Говорящая собака

21 ПОКА, ДЕТКА

Я неопытный лжец и всегда придерживался мнения, что ложь — это неприятный гость, который входит в твою жизнь, рыщет по всем углам, лапает все, что захочет, затем поднимает шляпу и откланивается.

Нет, все обстоит совсем не так. Ложь — это как ребенок, который, однажды родившись, требует постоянного внимания. Ложь кричит по ночам, требует соску и сказку на ночь, отвлекает тебя поминутно, вынуждает убирать за ней, и тебе все время приходится пеленать ее и баюкать и смотреть, как она растет у тебя на глазах. Оставь ее прихоти без внимания, и она умрет, но зато и ты сам окажешься перед лицом множества нелицеприятных вопросов.

Теперь мой мозг атаковали проклятые вопросы, которые сыпались со всех сторон. В результате он стал многофункциональным устройством, занятым несколькими делами одновременно.

Проблемой номер один была Люси, которая, если узнает о сути нечестной сделки, может обратиться к представителям закона. И самое страшное, неизвестно, чем это кончится, ведь полиция вполне может выступить на стороне Кота. Моя ассистентка могла пострадать, а с некоторых пор она стала мне очень дорога.

Я просто не мог вести жизнь преступника — сами видите, я был не приспособлен для этой роли. Мой разум был в корне законопослушен, заполнен выражениями вроде «авторитет власти», «сила закона», «правопорядок» и прочее. Между тем как многим «детям природы» такие слова приходят в голову не раньше, чем у них на запястьях защелкнутся браслеты.

Поэтому ради блага самой Люси я умножил ложь, сообщив ей, что мы отказываемся от чартерстаунского проекта. Благодаря этой лжи наши отношения стали более официальными, несмотря на то, что она иногда присматривала за моей собакой.

Однако все осложнилось в тот день, когда в нашем новом офисе появилась Линдси, — мы уже к тому времени переехали в центр, поближе к главным улицам — местам деловой активности. Произошло это как раз накануне завершения «чартерстаунской авантюры», как про себя называл я это дельце. Еще день — и можно было спокойно вздохнуть и забыть об этом, как о дурном сне, но я уже ловил себя на мысли, что начинаю привыкать к жизни в постоянной тревоге и напряжении.

Примерно спустя неделю после того, как я выразил окончательное согласие, подписав контракт с миссис Кэдуоллер-Бофорт, Линдси, одурманенная «Лестницей недвижимости» — программой, которая идет по четвертому каналу, решила сменить свою работу на агентскую. Некоторые начинают свою деятельность в сфере торговли недвижимостью с приобретения нового БМВ, найма секретаря и покупки кучи дорогих костюмов. Линдс по-прежнему разъезжала на «Клио», ходила в одежде, купленной на зарплату мозольного оператора, бумаги оформляла самостоятельно и по клиентам разъезжала тоже сама. Вместе с тем у нее изменились планы, как потратить полмиллиона, которые останутся после покупки для нас нового дома. Она собиралась вложиться в закупку квартир-студий, которые потом можно перепродать или сдавать в наем и получать хорошие дивиденды на свои инвестиции. С ней было трудно спорить, мне самому следовало заняться этим еще несколько лет назад.

И вот она вошла в распахнутую дверь, полная энергии и новых идей, размахивая листками бумаги и посверкивая кольцом, купленным ей в честь нашей помолвки. Задерживаться взглядом на этом украшении было опасно для глаз.

— Посмотри, — сказала она. — Тиббс только что переслал мне это факсом.

Пес спал на полу у моих ног, но при первых звуках голоса Линдси уши его встали торчком. Люси, которая поливала цветы на подоконнике, тоже оглянулась довольно настороженно, напоминая разбуженную собаку.

Эта связь Линдси с Тиббсом представлялась мне странной. Сперва она торговалась с ним, чтобы поднять «вознаграждение» до миллиона (или правильнее назвать это долей?), теперь она получает от него факсы. Особенно странно, что начало их знакомства ознаменовал удар по лицу, который она получила, сидя в собственной машине. Странная завязка для возникновения дружеских отношений, не правда ли?

Я просмотрел бумагу, как делал уже тысячи раз с подобным материалом, — привычно и равнодушно.

Это было описание домов для рекламного проспекта.

