Гороскопы всегда врут

ГЛАВА 6

Про тот странный разговор со своим астрологическим близнецом Спирин не забыл. Дня через два он заехал в студию к своему старому другу, художнику Кривошееву. С Федькой он дружил с детства, вместе когда-то ходили на секцию фехтования. С ним Спирин позволял себе немного ослабить туго затянутый галстук большого, ответственного чиновника.

— О, какие к нам люди пожаловали! Я не верю своим глазам и своему счастью! — приветствовал художник входившего заместителя мэра.

Отдавая дань моде, Федор в свое время отпустил бороду, да так привык к ней, что ни за какие деньги не соглашался расстаться с ней. Эта рыжая кудреватая поросль придавала хозяину какую-то солидность, ибо Федька до сих пор отличался редкой несерьезностью. Вот и сейчас, приложив по военному ладонь к несуществующему головному убору, он промаршировал навстречу Спирину и, подражая торжественному рыку командующего парадом, доложил:- Товарищ первый заместитель главы администрации города Кривова! Во вверенной мне студии за время вашего отсутствия водки было выпито два ящика, вина — три ящика, шампанского — одна бутылка, женщин перетрахано неученое количество!

— Вольно! — также зычно скомандовал Спирин, дал отмашку и подал руку художнику. — Женщинам надо вести счет, в следующий раз, чтобы все было точно!

— Сбиваюсь, Витя, ты же знаешь, я умею считать только до десяти, — покаялся Федька. — Водку пить будешь?

Спирин отрицательно мотнул головой.

— А вино?

— Нет, мне еще в десятую школу надо ехать, какую-то там доску почета открывать.

Между тем Спирин осматривал студию.

— Да, здорово ты, однако, махнул. Когда въезжал сюда, у тебя картин пять было с собой, не больше?

— Точно, — кивнул головой Кривошеев, с видимым удовольствием оглядывая стены, увешанные портретами и пейзажами, этюдами и натюрмортами.

— Молодец! — похвалил друга Виктор.

— Ну, ты тоже молодец. Если бы не ты, я бы хрен получил эту мастерскую.

— Всё равно, за два года столько наваять. Ты просто монстр, Федька. Микель-Анджелло!

— Ты по делам, или как? — спросил художник.

— Да, и по делам тоже. Гринев решил пышно отметить юбилей города, все-таки девяносто пять лет. Программа грандиозна: шествие ветеранов, демонстрация остального электората. Конечно, парад наших хилых войск, концерт, фейерверк, — говоря все это, Спирин продолжал разглядывать картины. — Ребята из отдела культуры задумали кое-что, но не хватает твоей талантливой кисти. Так, пару мазков, брошенных мастером.

Художник ухмыльнулся в рыжую бороду.

— А сколько вы мне отвалите за эту пару мазков? И в какой валюте?

— В пределах сметы. Да не бойся, не обидим, — рассмеялся Спирин, — заплатим, конечно, не так, как эти торгаши за свои витрины, но зато какой размах! Это тебе не витринная реклама, тут у тебя весь город будет в твоей власти. Улицы — кисти, площади — холсты! — заканчивая рекламную речь, заместитель мэра заговорил басом и рубанул кулаком по воздуху в стиле Маяковского.

— Заманчиво, правда, ведь, Федь? — подсластил до густоты меда голос Спирин.

Художник только смеялся в ответ, и отрицательно мотал рыжей головой.

— То есть, в виде оплаты у вас опять будет испанское песо, или по-русски говоря — писец? — предположил он.

— Ну, Федь, — продолжал упрашивать друга Виктор. — Я знаю, что половина города украшена твоими витринами, вот я тебе и представляю возможность поработать со второй половиной города.

— Ну, хорошо, ладно, — согласился тот. — Черт с вами, грабьте нищего художника, а то ведь все равно испохабите без меня.

— Конечно, непременно испохабим, — согласился Виктор, пристально рассматривая еще не оконченный портрет. На холсте прорисовывался контур женского лица, слабый набросок губ, только угадывались волосы. Но зато были тщательно выписаны глаза, огромные, с изумрудно-прозрачной глубиной.

— Это кто ещё такая? — спросил Виктор, кивая на картину.

— Кто? А, эта, — оглянулся в его сторону Федор. — Правда, хороша? Вот только закончить никак не могу, не поймаю ее, и все тут. Позирует ужасно, вертится как на шиле. Петьку Рубежанского помнишь?

— Зайчика? Ну, как же! — усмехнулся Спирин. — Он теперь в люди выбился, банкир, в Москве живет.

— Вот-вот. А это его невеста.

— Да, красивые глаза, — задумчиво протянул Спирин, с трудом оторвался от неоконченной картины, и спросил о главном. — Слушай, а ты ведь в двадцатой школе учился?

