Гороскопы всегда врут

Глава 18

О том, что Лущана взяли, и тот заговорил, Нечай узнал через несколько часов после того, как за Сергеем Лещенко закрылись железные двери изолятора временного содержания. Тот телефонный звонок застал его на даче в Лысовке, в два часа ночи. Он долго держал трубку у своего уха, потом тихо сказал:

— Спасибо, — но положить трубку столь же спокойно не смог, со всей силы ударил ей по столу, и разнес её в дребезги. Этот грохот в купе с щедрой порцией мата, разбудил Рыдю, спавшего на диване. Со сна тот поразился выражению лица Нечая. Эта была застывшая маска жестокости.

— Сука, жаба недоношенная! — цедил он сквозь зубы. — Как они все бояться зоны!

— Кто?

— Да все эти твои молодые недоноски! Рэмбонутые пидорасы!

Рыдя по-прежнему ничего не понимал. Чуть остыв, Нечай рассказал все о «подвигах» Лущана. Рыдя только присвистнул.

— Да, это он нас здорово вложил.

— По полной программе. Прокуратура уже выписала ордер на арест тебя и меня. Минут через сорок они будут здесь.

— И что нам теперь делать?

— Линять отсюда — что делать! Ты поедешь со мной, этого, свидетеля тоже прихватим. Тут двух парней оставь, лучше тех, кто зону прошел, чтобы не раскололись. Скажи им, чтобы они сказали ментам, что мы уехали на юг, еще вчера, в Пятигорск, отдыхать. А лучше в Сочи. Да, точно, в Сочи.

— А мы куда нырнем? — все не понимал Рыдя.

— На турбазу, в «Океан».

Уже по дороге он спросил Рыдю: — У тебя тот прапор на киче работает?

— Да, а что?

— Не знаю. Думать надо.

Он немного еще помолчал, потом спросил: — Он убить может?

— Кто?

— «Кусок» твой.

— Чего?

— Не чего, а кого! Не понял, что ли, кого?

— А, этого. Это нет, — понял Рыдя. — На это он слаб. Маляву там передать, или подогреть кого — это он запросто.

Уже когда, под утро, выгружались из машин на берегу Волги, где стояла турбаза «Океан», втихаря прикупленная Нечаем у разорившегося завода год назад, Нечай снова вернулся к начатой теме.

— А маляву, говоришь, передать тот прапор может? — спросил он своего напарника.

— Только на этом и живёт, — подтвердил Рыдя. — Знаешь, какой себе живот на этом отъел? В свой «Жигуль» уже еле помещается.

— Хорошо. Тогда садись, пиши.

— Я!? Ген, ты чё? Ты же знаешь, у меня почерк как у раненого бегемота, — попробовал возразить Рыдя.

— Вот и хорошо, я свой каракули тоже ментам дарить не намерен. Пиши, давай!

Через час упорного труда, испортив массу тетрадных листов, и сломав две ручки, они составили текст записки так, что бы и не напугать Лущана, и заставить его делать все, что придумал Нечай.

Получилось так, что Мазуров видел только концовку всей этой операции. Он, с озабоченным видом вошел во внутренний двор ГОВД, когда увидел, что у крыльца ИВС стоит «скорая», а из дверей на носилках выносят Лущана. Тот при этом держался рукой за живот, и громко стонал.

— Что это с ним? — спросил Мазуров, у прапорщика Журавлева, сопровождавшего носилки с бандитом ещё с одним конвоиром.

— Похоже на приступ аппендицита, — сообщил тот, вытирая с лица обильный пот. — В больницу везём. Ну и жарко же сегодня, — пожаловался он.

— Да не так и жарко, как вчера, градусов двадцать, — возразил майор. С недовольным лицом он следил за тем, как «скорая» выехала за ворота горотдела. Не очень хорошее предчувствие было у него относительно этого приступа аппендицита.

"Зарежут, поди, на операции, и все", — подумал он с безнадежной ясностью. Пройдя в свой кабинет, он долго в мрачном одиночестве сидел в кабинете, смоля одну сигарету за другой. Майор уже семнадцать лет работал в милиции, и, несмотря на предельно прозаическую работу, оставался идеалистом, каких еще стоило поискать. Мазуров верил в справедливость, в торжество закона, что они делают самую важную работу, избавляя страну от всякой нечисти. Он привык работать не по трудовому кодексу, а по совести, от первых петухов, до темноты. Опер мог сутками не появляться дома, раскручивая самый жуткие, и изощренные убийства. И всегда Мазуров ощущал поддержку своих друзей и коллег. Но в последние годы эта вера дала сильную трещину. Что-то изменилось в его коллегах, не было того рвения, как прежде, но, самое страшное, начало происходить с год назад. Рассыпались самые надежные, самые выверенные с точки зрения закона дела. Они ловили карманников и домушников, жуликов и грабителей, но элита Кривовского воровского мира, эти молодые выродки под руководством Нечая и Рыди оставались неуязвимыми. До поры, до времени Мазуров относил это к недостаткам в своей работе. Чего-то опера не учли, какую-то версию не дотянули до логического конца, не добрали улик и признаний. Но случай с Лущаном заставил его по-другому взглянуть на это странное везение нечаевских гвардейцев.

"Прокуратура у нас не в счет, — просчитывал майор, — разговаривал я с самим прокурором, а Сундеев у нас работает недавно, с Нечаем связан быть не может. Значит — информация утекла из отделения. На крыльце нас было семеро, минус я. Кто-то из них позвонил Лущану? На телефоне висели все: Колодников, Зудов, Фортуна, Демин. Потом мог позвонить Мамонов и Гасан. И кто-то из них предупредил Лущана. Тот после этого звонка так испугался, что убежал в одних тапочках, к тому же забыл выключить компьютер. Почему он не забрал с собой пистолет? Потому, что не смог его вытащить, зажало его шкафом. Мы втроем его еле выковыряли. Ели бы не та старушка, божий одуванчик, отсиделся бы Лущан у своего корешка, и потом слинял. А так пришлось ему стучать на друга Нечая. Выходит, что нельзя своим уже доверять? Да, вот так, брат, и получается".

Насчет этого Мазуров не ошибся. А вот судьбу Лущана не угадал. Тому действительно сделали операцию, а потом, когда он достаточно оклемался, и вернулся в ИВС, Лущан в корне изменил свои показания. Он написал чистосердечное признание, судя по которому, пистолеты он получил у незнакомого офицера местного гарнизона. На опознании, проводимом Годованюком и Гомулой, Лущан уже уверенно указал на Алексея Ремизова. После этого Лущана отпустили под подписку о невыезде. Ордер на арест Нечая прокуратура отозвала. В тот же день Нечай появился в городе.