Главная роль 8

Глава 3

Купец первой гильдии вел себя так, как и должен был в этой ситуации — лежа лбом в пол, он плакал, каялся и ссылался на то, что у него детки.

— У всех детки, Севка, — вздохнул я. — И что теперь — понять и простить твои проделки? Детки-то твои вон в каком домище живут, — обвел рукой блестящую позолотой и заставленную резной мебелью столовую трехэтажного особняка, выстроенного в стиле ампир. — Кушают вкусно, спят сладко. А оплачено это все ворованными из казны деньгами. Почему в городе освещения уличного нет? Потому что у тебя, Севка, чувства меры нету. Ну дали тебе подряд на десять фонарей, ты девять поставь, десятый себе в карман сунь да муляж поставь — сломанный мол, в следующем году починим. Ну два фонаря в карман — пёс с ним. Но ты же, собака алчная, вообще ничего не сделал — на бумаге фонари есть, а на улицах — нет.

И это я только полчаса назад в славный город Брянск приехал, случайным образом выбрав папочку из посвященной ему стопочки. День предстоит насыщенный и малоприятный — никакой радости от процесса я не получаю. Купец вороватый не моего уровня проблема — аппарат и сам через себя его благополучно провернет, но я надеюсь подстегнуть инстинкт самосохранения у других вороватых кретинов — царь не гнушается лично разбираться даже в мелочах, а от него, как известно, взяткой и высокими покровителями не откупишься. Кроме того, имеется в Брянске «жертва» и посерьезнее, пусть и тоже не моего ранга.

— Виноват! Как есть виноват, Ваше Императорское Величество! — провыл купец и для подтверждения глубины раскаяния мощно ударился лбом о пол.

— Виноват — искупишь, — пообещал я. — Все посчитано, все вернуть придется, что за долгие годы из казны высосано было нутром твоим ненасытным. Ну и самому поработать придется как следует — на каторге. Рожа у тебя холёная да дородная, значит здоровьем не обделен — лет через двадцать к деткам своим вернешься.

— Не губите, Ваше Императорское Величество! Не корысти ради — из страха перед Гласным нашим бумаги подделывал!

То, что надо — на Гласного многие жалуются, в том числе недавно мною назначенный губернатор — выпускник так называемой «Школы губернаторов» из первого ее потока. Молод, честен, высокими покровителями, если меня не считать, обделен, вот и попросил в рамках «Высочайших внутренних проверок» в Брянск заглянуть, помочь порядок навести, а то погибнет в пожаре или попросту в пруду утонет.

— Сопли вытри и рассказывай, — велел я.

Многословно поблагодарив, увидевший тень надежды купец утерся и принялся жаловаться на то, какой Гласный местной Думы вор, кровопийца, душегуб да прелюбодей. Имеющийся в моем «пуле» следователь кропотливо записывал. Личность он примечательная — Аркадий Францевич Кошко, до недавнего времени — пристав-заведующий сыскной частью города Риги. Послужной список и характеристики имевших с ним дело господ самые что ни на есть великолепные, за плечами — много раскрытых им дел, и я решил, что такой человек мне не повредит. Ныне числится одним из заместителей начальника сыска Москвы, в свободное от работы время с другими толковыми товарищами занимается улучшением систем идентификации личности — мы уже умеем фотографировать преступников, переписывать их антропометрические данные и снимать и сличать отпечатки их пальцев. Качество работы полиции от этого выросло очень сильно, и к нам приезжают учиться и перенимать опыт иностранцы — в том числе из «вражеских» стран, потому что бандитизм — беда общая, и секретничать здесь нет смысла: война приходит и уходит, а преступники остаются.

— Пожар! — раздался на улице вопль.

— Пожар!

— Пожар! — подхватили другие голоса.

В столовую ввалился казак Конвоя.

— Пожар, полагаю? — сработал я на опережение.

— Как есть пожар, Ваше Величество, — ответил он. — Дом Гласного горит.

— Улики уничтожает, — спокойно прокомментировал Аркадий Францевич.

