Голубой велосипед

25

Через несколько дней, во время одной из послеобеденных прогулок по виноградникам, Леа, выполняя данное обещание, попыталась поговорить с отцом. С первых же слов тот ее остановил:

– Ничего не хочу слышать об этом противоестественном браке. Ты слишком легко забываешь, что немцы – враги, оккупировавшие нашу страну, а капитан Крамер преступил основные законы гостеприимства.

– Папочка, они же любят друг друга.

– Если это правда, подождут до окончания войны. Пока же я отказываюсь дать согласие на союз, который твоя мать осудила бы.

– У Франсуазы будет…

– Ни слова больше, от этого разговора я становлюсь больным. А я и так измотан.

Он присел на межевой столбик.

– Тебе действительно необходимо ехать завтра в Бордо?

– Непременно. Вместе с Люком мне надо разобраться, как я мог бы забрать назад обещание продажи, которое я подписал Файяру.

– Обещание продажи?… Ох, папа, как же ты мог так поступить?

– Сам не знаю. После кончины твоей несчастной матери он преследовал меня, требуя все больше денег на приобретение нового оборудования. В конце концов, зная наши трудности, он предложил выкупить поместье. Когда он впервые со мной об этом заговорил, ко мне вернулась ясность мысли, и я его предупредил, что выгоню, если он снова об этом заговорит.

– Почему же ты мне ничего не сказал?

– Ты же сама видела, бедненькая моя, что разум иногда меня оставлял. Изабеллы со мной больше не было, а тебя я воображал все еще ребенком.

– Папа, если Монтийяк еще и существует, то только благодаря мне. Я вынесла на своих плечах этот клочок земли и его обитателей, я наблюдала за Файяром и работниками, я накормила всех овощами с собственного огорода, который сама возделывала, я поставила Файяра на место. А теперь, теперь ты мне говоришь…

Леа не могла продолжать. Пьер Дельмас нежно расцеловал руки дочери.

– Все это я знаю. Руфь и Камилла рассказали мне о твоем мужестве. Вот почему я должен добиться, чтобы обещание продажи было аннулировано. А для этого мне нужен совет адвоката.

– Не доверяй дяде Люку, он коллаборационист.

– Не могу в это поверить. Он всегда был убежденным сторонником Морраса, яростным антисемитом и антикоммунистом, горячим поклонником правого движения. Но от этого до сотрудничества с немцами?!

– Будь здесь дядя Адриан, он бы тебе доказал.

– Люк и Адриан всегда не переносили друг друга. Еще детьми они принадлежали к противоположным лагерям. Оба были добрыми христианами, но прощения обид не признавали. После того, как Адриан принял постриг, их отношения несколько смягчились, но Люк, тем не менее, говорил, что, вот, волка впустили в овчарню. Успехи твоего дяди в качестве проповедника льстили тщеславию и снобизму Люка, однако война в Испании и помощь, которую Адриан оказывал испанским республиканцам, его выступления с кафедры в соборе в Бордо, где он обличал позицию церкви и правительства, оживили смахивавшую на ненависть антипатию. Камилла мне говорила, что Адриан связан с Лондоном и укрывается в свободной зоне. Люку это никак не могло понравиться.

– Мне он сказал, что, знай он, где находится Адриан, он выдал бы его.

– Никогда в это не поверю. Он это сказал в запальчивости. У Люка есть свои недостатки, но он не Иуда.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты оказался прав!

– Надеюсь услышать новости об Адриане. Я написал его настоятелю, чтобы предупредить о своем визите. У меня также назначена встреча с нотариусом.

– Я поеду с тобой. Мне так будет спокойнее.

– Как тебе угодно, моя дорогая. А теперь оставь меня, мне надо побыть одному.

Поцеловав отца в щеку, Леа ушла.

По дороге к розовому в закатных лучах солнца дому она, чтобы не думать о завтрашнем дне, повторяла про себя: нужно, чтобы прошел дождь, а то земля иссохла, начинают желтеть листья. Не останавливаясь, она наклонилась и подняла кусочек высохшей земли. "Завтра скажу Файяру, чтобы прополол этот заросший вьюнком участок". Обогнув рощицу, она вышла к террасе. При определенном освещении долина внизу обретала яркую контрастность цветов, делавшую ее красоту еще более выразительной и неизменно вызывавшую у Леа чувство восторга. В тени грабов ес поджидала Франсуаза, сидевшая, поджав ноги, прямо на траве. Леа села рядом с сестрой. Та подняла голову. Выглядела она грустной.

– Ты поговорила с папой?

– Пыталась. Он отказался меня выслушать. Обещаю тебе, я от него не отстану.

– Он тебя все равно слушать не станет. Что же будет со мной?

– Ты могла бы…

Перекладывая из руки в руку комок земли, Леа колебалась.

– Ты могла бы съездить в Кадийяк к доктору Жирару. Говорят…

– Какой ужас! Как только ты осмеливаешься мне предлагать такое? И Отто и я, мы оба хотим иметь ребенка. Уж лучше умереть!

