Воспоминания

Существовала такая сторона в деятельности Лю Шаоци, которая особенно привлекает к себе внимание в нашей стране. Речь, конечно же, идет о том, какую политику стремился проводить Лю Шаоци в отношении Москвы, особенно в первой половине 60-х годов, т. е. накануне «культурной революции» в КНР. На этом представляется целесообразным остановиться особо, использовав и собственные наблюдения автора, которому довелось в те годы работать в Китае и видеть Лю Шаоци.

Начать, пожалуй, можно с упоминания о том, что, став председателем КНР, Лю Шаоци в первой половине 60-х годов стремился осуществлять такие внешнеполитические шаги, которые не нравились Мао Цзэдуну. Недаром во время «культурной революции» эту внешнюю политику называли чем-то вроде заигрывания и с СССР, и со странами Запада, На самом же деле Лю Шаоци пытался обеспечить мирные и благоприятные международные условия для решения внутрикитайских, особенно экономических, проблем.

При этом для нас важно прежде всего отметить, что именно в это время, в 1964 г., в Пекине начались первые за всю историю отношений СССР и КНР консультации по пограничным вопросам.

В ходе все той же «культурной революции» в дацзыбао и листовках резкой критике подвергался бывший руководитель делегации КНР на упомянутых консультациях и заместитель министра иностранных дел КНР Шэн Юнцюань за то, что он, будучи «приспешником» Лю Шаоци, действовал якобы во вред интересам КПК и КНР.

На самом же деле в процессе консультаций, проходивших весной 1964 г., удалось практически согласовать главные позиции сторон относительно принципов определения линии прохождения границы на тех ее участках, по которым мнения сторон расходились. Нельзя исключать того, что именно Лю Шаоци удалось тогда повлиять на подход китайской стороны к переговорам. С нашей стороны позицию в принципе определял Н.С.Хрущев. Благодаря разумному подходу, проявленному обеими сторонами, летом 1964 г. делегации практически договорились о прохождении всей линии границы на ее восточном участке, за исключением границы в районе г. Хабаровска. Был подготовлен к парафированию соответствующий документ. Возникла реальная перспектива в основном снять пограничную проблему в отношениях между нашими странами.

Именно в этот момент Мао Цзэдун вмешался в ход событий, выступив со своим известным широковещательным заявлением о том, что Китай еще не предъявлял счет по реестру якобы отторгнутых у него Россией и СССР территорий, в результате чего консультации были тогда сорваны, а уже подготовленные документы остались неподписанными, и такое положение дел сохранялось до первой половины 90-х годов.

Вполне очевидно, что Лю Шаоци стремился снять главное препятствие на пути нормализации наших отношений.

Вместе с Н.С.Хрущевым Лю Шаоци предпринял тогда мудрые шаги. Во-первых, были разграничены вопросы теории и практики, иначе говоря, вопрос о характере договоров о границе оставался как бы в замороженном состоянии, и в то же время на практике стороны, в сущности, могли снять остроту пограничных вопросов, ибо, если бы подготовленные документы были претворены в жизнь, на границе осталось бы немного участков, где могли бы происходить столкновения интересов сторон; граница стала бы, по сути дела, спокойной и мирной, а оставшиеся вопросы могли бы ждать решения сколь угодно долго, будучи отложены до той поры, когда будущие поколения смогут найти решение оставшихся вопросов.

Во-вторых, Лю Шаоци и Н.С.Хрущев тем самым переводили двусторонние межгосударственные отношения в нормальное состояние; возникала перспектива отделения на практике межгосударственных отношений от межпартийных, от полемики, которую вели тогда между собой две правившие в наших странах партии — КПСС и КПК.

В-третьих, с решением в основном пограничных вопросов между нашими сторонами возникала перспектива иной расстановки сил на планете в целом. Во всяком случае, предпринимаемые Н.С.Хрущевым и Лю Шаоци усилия отвечали интересам стабильности, спокойствия и мира.

Представляется, что такой подход к проблеме двусторонних советско-китайских отношений соответствовал и общей внешнеполитической линии Лю Шаоци, который стремился налаживать отношения, решая нерешенные вопросы, прежде всего с ближайшими соседями КНР, а затем и с другими государствами. Лю Шаоци как бы смягчал остроту «классовой борьбы» на мировой арене. Здесь и проявлялось одно из важных противоречий между Лю Шаоци и Мао Цзэдуном.

