Главная роль 8

Глава 16

Великое горе постигло нашу семью, и я не пытался сдерживать слез — сегодняшней ночью, без лишних мучений и болезней, нас навсегда покинул добрый дядька Андреич. Еще вечером дядька с присущей ему бодростью контролировал работу дворцовых слуг, а утром не открыл глаз. Семьдесят три года, в чине обер-камердинера ушел — всем бы так жизнь прожить, но от этого не легче: чувство такое, будто с уходом Андреича стало меньше меня самого.

Лицо лежащего в гробу Андреича казалось строгим, а проникающие в церковь солнечные лучи игрой света и тени вселяли ложную надежду на то, что сейчас дядька встанет и устроит нам свое коронное «ужо я вас!».

— Совсем чуть-чуть до победы не дожил, — вздохнул стоящий за моей спиной Победоносцев.

Так и есть, но Андреичу та победа была до одного места — дядька, несмотря на то, что всю жизнь работал при Дворе, умудрился остаться человеком в высшей степени аполитичным, ибо считал, что у каждого на Земле свои заботы и свои цели, а в чужие лезут только кретины.

Когда наш духовник закончил отпевание, я подошел к гробу и положил ладонь на непривычно холодные, сложенные в последний «замок» руки покойника:

— Прощай, дядька. Спасибо тебе за все и прости, если что не так. Твоих не брошу и не обижу, но ты и сам о том знаешь. Спи спокойно, Михаил Андреевич.

Наклонившись, я поцеловал ленту с иконками на лбу Андреича и отошел, освободив место для прощания семье покойного: вдове, детям, внукам и правнукам. Большая у Андреича семья — здесь ему тоже можно только по-доброму позавидовать.

Тут бы траур объявить хотя бы на денёк, да дня три самим погоревать с поминками по Андреичу, но война, скотина безжалостная, ждать не станет, поэтому, пожав руки вдове и старшему сыну Андреича, я попросил у них прощения и отправился в Военное Министерство.

Уходят от нас старики. Рожденные чуть ли не в Наполеоновские времена, начавшие служить в Николаевские, видевшие своими глазами Крымскую войну с последовавшей за нею сменой статуса «жандарма Европы» на скромное «Великая держава». Видели они своими глазами отмену крепостного права, видели гибель Александра II, «реакцию» моего приемного отца и начало золотых времен, инициированное моими руками. Вот уж воистину — «в России нужно жить долго, тогда до всего доживешь». Удивительные времена выпали на долю поколения Андреича и немалой части моего государственного аппарата. Последний в истории человечества, по-настоящему «старый», венчающий собой эпоху «нового времени» век выпал им.

Эпоха модерна — вот она, уже на пороге, и Первая мировая война ее главный предвестник. Наступают времена окончательного слома старого миропорядка, который покуда еще силен в головах старших поколений. Честь, чувство ранга, радикальное даже не имущественное, а сословное неравенство — обо всех этих замечательных вещах очень любят сокрушаться знакомые старики. Воровать, впрочем, как показала практика, никакая «честь» не мешает. И лениться не мешает. И палки в колеса толковым инициативам вставлять не мешает чисто ради демонстрации личной удали. По крайней мере, так было до моего восшествия на Престол.

Не обольщаюсь — воруют, вредят и вообще неправильно распоряжаются полномочиями и сейчас, но все-таки поменьше. В ВПК так и вообще почти не воруют!

В Военном Министерстве, в отличие от недавнего моего визита, царило приподнятое настроение — прибыла техническая делегация от осман, уполномоченная обсуждать капитуляцию. Это с нашей точки зрения, а с точки зрения турецких союзников — сепаратный мир.

Эпоха изменилась, и там, где раньше войны заканчивались кусочком-другим территорий да контрибуциями, возникла гораздо более страшная для проигравших вещь — демонтаж самой государственности с последующей аннексией территорий. Аннексией окончательной и бесповоротной. Цели с началом войны были озвучены лично мной на всех должных уровнях: нынешняя война является завоевательной, и несколькими километрами землицы мы не удовлетворимся.