– Тогда перестань стенать и сама расскажи отцу, что беременна.

– Нет, этого я никогда не смогу ему сказать. Уеду к Отто. Может, хотя бы тогда отец уступит.

– Не делай так, для него это будет страшным ударом. Вспомни, что он пережил после смерти мамы.

– А я? Догадываешься ли ты, как я страдаю?

– Извини, но у меня нет ни малейшего настроения, тебя жалеть. У меня вызывает отвращение то, что ты натворила.

– А ты сама с Матиасом и… наверняка с другими?

Леа возразила:

– Мои не были немцами.

– Это отговорка. Разве я виновата, что наши страны воюют между собой?

– Отто поступил плохо.

– Ведь он же меня любит!

Леа пожала плечами. Франсуаза заговорила снова:

– Я знаю массу девчонок, у которых ухажеры – немцы. Наша кузина Коринна помолвлена с подполковником Штрукелем. Дядя Люк изрядно колебался прежде, чем дать свое согласие, однако, когда из Германии специально для того, чтобы попросить руки его дочери, приехал отец подполковника, сам высокопоставленный, близкий к Гитлеру нацистский деятель, это так ему польстило, что он уступил. К тому же семья жениха очень богатая и знатная. Налицо все, что только может понравиться нашему дяде! Коринне повезло. Если бы мама была жива, я смогла бы с ней поговорить, она поняла бы меня и помогла.

– Ты могла бы довериться Руфи.

– Не осмелилась.

– И поэтому доверилась Лауре? Девчонке? Ты не подумала, что своими откровениями можешь ей всю душу перевернуть?

– Нет. У нее нет предубеждений против немцев, а мне становится легче, когда я поговорю с кем-то, кто не настроен враждебно.

Опустив головы, они долго сидели молча.

– Франсуаза, мне бы очень хотелось тебе помочь…

– Знаю, Леа, и благодарна тебе. Теперь, когда ты все знаешь, я не чувствую себя такой удрученной. Хотя мы решительно на все смотрим по-разному, я уверена, что могу тебе доверять, – целуя сестру, сказала Франсуаза.

– Завтра поеду с папой в Бордо; он хочет повидать дядю Люка. Может быть, известие о предстоящем браке Коринны заставит его переменить мнение. Обещаю тебе, что снова попытаюсь с ним поговорить. Но и ты обещай мне не совершать ничего, что могло бы причинить ему страдание.

– Обещаю, – вытирая руки о платье, ответила Франсуаза.

Леа вернулась в Монтийяк со сломленным человеком. По утверждению Люка Дельмаса, аннулировать обещание продажи будет невозможно, потому что пришлось бы выплатить крупное возмещение, а денег у Пьера Дельмаса не осталось. Нотариус не скрывал своего пессимизма относительно земель на Мартинике и возможности их продажи в случае необходимости.

Было мукой и посещение монастыря доминиканцев на улице Сен-Женес. Настоятель признался, что считает Адриана террористом, предателем и вероотступником. Он счел своим долгом предупредить центр Ордена в Париже и выразить пожелание, чтобы тот известил Рим о деяниях заблудшего брата. Нет, он не знал, где тот находится, и не стремился это узнать. Своим поведением Адриан противопоставил себя католическому братству, он недостоин принадлежать к Ордену Святого Доминика. Теперь он просто расстрига… Каждый день он молится за него, умоляя Господа наставить эту заблудшую овцу на путь истинный. Леа тошнило, когда она покидала богоугодное заведение. После этого визита известие о предстоящей свадьбе Коринны было встречено Пьером Дельмасом с презрительным равнодушием, которое не поколебали и слова Люка:

– Тебе бы следовало согласиться на брак Франсуазы с капитаном Крамером. Он из такой же прекрасной семьи, как и мой будущий зять.

Пьер Дельмас встал и коротко бросил:

– Не будем об этом говорить. Прощай.

Сколько раз прошагала Франсуаза ту сотню метров, что отделяла дом от дороги, сторожа возвращение сестры и отца? Десять, двадцать раз? Давно миновало время прибытия последнего поезда из Бордо. Уже давно двуколка папаши Шамба, служившая такси между Лангоном и Верделе, должна была остановиться на верху склона, у въезда в поместье. А что если они решили переночевать в Бордо? Ей не выдержать еще одной бессонной ночи в полной неопределенности. Со времени отъезда Отто она еще никогда так не страдала из-за его отсутствия. Сколько всего пришлось ей выдержать ради своей любви: презрение подруг по госпиталю, то же самое – со стороны отца и Леа, жалость Камиллы, насмешливый взгляд Файяра, стыд тайных встреч, страх быть неожиданно раскрытой. Все это было слишком мучительно. Пока он был рядом, она чувствовала себя способной на самый смелый поступок. Без него же была всего лишь робкой несчастной девочкой.

