Горизонт-75

В. Шитов Я ЛЕС ПОЛЮБИЛ С ДЕТСТВА Очерк

Рис. Е. Нестерова.

Мне было лет двенадцать, когда отец первый раз взял меня на охоту. Помню, рано утром будит:

— Собирайся!

От радости я ног под собой не чуял, пока до леса шли. Свернули на тропинку. Отец сказал:

— Идем искать тетеревиный ток.

Прошагали километра два, вдруг он остановился:

— Слышишь?

Я затих, прислушался. Где-то далеко урчали косачи: «Уры, урры, урры».

Постояли. Отец закуривал, а я глядел по сторонам. Увидел возле себя елушку полметра ростом. Потянул ее за стволик да и выдернул с корнем. Отец разволновался отчего-то и говорит сердито:

— Зачем ты это сделал?

Он отнял у меня елочку и сосчитал на ней побеги.

— Смотри, — говорит, — она росла шесть-семь лет, а ты ее выдернул в одну минуту.

Стыдно мне, а сдаваться неохота:

— Да тут их вон сколько, целый лес! Разве убыло?

— Как же не убыло-то! — еще больше рассердился отец. Потом успокоился немного и стал мне втолковывать: — Маленькие елки на смену большим растут. Вот этим, двадцатиметровым. Дерево старится, как человек, болеет. Постучи-ка по этой елке… Слышишь? Вот то-то, что буткает. Короед ее источил. Человек без толку топором затешет — снова дереву хворь. Поболеет оно да и высохнет. Тут бы смена ему подросла, а ты ее, смену-то, — хвать за вершок!..

— Откуда ты все знаешь? — удивился я.

— С лесниками дружу, помогаю им работать. Лес люблю. Вот ты полюбишь его — и тоже много чего узнаешь.

Той же весной отец взял меня с собой в лесничество, где как раз сеяли и сажали лес. Сажать — это мне было понятно. Но сеять! Что это, морковка, что ли? Это же деревья! А оказалось — сеют. Семена сосны высевали из бутылки на площади в метр шириной и метр длиной. На другом участке на такие же площадки в щели, сделанные лопатой, высаживали двухлетние сеянцы. Вокруг каждого землю притаптывали, чтобы она плотно прижала корешки и влагу не выпускала. Сеять и садить мне не доверяли, а поручали подносить семена или сеянцы. Я подносил, а сам думал: «Это сколько же таким сеянцам надо расти до больших деревьев?»

Спросил у лесничего. Он говорит:

— Сто лет. А мы за ними все эти сто лет станем ухаживать. Лет через пять посадки прополем, погибшие заменим. Через десять лет проведем осветление, до двадцати лет прочистим не раз, с двадцати до сорока — проредим, а там до ста лет и дальше будем делать проходные рубки, убирать больные да кривые деревья, чтобы остальным было вольнее и свободнее…

— Сто лет? Как же сто лет за лесом ухаживать, если сами-то мы до ста лет не живем! — искренне изумился я.

Лесничий на меня посмотрел не то с укоризной (ох и глуп, мол, ты!), не то с грустью (прав, мол, ты, дерево все равно нас переживет), не то с лаской, мне еще непонятной. Он не сказал, что я глуп, и не похвалил за догадку. Помолчал и сказал:

— Отцы наши за лесом ходили — нам его передали, нас не станет — вам за лесом ходить. Как наследство, сдаем с рук на руки…

Не скажу, что я тогда эти слова хорошо понял. То есть понять-то было нетрудно, да трудно прочувствовать. Уже потом, много позднее, осознал до конца, что вот эти леса, эти сосны да елки, рябины да березы, как вся наша родная природа, завещаны нам многими поколениями наших предков. Они брали от земли, воды и леса все, что могли, а сами о нас думали. Сажали деревья, которые сегодня дают жизнь нам, их потомкам.

— Жизнь? — спросите вы, и теперь я на вас с укором погляжу.

Да, жизнь. Как родимся, так ни минуты мы с вами без леса не обходимся. Спим в деревянной колыбели. Легка она и ласкова. Первые шаги свои делаем по теплому деревянному полу родного дома. За деревянным столом едим мамину стряпню. Первые каракули делаем деревянным карандашом. И за деревянной школьной партой выводим первые буквы…

Но это все видимое, осязаемое, пощупать можно и убедиться, что оно деревянное. А если древесину перерабатывать?

Ткани и лекарства, бумагу и спички, шпалы и детали для самолетов, уголь для выплавки высокосортного чугуна — все дает нам лес.

Грибы и орехи, цветы и ягоды, сено скоту и нектар пчелам — все дает лес.

Лес укрепляет речные берега и защищает поля от ветра. Лес спасает нас от пыли, заводского дыма, от жары и городского шума. А сам лесной воздух, творящий здоровье!..