За окном, громко стуча в закрепленный на телеге колокол, проехала пожарная бочка. Ее звукам начинали вторить другие колокола — и пожарных, и на церквях. Пожар — беда большая, беда страшная, беда общая. Хорошо, что Брянск — не настолько «деревянный», и дотла не выгорит. Помогает и погода — за окном жизнерадостно-светлый конец сентября, но вчерашней ночью шел дождь. Да и дом у Гласного каменный, забором да садом окружен — мне фотографии показывали.

— Идемте, — решил я. — Поможем чем сможем.

За окном проехали еще три пожарные бочки.

— Склад спалит, Ваше Императорское Величество! — засуетился купец. — Как есть спалит — там шаром покати, а по бумагам — запасы на случай неурожая!

— Сергей, перехвати пожарного и туда отправь. Кого по пути встретишь — туда же, — скомандовал я казаку.

— Есть! — коротко отозвался он и выбежал из дома.

— Этак уважаемый Антон Аркадьевич на высшую меру себе следы на заметает, — поделился соображениями Остап.

— У страха глаза велики, — прокомментировал Аркадий Францевич, аккуратно закрыв тетрадку с показаниями купца.

— Севку пока в подвал, — распорядился я. — Жену его как домой вернется в покои ее вежливо определить. Детей по мере поступления — туда ж. Потом разберемся, в зависимости от полезности Севкиных показаний и его поведения на суде, — придавил купца взглядом.

— Пощадите деток, Ваше Императорское Величество! — заголосил он, шагая на выход в сопровождении заломавших ему руки казаков.

Пощадим — мы же не изверги. После конфискации неправедно нажитого имущества (честно заработанное никто не отберет) жизнь не заканчивается.

На улице, кроме оставшейся при мне части свиты, никого не было. Справа от нас, в стороне центра Брянска, в небо поднимался дым. Жидковат, и это радует. Пока мы грузились в карету — на машине по этакой грязище, которую из себя представляет подавляющее большинство российских дорог, не проедешь — мимо нас промчала пожарная бочка, направляясь в сторону реки.

Город стремительно оживал — здесь и там нам встречались пешие и «моторизованные» жители, спешащие помочь погорельцам. Закрывались лавки и заведения, из ворот фабрик устремлялись к дыму рабочие, и мной от такого зрелища овладевала гордость за соотечественников — сплачиваются против общей беды, как оно и должно быть в здоровом обществе!

«Попилить» всю электрификацию города прохиндеи не смогли — что-то же сделать надо, чтобы государевым проверяльщикам (с этими разговор отдельный будет — пачка отчетов о благополучии города Брянска у нас есть, не сносить их авторам мундиров) показывать. Ближе к центру вдоль дороги появились столбы с проводами и даже самый настоящий трамвай, которым жители города заслуженно гордятся. А вот и кинотеатр, с табличкою «билеты распроданы». Надо будет что-то с перекупщиками делать: выкупают, сволочи, всё что есть, и потом втридорога перепродают. Потом подумаем.

Ворота дома Гласного были открыты нараспашку, и их вид подтверждал вину Антона Аркадьевича не меньше, чем показания Севки: щеколда вырвана «с мясом» — у пожарных есть полномочия выламывать помехи на пути к пожару. Во дворе стояло аж три бочки — пожарные качали воду насосами и изливали ее в выбитые окна дома. Шланг третьей, стоящей около крыльца, уходил внутрь дома. Сбежавшийся народ не дремал — разделившись на группы и выстроившись в цепочки, они набирали из уличной колонки воду в ведра и передавали их дальше. Координироваться помогал усатый пожарный. Так и запишем — учения по «гражданской обороне» в городе Брянске проводились, и от этого здесь такой порядок.

Антон Аркадьевич, одетый в пальто поверх исподнего красовался всклокоченной бородой и слезами на глазах. Ух, подозрительно — чего это ты средь бела дня в исподнем? Само собой, его уже успели взять за локотки мои казаки.

— Имитирует внезапность пожара, — предположил Кошко. — Но днем сие малоубедительно.

— Покайся, Антошка, — обратился я к Гласному.