Стук колес двуколки заставил ее вздрогнуть. Словно нашаливший ребенок, спряталась она за одним из громадных платанов идущей к дому аллеи. При виде отца, которому Лea помогала сойти с двуколки, заметив, как он идет, медленно, тяжело и одновременно неуверенно ступая, опустив голову, Франсуаза поняла, что для нее все потеряно. Прижавшись лбом к коре дерева, она заметила хлопотливое движение пары муравьев, и ей припомнилось, как совсем маленькой девочкой пряталась она за тем же самым деревом, ожидая появления отца, возвращавшегося с работы или после прогулки. Он говорил:

– Здесь пахнет свежей человечиной. Мне кажется, неподалеку скрывается маленькая девочка. Сейчас разыщу ее и съем.

– Нет, папочка! Нет, папочка! – кричала она, выбегая из своего укрытия и бросаясь в протянутые к ней руки.

Со всем этим покончено… Завтра, самое позднее послезавтра, она уедет.

На следующий день Леа отправилась в Кодро за письмами. На почте ее ожидало письмо с требованием немедленно приехать в Ла-Реоль к чете Дебре. Она застала их встревоженными, в лихорадочном возбуждении.

– Не могли бы вы сегодня вечером или завтра съездить в Бордо? – спросила мадам Дебре.

– Не знаю. Я была там со своим отцом вчера. Требуется найти повод.

– Подыщите что-нибудь. Речь идет о жизни многих членов организации. Вам надо будет зайти в страховую контору месье Андре Гран-Клемана в дом № 34 по Верденскому проезду. Ему следует сказать, что полученный им от Леона паштет невысокого качества. Он вам ответит, что ему это известно: он сам и его жена отравились. Тогда скажите, что вы пришли из-за страховки, которую хотел бы оформить ваш отец. Он проведет вас в свой кабинет, где вы передадите ему необходимые бумаги. Это фальшивые страховые полисы, среди которых он найдет наше сообщение. Через какое-то время скажите, что чувствуете себя не очень хорошо и вам нужно выйти на свежий воздух. Он вас проводит. На улице вы ему сообщите, что на его след напал комиссар Пуансо, и если он еше не арестован, то лишь по совету лейтенанта СС Дозе, который, видимо, заслал в организацию своих людей и ждет полной информации, чтобы нанести сокрушительный удар. Пусть без промедления предупредит некоторых лиц, чтобы те могли скрыться. Вам понятно?

Леа повторила инструкцию.

– Прекрасно. Чем скорее вы побываете в Бордо, тем лучше.

– Попытаюсь успеть на шестичасовой поезд. А не этот ли Дозе допрашивал Камиллу?

– Он самый хитрый и опасный человек с нюхом полицейской ищейки, никогда не теряющей след. Вполне вероятно, что кто-то продолжает для него следить за Камиллой. Со своей стороны, всегда будьте начеку… Между прочим, безопасности ради, один из наших друзей переведет вас через демаркационную линию в лесу около Фонделу.

– В Сен-Пьере немцы меня знают. Не заподозрят ли они неладное, не увидев, как я возвращаюсь?

– Если при возвращении вас начнут расспрашивать, вы всегда можете сказать, что переходили демаркационную линию в Сен-Лоран-дю-Буа, куда ходили проведать приятельницу. Я же сделаю так, чтобы в Сен-Лоране о вас помнили.

– Тогда все пройдет нормально.

– Может, я и обманывалась на ваш счет, малышка, – произнесла с доброй улыбкой мадам Дебре, обняв Леа.

– Может быть, мадам. Но разве это так важно?

– Для меня, да. Вчера мы получили известие о вашем дяде. Он просит вас сообщить его сестре Бернадетте, что ее сын Люсьен находится вместе с ним.

– Ох, как меня это радует! Я очень люблю своего двоюродного брата и боялась, не случилось ли с ним чего. Больше дядя Адриан ничего не сообщает?

– Ничего. И вам пора идти. Поезжайте через Лa-барт, где вас будет ждать местный кузнец. Он вас знает и поможет без помех пересечь линию. Делайте все, что он вам скажет. Тогда все пройдет хорошо. Он проводит вас до Сен-Мартен-де-Грав. Дальше дорогу вы сами знаете. До свидания, мое дитя. Да хранит вас Господь!

– До свидания.

Глядя вслед удалявшейся на своем голубом велосипеде Леа, супруги Дебре спрашивали себя, а имеют ли они право подвергать опасности жизнь этой столь странной, на их взгляд, и столь прекрасной девушки.

В лесу Маншо проводник спрятал свой велосипед в папоротнике, а Леа дал знак быть предельно осторожной. Лесом и виноградниками вышли они к национальному шоссе № 672, служившему границей между двумя зонами. В Мезонневе совершенно прямая в тех местах магистраль была пустынна. Кузнец подозвал Леа. Так, без затруднений они перешли границу. До Сен-Мартен-де-Грав оба доехали на велосипеде Леа. Расстались на перекрестке в Мулене. В Мушаке у велосипеда спустило колесо, и Леа, бранясь и кляня судьбу, закончила свой путь пешком, толкая тяжелый велосипед.

