Тощий сгорбленный попрошайка, закутанный с головой в пыльное рванье, сидел у террасы. Поворачивая голову на звуки шагов и голоса, водил из стороны в сторону бельмами незрячих глаз. Тянул гнусавым голосом на «васпе»:
— Пода-айте, пода-айте.
На террасе появилась женщина в фартуке, плеснула через перила помои в жухлую траву.
— Эй, бродяга, — окликнула негромко нищего. — Лови.
На колени слепого упала половинка зачерствевшей краюхи. Нищий пошарил руками, нащупывая подаяние, убрал в котомку за спиной.
— Долгой жизни тебе, добрый человек. Пода-айте, пода-айте.
На дороге, вынырнув из-за поворота, показались двое верховых. Медленным шагом подъехали к трактиру, спешились у коновязи. Трактирщица зевнула, глядя на вооруженных мужчин, и скрылась в кабацких недрах. Нищий потянул руку на звук тяжелых шагов — «Пода-айте». Не удостоив его и взглядом, приезжие поднялись на крыльцо. Шедший последним воткнул в столб штык с сеттийским вымпелом.
Рекрутеры расположились подальше от крыльца, в тени навеса. Выложили на стол бумагу, перья, дорожную чернильницу-непроливайку.
— Хозяин! Дай чего-нибудь жажду утолить!
Женщина в фартуке выглянула из дверей, недовольно скривила губы. Но все же принесла тугой бурдюк и две кружки.
— Зряшно приперлися, — проворчала она. — Который день, как нет никого. Всех распугали своими драчками. Была хорошая дорога, спокойный тракет. Кто таперича сюды сунецца?
— Язык придержи, — лениво ответил ратник, снимая короткий плащ с гербом Сеттии — шесть звезд над горным пиком на синем поле. Снял перевязь, бросил её небрежно на соседний стул, оставшись в тунике до колен. — Я в такую жару сюда тащился не для того, чтобы тебя слушать. Пусть твою болтовню муж твой слушает. Наливай.
— Платить чем станешь? Сызнова казенну бумажку сунешь?
— А то, — хохотнул рекрутер. — Вот она, моя оплата.
Он дотянулся до перевязи, вынул из кошеля затертую бумагу с печатью, прихлопнул её ладонью на столе.
— Вот. Читай. «… и оказывать всякую помощь по запросу, в том же числе лошадьми, фуражом и провиантом». Так что будь хорошей сеттийкой, неси провиант, как писано.
— Грамоте я не разумею. Оно и так понятно, что задарма кормиться будете. Да токмо ваши бумажки мне — на подтереться, я под них не подпадаю. Потому как телитория ента — нитрай… нитрана…
— Нейтральная, — подсказал второй ратник, утирая лоб краем туники.
— Она и есть, — подбоченясь, кивнула трактирщица.
— Это пока, — отмахнулся первый. — Скоро Сеттия станет владелицей этого тракта, и тогда не только твой трактир под неё подпадет, но и ты сама можешь подпасть под топор за саботаж. Хватит болтать, живот уж подвело.
— Намедни веладские наймаки тако же хвалилися. И тако же задарма объедали. Поскорее бы вы друг друга поубивали, что ли, — кинув досадливый взгляд на ратников, трактирщица неторопливо удалилась.
Вскоре на столе перед рекрутерами пыхтела ибрызгала жиром широкая сковорода, на которой в шкворчащем сале потрескивал десяток жареных яиц.
— Жрите, дармоеды, — вздохнула трактирщица, ставя на стол корзинку с хлебом и кидая ложки.
Ратники, шикая и дуя на обжигающие шкварки, накинулись на еду. Нищий приподнялся, держась за обрешетку террасы, поводя носом в сторону едоков.
— Пода-айте, люди добрые.
Первый ратник, кинув на него взгляд, передразнил:
— По-ода-айте-е…. А ты заработай. В рекруты пойдешь?
— Я слеп. Какой от меня толк?
— А-а, на это всем плевать. А что? Харч казенный. Хоть живот набьешь досыта. Нынче в сеттийской армии каких только уродов и иноверцев нет. Все едино — мясо до первого боя.
— Что, и северяне есть?
— Есть.
— Ну да! — с сомнением хихикнул нищий. — Эльфы? В сеттийской армии?
— Я же сказал — есть! А тебе какое дело? — спохватился ратник, подозрительно приглядываясь к нищему.
— А сколь платят?
— Тебе до смерти хватит. Так что, записать тебя?
— Нет. Какой из меня солдат.
— Ну и катись отсюдова, — ратник повернулся к яичнице. — Слышал? Не воняй мне тут.
Вздыхая и охая, бродяга поднялся с земли. Нашарил клюку, поправил котомку и медленно, ощупывая перед собой дорогу, поплелся прочь от трактира. Его унылое «Пода-айте» затихло за поворотом.