Но давайте с другого боку подойдем, ребята. Разве мы любим и ценим только то, что можно съесть или надеть, из чего можно что-то добыть или извлечь видимую пользу? А птичье пение на заре — это что? Какая от него корысть? А беличий хвост, мелькнувший в хвое? А диво дивное — сосновый выворотень, похожий на сказочного лешего? А росный дождик, сыпанувший за шиворот, когда ты лез под еловую лапу, где рыжик притаился медным пятаком? А осенняя паутинка на траве? А слепящая белизна зимней просеки, прошитая неровной стежкой мышиного следа?.. Что нам со всего этого? Какой прок, какой урожай?

И ведь есть он, есть. Только подсчитать его нельзя ни на вес, ни на штуки. Он в нас. Это урожай РАДОСТИ, которую лес дарит — всякому, готовому ее принять. Так что дает он не просто жизнь, а жизнь радостную. Тут уж только не ленись, принимай сердцем это богатство.

Лес к нам всегда с добром. А как мы ему платим за это?

Вот после чьей-то молодецкой забавы пятнадцати-двадцатилетние елки сломаны: кто-то силу показывал, деревья гнул в дугу. Вот на квартальном столбе номер соскоблен, верхушка изрублена, да еще пакостная надпись увеличительным стеклом выжжена. Вот муравейник разворошен, разорен. Вот след от варварского — во всю поляну — кострища. Вот береза, порубленная на палаточные колышки. Вот сосна, раненная десятком выстрелов: кто-то упражнялся. А вот выбирали елки для новогоднего праздника. Разрешение на порубку, видно, было, да вырубить бережно толку не хватило: не отоптали елочку, не осмотрели как следует, срубили — не понравилась, однобока, редка, другую срубили — опять нехороша. Однажды брошенных в лесу елок оказалось вдвое больше, чем увезли…

Больно это видеть, тяжело и горько об этом говорить. А надо! Ведь лес не помнит зла, он снова и снова встречает вас цветами и ароматом трав, угощает грибами и птичьим пением. Так откликнитесь же на это добро, будьте к нему сами добры и заботливы. Я всегда находил себе хороших помощников среди вас, ребята. Особенно когда работал в Верхнекурьинском лесничестве.

Я тогда часто бывал в школах, предупреждал об опасности лесных пожаров, рассказывал о дозорной службе. И вот, помню, как-то летом прибегает в контору лесничества мальчишка. Раскраснелся, запыхался, с порога кричит:

— В лесу пожар!

Мы с лесниками кинулись на место пожара, а там уже на пяти сотках огонь усмирен. Кем? Одними ребятишками. Было их человек восемнадцать, боролись они с пожаром отчаянно, а главное — грамотно, знали, что делать. Палки, коряги пошли в ход: ребята окапывали огонь, забрасывали его землей, затаптывали огненные змейки, ползущие по траве. Мы написали потом об их поступке в газету, очень горячо благодарили этих смелых мальчишек.

В другой раз ребята подобрали вымпел, сброшенный с дозорного самолета, развязали мешочек с песком, прочитали записку и тут же позвонили в контору лесничества, сообщили о том, где пожар. Мы вовремя успели принять меры.

Родители многих ребятишек тогда мне шутя жаловались:

— Придем в лес отдохнуть, захотим у костра посидеть — дети не дают. Говорят, что нельзя разжигать летом огонь.

Но интереснее всего, конечно, почувствовать себя в лесу хозяином и работником. У нас в Верхней Курье было школьное лесничество. Закрепили за ним четыреста тридцать гектаров леса. Лесхоз выдал ребятам удостоверения Государственной лесной охраны, форму. В 1968 году члены школьного лесничества посадили пятьсот деревьев, прочистили пять гектаров леса, смастерили сто пятьдесят скворечников. На следующий год собрали больше ста килограммов сосновых шишек, расселили полсотни муравейников. А вы знаете, что такое муравейники? Это здоровый лес! Вот в Полесье, в Белоруссии, взяли под охрану все муравейники, и в нескольких районах удалось полностью отказаться от химических способов борьбы с вредителями леса. Каждая муравьиная семья может уничтожить за лето от трех до восьми миллионов вредных насекомых…

Твердо знаю, что в любом лесхозе, обратись вы туда, таким помощникам, как вы, будут только рады. Может быть, кто-нибудь из вас найдет в этом свое призвание, свою будущую профессию? Ведь чем раньше определишь главное дело своей жизни, тем интереснее будет жить. Не легче, а именно интереснее. В любимой работе все принимаешь близко к сердцу, все тебе дорого, все тебя касается. Никаких сил, никакого времени не жалко, и всегда находишься в поиске, в беспокойстве.

Я лес полюбил с детства, но работать туда пришел не сразу. В 1915 году окончил сельскохозяйственное училище, стал агрономом, поступил на службу в Оханскую земскую управу. А сам скучал о лесе. И вот в 1925 году бросил все, перешел в лесничество. Зарплата вдвое меньше, хлопот втрое больше, зато на душе — вдесятеро легче: свое дело делаю. И было именно так, как я вам говорю: всегда хотелось делать его как можно лучше.

