— Что скажешь, Астид? — спросил Гилэстэл, когда они возвращались от Карусто домой.
— Про этого? Мягок, как девица. Удивительно, что он знает, с какой стороны браться за меч, — съязвил тот, пожав плечами.
— Но мы-то видели, чего он стоит, — чуть усмехнулся князь.
Он шел, заложив руки за спину, неспешным прогулочным шагом. Выпитое вино и предварительные договоренности с купцами настроили его на благодушный лад. Внезапно князь рассмеялся.
— Карусто уверен, что его племянник зарабатывает уроками музыки и выступлениями в вааспуртском театре. Не хочешь сходить на его новое представление, Астид?
— С удовольствием, — ухмыльнулся тот.
Оглядевшись, Астид остановил взгляд на мальчишках, что играли возле старых бочек, составленных у закрытой лавки. Он свистнул и поманил к себе одного пацаненка. Когда тот подбежал, полукровка наклонился, сказал ему что-то тихо на ухо и сунул в руки монетку. Мальчишка умчался, а Астид, глядя ему вслед, зевнул.
— От здешнего вина спать хочется. И живот пучит.
Новый поединок Сарыча состоялся на следующий вечер. Зал был набит битком. Игроки-завсегдатаи, по достоинству оценившие нового лидера, швыряли на песок таблички, делая на Сарыча гигантские ставки. Гилэстэла не интересовал выигрыш. Он сделал пару минимальных ставок в трех боях. Один раз выиграл, в другой раз проиграл. И теперь он внимательно следил за Ригестайном, за его перемещением по арене, не переставая восхищаться его способностями.
— Нет, ты только посмотри! — толкнул он в бок Астида, когда Сарыч в очередной раз неуловимым движением исчез, уклоняясь от направленной в его сторону пики, и тут же появился на полшага в стороне. Никто из зрителей не улавливал этого мига, всем казалось, что Сарыч невероятно, непостижимо быстр и ловок.
— Да! Кто бы сомневался, — довольно стукнул Астид кулаком по поручню, когда противник Ригестайна упал на песок с проколотым бедром. И тут же возмутился. — Но почему он их не добивает?
— Просто не видит в этом необходимости, — ответил князь. — Он свое превосходство доказал. Чужая жизнь для него важнее самоутверждения.
— Если бы он так вел себя в жизни, а не на арене — давно бы был мертвецом, — презрительно хмыкнул Астид. — Дерись он со мной, я бы и с проколотой ляжкой всадил ему пику в живот. А потом дополз и перегрыз бы глотку.
— Я знаю, что ты кровожаден, Астид, — усмехнулся князь. — А он воспитан по-другому.
— Дурно он воспитан. Жалость — плохой союзник в бою.
— Может быть, — пробормотал князь.
Всю дорогу до дома Гилэстэл был молчалив и задумчив. Астид не прерывал его молчания, видя в голубых глазах какую-то затаенную мысль. Когда утром Астид вышел в столовую, он увидел Гилэстэла в том же наряде, что и вчера вечером и понял, что тот не спал в эту ночь.
— Ваша светлость, — обеспокоенный выражением лица своего покровителя, Астид подошел и коснулся его плеча. — Вас что-то тревожит?
Гилэстэл чуть вздрогнул и взглянул на него так, словно только что очнулся ото сна.
— Астид… Нет. Ничего не случилось. Я думал.
— О чем?
Князь помедлил и, прищурившись, ответил.
— Мне нужен этот музыкант.
— Сарыч? Для чего?
— В нем есть то, что есть во мне и в тебе — пробудившаяся сила. Помнишь, что говорила аэн-элле? В полукровках эти способности проявляются, нужно только развить. Если дать ему возможность совершенствоваться, обучить его, он может стать хорошим магом. А мне нужны соратники и помощники.
— Разве меня одного для вас не достаточно? — в глазах Астида вспыхнула ревность.
Гилэстэл заметил этот огонек.
— Три лучше, чем два, Астид. А мне нужны силы для будущей… — князь запнулся.
— … войны? — вскинул брови полукровка.