Камилла играла со своим сынишкой на лужайке перед домом. Малыш, смеясь и протягивая ручонки, бросился к Леа. Оставив велосипед, она подняла малыша на руки.

– Здравствуй, Шарль, здравствуй, мой любимый. Ай, ты мне делаешь больно.

Мальчуган изо всех сил сжимал ее своими ручонками. Улыбаясь, к ним подошла Камилла.

– Он тебя любит. Мне бы надо сходить с ума от ревности…

Она окинула их таким доверчивым, таким любящим взглядом, что Леа почувствовала себя неловко.

– Обещай, что ты будешь приглядывать за ним, как за собственным сыном, если со мной что-нибудь произойдет, – сказала неожиданно посерьезневшая Камилла.

– Прекрати говорить глупости. С чего ты взяла, что с тобой что-то произойдет?

– Никогда ничего неизвестно. Прошу тебя, обещай.

Леа не только приходилось оберегать мать по просьбе отца, но теперь еще и сына по просьбе матери. А ее, кто защитит ее? Пожав плечами, Леа ответила:

– Обещаю тебе. Буду заботиться о нем, как о собственном сыне.

– Спасибо! Как прошла доставка писем?

– Нормально. Еще в Бордо надо съездить. Ты сможешь подыскать объяснение для отца и Руфи?

– Не волнуйся, что-нибудь придумаю.

– Пойду, переоденусь. У меня колесо спустило. Не одолжишь твой велосипед?

– Хорошо.

– Найдешь время, передай тете Бернадетте, что с Люсьеном все в порядке. Он с дядей Адрианом.

– Вот это хорошая новость! Поскорее пойду к ней.

Спускаясь из своей комнаты, она услышала раскаты громких голосов в отцовском кабинете. Ее первым побуждением было зайти, но потом она спохватилась, что тогда не успеет на воссмыадцатичасовой поезд. С тревогой на сердце покинула она Монтийяк, без труда представив себе, о чем спорили Пьер Дельмас и Файяр.

Леа оставила велосипед Камиллы у начальника станции. Как обычно, без осложнений прошла через таможенный и паспортный контроль.

В купе находились лишь две крестьянки. Леа почувствовала себя свободнее и задумалась о том, где провести ночь. И речи не может быть о Люке Дельмасе. Она решила, что осмотрится на месте. Действительно, хорошая новость, что Люсьен у дяди Адриана. Вероятно, и Лоран с ними. Ей его недоставало. И как всегда при мысли о Лоране, ей вспомнился Франсуа. На память пришли слова из последнего письма Сары Мюль-штейн: "Ты создана для него, как и он для тебя". Смешно! Она создана для Лорана, и только для него. А Франсуаза? Для кого создана она? Бедняжка, если она по-настоящему влюблена и своего немца, ее можно только пожалеть. Ей будет трудно. Что станется с ней и ее ребенком? Надо обязательно убедить папу, чтобы он дал свое согласие на ее брак с Отто.

Поезд въехал на вокзал Бордо.

От Сен-Жанского вокзала до Верденского проезда – немалое расстояние. До эспланады Кенконс Леа шла набережными. Не раз к очаровательной девушке в коротеньком холщовом платьице, стучавшей по мостовой сандалиями на деревянной подошве, пытались приставать немецкие солдаты. Некоторые даже предлагали поднести ее чемоданчик с полученными от супругов Дебре бумагами. Никогда дорога не казалась ей такой длинной.

Было около восьми вечера, когда она добралась до Верденского проезда. Дверь открылась только после третьего звонка. Стоявший в проеме мужчина соответствовал полученному описанию.

– Месье Гран-Клеман?

Тот утвердительно кивнул.

– Здравствуйте, месье. Не могла не сообщить, что гусиный паштет Леона из Ланд невысокого качества.

– Увы, знаю. И моя супруга, и я сам им отравились.

– Хочу также посоветоваться с вами относительно страховки моего отца.

– Пожалуйста, пройдите в мой кабинет.

Вручив бумаги, Леа сказала, что ей надо на свежий воздух. На улице передала предупреждение

– Поблагодарите наших друзей за бесценные сведения. Сделаю все необходимое, чтобы известить своих, – сказал месье Гран-Клеман.

– Ничего не хотели бы передать со мной?

– Пока ничего. Не беспокойтесь, мадемуазель. Я сделаю все необходимое с полисом вашего отца, – слишком громко произнес он.

Рядом прошли двое мужчин, выглядевших добропорядочными обывателями, вышедшими насладиться теплым мягким вечером.

– Уходите! Это полицейские комиссара Пуансо.

Леа пошла прямо по улице, никуда не сворачивая, вышла на площадь Турни. Там она остановилась. Куда дальше? Кроме дяди Люка она в Бордо никого не знала. Она спустилась по практически безлюдным аллеям Турни; впечатление, что за ней следят, не исчезало. Вышла к площади Большого театра. Там было немного прохожих, главным образом солдат. У киоска с местными газетами она остановилась. "Маленькая Жиронда"… Рафаэль Маль… "Изысканный каплун"… директор… Ришар Шапон… У нее вырвался вздох облегчения: ей следовало пойти на улицу Шеверюс.

