Гороскопы всегда врут

ГЛАВА 56

Подходя в тот вечер к дому Нечая, Ремизов думал, что ему делать с этой женщиной, Таисией. Натура начинала брать своё, и Тая потихоньку теребила Алексея, чтобы он съездил к мифической жене за документами и пригнал якобы существующую машину. А сегодня она вообще заявила, что как только пойдет работать в день, то они с Алексеем сразу же закатятся в ресторан, соскучилась она по празднику для души и тела.

И Таисию в последнее время тоже начал тревожить странный постоялец. Ее удивляло, что он не выходит днем на улицу, часами смотрит телевизор и спит в светлое время суток. Ремизов пробовал читать, но любовные романы и крутые боевики, заполонившие книжные полки Таисии, его только раздражали своей надуманностью. Единственное, что он охотно поглощал, так это периодику: «Комсомолку» и местную газету. В ней он выискивал знакомые имена и фамилии. Так он узнал, что у командира его части умерла жена, встретил он знакомую фамилию в разделе криминальной хроники. Там говорилось, что в своей квартире найдена задушенной гражданка Э. Назарова. В квартире остались следы ограбления, пропали ювелирные украшения на крупную сумму и дорогая аппаратура.

"Да, все-таки вышло это золотишко Эльзе боком", — почти без злорадства подумал Алексей.

Гораздо больше неприятностей доставила ему другая рубрика в следующем номере той же газеты. Таисия первая прочитала тот номер и, бросив небрежно на журнальный столик, пошла на кухню, готовить обед. Ремизова, как только он взял газету в руки, сразу бросило в жар. На последней странице он увидел большую свою фотографию и броское объявление сверху: "Разыскивается преступник". Алексей невольно посмотрел в сторону кухни, неужели она его узнала и теперь скрывает? А может — не узнала? Но как можно не узнать?

Ремизов ушел в ванну, заперся и, подойдя к зеркалу, начал сравнивать свое нынешнее лицо с той фотографией. Кажется, он понял, в чем тут дело. Круглолицый добродушный юноша с широкой улыбкой в пол-лица с той давней фотографии куда-то исчез. Из зеркала на него смотрел коротко стриженный мужчина неопределенного возраста с залысинами по краям лба, седыми висками, впалыми щеками и поперечными морщинами около рта. Даже глаза выглядели по-другому, что-то в них изменилось. Не зря говорят глаза зеркало души, а его душу эти полтора года испепелили дотла.

— Сколько тебе лет, Ремизов? — тихо спросил он свое отражение и, не получив ответа, плеснул на зеркало водой, словно пытаясь смыть прошедшее.

Все обыденные размышления Ремизова кончились, едва он увидел свет, пробивающийся сквозь шторы нечаевского особняка. У Алексея даже сердце забилось сильней.

— Наконец-то! — вырвалось у него. Что он будет делать дальше Ремизов и сам не знал, проклятые собаки даже близко не подпускали его к дому, но нетерпение сжигало его. Как раз в это время свет в окнах исчез, он хотел, было, подойти ближе, но тут голос, прозвучавший за его спиной, заставил Алексея вздрогнуть.

— Рано, дорогой, рано. Он ещё не уснул. Подожди.

Ремизов резко обернулся. В том убогом свете, что дарили им крупные зимние звезды, и почти сошедшая на нет луна, Алексей долго разглядывал лицо незнакомца.

— Ты кто? — спросил он.

— Я? Гриша Граф, — ответил незнакомец.

— Цыган?

— Цыган. А ты кто?

— Я лейтенант Ремизов, Алексей Александрович, — почему Ремизов представился прежним званием, он и сам не знал. — У меня есть дело к хозяину этого дома.

Говоря эти слова, он кивнул в сторону белоснежного замка.

— Я знаю, ты его хочешь убить, — невозмутимо кивнул головой цыган.

— Откуда ты знаешь?

— Ты уже которую ночь ходишь сюда, как на работу.

— Значит, и ты хочешь его убить, — усмехнулся в ответ Ремизов. — Раз сам ходишь сюда… как на работу.

— Это верно, — рассмеялся Гриша. — Что он тебе сделал плохого?

Ремизов сразу стал серьезным.

— Он убил мою жену и ее любовника, и сделал это так, что я за него сел в тюрьму.

— Постой, — начал припоминать цыган, — а ты не тот самый лейтенант что…

— Тот самый, — оборвал его Алексей, — только дело в том, что я не убивал мэра и жену. Это была ловушка.

— Понятно, — Гриша вздохнул. — У меня к нему счет длинней. По его приказу сожгли мой дом, убили мою жену и двоих детей.

Оба они, не сговариваясь, посмотрели на белоснежную громаду дома.

За обеих сказал Григорий:- Он умрёт, и умрёт страшно.

Стояли они еще с полчаса. Алексей угостил нового друга сигаретами, и тот впервые за долгое время ощутил во рту знакомый запах табачного дыма. Говорили они мало, но окончательно перешли на «ты» и поверили друг другу. Наконец Григорий, повинуясь какому-то шестому чувству, сказал:

— Пора, пошли.

Подойдя к забору, они сразу всполошили собак. Ремизов вопросительно глянул на напарника, но тот успокоительно поднял руку и шепнул ему.

— Я их давно приучил. Двух овечек им скормил.