Жарило полуденное солнце. Безоблачное небо слепило синевой, воздух дрожал зыбким маревом над трактом. Ратники дремали, развалившись на скамьях в тени навеса. Мухи ползали по пустой остывшей сковороде и хлебным крошкам, кружили над лицами наемщиков. Жирная муха проползла по засаленной нижней губе. Ратник всхрапнул, сдувая насекомое, закрыл рот и приподнял правое веко. Солнце заслонила чужая тень — на крыльцо мягким, почти неслышным шагом взошел мужчина. Рекрутер приоткрыл второе веко. Посетитель был молод и худощав. Черные длинные волосы, затянутые на затылке в тугой узел, контрастировали с белой, совершенно лишенной загара, кожей. На широком ремне слева висел длинный меч, правый бок отягощали кинжальные ножны. Ратник открыл глаза шире, приглядываясь. Дернул бровью, задержав взгляд на остроконечных ушах незнакомца, и несильно пнул ногой своего товарища. Когда тот, вздрогнув, открыл глаза, указал взглядом на посетителя.
Астид, мельком глянув на дремлющих солдат и убедившись, что его присутствие замечено, прошел в противоположный конец веранды. Сбросил заплечный мешок, кинул на скамью свернутую куртку, снял ремень, сел за стол, постучал по нему ладонью. Он провел у этого трактира в облике слепого нищего несколько дней, наблюдая и слушая. Расспрашивал ненароком веладских наемщиков, появлявшихся тут два дня назад, и завербовавших ехавшего с вааспуртского рынка селянина. Бедолага, продув вырученные деньги и боясь возвращаться домой, соблазнился обещанным заработком. Так и пошел служить — с ослом и повозкой-двуколкой. По словам веладских вояк, северян в их армии не было.
Странная это была война — долгая, вялотекущая и нерешительная. И сеттийцы, и веладийцы предпочли бы и вовсе не вступать в драки. Однако правителям этих стран вопрос сбора пошлины за проезд по тракту мирно решить не удалось. А воевать они не умели. Вот и случился на нейтральной территории, в трактире, стоящем меж двух долин, рекрутский пункт. Поочередно, раз в три дня, приезжали сюда ратники из Веладии иСеттии сманивать в свои армии путников, путешествующих по тракту.
К Астиду вышла трактирщица. Он выложил на стол две мелкие монеты.
— Что можно взять за это?
Та покосилась на мелочь, вздохнула, подняв глаза к потолку.
— Бобы. Две порции. Добавишь одну монету, поджарю их на сале. Вода бесплатно.
— Не надо жарить.
Она смахнула деньги в кулак, и неторопливо ушла. Наемщики, вполне уже проснувшиеся, переглянулись. Вооруженный, не местный, да еще и на мели — их клиент. Подхватив бурдюк и кружки, они направились к столу Астида.
— День нынче жаркий, — присаживаясь напротив и покачивая бурдюк, произнес тот, что поболтливее. — Утолишь жажду?
— Благодарю за щедрое предложение, — кивнул Астид, разглядывая подошедших.
— Хозяюшка! — ласковым голосом позвал ратник. — Дай-ка нам еще одну кружку!
Из-за двери высунулась рука, державшая кружку. Второй ратник встал, забрал требуемое и вернулся к столу. Разлили из бурдюка светлое вино.
— Живи долго, — подняли свои кружки ратники.
— Умри достойно, — ответил Астид.
Вино было кислым и отдавало шерстью. Хозяйка принесла глубокую миску с вареными бобами и кувшин с водой. Глядя на Астида, ратник сочувственно покачал головой.
— Трудные времена?
— Не особо, — пожал плечами Астид, уткнувшись в тарелку.
— Оно по тебе и видно, — хмыкнул солдат. — Брюхо пусто, а бодришься.
— Трудные времена — это когда брюхо вспорото.
Ратники расхохотались. Шутка пришлась им по нраву.
— А ты весельчак! Нам такие задорные нужны.
— Кому это — вам?
— Сеттии. Я гляжу, ты не из простых. Меч носишь. Пойдешь на службу к сеттийскому королю? Не задарма, само собой.
— Мой меч стоит недешево, — загребая ложкой бобы, ответил Астид.
— Оно известно. Служат у нас несколько…из ваших. Не жалуются.
— Вот как? — коротко взглянул полукровка на наемщика. — Кто это из «наших» польстился на ваши гроши?
— Каким именем записаны, не помню. Главного у них Ястребом кличут. Гроши не гроши, а хватит поболее, чем на пресные бобы.
Наемщик с легкой полуулыбкой кивнул на тарелку Астида.
— Угу, — неопределенно отозвался тот. — Я подумаю.
— И долго думать будешь?
— Пока ем.
— Ну, думай. Сам-то кто?
— Прохожий.
— С севера?
— Угу.
— Ну и как там?
— Холоднее, чем здесь.
Астид выловил последний боб, запил водой, вытер губы ладонью.
— Черт с вами. Записывайте.
Один из ратников метнулся за письменными принадлежностями. Прижав углы свитка пустой миской, откупорил чернильницу, обмакнул перо, готовясь вписать имя нового рекрута в пустые строки контракта.
— Имя.
— Астид Локйонд.
— Срок службы — один год, три или пять.
— Года хватит.
— Жалованье каждый месяц. За проявленный героизм и военные навыки в бою — сверх того премия. Дольше проживешь — больше получишь. Грамоте обучен?
— Да.
— Поставь подпись. Вот тут.
Астид принял перо и чиркнул в самом низу свитка короткую подпись. Рекрутер подул на бумагу и, бережно свернув, сунул её в футляр. Ухмыльнулся Астиду, хлопнув его по плечу.
— Поздравляю! Теперь ты — боец сеттийской армии и подданный короля Мидракара второго.