показания для обвинения Лю Шаоци в предательстве КПК в пользу Гоминьдана.

Например, долгое время вместе с Лю Шаоци в «белых районах» работал член КПК Ван Шиин (на VIII съезде был избран членом центральной комиссии партийного контроля при ЦК КПК). Во время «культурной революции» его схватили и установили над ним так называемую «опеку», или «содержание под наблюдением».

Это специальное понятие было введено в КПК для оправдания не оформленного официальными государственными документами ареста многих людей, членов партии; партия, и тут следуя за своим лидером Мао Цзэдуном, полагала, что она имеет право сама творить суд над своими членами; по существу, это было самое настоящее тюремное заключение.

Ван Шиина вынуждали давать свидетельские показания в подтверждение того, что Лю Шаоци якобы предал партию. «Опекаемый», однако, ответил категорическим отказом: «Расстреляйте меня, но я этого писать не буду». V Ван Шиина был к тому времени рак легких, но это не остановило палачей, и они прибегли к пыткам. Ван Шиина начали допрашивать с пристрастием 31 октября 1967 г., а 26 марта 1968 г. он скончался[140].

В марте того же, 1968 г. Цзян Цин, выступая перед сотрудниками групп по восьми особым делам, говорила: «Одно из дел вызывает у меня большое неудовлетворение (имелось в виду дело Ван Шиина. — Ю.Г.)… Надо вести допрос по принципу: умрет, так умрет… Надо действовать со злостью, бить в одну точку… если нескольких человек недостаточно — надо привлечь к работе десять, двадцать человек и вести борьбу злее. Некоторые (из допрашиваемых. — Ю.Г.) хотят умереть; они сами этого хотят — значит, владыка ада пригласил их на выпивку в загробный мир!в[141].

Сильному давлению подвергался также известный всей партии человек — Ань Цзывэнь, который вместе с Лю Шаоци работал в «белых районах», а затем много лет возглавлял организационный отдел ЦК КПК. Ань Цзывэнь впоследствии вспоминал, что его трижды пытались принудить к даче ложных показаний по делу Лю Шаоци. При этом ему говорили, что подвернулся случай отличиться перед руководителями «культурной революции». Представитель группы по особому делу уговаривал Ань Цзывэня: «Только напиши свидетельские показания о том, что Лю Шаоци — предатель, и ты немедленно выйдешь из тюрьмы, вернешься домой к семье, родным и близким, снова приступишь к работе, а когда будет созван IX съезд партии — сможешь стать членом нового ЦК».

В ответ Ань Цзывэнь сказал, что ему ничего не известно о предательстве Лю Шаоци, как же он может писать такое? Представитель группы ответил: «Если ты не знаешь, что Лю Шаоци — предатель, то этому легко помочь; я расскажу тебе, при каких обстоятельствах был арестован Лю Шаоци и как он стал предателем; от тебя требуется только написать все в соответствии с тем, что я скажу». — «Ну, тогда ты сам и отличись, — предложил Ань изывэнь, — пусть тебе будет принадлежать эта заслуга; пиши, пожалуйста, сам!»

Ань Цзывэнь не поддался нажиму. Представители группы по особому делу Лю Шаоци были этим очень недовольны. После этого Ань изывэнь многие годы томился в тюрьме, закованный в кандалы. Его выпустили только после смерти Мао Цзэдуна и устранения с политической сиены его ближайших приверженцев по «культурной революции» — Цзян Цин и других[142].

Итак, одного потенциального «свидетеля», Ван Шиина, довели до смерти, а другого, Ань Цзывэнь, обрекли на страдания в тюрьме, однако ни от одного из них ложных показаний получить так и не удалось.

Все же в конце концов группа по особому делу добыла «доказательства виновности» Лю Шаоци. Ключевыми тут стали показания двух измученных пытками людей — Дин Цзюецюня и Мэн Юнцяня.