«Парк-вилл. Жизнь в уголке девственной природы, — гласил титул. — Поместье под романтичным названием (почему романтичным — непонятно) Чартерстаун раскинулось на 98 акрах поразительной суссексской земли, в самом престижном (с ошибкой в слове) уголке графства. Сорок коттеджей класса «люкс» (собираются производителем на месте) и двадцать коттеджей вип-класса удовлетворят запросы самого взыскательного и разборчивого клиента».

Далее содержалось описание домов ценой по 750 000 фунтов за штуку, во флоридском стиле, а также бассейна, теннисных кортов, охраняемых детских игровых площадок и прочего.

У меня не было слов.

— Это набросок, — пояснила Линдси, — примерный план рекламного проспекта. Представляешь?!

— Нет, не представляю.

— Тиббс предлагает нам купить один из этих домов со скидкой, за шестьсот тысяч, в счет уплаты гонорара.

Я прижал палец к губам, выразительно на нее посмотрев: «Это наше дело. Нет необходимости посвящать в него посторонних».

Но Линдси, казалось, не замечала присутствия Люси.

— Очень щедрое предложение, — сказал я.

— Да нет же, в самом деле, — все так же возбужденно, но несколько понизив голос, продолжала Линдси. — Ты представляешь — они обойдутся ему всего в триста тысяч за штуку, и еще триста тысяч он удержит из комиссионных, которые должен выплатить тебе. Мы получаем дом за семьсот пятьдесят тысяч, он экономит деньги, и все довольны. Я так рада, так счастлива! — Она закрутилась в винтовом кресле и резко тормознула каблуками, остановившись лицом ко мне, ее унизанный перстнями кулачок оказался в дюйме от моего лица.

— Посмотри, какой камешек! — сказала Линдси.

С пола донесся стон пса. Кресла в новой конторе были неудобными, слишком низкими, чтобы под ними примоститься, но Пучок не оставлял попыток устроиться с комфортом в еще необжитом помещении.

Люси села за свой стол и сделала вид, что не прислушивается к разговору. Все счастливы, сказала Линдси. Потрясающе, сколько раз меня тыкали в это носом: что каждый, имеющий дело с Тиббсом, становится счастливым. Просто какой-то финансовый «прозак», да и только. Универсальное средство для успокоения.

Я почувствовал, как меня пробивает пот.

— И как он собирается выбить разрешение на строительство, — спросил я, — в «уголке девственной природы»? Об этом что-то в проспекте не упомянуто.

— Он уже получил разрешение несколько лет назад. Сейчас нет необходимости владеть чем-то, чтобы строить далеко идущие планы. Ну, как тебе мой, то есть наш, проект?

— Это несколько… — Я оглянулся: все были заняты своим делом. Люси стучала по клавиатуре и, наверное, ничего не слышала. — Это немного… как бы тебе сказать… безвкусно, Линдс.

Линдси выглядела озадаченной.

— Вовсе нет, — сказала она, сверкая на меня своим камешком и глазами одновременно. — Безвкусно не будет. Знаешь, кто займется строительством? Те же проектировщики, что строили дома для футболистов на севере.

— Я говорю не о дизайне. Просто это разрушит красоту сказочных мест. Уничтожит всю эту сельскую буколику, понимаешь? И мне от этого как-то не по себе. Чувствую себя так, будто собственными руками задушил красоту. Во всяком случае, принял участие в ее уничтожении. Я бы хотел забыть все как страшный сон.

Линдси покачала головой.

— Это семисотпятидесятитысячный дом за шестьсот тысяч фунтов, Дэвид. — Она сидела с разведенными ладонями, словно проверяя, не пошел ли дождь. — Вот что это такое.

— Мне это не принесет никакой радости. Это может звучать глупо, но дом есть дом, и я не могу допустить, чтобы мой дом стал местом, где я изо дня в день буду испытывать угрызения совести.

Я сказал это вполголоса, чтобы никто не услышал. Услышал только пес, который тут же подвинулся к Люси.

Линдси рассмеялась.

— По-моему, ты начинаешь испытывать угрызения совести задолго до того, как совершишь что-нибудь предосудительное, — сказала она, и я узнал в этом голосе знакомые интонации председателя «Бумажного Сообщества». — И если ты не в силах выдержать чувства вины, то сама вина тут ни при чем.