Он легко вскочил на забор, чуть свистнул, сказал несколько слов на своем гортанном языке и спрыгнул вниз, во двор. Собаки тут же смолкли, вскоре из-за забора донеслись какие-то странные звуки. Алексей не выдержал, вскочил на забор и увидел забавную сцену. Цыган сидел на корточках и, ласково приговаривая, почесывал животы развалившимся и повизгивающим от счастья псам. Увидев Ремизова, одна из овчарок вскочила на ноги и зарычала, но Гриша прикрикнул, на нее и собака покорно улеглась на землю. "Во дает! Прямо как в цирке!" — подумал Ремизов и спрыгнул вниз.

— Пошли, дорогой, — как к себе домой, пригласил Григорий.

Нечай, сам бывший домушник, сделал все, чтобы обезопасить свой дом от любых посягательств извне. Все окна его дома были забраны решетками. Не мудрствуя лукаво, Геннадий вычеркнул из проекта второй выход и балкон, хотя это и противоречило правилам противопожарной безопасности. После того, как сам Нечай взорвал дворец Алиева, воспользовавшись запасным ходом, он с подозрением стал относиться к этим архитектурным излишествам. Зато единственную дверь он укрепил основательно. Собственно говоря, это были две двери, обе железные, просто отделанные сверху филёнкой под мореный дуб. Три замка запирали первую дверь, два — вторую. Их он отбирал сам, искал во время редких наездов в Москву. И если в первой двери замки еще походили на замки, то на второй стояли просто чудовища. Увидев их впервые, Нечай даже не смог вначале понять принцип работы этих монстров. Но, запираясь изнутри, Геннадий все-таки больше привык полагаться на простой железный засов, сделанный, правда, не без изящества из той же хромированной и полированной нержавейки.

Всего этого Ремизов не знал, но цыган и не стал подниматься на крыльцо, а повел его сразу к вертикальной пожарной лестнице, ведущей прямо на крышу.

— Тебя мне сам бог послал, — шепнул он Алексею, начав подниматься по ступенькам. — Для того, что я придумал, был нужен второй человек.

Через минуту они уже были на крыше. Оцинкованное железо чудовищно грохотало у них под ногами, и Гриша даже прикрикнул на Ремизова, правда, вполголоса:- Что ты топаешь, как слон, разбудишь ведь его!

Алексей хотел, было, обидеться, металл под ногами цыгана грохотал ничуть не меньше, но решил, что сейчас не время, тем более что как раз в этот момент цыган поскользнулся и поехал вниз по крутому скату. Ремизов поймал его за шиворот, сам чуть покачнулся, но устоял и легко, как куклу, поставил Григория на ноги. Отдышавшись, цыган с видимым уважением посмотрел на своего могучего напарника.

— Молодец, здоровый ты парень. Нам туда надо, — кивнул он на трубу метрах в пяти от них.

То ли у него подошвы оказались стерты, то ли просто обледенели, но он продолжал скользить, и Ремизову пришлось буквально тащить цыгана за собой. Наконец они оказались у цели. Сверху на трубу был установлен грибок, прикрывающий от попадания внутрь дождя и снега, сделанный в форме типичной русской храмовой «луковицы». Гриша вытащил из-под куртки большую «фомку» и поддел снизу обрамляющий трубу крепежный обруч. Он чуть подался вверх, сантиметра на два, не больше.

— Хорошо делали, собаки, — поделился своими соображениями цыган.

— Давай, я попробую с этой стороны, — предложил Алексей.

Гриша отдал фомку, и Ремизов подцепил другую сторону фигурного грибка. Она чуть поддалась, и он вернул «фомку» Григорию. Возились они с "архитектурным излишеством" добрых полчаса, даже взмокли от напряжения. Наконец Гриша ковырнул обруч в последний раз, и Ремизов снял грибок с трубы. Осторожно положив его за трубу, Алексей склонился над горловиной трубы и разочаровано присвистнул.

— И не смотри даже, ты слишком толстый, не пролезешь, — махнул рукой цыган. — Спустишь меня на веревке, обвяжешь ее вокруг трубы и слазь вниз. Я открою тебе дверь.

— А где веревка? — спросил Ремизов.

Григорий распахнул куртку и начал сматывать с тела узкую, но прочную веревку. Сняв куртку, он перекрестился и осторожно протиснулся в узкую щель трубы. Ремизову показалось, что он не пройдет, обязательно застрянет, но, энергично извиваясь всем телом, цыган сполз вниз и исчез в трубе. Алексей встал поудобней, и, перекинув через плечи канат, начал потихоньку стравливать его вниз. Временами тяжесть исчезала, Алексею сразу начинало казаться, что теперь уж Григорий точно застрял, но тот просто отдыхал. Местами труба сужалась и сдавливала грудную клетку так, что он даже не мог дышать. Все это продолжалось минуты три, но обоим они показались вечностью.

Наконец веревка ослабла, и Ремизов почувствовал два коротких рывка. Упрямый цыган достиг своей цели. Тогда Алексей обвязал веревку вокруг трубы и, снова загрохотав прогибающимся под ногами металлом, поспешил к лестнице.

Когда он зашел на крыльцо, дверь была уже открыта. Пропустив в дом Ремизова, Гриша шепнул ему на ухо:

— Ну, теперь он наш.