Город за рекой

11

Мысль посетить фабрики вместе с Кателем, который сам предложил свои услуги, пришлась по душе архивариусу. Художник, как он сказал, давно уже собирался еще раз осмотреть фрески в старом зале для приемов на территории кирпичной фабрики. Предлог ли это был или соответствовало действительности, но Роберт охотно согласился взять товарища в сопровождающие, надеясь тем самым облегчить себе задачу.

Решено было выйти рано утром, чтобы, как пояснил Катель, своевременно добраться до фабричной зоны, занимавшей обширное пространство на восточной окраине города. От Архива они сразу же взяли путь через подземные коридоры, в сложной разветвленной системе которых мог ориентироваться и не потерять направление только человек, хорошо знающий местность. Иногда, чтобы срезать дорогу, они поднимались по скрытой лестнице наверх и пересекали тот или иной квартал городских развалин, потом через потайной лаз в подвале какого-нибудь дома спускались снова под землю и шли дальше зигзагообразными коридорами. Один, без приятеля, Роберт запутался бы в этом лабиринте ходов и переходов.

Дорогой художник избегал говорить на личные темы, ограничившись небольшими замечаниями о двух фабриках, подведомственных администрации города, этих гигантских, как он сказал, предприятиях, которые великолепным образом дополняли друг друга. В результате особой системы, на протяжении многих поколений все более совершенствовавшейся, стало возможным вовлекать в непрерывный производственный процесс почти четыре пятых населения.

По мере того как они приближались к зоне одного из этих фабричных комплексов, все оживленнее становилась картина подземного мира. В конце коридора, который вливался в широкий туннель, их остановили несколько служащих фабричной охраны. Роберт предъявил свое удостоверение Префектуры и засвидетельствовал личность художника; от проводника, предложенного охраной, он отказался. Его желание удовлетворили. Потом, правда, Катель заметил, что один из охранников наблюдает за ними, потихоньку следуя сзади.

Они прошли еще шагов двадцать и оказались у туннеля, тут Роберт остановился и прижался к скальной стене. Мимо в подслеповатом искусственном свете нескончаемым потоком текли рабочие, которые толкали перед собой вагонетки, тележки, контейнеры, груженные штабелями строительного кирпича, одновременно по другой стороне туннеля встречным потоком двигались точно такие же вагонети и тележки, груженные измельченной каменной породой. Блестели обнаженные по пояс потные тела, глухой равномерный топот сотен тяжелых деревянных башмаков напоминал перестук копыт. Лица у большинства рабочих от напряжения были опущены вниз. За каждой грузовой повозкой шло несколько человек, с усилием толкавших ее по глубокой колее, за долгое время выбитой колесами в каменном полу. В обоих направлениях тянулись и тянулись колонны, которым не видно было ни начала, ни конца. Между отдельными эшелонами иногда шел конвоир с рудничной лампой, следивший за тем, чтобы с точностью соблюдалось расстояние в несколько метров между единицами грузопотока. У некоторых конвоиров через плечо была перекинута на ремешке, как ружье, проволочная корзинка, в которую они складывали падавшие иногда с тележек кирпичи.

В грохот и визг колес вплетались негромкая брань и кряхтенье; но в натруженных, набрякших шеях и руках людей, толкавших тележки с грузом, было скорее нечто безропотное, нежели озлобленное. Над согнутыми спинами сотен и сотен транспортных рабочих, казалось, веял дух внушенной покорности. Если движение грузопотока замедлялось, то это ставило под угрозу темп работы всего конвейера. В таких случаях вмешивались конвоиры, они с грубыми окриками отводили группу, готовую вот-вот застопориться, в боковую штольню, такие были предусмотрены в качестве запасных разъездов. Временами налетало облако пыли и окутывало скопление людей и тележек; порой волнами наплывал кисловатый запах теплого пара. Тележки и вагонетки шли одна за другой плотной вереницей, так что никакой возможности не было пересечь широкий туннель. Только сбоку оставалась свободная узкая полоса, по которой следом друг за другом двигались теперь Роберт и Катель. Люди, тянувшиеся им навстречу с грузом, не обращали на них ни малейшего внимания.