Далее, примечательной представляется и позиция Лю Шаоци осенью 1965 г., после снятия Н.С.Хрущева с высших руководящих постов в КПСС и в СССР. Думается, что она в немалой степени повлияла на практические действия пекинской дипломатии. Прежде всего, руководство КНР ответило согласием на приглашение посетить Москву в дни празднования очередной годовщины Октябрьской революции 1917 г. и направило в нашу страну партийно-правительственную делегацию во главе с Чжоу Эньлаем.

Сам Лю Шаоци и другие руководители КПК-КНР пришли на прием, состоявшийся по этому случаю в советском посольстве в Пекине. Во время этого приема Лю Шаоци в беседе с советским послом С.В.Червоненко, с одной стороны, отметил, что противоречия между нами (советской и китайской сторонами) продолжают носить классовый характер, однако, с другой — подчеркнул, что в день годовщины Октябрьской революции в России Политбюро ЦК КПК в полном составе находится вместе с советскими товарищами; половина его членов во главе с Лю Шаоци — на приеме в советском посольстве в Пекине, а другая половина, во главе с Чжоу Эньлаем, — в Москве, Представляется весьма характерным, что Мао Цзэдун не был тогда ни в Москве, ни на приеме в советском посольстве в Пекине, Лю Шаоци как бы оставил его за рамками Политбюро ЦК КПК.

По сути дела, с октября-ноября 1964 г. и вплоть до развертывания «культурной революции», т. е. до мая 1966 г., в советско-китайских отношениях царила некая оттепель, что особенно чувствовалось на практическом уровне. Многие вопросы решались тогда без проволочек и задержек.

В феврале 1965 г. состоялась последняя при жизни Мао Цзэдуна встреча высших руководителей наших стран. После ухода с политической сиены Н.С.Хрущева на протяжении нескольких лет руководство, в частности, нашей внешней политикой было, так сказать, «двухгодовым». На место высшего руководителя претендовали Л.И.Брежнев и А.Н,Косыгин, А.Н.Косыгин был тогда и членом Президиума ЦК КПСС, и Председателем Совета Министров СССР. Поэтому он полагал, что вопросы внешней политики советского государства должны находиться прежде всего в его ведении. С 1965 по 1970 г. он выступал и в роли лидера, который на самом высшем уровне занимался китайскими делами. В феврале 1965 г. в Пекине и состоялась беседа А.Н.Косыгина с Мао Цзэдуном. В этой встрече принял участие Лю Шаоци.

Еще до ее начала А.Н.Косыгин сфотографировался с Мао Цзэдуном. Затем обе делегации направились в зал переговоров. Впереди шел Мао Цзэдун; двигался он медленно и как-то тяжело; к нему подскочила небольшого роста молодая женщина в военной форме и повела его, поддерживая под руку.

За Мао Цзэдуном шли А.Н.Косыгин и Лю Шаоци (не Чжоу Эньлай, хотя именно он как глава правительства КНР формально был тогда партнером А.Н.Косыгина). По дороге А.Н.Косыгин спросил у Лю Шаоци: «Кто эта женщина?» Лю Шаоци ответил, что она «помогает ему (Мао Цзэдуну) в быту».

Во время беседы Лю Шаоци сидел непосредственно рядом с Мао Цзэдуном (хотя их кресла и не стояли вплотную одно к другому), а это позволяло понять, что Лю Шаоци являлся тогда «вторым человеком» в КПК и в КНР.

Когда в ходе беседы А.Н.Косыгин, отвечая на выпад Мао Цзэдуна, прямо сказал ему, что борьбы КПК и КНР против империализма «не видно», Мао Цзэдун по своей привычке как бы устранился от дальнейшего разговора и замолчал, продолжая курить и глядя в потолок.

Тогда в беседу вступил Лю Шаоци, который сразу же спустил разговор с теоретических высот на землю и начал показывать, что на практике и КНР помогает Вьетнаму в борьбе против американцев. При этом оказывалось, что и Москва и Пекин занимали практически одинаковые позиции, а разногласия между ними сводились только к выяснению того, кто более аккуратно и более ответственно относится к выполнению своего «интернационального долга».

Через некоторое время Мао Цзэдун вновь вступил в разговор, сказав: «Ну, вот вы и заспорили». Себя при этом он попытался оставить как бы в положении небожителя, который наблюдает за спорами людей на грешной земле.

