Гороскопы всегда врут

ГЛАВА 57

Нечаеву, как всегда, снилась какая-то дребедень. Мало того, что Геннадий плохо засыпал, так ему еще и снилось, чёрт знает что. Бестолковая суматоха каких-то нелепых событий, удивительно неприятные лица действующих в них людей и непременно серый, будто осенний фон, на котором происходили его утомительные ночные иллюзии. В зоне пересказ снов являлся одним из самых любимых развлечений зэков. Кто видел во сне роскошную бабу в постели, кто пировал в кабаке, у многих сновидения были яркие, цветные. Сначала Геннадий не верил этим россказням, потом понял: его ночная убогая серость особая немилость природы, может быть, даже наказание, ниспосланное свыше. Вот и сейчас ему снились какие-то коридоры, полутемные и уставленные пустыми ящиками, затем улица, вдребезги разбитая буксующим самосвалом, погрузившимся в грязь по самое брюхо. Ну, а потом вынырнул из подсознания Рыдя, тускло улыбающийся своими золотыми фиксами, с застывшей навеки гримасой и с телом, похожим на кусок говядины.

Нечай вздрогнул и проснулся. Сначала он подумал о том, что ему в первый раз в жизни приснился цветной сон. Сердце его колотилось как загнанное, прошиб пот, и Нечай с содроганием решил, что это еще хуже, чем привычный кошмар его серых сновидений. И лишь потом он понял, что рядом с кроватью кто-то стоит. Вскрикнув, Нечай метнулся к тумбочке с ночником, стоящей рядом с кроватью, но тяжелый кулак Ремизова опустился ему на голову, надолго погасив сознание.

Включив свет, Алексей с беспокойством осмотрел свою жертву. Затем он вытащил из тумбочки блестевший хромировкой пистолет и с любопытством прочитал на его боку название: — «Стар». Интересно.

— Ты его не убил случайно? — спросил обеспокоенный Григорий, разглядывая своего врага.

— Не должен.

— Тогда бери его, пойдем вниз, — скомандовал цыган.

Очнулся Нечай уже на первом этаже. Он сидел в одном из кресел с привязанными к подлокотникам руками, в холле горел свет, люстра во всю полыхала рукотворным "Северным сиянием". Было тихо, и слышно было даже, как позванивали сверху тоненькие колокольчики хрусталя. От удара, нанесенного Ремизовым, голова Геннадия просто раскалывалась. Чуть справившись с болью, Нечай поднял глаза на сидящих перед ним людей. Хотя и Ремизов сильно изменился, и Григория он видел только один раз, но этих двоих он узнал непостижимым образом, мгновенно и сразу, обоих. Нечай почувствовал, как волосы на его голове встают дыбом, по телу пробежала изморозь смертельного страха.

— Вижу, что узнал, дорогой, вот и хорошо, — одобрительно кивнул головой цыган. — Тогда говорить много не будем. Ты ведь знаешь, за что я на тебя так сердит? Это ведь ты задумал сжечь наш поселок? Так?

Нечай чуть помедлил, потом кивнул головой. Говорить сейчас он не мог. Спазма страха сковывала горло.

— И приказ отдал ты, Рыдя ведь не врал перед смертью?

Геннадий снова кивнул головой. Язык в его рту по прежнему был словно чужой.

— У меня всё. У тебя есть какие-нибудь вопросы, лейтенант? — обратился Гриша к Ремизову.

— Да, есть один вопрос, — кивнул головой Алексей. — Зачем ты убил мою жену и Гринева?

Нечай провел непослушным языком по губам, затем откашлялся, но мужество постепенно возвращалось к нему. Рассудком он понимал, что уже не жилец на этом свете и скрывать что-то было уже глупо.

— Мне заказал их Спирин, — хрипловатым голосом сказал он.

— Это этот, новый мэр, что ли? — переспросил Ремизов.

— Да.

— А не врешь?

Нечай кивнул куда-то вверх.

— В спальне есть небольшой встроенный сейф, за картиной, ключи в пальто. Там на кассете всё, все наши разговоры. На ней так и написано — «Мэр».

Ремизов и Григорий переглянулись, цыган быстро сбегал наверх и вскоре принес кассету. Пока Алексей крутил хитроумные шкафчики в поисках магнитофона и перематывал кассету, Нечай, прикрыв глаза, размышлял о том, почему он не воспринял всерьез рассказ Фугаса о поисках бежавшего лейтенанта. Очевидно, тогда, прошлым летом, он поверил, что Ремизов окончательно сломлен. Даже теперь, у самого края жизни Нечай продолжал разбирать допущенные ошибки, только теперь не книжного автора, а свои собственные.

Пока Ремизов сосредоточенно слушал долгую запись, цыган с деловым видом ходил по дому, всюду включал свет, хлопал дверьми. Успокоился он только тогда, когда разговор на кассете шел уже о Ларисе. Григорий сел в кресло и с интересом дослушал до конца. Нечай не успел записать диалог с мэром по поводу судьбы художника, но сам рассказа об этой просьбе Спирина. Всё это уже Ремизов записал на ту же самую кассету.

— Ну что, Лёша, тебе все ясно? — спросил цыган задумавшегося лейтенанта. Тот молча кивнул головой.

— С ним ты тоже будешь разбираться? — Гриша кивнул головой в сторону замолкшего магнитофона, и лейтенант понял, что речь идет про господина мэра.

— Да, непременно.

— Тогда этот мой, — предложил цыган.