Дин Цзюецюнь в середине 20-х годов был членом КПК, а в 1927 г. работал вместе с Лю Шаоци в Ухане. Позднее Дин Цзюецюнь вышел из КПК, а после образования КНР выступал как деятель, представляющий демократические круги. Работал в канцелярии советников в провинции Хунань. Во время «культурной революции» его схватили, посадили в тюрьму и подвергли допросу с пристрастием, требуя дать клеветнические показания против Лю Шаоци. Сначала подследственный ничего дурного о Лю Шаоци не говорил, лишь сообщил, что в свое время он, Дин Цзюецюнь, работал в партотделе города, а Лю Шаоци тогда же — в центральном совете профсоюзов провинции Хубэй. Дин Цзюецюнь уверял, что никаких отношений, кроме чисто деловых, между ними не было и никаких сведений он дать не может.

После того как о ходе допросов было доложено Кан Шэну, Цзян Цин и Се Фучжи, они наложили на докладе группы по особому делу свои резолюции, потребовав от нее действовать наступательно. Се Фучжи наставлял своих подчиненных: «Допрос надо вести со злостью, с рукоприкладством»; «Надо допрашивать сосредоточенно, несколько часов подряд, не отступать, не прекращать, атаковать до тех пор, пока не удастся пробить брешь».

Получив такой приказ, группа по особому делу Лю Шаоци удвоила рвение. Нового «наступления» Дин Цзюецюнь не выдержал и написал все, что от него требовали. Именно эти показания послужили основанием для обвинения Лю Шаоци в том, что в 1927 г. он стал предателем.

Через некоторое время после своего вынужденного лжесвидетельства Дин Цзюецюнь написал группе по особому делу письмо, в котором он отказывался от своих показаний: «Меня принудили к ложным показаниям с тем, чтобы посредством критики опорочить и снять с поста Лю Шаоци; все, что я написал в своих показаниях, это целиком и полностью извращение фактов». В ответ группа по особому делу пригрозила, что, если он будет настаивать на отказе от своих показаний, речь пойдет о жизни и его самого, и всей его семьи. Запуганный этим Дин Цзюецюнь не осмеливался больше протестовать[143].

Второе ложное показание дал Мэн Юниянь. В подписанном им документе говорилось, что Лю Шаоци стал предателем, когда был арестован в 1929 г. в Шэньяне.

Мэн Юниянь был старым партийным активистом. В 1929 г., когда Лю Шаоци был секретарем парткома провинции Маньчжурия, в состав этого комитета входил и Мэн Юниянь. Оба они были арестованы. Из тюрьмы их тоже освободили одновременно. После образования КНР Мэн Юниянь несколько лет работал на руководящей должности во Всекитайском совете кооператоров. Во время «культурной революции» его арестовали и потребовали заявить, что он считает Лю Шаоци предателем.

Мэн Юниянь, конечно, прекрасно знал, что в те далекие годы, когда он и Лю Шаоци были заключены в тюрьму города Шэньян, никакого предательства его товарищ по партии не совершал. Заявляя об этом следователям, Мэн Юниянь сначала держался твердо и, несмотря на применявшиеся к нему меры принуждения, не соглашался давать ложные показания. Группа по особому делу в своем докладе, представленном Цзян Цин, жаловалась, что Мэн Юниянь «никак не желает раскрыть существо вопроса, занимает в высшей степени нечестную позицию». После того как Цзян Цин и Кан Шэн наложили на этом докладе свои резолюции, санкционировавшие продолжение допросов, министр общественной безопасности КНР Се Фучжи вызвал группу для инструктажа. Было разъяснено, как именно следует вести это дело: необходимо действовать безостановочно, по принципу колеса, допросы вести днем и ночью, привлечь десять-пятнадцать сотрудников: «Пусть семь-восемь человек работают языками, а другие— руками и ногами», — уточнил министр общественной безопасности КНР во времена «культурной революции» Мао Цзэдуна. Указание было выполнено. После семи суток безостановочного допроса в соответствии с полученными инструкциями Мэн Юнцянь не выдержал и написал все, что от него требовали. Эти показания, как и «свидетельства» Дин Цзюецюня, были приложены к докладу группы по особому делу Лю Шаоци и стали главными аргументами обвинителей.