— Простите за вид мой непотребный, Ваше Императорское Величество! — попытался плюхнуться он на колени, чему помешали казаки. — Полыхнуло, и сделать-то ничего не успел, благо Марфа моя с детками на даче — сгорели бы, как есть сгорели! Господь уберег! — перекрестился, насколько позволяли удерживаемые руки.

— Юродствует, — прокомментировал Остап.

— В несознанку до последнего уходить будет, — оценил предстоящую работу Антон Аркадьевич.

В ворота бодрой рысью въехал казак, остановился и спрыгнул с коня:

— Поймали поджигателей, Георгий Александрович! Уберегли склад!

Динамично «турне» по стране начинается!

«Осень щедро одарила здешние леса красками, а людей — грибами да ягодами, собирать которые местные большие умельцы. Редкий встречный на моем долгом пути не пытался одарить нас опятами. В городах встречают нас любезно да с выдумкою — показывают диковины, устраивают представления в свойственных народам нашей Империи, стилях. Я получаю от путешествия по Родине великое удовольствие».

Улыбнувшись, я отвлекся от чтения Мишиного письма, чтобы посмотреть в окно кареты. Мы застряли в восхитительно глубокой луже, и теперь ответственные за мое перемещение мужики цепляют к карете дополнительных лошадей. Те самые дороги, которые являются одной из двух глобальных проблем! Нет, так-то основные транспортные артерии содержатся в каком-никаком порядке, и проехать там гужевым транспортом или на новомодных грузовиках не составляет проблемы, но стоит свернуть на проселки, как случается вот такое. Местные-то проедут, но мой бронированный экипаж очень тяжелый.

«Большое удовольствие доставляет мне и работа. Жители Зауралья проделали огромную работу, чтобы воплотить в жизнь наши замыслы по электрификации и индустриализации. Новые мосты и запуск Транссибирской магистрали вдохнули новую жизнь в здешние города, но этого недостаточно. Невооруженным глазом видна перегруженность железных дорог и речных магистралей. В связи с последним не могу не отметить вклада купцов и промышленников из ряда производящих речные суда товариществ. Також считаю нужным направить тебе, дорогой брат, некоторые бумаги с описанием проблем этих благодатных краёв и предполагаемыми способами их решения. Прилагаю и список достойнейших господ, коих будет полезно приставить к награде и даровать особо отличившимся титула. За свой край они радеют всею душой».

Приятно такое читать! Одним из негативных последствий глобальных потрясений в моей реальности стало опасение людей к планированию «в долгую». Зачем вкладываться, планируя отбить вложения через двадцать условных лет? А вдруг опять передел собственности произойдет? Нет, нужно рубить бабло здесь и сейчас, а там хоть трава не расти. Осуждаю такой подход, но понять могу — себе кто враг-то? Ну а в реальности этой состоятельные господа спокойненько расписывают бизнес-план на полвека вперед и охотно вкладываются в инфраструктуру, которая «отбивается» о-о-очень медленно.

«Увы, имеются в моем путешествии и мрачные оттенки. В каждом городе во время проверок находим мы приписки, двойную бухгалтерию и выявляем хищения казенных средств. Выявлен и ряд случаев злоупотребления служебным положением. Благодарю тебя за выданные мне полномочия Чрезвычайного Ревизора, позволяющие инициировать судебные разбирательства и в кратчайшие сроки наводить пусть и временный — слаб человек, все одно кто-то где-то что-то обязательно сворует — но все же порядок».

Лошадки напряглись и вытянули карету из лужи. Я посмотрел на часы — нормально, не опоздаем — и вернулся к письму, где Миша продолжал делиться впечатлениями и рассказывал об огромном количестве электростанций, заводов и фабрик — львиная доля еще только строится — на которых ему довелось побывать. Индустриализация идет полным ходом! Одно дело — видеть циферки в папках, а совсем другое — вот так, глазами младшего брата, который обладает немалым литературным мастерством. Надо будет озадачить его созданием жанра «производственный роман» в советском формате — когда молодой инженер приходит работать на завод и начинает превращать его в передовое предприятие, заодно влюбляясь в условную швею-мотористку. Нет, самому Великому князю такое писать нельзя — засмеют реальные рабочие, значит среди них какой-нибудь конкурс и проведем, выявив литературно одаренных.