— Хорошо, делай с ним что хочешь, — согласился Ремизов.

Нечай смотрел на них почти бесстрастно. Мозг его работал, на удивление, ясно и четко. Внезапно для обоих он подал голос:

— У Спирина в эту субботу свадьба. Гулять будут в ресторане «Русь».

Ремизов с Гришей переглянулись.

— Гулять будут долго, часов до десяти, — продолжил Нечай.

— Зачем ты нам это говоришь? — спросил Алексей.

Геннадий усмехнулся в ответ.

— Обидно уходить вот так, одному. Пусть уж и он, мой "астрологический двойник", получит своё.

— Ну что ж, спасибо за идею, — Ремизов вытащил из магнитофона кассету, сунул ее в карман.

— Пора уходить, скоро утро, — напомнил он цыгану.

— Хорошо, я быстро, — кивнул тот головой, пристально рассматривая свою жертву. — Ты веревку сверху привязал?

— Да, как просил.

— Поднимись снова на крышу и, как дерну, вытаскивай меня отсюда.

Ремизов удивился, но спрашивать ничего не стал.

Оставшись с глазу на глаз со своей жертвой, Григорий, не торопясь, вытащил свой эффектный нож, покрутил его в руках, и у Нечая спина мгновенно покрылась холодным потом. Он сразу вспомнил о тяжелой кончине своего «адъютанта», но цыган его сразу «успокоил».

— Нет, дорогой. Ты умрешь по-другому. Ты сам узнаешь, что мои дети чувствовали, сгорая в своих кроватках заживо.

Он наклонился к подлокотникам кресла Нечая и, к вящему удивлению того, чуть надрезал веревки, связывающие его руки. Затем цыган спрятал нож, принес из прихожей канистру и начал поливать пол бензином, как бы обходя Нечая по кругу. И именно в этот момент Геннадий нашел основную ошибку в принципах и философии своей, уже прошедшей жизни. Расширяя сферу своего влияния, он поневоле расширял и круг своих врагов. Сначала их было мало, затем счет пошел на десятки, сотни, может быть, и тысячи. Даже в России количество иногда переходит в качество, рано или поздно должно было случиться то, что свершится сейчас. Его убили бы в любом случае, он был обречён с самого начала.

С содроганием души ожидая, что цыган плеснет бензином и на него, Нечай всё-таки задал себе последний вопрос, на который он так и не получил ответа: а есть ли смысл в самой идее тайной власти?

Вопреки его ожиданиям Григорий не стал обливать бензином хозяина дома, а поднялся наверх, на второй этаж. Геннадий попробовал освободить руки, веревка даже затрещала, но его палач уже спускался вниз, и Нечай оставил эту затею. Напоследок Григорий долго смотрел в глаза Нечаю, потом сказал.

— Хоть ты и не человек, но, как говорили наши старики — я прощаю тебя. А на всё остальное — воля божья. Спасешься — живи. Нет — гори в аду.

Цыган перекрестился, отошел подальше, зажег спичку и бросил ее перед собой.

Вспыхнуло сразу ярко, весело, бензин даже рванул с хлопком. Над головой хозяина дома взволнованно зазвенели колокольчики хрусталя, но нарастающий гул пламени вскоре заглушил их нежный перезвон. Стараясь отвернуть глаза от обжигающего пламени, Нечай всё-таки успел заметить, как цыган торопливо юркнул в камин. Геннадий рванулся раз, другой, почувствовал, как поддались, начали лопаться подрезанные веревки, он удесятерил усилия и со стоном выдернул руку из лопнувших пут. С рёвом вскочив с кресла, он прыгнул сквозь кольцо пламени, уже на той стороне, в прихожей, упал и крутанулся на полу, сдирая с плеч горящую пижаму.

Сбросив её, Нечай двинулся к двери на ощупь, обгоревшие ресницы не давали толком смотреть, нашарил верхний замок, попробовал крутануть ручку защелки, но она не поддалась, он схватился за другой замок, и понял, что бесполезно.

"Цыган, сволочь, сломал оба замка!" — понял он, рванулся в зал, но огонь полыхал там уже вовсю. Горели диван, кресла, коробились и обугливались кожаные панели, взрывались и падали хрустальным дождем роскошные сосульки "Северного сияния", и их прощальный звон был уже не слышен в торжествующем гуле огня. На его глазах огонь слизал одну за другой тяжелые портьеры, обнажив бесполезное присутствие зарешеченных окон. Полыхала поминальным костром дубовая лестница, и наверху, сквозь открытую дверь спальни Нечай увидел тот же неистовый танец огня.

Он закашлялся от дыма, в голове мелькнуло: "Ванна, вода!". Проскочив сквозь уже занявшийся коридорчик в свою роскошную ванную комнату. Нечай лихорадочно начал крутить оба крана, но они только всхлипнули в ответ, засасывая воздух в пустые трубы.

"Цыган, сука, все предусмотрел! — понял он. — Загнал в угол, как крысу!"

На время его парализовала безысходность всей сложившейся ситуации. Спасаясь от дыма, он присел на корточках в углу. Но когда пламя прорвалось сквозь массивную дверь и от жара начала лопаться кафельная плитка, Нечай закричал, крутанулся на месте, пытаясь прикрыть лицо руками, и, потеряв от боли рассудок, кинулся вперед, на ходу превращаясь в кричащий факел, и его с ревом удовольствия поглотил огнедышащий молох пожара.