Туннель стал расширяться и вскоре перешел в обширное помещение, своды которого подпирали прямоугольные колонны. Гудящий шум не давал говорить, заглушая слова. Катель свернул во внутренний коридор, круто уводивший вверх. Шум, хотя и доносился сюда, был мягче, приглушеннее. Через небольшие открытые проемы в каменной стене можно было заглянуть в зал внизу. Остановившись у одного из таких проемов, Роберт стал обозревать сверху движущуюся панораму монотонного напряженного труда. Это был один из семнадцати цехов, откуда отгружались партии готовой продукции, а именно шестигранные формовые кирпичи, производство которых состояло в ведении городской администрации. Сюда же одновременно подвозилось сырье, ссып #225; вшееся в огромные резервуары с металлическими круговыми сходнями.

От этих стальных резервуаров тянулись, как пояснил Катель, многочисленные скрытые трубы к другом, тоже подземным цехам, куда по этим трубам откачивалось по мере надобности сырье, которое затем запускалось непосредственно в обработку. Готовая продукция в свою очередь беспрерывно поступала по лентам транспортеров на антресоль, занимавшую более трети общего пространства цеха. Оттуда кирпичи переправлялись по многочисленным деревянным движущимся желобам в специальный отсек, где они сгружались в подъезжающие одна за другой вагонетки, которые транспортные рабы толкали затем к туннелю. Десятки и сотни подсобных рабочих — подносчиков, раздатчиков, наладчиков — обеспечивали безостановочный процесс поступления и отгрузки материала.

Огромное помещение цеха мерцало в матовом полусвете, который прорезывался яркими вспышками многочисленных прожекторов, высвечивавших те или иные участки работы. Как будто колоссальный дрожащий полип, казалось Роберту, наносил, размахивая руками, удары во все стороны. В сплетении проводов, баллонов и штанг шевелилась масса тел, как единый управляемый механизм. В каменные колонны были встроены небольшие кабины, из которых специальные уполномоченные в форме муниципальных служащих наблюдали за процессом производства. Они в бинокли следили каждый за своим участком. При малейшем сбое ритма работы они при помощи автоматического управления устанавливали прожекторы, которые тотчас нацеливали свой хищный конус света на то место, где замечалось ослабление интенсивности труда. Через цветную световую сигнализацию они поддерживали связь с инженерным отделом, уведомляя о необходимости ускорить темп работы в тех случаях, когда партия, назначенная на определенный час отгрузки, угрожала отстать из-за снижавшейся производительности. Тем же способом подавались сигналы к пересменкам и сменам бригад.

Катель во второй или третий раз потянул Роберта за рукав, пока тот не оторвался наконец от зрелища трудового процесса. Он пытался представить себе сразу все семнадцать, подобных этому, цехов. Для какой цели, для какой стройки производилось такое огромное количеств формового кирпича?

Задумчиво последовал Роберт за художником, который предложил ему пройти в отдел главного управления. Его помещения располагались в так называемой стеклянной галерее, встроенной в объемистую пещеру, выдолбленную в толще скальной породы. У этих помещений не только стены, но и пол и потолки были из стекла. Здесь исполняли свои обязанности управляющие и директора, инженеры и статистики, заседали комитеты и комиссии технического аппарата. Перед входом в стеклянный апартамент Главного Управляющего Роберту и Кателю предложили надеть на ноги поверх обуви просторные войлочные туфли, подобные тем, что надевают в музеях и дворцах, где дорогие паркетные полы. Так они торжественно вплыли в стеклянное царство. Архивариус почувствовал легкое головокружение, оттого что вся мебель на прозрачном стеклянном полу и сам Управляющий, вышедший им навстречу, словно бы парили в воздухе. Это ощущение отсутствия твердой опоры усилилось, когда архивариус не только сбоку от себя, но и над собой и под собой увидел предметы и людей, которые казались подвешенными точно муляжи. Чья-то фигура сидела прямо над его головой, тогда как он сам, казалось, ступал по головам сидящих внизу.