Летом 1965 г. в Пекин прибыл новый посол СССР в КНР С.Г.Лапин, вполне очевидно, специально уполномоченный новым руководителем КПСС-СССР Л.И.Брежневым определить возможности и перспективы развития двусторонних советско-китайских отношений.

С.Г.Лапин провел серию бесед с руководителями КНР. В одной из таких бесед, кажется с министром иностранных дел КНР Чэнь И, в ответ на упреки в адрес Н,С.Хрущева С.Г.Лапин предложил больше не принимать во внимание то, что делалось во времена Н.С.Хрущева и представлялось в Пекине «враждебным» Китаю. «Мало ли что наговорил этот старый пердун», — заметил советский посол.

Тогда же состоялась беседа С.Г.Лапина с председателем Китайской Республики Лю Шаоци. В ней китайский собеседник не допускал нападок и упреков. Внимание было сосредоточено, во-первых, на мысли о том, что у двусторонних отношений есть хорошая историческая основа, так как в прошлом обе партии оказывали друг другу помощь, и, во-вторых, на поисках возможности развития двусторонних отношений.

Лю Шаоци тепло вспоминал о своем долгом путешествии через голодную и холодную Сибирь в Москву в 20-х годах. Он также говорил, что во время пребывания в Москве в 1921–1922 гг. ему довелось видеть и слышать В.И.Ленина. Посол С.Г.Лапин передал Лю Шаоци привет от Л.И.Брежнева и добавил, что советский лидер сохраняет в памяти воспоминания о том, как ему довелось в 1960 г. сопровождать Лю Шаоци во время его поездки по СССР, в частности о беседах с Лю Шаоци на озере Байкал, Кстати, тогда важная публичная речь Лю Шаоци в СССР была напечатана в китайской прессе под заголовком: «Сплочение — это сила».

По контрасту вспоминается, что, по словам С.Г.Лапина, сказанным в разговоре со мной, Л.И.Брежнев считал Мао Цзэдуна маньяком и, очевидно, искал разумных людей среди других китайских руководителей.

Мне довелось также быть свидетелем по сути дела последнего личного общения представителя Москвы с Лю Шаоци.

Весной 1966 г. Пекин посетил президент Ганы К.Нкрума. В дни его пребывания в КНР у него на родине произошел переворот и К.Нкрума лишился поста президента Ганы. Возникла деликатная дипломатическая ситуация. Из Москвы за К.Нкрумой был прислан специальный самолет. На летном поле пекинского аэродрома бывшего лидера Ганы провожал только советский посол. Поле было абсолютно пустынным. 6 самый последний момент, когда К.Нкрума, опираясь на свою знаменитую массивную трость, собирался откланяться и подняться на борт самолета, на летное поле выехал автомобиль. Он остановился, и из машины вышли двое: Лю Шаоци и Дэн Сяопин. Лю Шаоци предстал тогда высоким человеком очень болезненного вида, худым и бледным. На нем было тонкое, явно не шикарное пальто. Проводив К.Нкруму и дожидаясь, пока самолет вырулит на взлетную полосу, оставшиеся на летном поле помахали вслед ему руками. И тут С.Г.Лапин вспомнил о чем-то важном и обратился к Лю Шаоци, сказав, что у него имеется письмо ЦК КПСС с приглашением ЦК КПК направить свою делегацию на очередной съезд Компартии Советского Союза.

Напомним, что к тому времени почти пять лет не было никаких регулярных контактов по партийной линии, более того, на страницах партийных газет шла яростная полемика, в ходе которой стороны изобличали друг друга как ревизионистов, отошедших от правильных марксистско-ленинских положений, как предателей дела пролетариата, интернационализма и т. д.

И вдруг Лю Шаоци в ответ на слова советского посла протянул руку и сказал: «Дайте мне этот документ». С.Г.Лапин смешался и стал объяснять, что он не захватил письмо с собой и оставил его в посольстве. В дальнейшем письмо так и не удалось передать ни по каналам МИД КНР, ни через ЦК КПК. Дэн Сяопин, кстати сказать, во время этой сиены хранил полное молчание.

Важно, однако, что Лю Шаоци и тогда был настроен в пользу поддержания нормальных контактов между партиями, пусть и при продолжении полемики. В ходе «культурной революции» появились сообщения о том, что Мао Цзэдун был чрезвычайно разгневан позицией Лю Шаоци, и именно по настоянию Мао Цзэдуна Политбюро ЦК КПК отбросило мысль о возможности направления делегации ЦК КПК на съезд КПСС, состоявшийся в 1966 г.

