В два часа Босх и Эдгар прошли через сыскной отдел к своему столу. Из Уэстсайда до Голливуда они ехали в полном молчании. Шел десятый день расследования. К убийце Артура Делакруа они были не ближе, чем в течение всех лет, пока кости мальчика лежали на склоне холма над Уандерланд-авеню. Наглядные результаты их десятидневной работы сводились к гибели констебля и самоубийству явно исправившегося педофила.
Как обычно, Босха дожидались розовые извещения о телефонных звонках и пакет из экспедиции. Босх первым делом взял его, догадавшись, что в нем.
— Наконец-то.
Открыв пакет, он достал оттуда мини-кассетный магнитофон. Нажал кнопку воспроизведения звука, чтобы проверить батарейку. Сразу услышал собственный голос. Убавил громкость и выключил аппарат. Положил его в карман куртки, а пакет бросил в мусорную корзину.
Потом стал просматривать извещения о телефонных звонках. Почти все были от репортеров. Эта публика готова и превознести тебя, и смешать с грязью, подумал Босх. Он хотел предоставить пресс-службе объяснить миру, почему человек, вчера признавшийся в убийстве, сегодня оправдан и освобожден.
— Знаешь, — обратился он к Эдгару, — в Канаде полицейские не должны ничего говорить журналистам о деле, пока оно не завершено.
— Да и платят там получше, — заметил Эдгар. — Гарри, что мы здесь делаем?
Пришло сообщение от консультанта из медицинской экспертизы, что останки Артура Делакруа выданы его родным для похорон в воскресенье. Босх положил его отдельно, чтобы позвонить туда, узнать о похоронных приготовлениях и о том, кто из родных затребовал останки.
Продолжая просматривать розовые извещения, Босх наткнулся на одно, которое заставило его прервать свое занятие. Он откинулся на спинку стула и стал его разглядывать, ощущая, как что-то сдавливает голову, спускаясь к затылку. В десять тридцать пять звонил лейтенант Болленбах из оперативного отдела — 0-2, как его называли все, от констеблей до сержантов. Из этого отдела исходили все кадровые назначения и перемещения. Около десяти лет назад, когда Босха перевели в голливудское отделение, он получил приказ после уведомления из 0-2. То же самое было при переводе Киз Райдер в отдел расследования убийств и разбоев.
Босх вспомнил, что Ирвинг сказал ему в комнате для допросов три дня назад. Наверное, 0-2, угождая заместителю начальника управления, станет вынуждать его уйти в отставку. Воспринял это извещение как сигнал, что его переведут из Голливуда. В новое назначение, видимо, будет входить дорожная терапия — место службы вдали от дома и необходимость длительных поездок на работу. Этот способ часто применяется для убеждения полицейских, что лучше сдать значок и найти себе другое занятие.
Босх посмотрел на Эдгара. Напарник разбирал свои извещения, очевидно, ни одно из них не захватывало его внимания так, как то, что Босх держал в руке. И решил пока не отвечать на звонок и не рассказывать о нем Эдгару. Сложил извещение и сунул его в карман. Оглядел помещение отдела, суетящихся детективов. Он будет скучать по нему, если новое назначение не станет вызывать таких же приливов и отливов адреналина. Дорожная терапия Босха не беспокоила. Он мог спокойно перенести этот самый сильный удар начальства. Волновала его работа. Босх знал, что без нее он банкрот.
Босх вернулся к оставшимся извещениям. Последнее в стопке, значит, первое полученное, было от Энтони Джеспера. Он звонил в десять утра.
— Черт! — ругнулся Босх.
— Что такое? — удивился Эдгар.
— Придется ехать в центр. У меня до сих пор лежит в багажнике манекен, я взял его вчера вечером у Джеспера. Наверное, тот требует возврата.
Он снял телефонную трубку и хотел набрать номер НИО, но тут их с Эдгаром окликнули из дальнего конца комнаты. Их звала Биллетс.
— Начинается, — усмехнулся Эдгар. — Гарри, возьми эту честь на себя. Объясни ей, к чему мы пришли. Точнее, к чему не пришли.
За пять минут Босх полностью ввел Биллетс в курс дела, доложил о последнем повороте в ходе расследования и об отсутствии успехов.
— И что же теперь будем делать? — спросила начальница, когда он закончил.
— Начнем заново, соберем все, чем располагаем, поищем, что упустили. Придется поехать в школу, где учился мальчик, посмотреть, что там сохранилось в архиве, полистать ежегодники, попытаться найти одноклассников. И все такое прочее.
Биллетс кивнула. Если она знала о звонке из 0-2, то помалкивала.