Будучи вынужден оговорить старого товарища, Мэн Юниянь, как, впрочем, и Дин Цзюецюнь, через некоторое время написал опровержение. Более двадцати раз он напоминал тюремщикам о том, что желал бы взять свои слова назад, что показания были вырваны у него силой и не соответствуют действительности, что их следует аннулировать и что дело Лю Шаоци вообще велось ошибочно. Каждый раз, когда он подавал свои заявления, это ему дорого обходилось. Против Мэн Юнияня «вели борьбу», и его заявления не принимались во внимание. После устранения «группы четырех», т. е. Цзян Цин и других, Мэн Юниянь написал обо всем в центральную комиссию по проверке дисциплины КПК[144].

Выбив ложные показания о предательстве Лю Шаоци, группа составила отчет и представила его Мао Цзэдуну. В КНР, описывая эти события, утверждали, что позже при проверке было выявлено, что Мао Цзэдуну принесли читать лишь ложные показания и скрыли от него то, что свидетельствовало в пользу Лю Шаоци.

В историографии КНР 70-80-х годов постоянно просвечивало желание обелить Мао Цзэдуна, представить его великим вождем, которого в «деле» председателя КНР Лю Шаоци водили за нос его ближайшие приверженцы.

Думается, что на самом деле, будучи заинтересован в том, чтобы довести до конца свою борьбу против главной мишени «культурной революции», т. е. против Лю Шаоци, Мао Цзэдун утвердил доклад группы по этому особому делу и санкционировал предложенные ею выводы[145].

Мао Цзэдун и его приверженцы, очевидно, хотели получить удовлетворение также и от того, что Лю Шаоци еще при жизни узнает о решении ЦК исключить его из КПК навечно.

Этот вопрос был поставлен на XII пленуме ЦК КПК 8-го созыва, состоявшемся 13–30 октября 1968 г. Доклад группы по особому делу назывался «О расследовании преступлений предателя, провокатора и штрейкбрехера Лю Шаоци» и был положен в основу речи тогдашнего «человека номер три» в партии, Чжоу Эньлая, с которой этот член Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК и выступил перед участниками пленума 18 октября 1968 г.

Чжоу Эньлай говорил в основном о деятельности Лю Шаоци до образования КНР. Таким образом, очевидно согласно инструкции Мао Цзэдуна, из поля зрения участников пленума выводились разногласия между Мао Цзэдуном и Лю Шаоци после 1949 г., особенно по поводу ряда установок периода «большого скачка» и «народных коммун». Тогда по многим важным вопросам Лю Шаоци не соглашался с Мао Цзэдуном, который, естественно, был заинтересован в том, чтобы внушить партии и народу, что никто, даже Лю Шаоци, не сомневался в правильности проводившегося им курса.

На самом деле это было не так. Вся практическая деятельность Лю Шаоци в первой половине 60-х годов была, по сути дела, своеобразной «альтернативой внутри социализма» тому, что делал и стремился делать Мао Цзэдун. Лю Шаоци и другие руководители партии сыграли важную роль и в выправлении целого ряда последствий «большого скачка» и «народных коммун», и в переводе хозяйства страны и до определенной степени политической жизни континентального Китая на путь, который не совпадал с представлениями Мао Цзэдуна относительно перспектив развития КНР. Именно это Мао Цзэдун стремился скрыть от членов партии и от народа страны. Во всяком случае, при обсуждении вопроса о Лю Шаоци на XII пленуме ЦК КПК 8-го созыва Мао Цзэдун не допустил открытия дискуссии по вопросу о том, существовали ли альтернативные пути развития континентального Китая и если существовали, то в чем была разница между ними.

Согласно формулировке Чжоу Эньлая, в 1925 г. Лю Шаоци, «симулируя болезнь, самовольно оставил шанхайский генеральный совет профсоюзов как раз тогда, когда этот орган подвергся разгрому». Здесь Мао Цзэдун заставил Чжоу Эньлая сделать особый акцент на деятельности Лю Шаоци в Шанхае в те годы. Поскольку многие руководящие деятели КПК, включая самого Чжоу Эньлая, тоже были в Шанхае и участвовали в событиях, подлинная картина которых остается не вполне ясной и до сих пор, Чжоу Эньлай, заинтересованный в том, чтобы самому не попасть под огонь критики, особенно яростно нападал на Лю Шаоци. Кстати сказать, даже на смертном одре Чжоу Эньлай не расставался с документами, которые, как ему представлялось, свидетельствовали, что он «не предавал» КПК в пользу Гоминьдана именно в середине 20-х годов.