22 июля 1966 г. Лю Шаоци выступил в Пекине на массовом митинге в поддержку борьбы вьетнамского народа против американской агрессии, за спасение отечества. В своей последней публичной речи, знаменательно посвященной «вьетнамскому вопросу», который в то время так или иначе, но объединял Москву и Пекин в их усилиях оказать помощь Вьетнаму, Лю Шаоци ни одним словом не упомянул об СССР, т. е. не критиковал действия Советского Союза. В условиях того времени, когда все политические выступления, особенно по международным вопросам, были пронизаны духом «борьбы» против «советского ревизионизма», к чему призывал Мао Цзэдун, это звучало явным и подчеркнутым диссонансом. После этого стотысячного митинга в Пекине в течение нескольких дней по всему Китаю были проведены массовые митинги в поддержку заявления председателя КНР Лю Шаоци. В его речи прозвучал призыв к борьбе против американского империализма совместно с социалистическими странами, а следовательно и с СССР, хотя в силу сложившейся ситуации Лю Шаоци не мог сказать об этом прямо. Политически мыслящие китайцы могли бы при желании найти в его словах осуждение внешнеполитической программы Мао Цзэдуна как проявления «национального шовинизма и национального эгоизма, представляющего собой измену интересам революционных народов мира»[167]. Более того, накануне XI пленума ЦК КПК 8-го созыва Лю Шаоци в последний раз воспользовался властью для того, чтобы подчеркнуть, что оказание помощи Вьетнаму и солидарность с революционными силами мира, с его точки зрения, являлись делом более важным, чем маоцзэдуновская «культурная революция». Лю Шаоци, порой маневрируя, старался соблюсти верность установкам VIII съезда КПК о линии на борьбу (при определенных обстоятельствах) вместе с СССР и другими социалистическими странами против империализма, в первую очередь американского.

12 ноября 1966 г. в КНР отмечалось столетие со дня рождения Сунь Ятсена. Заслуги Сунь Ятсена, общепризнанного в Китае вождя антимонархической революции 1911 г., отца-ос нова теля республики в Китае, были столь велики, а имя его оставалось столь нужным Мао Цзэдуну для подкрепления своего авторитета в умах многих китайцев, особенно за рубежами КНР, что, несмотря на то что эта дата пришлась на разгар «культурной революции» и ожесточенной борьбы против «всего и всякого старья», под коим подразумевалось все, что было в истории до начала «культурной революции», Мао Цзэдуну пришлось сделать жест, свидетельствовавший, по крайней мере внешне, о сохранении авторитета Сунь Ятсена.

По этому поводу в Пекине было проведено торжественное заседание, на котором Мао Цзэдун не присутствовал — он не снизошел до этого. Главным официальным лицом в этой ситуации стал председатель КНР. Лю Шаоци. В его присутствии вдова Сунь Ятсена Сун Цинлин выступила с докладом, в котором, в частности, подчеркнула, что одним из важных заветов Сунь Ятсена было пожелание «находиться в союзе с Россией».

В условиях того времени это был смелый поступок и оратора и тех, при ком это говорилось, кто самим своим присутствием солидаризировался со словами докладчика, так как главным внешнеполитическим врагом в ходе «культурной революции» Мао Цзэдун, Чжоу Эньлай и вообще весь «штаб» «культурной революции» считали именно нашу страну и наш народ.

По сути дела, Лю Шаоци, будучи главным официальным лицом на торжественном заседании по случаю столетия Сунь Ятсена, пребывая в зале, где произносила речь Сун Цинлин, продемонстрировал, что он продолжает разделять призыв Сунь Ятсена к «союзу с Россией» или, во всяком случае, сохраняет память о периоде добрых отношений с нашей страной.

Кстати сказать, далеко не случайно как раз Лю Шаоци оказался первым из высших руководителей КПК-КНР, кто возглавил созданное в 1950 г. Общество китайско-советской дружбы; на этом посту Лю Шаоци впоследствии сменила именно Сун Цинлин.

Лю Шаоци и Сун Цинлин были из числа тех китайских руководителей, которые всегда хорошо относились к Советскому Союзу. Конечно, они действовали прежде всего в интересах своего народа и своей страны, но одновременно выступали и за мирные добрососедские отношения с нашей страной и нашим народом, полагая, что это отвечает коренным интересам Китая и китайцев.