Вспоминаю 1927 год. В зоне нашего лесничества идет заготовка леса. Как вывезти пятьдесят две тысячи кубометров? Зима, вывозить конной тягой по заснеженной дороге тысячи деревьев — дело очень долгое и трудное. Решил я построить дорогу не снежную, а ледяную. Изучил трассу, произвел съемку, нивелировку. Сделали мы два огромных дощатых бака, из трех прорубей пруда закачивали в них воду, ночами поливали этой водой нашу трассу в метр шириной. Сани соорудили тоже специальные, длинные, но узкие, по ширине дорожки. Грузили на них до десяти кубометров дров и по ледяной дорожке пускали эти сани. Работа была жаркой, веселой и закончилась быстро, и обошлась в два раза дешевле.

В лесном хозяйстве есть два очень трудных дела: собирать шишки и извлекать из них семена. Как облегчить этот труд? До сих пор эти вопросы по-настоящему решенными считать нельзя. И я над ними много думал.

Два года вечерами после работы возился у себя в бане, конструировал шишкосушилку, чтобы семена вышелушивать. Нужны были электромоторы, вольтметр, реле времени, редуктор, шкивы и еще-множество деталей и приборов. Все купил — истратил деньги, сбереженные на покупку коровы. Узнал о моей работе директор Пригородного лесхоза. Приехал, поглядел сам, велел лесничим показать. Собрались лесничии, посмеялись.

— Зря, — говорят, — себя изводишь, ничего у тебя не вышло.

Я тогда в бане косяки выставил, по частям погрузил шишкосушилку на телегу, привез в лесничество и провел испытания. Расчеты подтвердились. Лесничии, которые так дружно смеялись над моей машиной, теперь дружно признали ее ценность. Я получил авторское свидетельство, а от лесхоза — премию.

Рассчитал и смастерил аппарат, который может без труда снимать шишки прямо с веток, да только с веток срубленного дерева. Проходи вдоль ствола — удовольствие, а не работа. Но ведь не станешь же лес рубить, чтобы шишки снимать на семена! Как добраться до верхушки растущего дерева? Приделать мачту к трактору? Потащит ли трактор мачту в двадцать — двадцать пять метров высотой? Да они вместе, трактор и такая мачта, лесу больше переломают-перемнут. Вот по воздуху бы такой аппарат запустить! А если и впрямь по воздуху? К вертолету бы подцепить — и… Взял книги о вертолетах, изучил, просидел над расчетами три ночи. Потом отправился на вертолетную площадку…

И тут я хочу сказать вот что. Разные люди живут на свете, ребята. Одни очень тяжело отказываются от привычных идей и представлений. Вот уж и идеи эти устарели, но нет приказа от них отказаться, и самим перестраиваться желания тоже нет: ведь всякая ломка — это риск, это ответственность, которую надо на себя брать. Других волнуют не личные удобства, а интересы дела. За свои семьдесят лет я повстречал немало первых и очень много вторых. Первые часто смотрели на меня как на старого чудака, который фантазирует от нечего делать, старались отмахнуться. А вторые хотели понять, помочь, если надо.

Я заговорил о тех и других, потому что вспомнил, как внимательно и серьезно слушал тогда меня, человека случайного и впрямь захожего чудака, командир вертолетчиков Николай Иванович Новиков, как повел на поле, стал вблизи показывать то, что я предположил лишь теоретически. Приспособления для сбора шишек и заготовки черенков со стоящих деревьев будут смонтированы на микровертолете. Но дело сейчас не в технических деталях и подробностях, а в том, что надо быть упорным, надо искать — и люди тебя поддержат. Я был настойчив в своих поисках, потому что думал о деле своей жизни — о лесе, и потому, что всегда ощущал чью-то дружескую поддержку. Порой это была помощь людей вовсе незнакомых. Узнав из газеты «Комсомольская правда» о моей работе, они присылали письма, советы и даже посылки с образцами материалов, которые могли бы мне пригодиться! Благодарю, спрашиваю, сколько должен за образцы, а учитель физики из Донецкой области Владимир Антонович Науменко в ответ: «Мне доставляет радость оказать вам услугу… Я помогаю вам ради дела, которое делается и для меня и для всех. Так что это еще надо посмотреть, кто кому должен платить». Вот так! Ну что тут скажешь? Только одно:

— СПАСИБО, ЛЮДИ!

…Я уже давно мечтал поговорить с вами, ребята, о самом дорогом для меня — о лесе. Вот и поговорил, наконец. А пока говорил, думал: «Что же главное в этом разговоре?»

Что надо любить лес? Да, это.

Что надо искать дело своей жизни в детстве? И тогда будешь счастлив? Да, и это!

А может быть, как раз вот это: надо жить так, чтобы люди без труда находили, за что сказать тебе спасибо?..

Литературная запись А. Зебзеевой.