Далее Чжоу Эньлай в своем докладе утверждал, что Лю Шаоци, будучи арестован в городе Чанша, «иеной предательства и благодаря заступничеству милитаристов избежал смертной казни». Кроме того, он же «разоружил рабочие вооруженные отряды» в Ухане и «тормозил рабочее движение» в этом городе. В 1927 г. он передал Гоминьдану «секретные данные о рабочем движении». Так Чжоу Эньлай, также, очевидно, выполняя замысел Мао Цзэдуна, бросал тень на деятельность и Лю Шаоци и вообще всех тех руководителей КПК, которые в те годы действовали в городах Китая, в районах, находившихся под властью Гоминьдана, центрального правительства Китайской Республики, и именующихся обычно «белыми районами».

Это было своего рода завершение борьбы внутри КПК между теми, кто работал в городах, и теми, кто находился в деревнях. Себя Мао Цзэдун относил к последним. Одной из целей «культурной революции» был для него окончательный разгром той части партии, которая была связана с деятельностью в «белых районах». Мао Цзэдун воспользовался волной «культурной революции», в частности, и для того, чтобы внутри партии провести чистку и избавиться, по преимуществу физически, от партийцев-выходиев из «белых районов»; именно их лидером и был Лю Шаоци.

Чжоу Эньлай вслед за тем в своем докладе говорил о том, что в 1929 г. Лю Шаоци «сотрудничал с милитаристами» и выдавал им членов некоторых парторганизаций в Маньчжурии, в городах Люйда, Фушунь и Тяньцзинь. Это и была та часть доклада, которая основывалась на свидетельских показаниях, силой выбитых у упомянутых людей, которых заставили лгать. Как были получены такие важные показания, Чжоу Эньлай предпочел не уточнять, так как в данном случае он заботился не об исторической истине, не о Лю Шаоци и других товарищах по партии, но исключительно о себе, о том, чтобы сохранить свое положение у власти при Мао Цзэдуне. Эгоизм Чжоу Эньлая проявился здесь в полной мере. Он был столь же эгоистичен и бесчеловечен, по крайней мере в отношении Лю Шаоци и многих других старых товарищей, погибших во время «культурной революции», как и Мао Цзэдун. Так, Чжоу Эньлай в своем докладе солидаризировался с Кан Шэном и поддержал принятое Мао Цзэдуном с подачи Кан Шэна в марте 1967 г, решение об осуждении большой группы видных работников партии, которых необоснованно обвинили в предательстве в пользу Гоминьдана во время Войны Сопротивления Японии. По утверждению Чжоу Эньлая, в 1936 г. Лю Шаоци дал указание «61 предателю», в том числе таким известным деятелям КПК, как Бо Ибо, Лю Ланьтао, Ань Цзывэнь и другие, выступить с «антикоммунистическими заявлениями», благодаря чему они вышли из гоминьдановских тюрем и тут же весьма активно включились и в Войну Сопротивления Японии и в деятельность организаций КПК.