Вообще следует сказать, что в высшем руководстве КПК-КНР почти всегда находились люди, которые стояли за сохранение и развитие нормальных, мирных, дружественных, взаимополезных отношений с СССР. Они противостояли тем, кто занимал иные позиции. Мао Цзэдун, Дэн Сяопин исходили прежде всего из мысли о том, что к нашей стране и нашему народу следовало относиться с подозрением, как к потенциальному или реальному врагу; они выдвигали к нам претензии, прежде всего территориального характера, стремясь воспитывать народ Китая в убеждении, что Россия (и царская и советская) якобы «виновата» перед Китаем, остается его «территориальным должником».

Мао Цзэдун дошел до того, что начал внедрять в умы китайцев идеи о допустимости войны против нашей страны, о необходимости готовиться к такой войне; более того, именно при власти Мао Цзэдуна были расстреляны в упор наши безоружные представители на переговорах по пограничным вопросам на острове Даманский в 1969 г., т. е. началась «пограничная война», как ее называл Чжоу Эньлай, против нашей страны, так сказать, «погранвойна с китайской спецификой».

Тот факт, что в Китае всегда были люди, которые в принципе выступали против такого курса (при Мао Цзэдуне это прежде всего Лю Шаоци, а также маршалы Чжу Дэ и Пэн Дэхуай, а при Дэн Сяопине — генеральные секретари ЦК КПК Ху Яобан и Чжао Цзыян), вселяет надежду на то, что период враждебности к России и ее народу в Китае остался в прошлом. И именно поэтому такие люди, как Лю Шаоци, пользуются в нашей стране искренним уважением как ее подлинные друзья.

Для того чтобы высказать все, что, как мне представляется, имеет отношение к этому вопросу, необходимо добавить и еще кое-что, связанное с тем, что происходило в конце 40-х — начале 50-х годов.

Дело в том, что с приближением победы над армией Чан Кайши и возникновением реальной перспективы встать во главе нового государства на китайском материке внутри высшего круга руководителей КПК обострились споры по вопросу о том, какой должна быть внешняя политика нового государства.

Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай тогда надеялись на возможность установить в какой-либо форме отношения с Вашингтоном, перетянуть его на свою сторону, заставить его отказаться от поддержки Чан Кайши и за это предоставить американцам определенные льготы, во всяком случае внешне, и формально занять официальную позицию «равноудаленности» и от Москвы, и от Вашингтона, не вступать с Москвой в особые, например союзные, отношения.

Лю Шаоци считал, что Вашингтон не пойдет на установление отношений с КПК и созданным ею государством. Исходя из исторического опыта, он помнил о том, что в свое время ни американцы, ни другие западники (да и японцы) так и не оказали помощи Сунь Ятсену в его борьбе за ликвидацию раздробленности Китая, за создание единого государства на китайском материке.

Мао Цзэдун предпринимал попытки прозондировать позицию Вашингтона, которые закончились неудачей. Лю Шаоци оказался прав.

Именно в результате такого развития событий не кто иной, как Лю Шаоци (а не, скажем, Чжоу Эньлай, который, казалось бы, был «ближе» к вопросам внешней политики), в 1949 г. первым из высокопоставленных лидеров КПК накануне образования КНР отправился на переговоры со Сталиным в Москву.

Мао Цзэдун же был вынужден в области внешней политики согласиться на установление особых отношений с нашей страной. В этой связи и появилась формула: «склоняться в одну сторону», что должно было означать, что КПК и КНР тесно сплачиваются с СССР и другими социалистическими странами и противостоят политике США, других стран Запада и Японии.

Необходимо отметить, что Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай не случайно ввели именно такую формулу. Если для внешнего мира, вероятно и для Москвы, при этом на первый план выходило решение Мао Цзэдуна вступить в союзные отношения с СССР (именно поэтому-то Сталин и довел дело до заключения договора о дружбе, союзе и взаимной помощи, понимая суть происходящего в китайском руководстве, но стремясь использовать реальные возможности), то для самих китайцев (да и для тех за рубежами Китая, скажем в Вашингтоне, кто захотел бы понять долгосрочные планы Мао Цзэдуна) эта формула явно показывала, что Мао Цзэдун идет на союз с СССР под давлением обстоятельств и в связи с непониманием со стороны Вашингтона вынужден отклониться от «золотой середины», временно отказаться от своих намерений и заключить формальный союз с Москвой.