От этого смуглые рожи важных осман печальны — даже если отдельные члены Порты сохранили иллюзии и готовы «стоять до победного», подавляющее большинство уже достигло стадии принятия, иначе делегации бы здесь не было.

— Добрый день, господа, — поприветствовал я собравшихся.

С нашей стороны техническая группа тоже присутствует — смесь военных чинов и высокопоставленных работников профильного отдела МИДа.

Турки и наши отвесили мне поклон и расселись за столом: таблички с именами, графинчики с водой, писчие принадлежности перед каждым.

— Сегодня умер близкий мне человек, поэтому предлагаю перейти сразу к делу, — заявил я. — Прошу вас, — кивнул главе делегации.

— Благодарю, Ваше Императорское Величество, — поклонился он. — Высокая Порта в высшей степени восхищена мощью и отвагой Российской Императорской армии и уполномочила нас предложить прекратить бессмысленное кровопролитие. В качестве первого шага мы уполномочены предложить вам немедленную заморозку боевых действий по нынешней линии боевого соприкосновения…

— Стоп, — перебил я. — Настолько банальная хитрость — оскорбление для нас, уважаемый. Покуда бои будут приостановлены, Порта предпримет все возможные усилия для наведения порядка в войсках, обучения новобранцев и поставки пополнений. Не является для нас секретом и лихорадочные усилия Порты по сооружению укреплений перед Константинополем и превращение самого его в крепость «последней надежды». Данный пункт в свете перечисленного я считаю ничтожным. Продолжайте, уважаемый.

Турок качественно скрыл раздражение и продолжил:

— В таком случае мы уполномочены предложить Российской Империи право беспошлинного прохода ваших кораблей через наши Каналы с упразднением Портой положений договора о недопустимости захода российских кораблей в Черное море.

— Это те положения, которые де-факто упразднены уничтожением вашего флота нашими силами? — удивленно поднял я бровь. — И те каналы, которые уже под контролем наших морских и сухопутных сил? Прошу вас не пренебрегать реалиями на земле, уважаемый.

— Слава о вашей разведке гремит на весь мир, Ваше Императорское Величество, — парировал турок. — И я позволю себе предположить, что подготовка нашей армией большого контрнаступления с целью отбить проливы для вас не секрет.

— Александр Михайлович? — обратился я к Сандро, который в Генштабе отвечает за военно-воздушный флот.

Разрабатывать операции и командовать войсками он не умеет и не хочет, но от него и не требуется — в основном работа Сандро заключается в консультациях генералитета о возможностях нового рода войск и интеграции оных в общевойсковые операции.

— Сорок три минуты назад было получено донесение, Ваше Императорское Величество, — посмотрев на часы, отрапортовал он. — Скопление подготовляемых к контрнаступлению турецких войск представляло собой отличную мишень для нашей авиации. Массированный удар Черноморской Воздушной Группировки занял три с половиною часа, и с изрядной долей уверенности можно предполагать невозможными озвученные многоуважаемым главой делегации планы контрнаступления. Сейчас, согласно плану, ведется дальнейшая воздушная работа по обнаружению и ликвидации крупных скоплений вражеских войск.

— Такие дела, — развел я на турок руками.

— Прошу у Вашего Императорского Величества возможности приостановить переговоры для нашей консультации с Высокой Портой, — не поверил глава делегации.

— Разумеется, уважаемый, — благодушно разрешил я.

Гости откланялись и покинули зал для совещаний.

— Наглость — второе счастье, — охарактеризовал я переговорную позицию осман. — Раз уж у нас образовалось свободное время, давайте кратенько пробежимся по ситуации на фронтах. Для разнообразия в этот раз предлагаю начать с совместных действий наших и немецких войск…

К середине сентября наша Северо-Западная группировка успела освободить от Австро-Венгерского гнёта обе Галиции, Буковину, треть Словакии и взять в осаду трансильванский город Коложвар, превращенный австрияками в защищенную «живым щитом» из гражданских город-крепость. Враг, нужно отдать ему должное, учится быстро, и продвижение даже при тотальной доминации в воздухе замедлилось.