Затем Чжоу Эньлай говорил о том, что в 1941 г. Лю Шаоци «пытался уничтожить Красную Армию Китая и ликвидировать в Китае красную власть». Так через Чжоу Эньлая Мао Цзэдун внедрял в умы своих приверженцев мысль о том, что внутри КПК была большая группа «предателей» во главе с Лю Шаоци, которые на протяжении многих лет настойчиво пытались подчинить КПК Гоминьдану, и только позиция Мао Цзэдуна «спасла» КПК и ее вооруженные силы, в частности, во время Войны Сопротивления Японии. Здесь Мао Цзэдун устами Чжоу Эньлая стремился, с одной стороны, углубить раскол между различными группировками военачальников, которые никогда не приходили к полному единению, а с другой — привлечь на свою сторону тех же военачальников, которых он таким образом противопоставлял «некоторым гражданским политикам внутри руководства партии». Таким образом, Чжоу Эньлай в скрытой форме передавал мысль Мао Цзэдуна, которая состояла в том, что Лю Шаоци и подобные ему деятели якобы не ценили военных, были готовы подчинить их в свое время Гоминьдану и только Мао Цзэдун всегда, и во время Войны Сопротивления Японии, и во время внутренней войны с Гоминьданом, и в годы КНР, отстаивал интересы военачальников, т. е. еще раз демонстрировал военачальникам, что если во главе партии и армии будет продолжать оставаться Мао Цзэдун, то и во время «культурной революции» они могут быть спокойны за свое положение. Отсюда следовал вывод о том, что если Мао Цзэдун требует отдать ему голову Лю Шаоци, то следует так и поступить.

Чжоу Эньлай, наконец, сказал и о том, что в 1945 г. Лю Шаоци «восхвалял» «парламентскую борьбу», «подрывал НОАК», «проповедовал национальное и классовое предательство». Тем самым внушалась мысль о том, что Лю Шаоци, как ни крути, а объективно действовал, с одной стороны, в пользу США, а с другой — в пользу Чан Кайши, да и вообще всех «врагов КПК-КНР», которые находились за пределами страны.

Так Чжоу Эньлай, уже без всяких ссылок на отношение Лю Шаоци к какому-то кинофильму, бросал в адрес председателя КНР и заместителя председателя ЦК КПК обвинения в «национальном предательстве» и в «классовом предательстве». «Национальное» и «классовое» «предательства» представали неразрывно связанными одно с другим. Мао Цзэдун же при этом как бы самым естественным образом оказывался защитником и классовых интересов трудящихся страны, и национальных интересов всей китайской нации. Здесь содержался завуалированный намек и на некий «сговор» Лю Шаоци с Москвой. В ходе «культурной революции» именно Москву обвиняли в «ревизионизме», т. е. в том, что она действует в угоду империализму, прежде всего американскому, а значит, совершает предательство классовых и национальных интересов, а пособников Москвы в континентальном Китае, также именуемых «ревизионистами» или «идущими по капиталистическому пути», иначе говоря, «каппутистами», осуждали за «пресмыкательство» перед политикой Москвы.

Далее Чжоу Эньлай сообщил о том, что с 1947 г. Лю Шаоци через своих родственников (при этом его супруга Ван Гуанмэй и ее брат назывались «американскими шпионами») установил связь с разведывательными службами США, которым в 1950 г. передал «немало весьма ценных… материалов». Что же касается Ван Гуанмэй, то она, как говорилось в докладе, была заслана в Яньань бэйпинским отделом Управления стратегических служб США.

Таким образом, Мао Цзэдун через Чжоу Эньлая проводил мысль о том, что накануне создания КНР Лю Шаоци уже являлся агентом США и был нацелен на сотрудничество с ними. На самом деле именно Мао Цзэдун и его приверженцы, в том числе и прежде всего Чжоу Эньлай, но не Лю Шаоци стремились тогда вести игру с Вашингтоном, в частности в ущерб отношениям с Москвой, за развитие которых выступал Лю Шаоци. Тут Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай все ставили с ног на голову. В преддверии начала своей «большой игры» с Вашингтоном они были крайне заинтересованы в подобной извращенной трактовке исторических событий.

В конце доклада Чжоу Эньлай дал обещание в дальнейшем представить участникам пленума более подробную информацию о «преступлениях» Лю Шаоци в период «после Освобождения страны». Это обещание так и не было выполнено.

Как оценить тот факт, что с докладом, осуждающим Лю Шаоци, выступил Чжоу Эньлай?