Примечательно, что главный в то время эксперт по Советскому Союзу во внешнеполитическом ведомстве в Пекине, человек, близкий к Чжоу Эньлаю, У Сюцюань в своих воспоминаниях характеризовал этот начальный этап в отношениях КНР и СССР как «период сотрудничества и борьбы». Иными словами, Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай были вынуждены тогда сотрудничать с нашей страной, однако при этом они считали необходимым вести борьбу против нее при всякой возможности.

Таким образом, практически сразу, с момента подготовки к установлению связей между СССР и КНР, с самого начала официальных отношений между двумя государствами и, главное, между двумя политическими партиями, правившими в этих государствах, нашим искренним доброжелателем оставался Лю Шаоци, которому приходилось нелегко, прежде всего из-за позиции Мао Цзэдуна, которому активно помогал Чжоу Эньлай. Именно в таких условиях Лю Шаоци довелось работать в сфере двухсторонних отношений на протяжении всего периода его руководящей деятельности в КНР с 1949 по 1966 г.

По всей вероятности, между Лю Шаоци и Мао Цзэдуном явно имелись существенные противоречия по вопросу о политике в отношении нашей страны. Позиция Лю Шаоци позволяла поддерживать нормальные межгосударственные и, возможно, даже некоторые межпартийные отношения, оставляя как бы в стороне вопросы полемики по теоретическим проблемам. Мао Цзэдун был настроен по-иному; для него СССР являлся главным противником, против которого необходимо было вести борьбу по принципу «острие против острия», т. е. смертельную борьбу как против классового противника. Этот пункт еще больше разделил Лю Шаоци и Мао Цзэдуна. Вполне вероятно, что именно позиция Лю Шаоци, его отношение к нашей стране и стали одной из тех главных причин, по которым Мао Цзэдун повел смертельную борьбу против Лю Шаоци и довел его до гибели.

Здесь попутно представляется уместным отметить, что в начале 1966 г. Лю Шаоци поставил перед Мао Цзэдуном вопрос об устранении кандидата в члены Политбюро ЦК КПК Кан Шэна с поста руководителя (де-факто) аппарата безопасности в партии, известного под названием Социальный отдел, функции которого состояли в обеспечении безопасности руководства партии и в предотвращении проникновения в ряды партии нежелательных элементов. Лю Шаоци считал необходимым пересмотреть так называемое дело о «шпионах, которые работали в пользу СССР» (в частности, имелись в виду такие известные деятели КПК, как Ли Лисань), и вглядеться в личное дело и биографию Кан Шэна[168].

Иначе говоря, к началу «культурной революции» имело место развитие двух процессов.

С одной стороны, Лю Шаоци укреплял свои позиции и, внося, в частности, предложение о смешении Кан Шэна с важного поста в партийном аппарате, предпринимал попытки ослабить позиции Мао Цзэдуна. Не случайным представляется также и то, что именно в это время имело место некоторое повышение статуса Дэн Сяопина, который в ходе повседневной работы был неразрывно связан с Лю Шаоци и начал замешать главу правительства КНР Чжоу Эньлая во время его заграничных поездок. Кстати, именно при Лю Шаоци как председателе КНР Чжоу Эньлай перестал быть по совместительству и министром иностранных дел КНР. Вместо него министром иностранных дел стал Чэнь И. В этот же период фактическим руководителем вооруженных сил страны становится Ло Жуйиин, оттеснивший министра обороны Линь Бяо от практической работы. В 1965 г. Ло Жуйцин выступил со статьей, посвященной главным образом победам Советской Армии во второй мировой войне, и организовал по всей стране кинофестиваль советских фильмов периода Великой Отечественной войны.

В целом у Мао Цзэдуна, особенно при его подозрительности, могли быть основания для того, чтобы считать деятельность Лю Шаоци направленной на постепенное лишение его рычагов руководства и аппаратом ЦК КПК, и аппаратом политического сыска, и вооруженными силами, и правительством в целом, и внешней политикой страны, и столичной партийной организацией (где все нити власти были сосредоточены в руках первого секретаря пекинского горкома КПК мэра столицы Пэн Чжэня, с давних пор сотрудничавшего с Лю Шаоци).