Управляющий, которому Катель представил Роберта как нового хрониста города и своего давнишнего знакомого и просителя, принял его с чопорной вежливостью. Это был долговязый тип лет под сорок, с худым бледным лицом, с длинными, уже редеющими рыжеватыми волосами, зачесанными назад. Голова его была как-то неестественно втянута в плечи и свешивалась вперед независимо от того, сидел он или стоял. Тонкие губы казались сухими и бескровными. Жесты, которыми он обильно сопровождал свою речь, были несколько неуклюжи, голос звучал как-то нарочито приглушенно. Он придвинул Роберту кресло с войлочными чехлами на ножках.

Художник отправился смотреть фрески в старый зал для приемов, который когда-то служил для застолий, но уже давно не использовался. Роберт видел, как Катель отодвинул стеклянную подвижную стену настолько, чтобы пройти, таким же образом миновал еще несколько помещений и вдруг воспарил вверх. Роберт невольно вцепился обеими руками в подлокотники кресла. Только потом он нашел объяснение столь невероятному на первый взгляд обстоятельству: просто художник воспользовался одним из стеклянных лифтов, которые двигались между этажами галереи.

— Стало быть, вы, — заговорил Управляющий ломким, сбивающимся на фальцет голосом, — стало быть, вы спустились в наши подземные области, чтобы ознакомиться с таинственным управлением, которое всегда рождало в головах людей тьму вопросов. Вы, вероятно, уже обратили внимание, что они являют собой зеркально отраженный мир. — Все это время долговязый смотрел куда-то в сторону, а руки его описывали в воздухе круги, подобно веслам.

Роберт молчал.

— Что касается меня, — продолжал свою речь Управляющий, — то я говорю вам от имени тех тысяч и тысяч, что со времен Адама исполняют подневольную работу. Я — управляющий массой.

Роберт поднял на него глаза. Оттого что голова его свешивалась вперед, возникало впечатление, будто на спине у него горб.

— А вы давно работаете здесь, внизу? — осведомился архивариус.

— Удивляешься всякому дню, который обретаешь для себя, — сказал долговязый. — Время ускользает от нашего представления перед лицом непрерывной деятельности, Прежде, видите ли, я имел собственное фабричное заведение, мое имя как изобретателя, возможно, и сейчас еще помнят. Здесь же я, как и любой, разумеется, всего лишь уполномоченный. Вы едва ли сможете нам помочь.

— Если бы вы объяснили мне целое… — сказал Роберт, глядя в рассеянный свет.

Управляющий поднялся с места и широким жестом пригласил хрониста пройтись по стеклянным помещениям. В первую очередь он обратил его внимание на директоров в нижнем отсеке, которые, сидя в неподвижных позах с отрешенно-задумчивыми лицами, предавались немому обмену мыслями. В довольно обширном помещении наверху он предложил оценить по достоинству трезвую серьезность, с какой инструкторы технического бюро решали текущие задачи дня. Потом показал на темные силуэты двумя этажами ниже и выше их, которые свидетельствовали о том, что никаких изменений в планировании инженеров не предвидится.

Как раз состояние полнейшего безмолвия, присущее фигурам и исполняемым ими функциями, и насторожило Роберта. Ему показалось, что от прежних обязанностей у всех оставались одни только жесты, тогда как живая сущность уже отошла в область паноптикума. Своими застывшими движениями они напоминали позирующие фигуры во время длительной съемки.