В то время он являлся руководителем повседневной работы ЦК КПК, доверенным лицом Мао Цзэдуна по руководству деятельностью партии во время «культурной революции». Чжоу Эньлай был полностью информирован о ходе внутрипартийного следствия по делу Лю Шаоци. Более того, через него проходили все материалы специально созданной для этой цели группы. Еще более важным представляется то, что Мао Цзэдун полагал, что именно Чжоу Эньлай лучше всех справится с задачей доведения его мнения о Лю Шаоци до членов ЦК партии. Чжоу Эньлай оставался в то время практически единственным из членов руководства партии до «культурной революции», кто пользовался авторитетом и в партии, и у Мао Цзэдуна. Мао Цзэдун доверил ему это выступление, тем самым еще больше привязав Чжоу Эньлая к себе, побуждая и других партийных руководителей окончательно отойти от Лю Шаоци. Выступив с этим докладом, Чжоу Эньлай подтвердил и закрепил представление о своей неотделимости от Мао Цзэдуна и его политики, общность ответственности за преступления «культурной революции».

У Чжоу Эньлая были и другие причины доказывать причастность Лю Шаоци к контактам с американскими спецслужбами до создания КНР. Дело в том, что в свое время в мировой печати распространялись сведения о том, что в 1949 г., накануне образования КНР, именно Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай предпринимали определенные шаги, свидетельствовавшие об их намерениях развивать межгосударственные отношения КНР и США, в то время как Лю Шаоци тогда выступал за сближение с СССР. В данном случае важно лишь подчеркнуть, что Чжоу Эньлай и Мао Цзэдун, вероятно, всегда были озабочены тем, чтобы противопоставить что-нибудь такого рода сообщениям печати и тому, что было известно определенному кругу партийных функционеров о подлинных позициях главных руководителей партии и страны.

Из упомянутого обещания вернуться к вопросу о Лю Шаоци и сообщить сведения о его деятельности в годы КНР следовало, что партию старались припугнуть тем, что «дело» Лю Шаоци еще не закрыто, что предстоит широкая кампания по выявлению всех причастных к нему уже после создания КНР, на протяжении всех 17 лет существования Республики до начала «культурной революции».

В заключение группа ЦК КПК по особому делу Лю Шаоци и Чжоу Эньлай квалифицировали «преступления» Лю Шаоци как столь тяжкие, что их «не искупить даже смертью», и призвали ЦК КПК «лишить Лю Шаоци всех постов, навечно исключить его из КПК и продолжить борьбу с Лю Шаоци и его приспешниками»[146].

XII пленум ЦК КПК 8-го созыва принял решение исключить Лю Шаоци из партии и лишить его всех постов, в том числе государственных. Это было еще одно нарушение Конституции КНР. Мао Цзэдун намеренно настоял на формулировке об исключении Лю Шаоци из партии «навечно», т. е. без права восстановления и после смерти.

В историографии КНР в 80-х годах, когда «культурная революция» в принципе была подвергнута критике, этой резолюции была дана следующая оценка: «XII пленум ЦК КПК в обстановке, при которой нарушались все нормы внутрипартийной жизни, утвердил доклад „О расследовании преступлений предателя, провокатора и штрейкбрехера Лю Шаоци“, составленный Цзян Цин, Кан Шэном, Се Фучжи на основе фальшивых показаний, и принял ошибочное решение „навечно исключить“ Лю Шаоци из партии и лишить его „всех постов в партии и вне ее“. Эти полностью неверные политические выводы и организационные меры не только потрясли самого Лю Шаоци как человека, от них пострадали тысячи членов партии — кадровых работников, трудящихся и интеллигентов. Так появилось самое позорное в истории нашей партии дело, приведшее к величайшему политическому, организационному и идейному разброду»[147].

Лю Шаоци уведомили об исключении его «навечно» из КПК 24 ноября 1968 г., очевидно, специально приурочив «подарок» ко дню его 70-летия.

Можно предположить, что Мао Цзэдун и его приверженцы не могли отказать себе в этом «удовольствии». Мао Цзэдун, будучи человеком, чуждым сострадания, стремился и в данном случае к тому, чтобы получить максимальное удовлетворение: уверенность в том, что Лю Шаоци, получив известие об исключении его из партии в день своего рождения, будет страдать вдвойне, очевидно, доставляла Мао Цзэдуну особую радость.