— Остап, сделай заметочку на память, — попросил я сидящего напротив секретаря.

— Какую, Георгий Александрович? — спросил он.

Тьфу ты, мысли-то он не читает. Придется проговорить вслух.

К моменту, когда я дочитал письмо, на деревьях вдоль дороги начали попадаться довольно странно здесь смотрящиеся имперские флаги и гербы дома Романовых. Украшали в спешке, как смогли — два дня назад «инцидент в Брянске» случился, а во время вчерашней суеты — много городских чинуш мундиры и свободу утратили за содействие махинациям Гласного — на дороге нам встретился пьяненький крестьянин, который из чистого, надо полагать, куражу прокричал мне приглашение на свадьбу своего сына. «Почему бы и нет?» — подумал я тогда и согласился, к оторопи всех окружающих и испугу самого крестьянина Никодима Андреевича Мотыгина. Фарш, однако, назад не провернешь, поэтому, чтобы не разорять деревню Васильково, вчерашним же вечером в нее была отправлена «зондер-команда» с запасом продуктов, украшений и прочего. За создание атмосферы отвечает военный оркестр.

Ну и ночка у деревенских выдалась! С самого получения новости спешно наводили они порядок, сгребали осеннюю листву, драили родные избы — а ну как внутрь загляну? Это ж позор какой будет, ежели не убрано! — мылись в банях и готовили лучшие наряды, а лучшие хозяюшки Васильково помогали поварам готовить пир.

Гулять будем на полянке за деревней — здесь поставили столы и лавки, на которых уже стоит всяческая снедь. Имперские флаги имеются и здесь, равно как и пара сотен жителей деревни. Кланяются, но к ним я сейчас выходить не буду — нам в церковь, присутствовать на Венчании молодых.

«Молодые» в самом деле такие — лет по пятнадцать, если на глазок. Тишина у храма прямо тяжелая, а на лице пригласившего меня Никодима Андреича красуется здоровенный фингал. Перенервничали односельчане, приложили виновника торжества.

— Здравствуйте, люди добрые! — с подножки кареты поприветствовал я с полсотни поклонившихся мне людей.

Родня, друзья и особо уважаемые жители деревни.

— Здравствуйте, Ваше Императорское Величество! — за всех поздоровался со мной бледненький и трясущийся деревенский поп.

— Низкий вам поклон за то, что нашу глухомань вниманием своим осенили! — поблагодарил дородный пузатый бородач со значком деревенского старосты.

— Хорошая деревня у вас, справная! — отвесил я им комплимент, спустившись на пожухлую осеннюю травку. — Довольно кланяться, братцы и сестрицы! А день-то какой славный — эвон какое солнышко, аки румянец на щеках невесты светится!

Девчушка залилась краской, жених гордо приосанился, деревенские перестали каменеть лицами.

— Командуйте, батюшка Андрей, — морально подтолкнул я попа.

— А чего «командовать»? — засуетился батюшка. — Дело привычное, радостное. Идемте, готово уже всё.

В деревянной церквушке было сумрачно, привычно пахло ладаном, и под монотонное пение батюшки, наблюдая давным-давно выученный наизусть обряд, я испытывал покой и приятную ностальгию о том замечательном дне, когда мы венчались с Маргаритой. Счастливый билет все-таки вытянул, лучше супруги и желать нельзя. Надеюсь и Федору Никодимовичу, которому по-хорошему в школу бы ходить, а не венчаться, так же повезет. Взгрустнулось — да, дело для этих времен привычное, но все-таки хочется, чтобы у подданных было нормальное детство и образование. Вот жених с невестой — что они в жизни видели? Поля, леса да огороды, и в каждой из этих пасторальных «локаций» приходится от души вкалывать. Ничего, процесс идет, и уже их детки будут в школу ходить и иметь то, что зовется «свободным временем».