— Да, есть такой грех.

— А ты, случайно, такого Нечаева не знал?

— Ну, как же не знал, ты что! Мы ж с ним погодки. Знаменитая личность.

Спирин верхом уселся на стул напротив Федьки, положил голову на скрещенные руки и с интересом приготовился слушать.

— Он в параллельном классе учился, с виду невзрачный такой, весь в угрях, — начал вспоминать художник, — но что-то в нем было такое… Как сейчас говорят, неформальный лидер. Дрался, правда, хорошо. У нас тогда война была с Соцгородом, помнишь эту грандиозную махаловку около Дэка, тогда еще двоих убили?

Спирин кивнул головой. Войны между районами города для Кривова были делом самым обычным, но та грандиозная драка на танцах, в которой участвовало человек триста, до сих пор вспоминалась как событие легендарное.

— Так вот перед ней Нечай с Шаганом дрался, сам видел. Они начали, а потом уж общая свалка началась. Менты с полчаса даже подойти не могли. Они в воздух из пистолетов палили, а по ним из толпы из обрезов. После этого в город солдат вызвали, а потом ещё две школы милиции в город ввели. Эх, и времена были! Благодать!

Федор оживился, глаза у него блестели. Виктора, со школьных лет числившегося в отличниках и активистах, этот энтузиазм друга несколько позабавил. Художнику всегда не везло в тех уличных боях, после каждой драки он приходил на секцию с синяком или ссадиной, но теперь, за давностью лет эти треволнения подернулись флером романтизма.

— И чем же этот Нечай еще был знаменит? — подстегнул Спирин увлекшегося воспоминаниями друга.

— Нечай? Сейчас расскажу, — Федор закурил новую сигарету и, потирая левый висок, начал вспоминать.

— История эта прогремела по всему городу, ты должен ее помнить. Обчистили квартиры самых именитых людей города. Устинова, стахановца этого, потом Героя Труда, не помню уж фамилию. Шацкого, писателя нашего местного. Всего квартир пять. Брали деньги, золотишко, магнитофон один хороший стащили, японский. Тогда они у нас еще в диковинку были. По нему всех и накрыли. Участковый как-то идет по дворам, а из сарая такой звук несется! Стерео! Оказывается, незадолго перед ограблением к каждому из пострадавших приходила делегация комсомольцев, ну, там, по поводу шефской работы: может там, дачку вскопать или что-то в этом роде. Ну, пока все эти пионеры чай пили да в рот ветеранам смотрели, Нечай время не терял. Замки смотрел, ключики к ним подбирал, да выяснял, когда хозяев дома не будет. Организовал все здорово, на них никто даже не подумал, да вот дружки его с музыкой подвели. Нечай как организатор получил четыре года, остальные так, по мелочам раскрутились. Ему тогда по полной катушке влепили, в виду особого цинизма преступления. Сел он еще в малолетках, а вышел уже со взрослой зоны. А что это он тебя заинтересовал?

— Да родились мы с ним, оказывается, в один день и час. Я уже по его наколкам на пальцах понял, что он из тех еще, — Спирин усмехнулся и пояснил. — Приходил он недавно, бар на Пархоменко хочет открыть.

— Ну да, я знаю. Он уже подкатывал ко мне с предложением оформить его, — кивнул головой Кривошеев.

— Согласился?

— Да, с ним лучше не ссориться.

— Что так? — Виктор интересовался все больше, но из Федора информацию наоборот, приходилось тащить чуть ли не клещами.

— А как с ним ссориться? Вся Володарка под его контролем. Ребята у него серьезные, я ведь там живу, все вижу. Обычно они пасутся в кафе «Парус», реже в «Аяле».

— Да ты что, боишься его? — удивился Спирин.

— Как тебе сказать?.. Неприятный он человек, убьет и глазом не моргнет.

— Значит, старых замашек он не оставил? — подвел итог Виктор.

— Нет, что ты! Я как-то поинтересовался у одного его бойца, сосед мой по лестничной клетке. Что вы, дескать, на него чуть ли не молитесь? А он говорит: "Да ты что, такая голова, все наперед просчитывает, ты еще нас услышишь". Парниша хорошо поддатый был, так что не врал.

Разговор перекинулся на другие темы, вскоре Спирин стал прощаться.

Перед уходом он снова остановился перед незаконченным портретом девушки и подумал о том, что художник явно переборщил с этим изумрудно-хрустальным цветом ее глаз. Таких в природе просто не бывает.

Ничего из того, что Федор сказал о его "астрологическом брате", Спирин не забыл. Он не стал бы связываться с этим уголовником, но Гринев постарался ускорить свою смерть, хотя, конечно, сам этого и не знал.