С другой стороны, Мао Цзэдун активно готовил тогда свою «команду» для того, чтобы занять в ходе приближавшейся «культурной революции» руководящие высоты в аппарате партии и в правительстве страны. Не случайно Мао Цзэдун укреплял позиции Линь Бяо в качестве министра обороны, продвигал Кан Шэна и Чэнь Бода на посты руководителей соответственно службы политического сыска и сферы идеологии. Внутри партийного аппарата Мао Цзэдун вел дело к тому, чтобы заменить Лю Шаоци в качестве его руководителя Чжоу Эньлаем. В этих же целях Мао Цзэдуну понадобились и услуги его жены Цзян Цин, которая на некоторое время стала «знаменосцем» «культурной революции».

Мао Цзэдун, будучи сосредоточен на подготовке «культурной революции», имел, естественно, иные планы, нежели Лю Шаоци. Он не дал хода запросу Лю Шаоци относительно Кан Шэна, так как именно такой помощник был необходим Мао Цзэдуну в качестве организатора массовых репрессий и преследований, направленных прежде всего против «советского ревизионизма» и его «агентов» в КНР.

Представляется правомерным предположение о том, что в те годы, когда Лю Шаоци и его единомышленники имели возможность оказывать воздействие на ряд акций в сфере внешней политики, эта политика приобретала черты реализма. Имеется в виду и согласие Лю Шаоци на посредничество ряда афро-азиатских стран на китайско-индийских переговорах, и урегулирование пограничной проблемы, а также подписание соответствующих договорных документов с Бирмой, договорную делимитацию фактически существующей границы между КНР и частью Кашмира. К этому можно присовокупить, что именно в эти годы в КНР, во-первых, вносились (кстати, это сделал Ло Жуйиин) предложения в одностороннем порядке отвести китайские пограничные войска на 20 км в глубь китайской территории вдоль западного участка совете ко-китайской границы и, во-вторых, о чем уже упоминалось, начались консультации между СССР и КНР по пограничным вопросам, в ходе которых китайская сторона совместно с советской стороной практически подготовила к парафированию протокол о прохождении линии границы на ее восточном участке.

В августе 1967 г. в центральной китайской печати утверждалось, что Лю Шаоци в области внешней политики ориентировался на установление долгосрочных мирных отношений или отношений мирного сосуществования в области межгосударственных связей со всеми странами, в первую очередь с СССР, США, Индией[169]. Мао Цзэдун, которого поддерживали Чжоу Эньлай, Кан Шэн и другие, противопоставлял этой линии свой курс.

Лю Шаоци вплоть до начала «культурной революции» по-иному оценивал положение дел в СССР, вопрос о «классовой структуре» советского общества. Он считал, что никакой «реставрации капитализма» в СССР не было и нет, что Советский Союз на самом деле выступает против империализма, что «мы (Китай. — Ю.Г.) должны идти на союз с ним», «искать общее при наличии разногласий», «выступать совместно против империализма»[170]. Представляется особенно важным подчеркнуть, что Лю Шаоци был за совместные с СССР и КПСС выступления против империализма, политики войны, нагнетания военной напряженности, проводившейся США и их союзниками; Мао Цзэдун навязывал в ходе «культурной революции» линию на полный отказ от борьбы вместе с СССР и социалистическим содружеством против агрессивной политики США, против угрозы войны, исходящей со стороны империализма. При этом суть вопроса заключалась в том, что Мао Цзэдун вел дело к тому, чтобы занять позицию военного противостояния в отношениях с нашей страной и на этой основе наладить связи с Вашингтоном. Линия Лю Шаоци в данном случае исключала противостояние Пекина и Москвы, особенно военное противостояние.

До «культурной революции», в частности в 50-х годах, Лю Шаоци не был одинок в своих взглядах. Близкую к нему точку зрения выражали Пэн Дэхуай и его единомышленники.

В августе 1967 г. в центральной китайской печати был впервые открыто опубликован сокращенный текст «Постановления VIII пленума и К КПК 8-го созыва относительно антипартийной группировки во главе с Пэн Дэхуаем» (1959 г.), в котором осуждался Пэн Дэхуай; это в принципе отвечало стратегическим и тактическим интересам Мао Цзэдуна. Пэн Дэхуай, как следовало из этих и других появившихся тогда материалов, выступал за сотрудничество КНР с СССР в военной области[171]. С точки зрения Пэн Дэхуая, таким образом исключалась вероятность военного столкновения между нашими странами. Пэн Дэхуай был против политики военного противопоставления КНР Советскому Союзу, проводившейся Мао Цзэдуном.