Осенние дожди, колеса и сапоги армии, захиревшая, но никуда не девшаяся торгово-гражданская логистика и деловые перемещения частных лиц превратили все не занятые армейскими позициями, лесами, болотами, крутыми обрывами и прочими горами территории в непролазную грязюку, и двигаться дальше нашей армии стало тяжело.

На бездорожье наложились трудности со снабжением — далеко везти приходится, по той же грязюке — и необходимость немного «переварить» уже занятые территории, наладив нормальные логистические хабы, поставив где нужно «переобувочные станции» для железнодорожных вагонов — колея-то разная — и немножко заняться административно-хозяйственной деятельностью. Короче — наступление было решено остановить в ожидании зимних заморозков и ради наведения порядка в тылу.

Галиции Российская Империя оставит себе, поэтому туда высадились десанты чиновников, секретарей, переводчиков на актуальные местности языки и — самое главное! — школьных учителей. Исполинский опыт интеграции новых территорий позволил в кратчайшие сроки провести перепись населения, изучить доставшиеся от австрияков в наследство документы, нарезать фронт первичных работ, выписать из коренных земель России потребных специалистов и ресурсы, и явить очам как Правительства — начальство же! — так и новоприобретенных подданных пятилетнюю «дорожную карту» дальнейшей интеграции.

Дети, подростки и студенты — вот на кого были направлены основные усилия работающей параллельно военной комендатуре гражданских ведомств. Представители старших поколений в силу жизненного опыта могут и без посторонней помощи понять плюсы и минусы жизни в разных государствах — банально оценив уровень своего и общественного благосостояния — а молодым умам нужно подсказывать.

Проще всего было со студентами, традиционно находящимися в оппозиции к центральной власти — среди них сами собой и руками Российской резидентуры с агентами влияния выросло немало сторонников объединения славянских народов в единую конфедерацию. На их базе было сформировано Галицийское Студенческое Братство, которое принялось направлять бурную молодую энергию в созидательное русло: формировались стройотряды (оплачиваемые) для ремонта разрушенного и подготовки основы для строительства нового, проводились бесконечные съезды и семинары, на которых говорили возвышенные речи, цвели и пахли мероприятия по изучению панславянской культуры (немножко литературы на эту тему имелось и так, но выросший при Российском Дворе «пул» тематических философов изрядно добавил), активно набирал моду спорт, а на горизонте маячила грандиозная кампания обмена студентами. Сюда, впрочем, ехать мало кто захочет — самые уважаемые преподаватели ВУЗов зачем-то свалили вглубь Австро-Венгрии.

Детьми и подростками занимались по новейшим педагогическим методикам, в дополнение к учебным нагрузкам предлагая не шибко широкий, но все-таки набор кружков и богатый ассортимент массово-увеселительных мероприятий с непременным сытным питанием за казенный счет на всех этапах. Местные педагоги быстро втягивались — жалование новая власть платила достойное, и даже не требовало учить детей ненависти к власти старой: это позволило педагогам не страдать от внутреннего «предательства», ведь многие из них раньше учили ненависти к России. Ничего личного — просто методичка такая.

Взрослым было не так весело, но они были рады и тому, что хотя бы голодать не пришлось. Новая власть отладила снабжение с завидной быстротой, с демонстративной жестокостью пресекала грабежи, мародерство и прочую гадость, озаботилась пунктами обмена валюты по актуальному на начало войны курсу (сейчас австро-венгерские деньги стремительно деградируют) и способствовала всяческой экономической активности — лишь бы люди были сыты и заняты работой, а не резали да грабили друг дружку за кусок хлеба.

Благостную картину портило наличие у новых подданных убитых в боях родственников и друзей, но таких было меньшинство. Гораздо больше было тех, чьи близкие благоразумно решили не класть голову за никому ненужную «двуединую власть» и сдались в плен.