Еще на одно помещение внизу сбоку от них долговязый указал как бы вскользь, но с горделивой дрожью в голосе. Там состоялось совместное заседание административного совета в полном составе, что бывало, как пояснил Управляющий, лишь в чрезвычайных случаях. Человек двадцать сидело неподвижно в глубоких креслах вокруг длинного стола на котором не было ни единой бумаги или документа. Только посредине стоял именинный пирог, правда не увенчанный еще свечами, они лежали пока в коробке рядом. Один из участников уже поднялся со своего места и будто бы произносил приветственную речь, насколько Роберт мог понять по его позе и выразительным жестам. Поскольку слов через стеклянные стены не было слышно, то вся эта сцена производила комическое и вместе с тем жалкое впечатление.

Управляющий, отвернувшись в сторону, потирал руки. Слышавшийся скрип напоминал звуки, какие раздаются при точке ножа, и это позволило хронисту сделать важное наблюдение. Он внимательно оглядел сидевшее внизу собрание. У каждого из двадцати его участников голова была втянута в плечи и свешивалась вперед, благодаря чему на спине образовывался как бы небольшой горб. Цвет волос у всех отдавал в рыжину. Каждое из лиц обнаруживало сходство с наружностью долговязого. У молодых черты казались еще яркими и свежими, волосы, также зачесанные назад, выглядели еще довольно густыми и губы, хотя и тонкие, сохраняли сочность и краску. От головы к голове губы становились все суше и бескровнее, цвет лица более поблекшим, волосы редели и морщины все резче подчеркивали худобу щек: эти двадцать лиц отображали облик Главного Управляющего в его поэтапном становлении.

Роберт как будто догадался, в чем тут дело.

— Разрешите поздравить вас, — сказал он, протягивая руку Управляющему.

— О, — прогнусавил тот с кислой миной, не подавая руки. — Вы, однако, наблюдательны. Здесь вообще-то уже не обращают на это внимания. Есть вещи более важные.

— Эти люди, — заметил архивариус, — вроде как совершают некий магический обряд.

Долговязый повернулся вокруг собственной оси.

— Впрочем, — сказал он, приглашая гостя пройти в следующую стеклянную пещеру, — все клише, но мы управляем массами!

Эти слова разорвали тишину стеклянного царства. Сидевший в своем отсеке статистик задергал, как кукла руками и ногами и воскликнул обиженным голосом чревовещателя:

— Я просил бы вас не мешать моим работникам!

Управляющий и архивариус удалились, а напуганный статистик долго еще не мог прийти в себя.

— Этот здесь недавно, — извиняющимся тоном сказал Управляющий.

— Вот как.

— И у нас постоянная смена кадров сказывается нежелательным образом, — пояснил долговязый. — То один исчезает, то другой, чтобы уступить место очередному преемнику. Каждый только передает место другому.

— Вот как.

— Оно и со мной обстоит не иначе, — продолжал рыжеволосый. — Никто не застрахован навечно. Отсюда и ежедневные отсев и приток рабочей силы, занятой на производстве и перевозках. Перемещения регулируются вот этой административной группой.

Архивариус увидел целый сонм бухгалтеров и бухгалтерш, которые усердно записывали и вымарывали индексы рабочих и служащих.

— Соответствующие сведения и указания поступают на фабрику из Префектуры, — пояснил Главный Управляющий. — Впрочем, круг обязанностей каждого, который обусловливает статус его пребывания, определяется городскими властями с самого начала. Пока тот или иной находится здесь, он остается на должности, изначально ему предписанной или предназначенной.

— Но чем предопределяется положение? — спросил хронист.

— Об этом я ничего не могу сказать, — отвечал рыжеволосый. — Я вижу только готовые табели. Один из высоких чиновников Префектуры в разговоре со мной — первом и единственном, который имел место при моем вступлении в должность, — высказал весьма любопытное замечание, что это, мол, зависит от ранее благоприобретенной судьбы.