В китайской печати подчеркивалось: исходной точкой зрения Пэн Дэхуая была не подготовка к войне, к чему призывал Мао Цзэдун, а мнение, состоявшее в том, что «войне не бывать», «война, возможно, не начнется»; техническое перевооружение НОАК и развитие новейших отраслей науки и техники он «целиком и полностью поставил в зависимость» от сотрудничества КНР с СССР[172].

В целом открытое осуждение Пэн Дэхуая именно как сторонника определенных совместных действий с СССР, особенно в военной области, да и как политического деятеля, выступавшего с критикой «большого скачка», отвечало долгосрочным планам Мао Цзэдуна.

Важно подчеркнуть, что у Лю Шаоци и Пэн Дэхуая было много общего в подходе к вопросам внутренней и внешней политики на рубеже 50-60-х годов.

Лю Шаоци, очевидно, находил также поддержку и со стороны первого заместителя министра обороны, начальника генштаба НОАК, заместителя премьера Госсовета КНР, секретаря ЦК КПК Ло Жуйцина, который в декабре 1965 г., как уже упоминалось, был смешен со всех постов.

По официальной версии ЦК КПК, разъяснявшего причины снятия Ло Жуйцина, бывший начальник генерального штаба НОАК выступал «против руководящей роли идей Мао Цзэдуна», считал нецелесообразным называть их «высочайшей вершиной марксизма-ленинизма современной эпохи», ссылаясь на то, что такая формулировка вызовет неблагоприятные для Китая последствия за рубежом[173]. Позиция Ло Жуйцина была идентична взглядам Лю Шаоци и логично вытекала из документов VIII съезда КПК, Как известно, Ло Жуйцин не разделял идеи Мао Цзэдуна о «народной войне»[174], делая упор на совершенствование профессиональной подготовки армии, выступал за модернизацию НОАК, а не за «политизацию» ее в духе «идей Мао Цзэдуна»[175].

Память сохранила воспоминания, связанные с судьбой и гибелью Лю Шаоци.

В первые дни января 1965 г., выехав по делам из нашего посольства, где я тогда ведал культурными связями с КНР, в самом центре Пекина я вдруг увидел незабываемую картину. В предутреннем тумане, просто как бы из облаков, потому что не было видно ни домов, ни деревьев, возникли человеческие липа и фигуры множества людей.

Это была самая странная из демонстраций, которые мне довелось увидеть в Китае. Люди шли молча, почти у каждого из них в руке был шест с портретом Лю Шаоци. Удивительно было то, что не было ни одного портрета Мао Цзэдуна. Такого мне никогда не приходилось видеть. Казалось, что на лицах людей была написана надежда, они уповали на Лю Шаоци.

Я знал, что все демонстрации в то время проводились по указанию партийных организаций. Никакой отсебятины или самодеятельности тут быть не могло.

И все же. Это было необычное зрелище. Пусть и по решению партийных органов, но китайцы в главном городе своей страны впервые проводили демонстрацию, приветствуя пришествие Лю Шаоци на второй срок на пост председателя Китайской Народной Республики. Это была демонстрация в пику Мао Цзэдуну, как наказание ему за гибель и страдания людей во время «большого скачка» и при создании «народных коммун». Лю Шаоци представал как альтернатива Мао Цзэдуну. Именно его портреты несли над головами демонстранты в центре столицы КНР.

И второе воспоминание. Меня до глубины души взволновали кадры документального кинофильма, в котором была показана удивительная траурная церемония.

Из небольшой стандартной урны прах Лю Шаоци было развеян его родственниками над волнами моря. Горстка близких ему людей рыдала так, что это не могло не тронуть душу. Очевидно, они вспоминали и горькую судьбу Лю Шаоци, и свои беды, и несчастья многих и многих китайцев. Предаваясь скорби над прахом Лю Шаоци, они действительно оплакивали человека, а это большая редкость в КНР при похоронах официальных руководителей страны.

Так была выполнена последняя воля Лю Шаоци. Он стал частью великого земного океана. А в душах людей он и после смерти навсегда остался прежде всего человеком, который органически ставил человечность выше пагубной для человека политики, кто бы ее ни проводил.

Загрузка...