Затянувшиеся сытые времена в Российской Империи, помноженные на многолетнюю подготовку позволили обеспечить не самые паршивые условия военнопленным. Не от одной лишь доброты душевной — приходится работать соразмерно квалификации, но в оговоренных Трудовым кодексом рамках. Койко-место в теплом помещении и трехразовое питание Империя обеспечивает, а еще активно способствует переписке между пленными и жителями новых территорий. Когда на них установится нормальная жизнь, пленных с соответствующей «пропиской» начнут отпускать домой с наложением обязанности ходить «отмечаться» у участкового до окончания войны.

Все это актуально для жителей городов, а в деревнях многие никаких изменений и не ощутили. В той их части, которую обошли стороной боевые действия и вечный бич крестьян в виде шатающихся по округе и норовящих чего-нибудь спереть солдат. Забавно получается — на этой неделе староста деревенский в управу одной власти ездил, а на этой — уже другой. Табличка на входе в здание, будочник у входа и даже чинуша, что характерно, не изменились — казалось, из нового лишь вырезанная из газеты фотография Российского Императора на месте официального портрета Франца-Иосифа.

Но это касалось лишь внешних атрибутов новой власти, а на реальности ее влияние сказывалось гораздо сильнее. Большая часть новых веяний крестьян не касалось, а вот пятилетнее освобождение фермеров-«единоличников» и крестьян от налогов вызвало у сельского люда изрядное воодушевление, перекрывшее неприятные ощущения после приказа в течение десяти лет перевести на русский язык документооборот и учебный процесс.

От понимания макроэкономических процессов среднестатистический крестьянин актуальных времен бесконечно далек, и там, где городские в силу большей близости к источникам информации с обменом валюты худо-бедно разобрались (или тупо получили первые «рублевые» зарплаты и материальную помощь), крестьяне привычно закапывали материальные ценности во дворах да окрестных лесах. Кто поумнее — в виде драгоценностей и золотых монет, кто попроще — денежными знаками стремительно движущейся на свалку истории Империи.

И всем жителям новых территорий, без деления на классы, профессии, пол и даже возраст показывали кино. Разного формата, в разных условиях — от привычных жителям больших городов кинотеатров до развернутого на ближайшей поляне богом забытого села белого полотна, на котором благодаря запитанному от генератора с ДВС проектору оживали герои прошлого, красавицы настоящего и сказочные существа из неведомых миров. Бонусом к основному кинопродукту всегда шло несколько короткометражек, рассказывающих о новых правилах жизни социума и возможностях, которые открыты для ее новых граждан.

Помимо хлеба и зрелищ Георгий I считал необходимым обеспечивать народу еще и государственную пропаганду. Ее для жителей новых территорий не жалели — все типографии были временно арендованы для государственных нужд, к ним добавили завезенных с коренных земель мощностей и уже готовые материалы, и народ «прошивался» как надо, всюду наблюдая рассказы о плюсах жизни при новой власти и незавидной судьбе тех, кто остался под гнетом власти старой. Газетам помогала техническая новинка — развернутое в городах радио, вещающие щадящие двадцать минут во время обеденного перерыва и еще полчаса по вечерам, когда жители массово путешествовали с рабочего места до дома. Это — вещание так сказать «принудительное», через громкоговорители на столбах и зданиях, а вещание по проведенным со старых территорий проводам прекращалось только по ночам. Дешевые (потому что дотируемые из казны) приемники можно было приобрести в специальном магазине, но придется подождать, пока к тебе протянут провод и установят розетку — это тоже дешево, но очередь на подключение за первые пару недель работы контор «Имперское радио» достигла длины в пару лет. Вы из многоквартирного дома, товарищ? Поговорите с соседями — если оставите заявку на подключение всего дома разом, получится гораздо быстрее!

Такие же процессы, с поправкой на повышенное содержание носителей мусульманского вероисповедания среди специалистов всех уровней, шли на отвоеванных у осман землях: Россия пришла сюда насовсем, поэтому обживается с демонстративной основательностью, вселяя этим уверенность в завтрашнем дне в новых своих подданных.