Уполномоченный стряхнул кончиком ногтя пылинку со своего рукава.

— От ранее благоприобретенной судьбы?! — воскликнул хронист. — В самом деле, любопытное замечание.

Роберт не в силах был долее оставаться в этой стеклянной тюрьме. Он сказал долговязому, что не может задеживать живать внимание на частностях в разных секторах, потому как многое еще должен осмотреть здесь, на фабрике, чтобы составить представление о производстве в целом. Уполномоченный проводил его до выхода из стеклянной галереи и поручил дежурному отвести господина хрониста к фабричному мастеру производственной ступени I В.

— Премного вам благодарен, — сказал архивариус.

— Всегда к вашим услугам, — отвечал уполномоченный.

Освободившись от войлочных туфель и снова ощутив под ногами естественный пол, Роберт почувствовал облегчение. Дежурный, юркий человечек, воспользовался случаем и осведомился у архивариуса, пока они шли к цеху, нет ли у него при себе лишней пуговицы. Тут только Роберт обратил внимание, что у дежурного на куртке оборваны все пуговицы. Он пошарил в карманах, но не нашел ничего.

— Но на пиджаках бывают запасные, — заметил маленький служащий. — Вы не могли бы пожертвовать одну из ваших? — Он показал на три пуговицы, нашитые кряду на обшлаге рукава Робертова пиджака. — Такого фасона у меня как раз еще нет, — прибавил он. — Да, — признался он в ответ на вопрос Роберта, — раньше я собирал марки, но поскольку их теперь нет, то многие коллекционируют пуговицы. Мы нашиваем их на ленты в соответствии с величиной, цветом и назначением, а кое-кто даже выставляет такие ленты в витринах. Коллекционирование — это, пожалуй, древняя страсть, которая все еще сидит в людях, не так ли? Прошу извинить меня.

К огорчению дежурного, Роберт отказался посмотреть его коллекцию, но оторвал одну из запасных декоративных пуговиц на своем рукаве, которую тот принял с сияющей улыбкой.

Цеха, в которых изготовлялся формовой кирпич, располагались не слишком глубоко под землей. Широкие шахты пропускали воздух и свет в многочисленные производственные отсеки, где работали преимущественно женщины. Фабричный мастер, пожилой мужчина, угрюмый скорее на вид, чем по характеру, коротко и сжато описал Роберту процесс изготовления кирпича.

Поступающая по всасывающим трубам измельченная каменная порода ссып #225; лась в небольшие стальные резервуары. Это была, как Роберт определил на ощупь, гранулированная масса. Она проходила последовательно ряд химических процессов, технология которых держалась под секретом. В результате получалась кашеобразная масса, подвергавшаяся затем сильному нагреву.

При этом все решающим образом зависело от точного соблюдения температурного режима.

Мастер провел хрониста по цехам и дал некоторые разъяснения по технологии процесса. У него была привычка то и дело потирать нос тыльной стороной ладони, Роберт увидел, как в кашеобразную массу подгонялась металлическая режущая решетка, которая позволяла потом легко отделить каменные кубики. И здесь тоже необходимо было уловить точный момент, потому что отвердевание массы зависело от степени охлаждения. Если передержать ножевую решетку, то ее уже нельзя отделить, и запеченный блок тогда уже с большим трудом поддавался расчленению на кубики нужной формы. Если же недодержать массу, то на поверхности кубиков образовывались наросты, которые не так просто было устранить. Таким образом, весь процесс требовал наивысшего внимания.

Еще поколение назад, разъяснял мастер, потирая при этом свой нос, на процесс обработки сырой массы до получения готовых кирпичей затрачивалось тридцать два рабочих часа. Теперь на это уходит всего лишь восемь часов с небольшим, и можно не сомневаться, что и этот срок в результате совершенствования процесса сократится — без снижения при этом качества продукции. Напротив, недавно удалось повысить степень прочности кирпича на десять с лишним процентов. С другой стороны, постоянное повышение качества поставляемого сырья ставит перед руководством фабрики новые задачи.