На колокольне кафедрального собора Сент-Андре пробило девять часов, когда она, наконец, дошла до редакции. Ее встретил тот же сторож, что и при первом посещении.

– Редакция закрыта!

– Мне надо повидать месье Шапона.

– Его нет на месте, приходите завтра.

– Прошу вас. Мне совершению необходимо его повидать, – говорила Леа, направляясь к двери кабинета директора газеты. Та открылась прежде, чем она успела коснуться дверной ручки. В тот же момент в вестибюль вошли двое мужчин.

– Господа, господа! Газета закрыта, – становясь перед ними, закричал сторож.

Леа узнала прохожих с Верденского проезда. Один из них грубо оттолкнул сторожа, продолжая двигаться вперед.

– Господа, что это значит? – спросил возникший в дверном проеме Ришар Шапон.

– Мы хотим поговорить с этой девушкой.

Директор "Маленькой Жиронды" повернулся к Леа:

– Вы знаете этих господ?

Она отрицательно покачала головой:

– Нет.

– В этом случае, господа, попрошу вас покинуть помещение.

– Сожалею, но мы должны забрать ее, чтобы допросить, – сказал мужчина постарше. Он показал удостоверение, которое Ришар Шапон внимательно изучил.

– Я отвечаю за мадемуазель Дельмас, она мой друг. Более того, ее дядя, мэтр Люк Дельмас – видный в городе человек.

– Нас это не касается. Мы получили приказ от комиссара Пуансо и выполняем его.

– Уже ночь. Нельзя ли перенести допрос на завтра?

– Нет, мы должны ее увезти.

– Очень хорошо, я поеду с ней. Дюфур, предупреди мэтра Дельмаса, что я с его племянницей.

От журналиста не ускользнуло смущение полицейских.

– Чего вы ждете, Дюфур? Позвоните мэтру Дельмасу.

Он не покинул помещение, пока не убедился, что сторож связался по телефону с дядей Леа.

Перед подъездом их ожидал "ситроен" с водителем. Леа и Ришар сели сзади с одним из полицейских.

Какое-то время они ехали в полном молчании по лабиринту темных улиц.

– Это же не дорога в комиссариат, к Пуансо! – удивился Шапон.

– Мы едем на авеню Маршала Петсна.

– Дом № 224?

– Да. Комиссар приказал нам доставить мадемуазель именно туда.

Леа заметила озабоченность своего спутника.

Вполголоса она спросила:

– Что-то не так?

Ришар Шапон не ответил.

Леа торопливо размышляла: при себе у нее не было ничего компрометирующего, ее документы в порядке, а визит к Шапону легко объяснить. Она почувствовала себя чуть увереннее, присутствие Шапона успокаивало ее.

Было так темно, что она не узнала здания, в которое ее ввели. У двери за столом сидел и что-то писал немецкий солдат. Подняв голову, он сказал по-французски:

– В чем дело?

– Мы к лейтенанту Дозе.

– Хорошо, сейчас его извещу.

– Что это значит? Я думал, с мадемуазель Дельмас хочет встретиться комиссар Пуансо.

– Ее хочет видеть лейтенант Дозе.

Солдат вернулся.

В конце коридора они вошли в комнату за двойными, обитыми черной кожей дверями.

Их стоя ожидал высокий темноволосый мужчина лет тридцати.

– Оставьте нас, – сказал он полицейским. Те вышли.

– Здравствуйте, месье Шапон. Как получилось, что вы оказались здесь?

– Не ради собственного удовольствия, поверьте мне. Предпочел бы лежать в своей постели. Я сопровождаю хорошую знакомую, мадемуазель Дельмас. Ваши люди утверждали, что намерены ее отвезти к комиссару Пуансо.

– Это верно. Жду его с минуты на минуту. Бедняга-комиссар так завален делами, что иногда я ему помогаю. Однако присядьте, пожалуйста.

– Итак, мадемуазель Дельмас, вы племянница прославленного адвоката? Мои поздравления, это человек, прекрасно сознающий свой долг. И не собирается ли ваша кузина выйти замуж за одного из самых блистательных наших офицеров? Разве можно лучшим образом подтвердить союз наших двух великих стран? А вы? Я убежден, что вы – истинная патриотка, не так ли?

– Очевидно, – улыбнувшись, несмотря на нараставшую в ней тревогу, сказала Леа.

– Не сомневался в этом. Многие ваши соотечественники настроены так же, как и вы, и оказывают бесценную помощь в преследовании террористов, к счастью, немногочисленных, которые пытаются сеять раздор в этой стране. Видите ли, наша роль неблагодарна и часто плохо понимается. Но нас вознаграждает поддержание порядка и спокойствия граждан, не так ли? Вы, наверное, по семейным делам заходили к месье Гран-Клеману?