Я остановился на ней взглядом. Пес, разбуженный нашим разговором, прильнул к ногам Люси и упрашивал почесать его особенным образом, как умеет только одна она, между тем как Люси усердно печатала, казалось, не замечая того, что происходит вокруг.

— Могу сказать одно: с самого начала я знал, что никакого счастья это не принесет. Как не может принести счастья ничто связанное с Тиббсом.

На миг в глазах Линдси промелькнула тревога, она крутила перстень на пальце, словно ожидая, что из него появится джин.

— Ты же не хочешь увильнуть в последний момент?

Я погладил ее по руке и шепнул:

— Конечно, нет.

На самом деле я ни о чем другом и не думал, кроме как о том, чтобы увильнуть от всего этого. Просто я не знал, как это сделать, чтобы не потерять раз и навсегда Линдси, независимо от того, уйдет она от меня сама или Кот искрошит ее на мелкие кусочки.

Но чем больше я думал об этом, тем неосуществимей казались мои замыслы. Годами я чувствовал, что плыву против течения, пытаясь всегда поступать правильно, по совести. И вот, однажды изменив курс, я тут же почувствовал, до чего легко плыть по течению, подчиняясь общему ходу вещей. Только этот простой путь вел, скорее всего, на дно.

— Если что-то решил, то делай, и как можно скорее, не мешкая, — сказала Линдси. — Нельзя браться за что-то и продолжать делать вид, что ты не имеешь к этому отношения, что ты не такой человек. Ты же взялся, пора бы привыкнуть.

Я улыбнулся.

— Лицемерие — половина успеха, — заметил я, напоминая ей одну из ее любимых острот.

— А вина это лишь сон, — прошептала она в ответ, стрельнув глазами в сторону Люси. — Это послание от воображаемого тебя, от кого-то, кто не хочет, чтобы ты был самим собой. Посмотри правде в глаза, Дэвид. Ведь я делаю это, а я не такой уж плохой человек. Что бы мы ни делали, мы всегда немного нарушаем какие-нибудь правила.

Не думаю, чтобы эти аргументы были приняты в расчет в суде. Если, конечно, судья не окажется членом «Бумажного Сообщества».

— Я скажу твоему Коту, что мы хотим купить дом, — продолжала Люси.

— Он не мой кот.

— Неважно. Ведь это ты его так назвал.

— Знаете, как называются женщины, которые любят якшаться с котами? — подал голос пес. — Фелиноманки, они же суть обыкновенные кошатницы. — У него был достаточно острый слух, чтобы не пропустить ни слова из нашего диспута.

— Послушай, Линдс… — хотел я продолжить увещевания.

— Сжечь ведьму! — воскликнул пес. Неужели всю эту информацию он почерпнул на фонарных столбах?

— Ты привыкнешь, — сказала она. — Через месяц-другой тебе даже на ум не придут все твои сомнения. Если мы начнем действовать немедленно, то займем первый из построенных домов. Уже на Рождество сможем праздновать новоселье.

— Нельзя ли отложить этот разговор?

— Это ни к чему. Ты уже и так знаешь, — ответила Линдси. — Веселее, Дэвид. Мы должны радоваться такой удаче. Я радуюсь. А ты? Давай же, Дэвид, оживай! Мы так счастливы! — И она помахала передо мной своим новым колечком, как мальчишка моделью аэроплана.

Мне было приятно видеть, что она так рада нашей помолвке, и я хотел сделать ее еще счастливее.

Люси подошла к моему столу. Она передала мне конверт, затем наклонилась к Линдси, точно полицейский детектив, нависающий над подозреваемым во время допроса.

— Главное в поздравлениях — это когда знаешь, что они искренни, — произнесла она. — Отличный проект. Мои поздравления. — После чего вышла из конторы, хлопнув напоследок дверью.

— Не пришивай себе ярлыков, дорогая, — крикнула Линдси ей вслед. — Ты же не можешь вечно покупать одежду в одних и тех же магазинах.

Когда Линдси повернулась, я ответил ей слабой улыбкой и открыл конверт. Там было заявление Люси с просьбой об увольнении и прикрепленная к заявлению записка: «Рекомендаций не требуется, у меня на примете хорошее агентство».

Лишившись дара речи, я сунул заявление в стол.

— Фу-ты ну-ты, — довольно говорила тем временем Линдси, посверкивая на меня своим бриллиантиком. — И куда ты сегодня меня поведешь?