Хронист присутствовал при смене рабочих бригад. Новые работницы заступили на место прежних в ту же минуту, как прозвучал сигнал, так что трудовой процесс не приостанавливался. Это произошло с такой же четкостью и точностью, как смена военного караула.

— Механика хорошо отработана, — сказал мастер с ухмылкой. — А похоже на прирожденное свойство, даже не подумаешь, что большинство уже при поступлении сюда переучивается. И все же оно так. Я сам работал раньше на пивоваренном заводе.

Ни у одной из женщин, закончивших смену, не было и тени радости на лице. Вид у всех был изможденный, руки натружены. Их сменщицы молча, без приветствия включились в процесс. Они отчасти походили на неодушевленные предметы, в особенности их руки, которые двигались механически жестко, как независимые от них автоматы. И все же в телодвижениях, в изгибах шей, в движении ног еще угадывалась смутно застенчивая грация.

Хронист заговорил с одной из женщин, закончившей смену, о ее работе. Та округлила глаза и, помедлив, сказала:

— Нездешняя. Не понимаю.

Когда он подошел к другой кучке женщин, те боязливо разбежались.

— Наша очередь не подошла, — крикнула одна на бегу, — дайте нам еще раз увидеть восход солнца!

Роберт, думая об Анне, которую миновала подобная участь рассеянно слушал мастера; тот рассказывал, то уже разрабатывается технология изготовления разноцветного кирпича, метод, дескать, уже опробуется в лабораториях. Это новшество, разумеется, повлечет за собой решительные изменения в организации процесса.

Тем временем они вошли в складское помещение готовой продукции, откуда уложенный блоками кирпич переправлялся по лентам транспортеров в транспортный цех, здесь квалифицированные рабочие осматривали каждый кубик кирпича, проверяя качество. Недоброкачественные кирпичи отбирались и в зависимости от вида брака причислялись к партии второго или третьего сорта.

— А кто же, — поинтересовался хронист, подбрасывая на ладони шлифованный кубик, — приобретет эту громадную кучу продукции? Это куда-нибудь экспортируется? На строительство чего она идет?

— Я человек маленький, — сказал простодушно мастер, — и не осведомлен о назначении и цели этого предприятия. Во все времена из этого возводились пирамиды, но, может быть, это сказка.

— Сегодня это совершенно немыслимо, — возразил Роберт.

— На должности, подобной моей, — заметил мастер производства, — не подобает иметь собственное суждение.

— Вы женаты? — полюбопытствовал Роберт.

— Был женат, — сказал мастер, потирая нос. — И раньше думал, что еще встречусь с ней, но так больше и не увидел ее. Говорят, — прибавил он тихо, — говорят, она тоже работала здесь какое-то время. Но разве можно что узнать.

Он вытащил из кармана куртки потрепанный бумажник, достал из него карточку и протянул Роберту.

— Да, — кивнул Роберт.

— Вообще они отбирают всякое такое, — сказал он, — а я вот сберег. Здесь уж не получишь никакой карточки. — Он бережно упрятал памятную вещь в бумажник.

— Только хорошенько храните, — сказал Роберт.

По лентам транспортеров непрерывно ползли сложенные блоками каменные кубики в штольни транспортного цеха. Было семнадцать больших цехов.

Хронист поблагодарил мастера производства за все разъяснения и пожелал ему всего доброго. Он все еще видел перед собой образы отбывающих трудовую повинность людей, когда карлик привел его к старому залу для приемов, который находился на некотором отдалении от нового фабричного комплекса. Бесперебойно функционирующая образцово отлаженная фабрика произвела на него удручающее впечатление. Он чувствовал себя опустошенным. Карлик указал ему на обветшалую дверь и исчез в щели стены, как крыса.