— Думаю, самое главное — это место погребения на холме, — добавил Босх.
— Почему?
— Я полагаю, мальчик сам поднялся туда. И там был убит. Необходимо выяснить, что привело его на этот холм. Придется вернуться на ту улицу, составить представление о всех живших тогда там. На это потребуется время.
Биллетс покачала головой:
— У нас нет времени, чтобы полностью сосредоточиться на этом деле. Я вас обоих не отрывала от него десять дней. С тех пор как служу здесь, я ни разу не могла позволить какой-нибудь паре так долго заниматься одним расследованием.
— Значит, мы снова на очереди?
— И следующее дело достанется вам.
Босх предполагал, что так и случится. За десять дней, пока они работали над этим делом, двум другим парам из группы расследования достались другие. Теперь наступил их черед. Редко когда удавалось так долго заниматься одним делом. Это было роскошью. Жаль, что его так и не раскрыли, подумал Босх.
Он также понимал, что, возвратив их на очередь, Биллетс тем самым делает молчаливое признание, что не рассчитывает на успех. С каждым днем вероятность довести дело до конца заметно уменьшается. При расследовании как убийств, так и других преступлений.
— Так, — произнесла Биллетс. — Хотите еще о чем-нибудь поговорить?
Босх внезапно подумал, что ей что-то известно о звонке из 0-2. Заколебался, потом покачал головой, как и Эдгар.
Они вернулись к своему столу, и Босх позвонил Джесперу.
— Манекен в целости и сохранности, — сообщил он, когда криминалист взял трубку. — Я завезу его сегодня, попозже.
— Хорошо. Но я звонил не поэтому. Хотел сказать, что могу добавить кое-что к заключению относительно скейтборда, которое отправил тебе. Конечно, если это еще важно.
— Собственно говоря, нет, Энтони, но что ты хочешь добавить?
Он открыл досье и листал, пока не нашел заключение из НИО.
— Так вот, я указал, мы установили, что этот скейтборд изготовлен в промежутке времени от февраля семьдесят восьмого года до июня восемьдесят шестого, верно?
— Да, здесь так написано.
— Ну а теперь могу сократить этот срок вчетверо. Данный скейтборд изготовлен между семьдесят восьмым и восьмидесятым годами. Два года. Не знаю, имеет ли это какое-либо значение для дела или нет.
Босх пробежал глазами заключение. Поправка Джеспера, в сущности, значения не имела, поскольку они уже не рассматривали Трента как подозреваемого и скейтборд был не связан с Артуром Делакруа. Однако Босху все-таки стало любопытно.
— Как ты сократил этот срок? Здесь говорится, что данная модель выпускалась до восемьдесят шестого года.
— Так оно и было. Но на скейтборде есть дата. Тысяча девятьсот восьмидесятый год.
Босх пришел в недоумение:
— Постой-постой. Где? Я не видел никаких...
— Я снял подвески — то есть колеса. У меня выдалась свободная минута, и я решил посмотреть, есть ли там метка изготовителя. Патент или код торговой марки. Их не оказалось. Но я заметил, что кто-то выцарапал с нижней стороны на древесине дату и затем закрыл ее подвеской.
— При изготовлении?
— Нет, вряд ли. Работа непрофессиональная, дату с трудом удалось прочесть. Пришлось воспользоваться увеличительным стеклом и боковым светом. Думаю, владелец пометил скейтборд в потайном месте на тот случай, если возникнет спор о том, кому он принадлежит. Например, если его украдут. Как я указал в заключении, эти скейтборды были когда-то лучшими. Они шли нарасхват — их, наверное, было проще украсть, чем найти в магазине. Поэтому ребенок, который его купил, снял заднюю подвеску — установленную изначально, не ту, что сейчас, — и вырезал дату. Тысяча девятьсот восемьдесят А.Д.
Босх взглянул на Эдгара. Напарник говорил по телефону, прикрывая рукой микрофон. Явно по личным делам.
— Ты сказал — А.Д.?
— Да, это «анно Домини» или как там произносится по-латыни. Означает «новой эры». Я нашел это в справочнике.
— Нет, означает Артур Делакруа.
— Кто это?
— Энтони, это жертва. Артур Делакруа. А.Д.
— Черт! Босх, у меня не было имени жертвы. Ты предоставил мне все улики, пока они были безымянными, и не внес поправки. Я даже не знал, что ты произвел опознание.
Босх его не слушал. По телу расходился выброс адреналина. Он чувствовал, что пульс учащается.
— Энтони, будь на месте. Я выезжаю.
— Хорошо.