– Да, мой отец хотел бы пересмотреть некоторые страховые полисы.

– Вчера у него, конечно, недостало времени самому этим заняться?

Подсознательно Леа нашла наилучший ответ:

– Так, значит, вы следите за нами, если знаете, что вчера мой отец приезжал в Бордо?

– Ну, следить – это громко сказано. Просто, на вокзалах есть люди, которые оповещают нас о приезде определенных лиц.

– Причем тут мой отец?

– Разве он не брат отца Адриана Дельмаса, которого мы подозреваем в том, что он находится на содержании Лондона?

– Мой дядя Люк – тоже его брат, а вроде бы за ним вы не следили?

Ришар Шапон закашлялся, пытаясь скрыть улыбку.

– Мадемуазель, ваш дядя дал нам доказательства своей преданности Германии, не так ли?

– Не сомневаюсь, – не сдержалась она.

Зазвонил телефон. Дозе снял трубку.

– Да, очень хорошо, пропустите… А вот и комиссар Пуансо вместе с мэтром Дельмасом.

Адвоката лейтенант СС принял с подчеркнутым уважением, а полицейского – с явным пренебрежением.

– Поверьте, мэтр, я огорчен, что вас пришлось обеспокоить. Наверное, комиссар Пуансо объяснил вам, что мы были вынуждены побеседовать с вашей племянницей в порядке обычной проверки, не так ли?

– Действительно, я считаю недопустимым, чтобы цеплялись к кому бы то ни было из членов моей семьи. Как вы могли хотя бы предположить, что это дитя интересуется чем-то еще, кроме своих платьев и своих шляпок?

– Увы, мэтр. В наши дни девушки изменились, – произнес комиссар Пуансо.

– Не в моей семье, месье, – сухо оборвал его Люк Дельмас.

– Простите, Шапон, что я не поздоровался с вами. Как вы-то здесь оказались?

– Я не мог отпустить мадемуазель Дельмас одну с полицейскими, которые были мне не знакомы.

– За это я вам признателен, но, скажите, зачем она к вам явилась так поздно? – осведомился комиссар.

– У меня еще не было возможности спросить ее об этом. Ваши люди не оставили мне времени.

– Мадемуазель, зачем вы пришли к месье Шапо-ну?

Леа судорожно размышляла. Во что бы то ни стало, следовало найти удовлетворительный ответ.

– У месье Шапона я собиралась попросить работу.

– Работу? – хором переспросили Люк Дельмас и комиссар.

– Да. Однажды он сказал мне, что если я буду в чем-то нуждаться, то могу рассчитывать на него. А так как я нуждаюсь в работе…

– Но почему? – удивился ее дядя.

– Мне нужно помогать папе.

Четверо мужчин переглянулись.

– Мне известны финансовые трудности твоего отца. Не думаю, что твоего заработка хватило бы, чтобы ему помочь. И все же хвалю тебя за этот великодушный порыв.

– Леа, я тронут вашим доверием. Думаю, вскоре смогу кое-что вам предложить.

– Ладно, господа. Надеюсь, вы удовлетворены ответами моей племянницы? Уже поздно, а завтра у меня рано утром выступление в суде. Пошли, Леа, тебя ждут твои братья и сестра. Пуансо, вас не подвезти?

– Спасибо, мэтр. У меня еще два-три вопроса к лейтенанту. Извините нас за это недоразумение. До свидания, мадемуазель Дельмас. До свидания, месье Шапон.

Лейтенант СС Фридрих-Вильгельм Дозе поклонился.

– До свидания, мадемуазель. Будьте осторожны в выборе знакомых. Хорошо?

Леа молча кивнула. Следом вышли Ришар Шапон и Люк Дельмас.

Сев в машину адвоката, директор "Маленькой Жиронды" заметил:

– Вам повезло, что вы еще можете пользоваться машиной. У меня уже давно нет автомобиля.

Люк Дельмас промолчал. Ришар Шапон снова заговорил:

– Знаете, а меня пот прошиб. Без вас бы все так гладко не прошло.

– Почему же, раз ей не в чем себя упрекнуть?

– С этой публикой всегда что-нибудь да сыщется.

Люк Дельмас снова промолчал.

– Я подвезу вас к редакции?

– Да, если вам удобно.

До самой улицы Шеверюс они больше не обмолвились ни словом.

– До свидания, Леа. Рассчитывайте на меня.

– До свидания, месье. Спасибо за все.

Дядя и племянница хранили молчание, пока не подъехали к дому. Уже в квартире Люк Дельмас сказал ей;,

– Не шуми. Пошли в мой кабинет.

Так пугавший ее момент объяснений наступил.

Леа вошла в комнату, заставленную шкафами с книгами. Какое-то время ее дядя, заложив руки за спину, расхаживал из конца в конец кабинета. Наконец остановился перед оставшейся стоять девушкой.