— Если понадобится, — исподлобья взглянул на него Гилэстэл. — Время идет. Власть Мэнелгила крепнет, и наследники взрослеют. У меня же нет ничего, кроме моего острова, и никого, кроме тебя. Тебя одного. Я не говорю о тех людях, что трудятся в моих лавках и мастерских, они даже не знают, на кого работают. Но с такими силами мне не вернуть Маверранум. Я рассчитывал на твое понимание, Астид, и помощь. И преданность.
Скулы Астида запылали румянцем.
— Я предан вам всецело, Ваша светлость, — глядя с укором в глаза Гилэстэлу, прерывающимся голосом выдохнул он. — Вы для меня — всё, весь этот мир. Выше отца, которого я не знал. Выше любых богов, которые мной пренебрегли. Но вы сомневаетесь во мне. Сомневаетесь, и отдаляете меня ради чужака! Сомневаетесь, причиняя мне боль более жестокую, чем любая рана. Вы обещали не причинять мне боли. Я думал, вы это помните….
— Астид, — Гилэстэл протянул к нему руку.
Но тот, сжав губы, выскочил в дверь.
— Астид! — крикнул вдогонку князь.
Но тот, игнорируя его зов, выбежал из дома на улицу. Гилэстэл слышал, как грохнула входная дверь. Он уперся локтем в подлокотник и уронил голову на ладонь. Что теперь выкинет полукровка, можно было только гадать.
Астид появился вечером третьего дня — помятый, со следами помады на грязной одежде, от которой несло приторно-сладкими духами, и с синяком на левой скуле. Вошел в столовую, не поднимая глаз, доплелся до стола, за которым в одиночестве ужинал Гилэстэл, и рухнул на колени у его ног.
— Простите меня.
Гилэстэл отодвинул тарелку, вздохнул, глядя, как черные волосы метут пол у его стула.
— Я надеюсь, ты никого не убил?
Астид истово замотал головой.
— Хорошо. У тебя потрепанный вид. Ты что, дрался с проститутками?
— Пришлось, — в голосе Астида послышалась ирония, — не хотели меня отпускать.
— Могу даже предположить, по какой причине, — усмехнулся Гилэстэл. — Ты им не заплатил!
Астид пожал плечами, поднял голову, глядя на князя с ухмылкой.
— Но я никого не убил.
— Они не знают, как им повезло, — согласился тот, и они рассмеялись.
Гилэстэл кивнул Астиду, и тот, поднявшись с пола, сел за стол. Жареный индюшонок был разорван и уничтожен в минуту. Гилэстэл, глядя, как постепенно утихает голодный блеск в глазах его воспитанника, налил ему вина.
— Астид, — вымолвил Гилэстэл. — Я бы хотел закончить тот разговор.
Полукровка опустил голову, отставил бокал.
— Я приму любое ваше решение, князь. И выполню любое ваше поручение. Только не пренебрегайте мной, прошу вас.
— Я и не собирался, Астид.
Голос Гилэстэла был тих и серьезен.
— Есть вещи, о которых я могу говорить только с тобой. Поручения, которые могу доверить лишь тебе. И так будет всегда. В моем сердце нет пренебрежения и сомнения относительно тебя. Ты на всю нашу вечность останешься для меня важнее всех остальных, сколько бы их не случилось. Я помню свое обещание, Астид.
— А я помню свое, Ваша светлость.
Гилэстэл кивнул.
— Он нам нужен. Поверь, Астид.
— Понимаю. Но как заручиться его преданностью? Для меня вы — мой мир. Но у него есть свой. У него есть семья. Она как якорь, будет держать его. Он, как птица, всегда будет возвращаться к своему гнезду.
— Значит, нужно сделать так, чтобы ему некуда и незачем было возвращаться.
Астид вздрогнул, взглянул в глаза Гилэстэла. Такого выражения он в них еще не видел. Голубые зрачки словно подернуло льдом.
— Вы собираетесь….
— Ни в коем случае, — Гилэстэл предостерегающе поднял палец. — Это должны быть не мы, Астид. Кто-то другой. Тот, ненависть к кому станет для него началом нового пути.