– Пусть между нами не останется недомолвок. Я отправился за тобой только ради того, чтобы избежать скандала, который бы бросил на нас тень. В семье достаточно и одной заблудшей овцы, твоего дяди Адриана. Буду счастлив, если тебе удалось обмануть комиссара Пуансо и лейтенанта Дозе своей комедией с Шапоном.

Леа почувствовала, что, несмотря на всю ненависть и презрение, которые он ей внушал, его следует переубедить.

– Это была отнюдь не комедия. Я действительно ищу работу. В доме больше нет денег.

Она с такой искренностью это сказала, что Люк Дельмас заколебался.

– Ты что, убеждена в том, что можешь спасти Мон-тийяк?

Леа не пришлось слишком напрягаться, чтобы ее глаза наполнились слезами.

– Нет, конечно. Но хоть немного станет легче. К тому же ожидается прекрасный сбор винограда.

Уже чуть мягче тот спросил:

– Почему ты так держишься за эту землю?

– Ты ведь, наверное, тоже дорожишь своим старым домиком в сосновом бору неподалеку от Марш-прима?

По тому, как Люк посмотрел на нее, она поняла, что задела его за живое. Этого человека все считали озабоченным лишь приращением своего состояния, а он со страстью занимался скромной, окруженной лесом овчарней, полученной им в наследство от его кормилицы.

– Да, понимаю, – отступая, сказал он. – Иди спать.

Леа не скрыла удивления.

– Надеюсь, ты все-таки не думала, что я выставлю тебя на улицу?

Свежая, элегантно причесанная, одетая в платье из красно-синего фуляра, кузина Коринна разбудила ее поздно, принеся поднос с завтраком. Леа не верила своим глазам: варенье, белый хлеб, масло и – о, чудо! – бриоши и круассаны! При виде восторга Леа Коринна улыбнулась.

– Не думай, что так каждый день. Благодаря папиным связям у нас есть все, но круассаны, например, бывают только два раза в неделю.

– Похоже, сегодня для меня удачный день! – с набитым ртом вымолвила Леа.

– Да не глотай ты так быстро. Тебе плохо станет.

– Тебе этого не понять. Такая вкуснятина! А кофе! Это же настоящий кофе! Как вы выкручиваетесь?

– Я тебе дам пакет. Кофе достает папин клиент, корабли которого ходят в Южную Америку, на Антиллы и не знаю куда еще. Когда одно из судов прибывает в Бордо, он снабжает нас сахаром, кофе, какао и тряпками.

– Тряпками?

– Да. Нам удается их обменивать.

– Вижу, у вас хорошо все налажено.

– Что делать! Как иначе в такое время?

Она произнесла эту фразу пронзительным голоском мещаночки, озабоченной поддержанием своего дома. "Через несколько лет она станет вылитым портретом своей мамаши", – подумала Леа, заранее жалея ее жениха.

– Уже поздно. Тебе бы следовало разбудить меня пораньше.

– Папа позвонил в Монтийяк.

– Поблагодари его от меня. Я поеду четырехчасовым поездом.

– А ты не можешь остаться до завтра? Мне бы так хотелось познакомить тебя с моим женихом!

– Не могу. Мне обязательно надо быть дома. Так что в следующий раз.

– Не настаиваю. Папа рассказывал мне, что у тебя полно хлопот. Но я прошу, чтобы ты вместе со мной побывала у портнихи на примерке моего свадебного платья. В этом ты не можешь мне отказать.

С облегчением дождалась Леа времени отправления поезда. В ее чемодане лежали сахар, кофе и три красивых отреза. Коринна настояла на том, чтобы проводить ее до вокзала. Своего дядю Леа больше не видела.

Она миновала поместье Приулетт. Еще одно небольшое усилие, и покажется дом, наконец-то избавленный от немецкого постоя. Она воображала радость обитателей Монтийяка, когда раскроется чемодан…

За кухонным столом сидели подавленные Камилла, Лаура, Бернадетта Бушардо, Руфь и старуха Сидони.

– Леа! – закричала Лаура, бросаясь сестре на шею.

– Наконец-то ты! – вздохнула осунувшаяся Руфь.

Бернадетта с опухшим от слез лицом стенала:

– Какое горе! Какой стыд!

Державшаяся за живот Сидони пробормотала:

– Бедная крошка!

Леа повернулась к молчавшей Камилле. Та встала.

– Что происходит?

– Уехала Франсуаза.

– Уехала? Когда? Куда?

– Думаю, вчера вечером. Но выяснилось это только сегодня утром. Она оставила письмо отцу, а также написала тебе, – сказала Руфь.

– Где письмо?

Гувернантка вынула помятый конверт из кармана платья.

«Сестренка моя, я уезжаю к Отто. Вдали от него я слишком страдаю. Надеюсь, ты меня поймешь. Знаю, что причиняю папе большое горе, но рассчитываю, что ты его утешишь. Скажи Лауре, что я ее люблю, и пусть она простит мне тот дурной пример, который я ей подаю. Мне будет очень недоставать Руфи, скажи ей об этом. Обними тетушку Бернадетту. Пусть Камилла помолится обо мне, она лучше вас всех знает, что я выстрадала. Время от времени вспоминай с доброй Сидони о ее малышке Франсуазе и выпей за мое здоровье ее наливки.

Я оставляю тебе тяжкий груз. Но у тебя достанет силы выдержать. Ты гордо и мужественно встретишь все, что бы ни случилось. Никогда тебе этого не говорила, но меня всегда восхищало, как ты тянула весь дом на своих плечах, сбивая себе руки до мозолей на земле, и стремилась обеспечить наше пропитание. Рядом с твоими овощами горек был вкус моих скромных, но хоть как-то скрашивавших повседневность гостинцев.

И еще одно. Будьте осторожнее. И Камилла, и ты. Надо, чтобы вы знали: на стол к Отто попало много анонимных доносов, утверждавших, что вы перебрасываете письма из свободной в оккупированную зону, бываете у террористов и проводите через демаркационную линию англичан. Отто порвал эти письма, но его преемник может обратить внимание на новые доносы. Вдобавок скажу, что одобряю вас. С моей стороны, это может показаться удивительным. Правда, я люблю немца, но люблю и свою родину.

Леа, ты сможешь писать мне "до востребования" в восьмой округ. Как только у меня появится адрес, я тебе его сообщу. Ты ведь мне напишешь, не так ли? И не оставишь меня без известий об отце?

Не осуждай меня, моя любимая, и прости за то, что я вас покидаю таким образом. Но мне не хватает мужества вас снова увидеть. Нежно тебя целую».

Когда Леa закончила чтение, взгляд ее был пуст, а губы дрожали.

– Франсуаза уехала в Париж, – с трудом произнесла она.

– К своему бошу, – прошипела Бернадетта.

Брошенный Леа взгляд оборвал на этом ее комментарии. С трудом собравшись с духом, Леа каждому сообщила касающиеся его слова письма.

У Камиллы она спросила:

– Как отнесся папа?

– Сначала впал в ярость, а потом подавленно сидел на придорожной скамейке, время от времени поглядывая на дорогу, словно надеясь на ее возвращение. Потом справился о тебе. Как раз в этот момент позвонил дядя Люк, и они долго разговаривали. Не знаю, что они сказали друг другу. Твой отец взял трость и шляпу. Он пошел в сторону часовни. С той минуты никто из нас его не видел. Пришла Сидони, чтобы сообщить, что встретила его на кладбище в Верделе, где он молился перед могилой твоей матери. Она к нему подошла, заговорила. Он на нее посмотрел, словно не узнавая, и знаком дал понять, чтобы она удалилась. Выглядел он так, словно рассудок опять его оставил.

– А с той поры?

– Лаура побывала в Верделе. Там его не было.

– Я зашла в церковь и к его знакомым, а вернулась через часовню, но нигде его не встретила, – подтвердила Лаура.

Леа сказала:

– Его надо обязательно разыскать до ночи. Вечером наверняка разразится гроза.

Гроза началась к восьми часам, когда Леа только что пришла домой. Никто не напал на след Пьера Дельмаса. Предупрежденный об исчезновении старого друга доктор Бланшар приехал, как только смог. Файяр, со своей собакой обшаривший каждый уголок виноградников, вернулся с наступлением темноты промокший до костей. Постепенно собрались все участвовавшие в поисках соседи. Каждый обсыхал на кухне у печи, высказывая свои соображения и попивая подогретое Руфью вино. Ужасно возбужденный непривычной сумятицей Шарль ходил плача меж гостей. К полуночи все, кроме доктора Бланшара, разошлись.

Леа спать не легла и с первыми проблесками зари вышла из дома. Она обошла все те места, где любила бывать с отцом еще ребенком. Ни малейшего следа. У подножия Бордоского креста она опустилась на мокрую траву. Огромное серое небо в бегущих мрачных облаках тяжелой массой навалилось на окрестности, и лишь вдали, в стороне Ланд и моря, пробивалась тоненькая светлая полоска. "Погода поправится", – подумала Леа перед тем, как, прислонившись к кресту, задремать.

Ее разбудил холод. Не распогодилось; небо выглядело сурово, и далекий свет исчез. Снова принялся идти дождь. Леа подняла велосипед и пешком спустилась по грязной дороге. Как и накануне вечером, кухня была забита промокшими людьми. Они были молчаливы, даже слишком молчаливы. Почему всегда случалось так, что именно в этой теплой и приветливой кухне Леа узнавала то, чего больше всего опасалась? Она оглянулась вокруг: головы были опущены, обнажены.

Чудовищная боль разорвала ей сердце, волна слез затопила глаза, но не выплеснулась, крик застрял в горле не в силах вырваться наружу, а в душе голос ребенка звал своего отца.

Тело Пьера Дельмаса, скрючившегося в темном углу одной из часовен, где он, очевидно, укрылся от дождя, обнаружил кюре из Верделе. Истерзанное горем, усталое сердце перестало биться посреди ночи.