Говорящая собака

30 ФИНАЛ ВЕЧЕРИНКИ

— Давай же, детка, — сказала Линдси, — мы должны держаться вместе, нам надо быть сильными, раз уж попали в такую историю. — С тех пор как она стала заниматься бизнесом в сфере недвижимости и у нее появилось больше времени смотреть по утрам телевизор, манера ее речи заметно изменилась. Это покровительственно-нетерпеливое: «Давай, детка», — такого я раньше за ней не замечал. — Не станет он обращаться в полицию. Давно бы пошел туда, если бы хотел. Ему нужен кусок пожирнее, вот он и раскручивает тебя, загоняет в угол, потому что у тебя, как у агента, заключившего сделку, положение самое невыгодное. — С этими словами Линдси почти по-матерински чмокнула меня в лоб.

— Здесь может быть и другое объяснение, — вмешался я, отпивая из большой чашки с отбитой ручкой, которую прихватил с работы во время переезда. Той самой, подаренной Люси, с надписью: «Чашка Дэвида».

— Какое же? — пожала плечами Линдси, возясь с плитой.

Мы купили новую модель, из тех, суперсовременных, и никто из нас не мог справиться с таймером. Насколько я понимал, это было как-то связано с кнопками на передней панели. Включалась эта чудо-печь по собственному произволу. Так, когда тебе надо было что-то приготовить, она изображала полную безучастность, будто бы и не являлась приспособлением для варки и жарения, а была сконструирована для каких-то иных, более высоких целей. Проснувшись среди ночи, чтобы сходить за стаканом воды, можно было обнаружить горящую лампочку индикатора духовки, как будто там готовился какой-то призрачный пирог.

Идея состояла в том, что Линдси закладывала утром в духовку лазанью, в шесть вечера плита начинала ее запекать, а к половине седьмого, когда мы возвращались с работы, ужин был уже готов.

— Может быть, он хочет докопаться до моей подноготной, — сказал я. — Ведь до сих пор ему приходилось иметь дело с обезличенными корпорациями, так что ему было все равно, против кого он ведет дело, сплошные абстракции. Может, он надеется запугать нас, чтобы взять над нами власть с самого начала, хочет проверить, способны ли сопротивляться его оппоненты. Ему нужно почувствовать исходящий от нас запах страха.

— Ага! — воскликнула Линдси, когда огонек на плите загорелся. — Заработала! Я бы могла пойти к нему и объясниться. — Свет в печке опять погас, и Линдси испустила огорченный вздох. — Не беспокойся, — разочарованно произнесла она. — Где он остановился?

— «Хотел Хотел» в Брайтоне.

— Вот и хорошо, — самодовольно улыбнулась она. — Я сама пойду на встречу и все улажу.

— Позвони мне сразу, как только что-нибудь прояснится. Что бы он ни сказал.

Я был готов к любому ответу, заранее настраиваясь на самое худшее. На самом деле я фактически сдался. Я уже не хотел, чтобы Линдси куда-то ходила и что-то выясняла. Лучше бы он пошел в полицию и выложил им все как есть. Наказание, которое я бы понес, означало отмщение — и все. На этом можно было покончить. Однако бывают случаи, когда помышляешь о бегстве и сдаче в плен одновременно. Я смотрел, как Линдси садится в «лендровер» и отправляется на встречу с Майлсом, когда у меня за спиной проскользнул агент по недвижимости с двумя клиентами: наш дом еще три месяца должен был оставаться демонстрационной моделью.

Был канун Рождества, и ледяной дождь обещал обратиться в настоящий снег. В это время года смеркаться начинает уже в середине дня, и поэтому по всей округе уже горели огни.

Я посмотрел на часы. Полпервого. Через полчаса я должен появиться на нашей ежегодной «корпоративной вечеринке». Желание присутствовать на этой попойке у меня было такое же, как у больного циррозом печени. Пить мне совершенно не хотелось, и я боялся, что если выпью, то буду не в состоянии говорить с людьми, просто не смогу никого видеть. Я вызвал такси на случай, если мне все-таки придется набраться за компанию.

Машина устремилась по Даунс к Ворсингу, и мысли мои вновь обратились к Пучку. Я понимаю, что это сентиментально и отдает умильной рождественской картинкой: собака одна в приюте в канун Рождества, но именно так все и обстояло.

А ему следовало быть дома со мной или ждать моего возвращения, жадно обнюхивать подарки, пытаясь угадать, что там спрятано под слоями подарочной бумаги и фольги, завязано этими разноцветными ленточками. Представляю, какую бы радость это ему доставило. Как бы он тыкался носом в буфет, где припасена для него завернутая в такую же упаковку рождественская косточка!

И выскажусь в защиту сентиментальности: черствое сердце не завело бы меня так далеко. Если бы, повстречавшись с миссис Кэд-Боф, я не поддался мысли: «О, бедная старая леди, она так одинока. О ней даже некому позаботиться», то потом мне бы не пришлось с ужасом обнаружить, что о ней очень даже есть, кому заботиться и этот некто с успехом может позаботиться о ком угодно и обо всех сразу. Я, к примеру, его стараниями могу оказаться за решеткой.

И теперь, даже появись у меня такое желание, я не мог забрать Пучка, как бы того ни хотел: скоро на своей шкуре почувствую, что значит сидеть в клетке. Теперь не имеет значения, что думает Линдси, я все равно не смогу ухаживать за собакой.

Такси притормозило возле «Красного Эла». Полное название — «Ред Эл'с Блу Нахо Пэлис». Это было довольно новое мексиканское заведение с массой изолированных зальчиков, расположенное на набережной. Рождественские вечеринки были в разгаре, дудели рождественские «казу», подавали на стол традиционные коктейли «Маргарита», легкий стриптиз — короче, веселье в самом разгаре. Полвторого, я припозднился.

Осмотревшись, среди праздничных флагов и декораций я отыскал наш столик. Зрелая команда, способная наполнить гордостью сердце любого босса: Энди, Дрю и Эндрю, трое агентов, все в традиционных бумажных колпачках и с галстуками набекрень. Была еще практикантка Мэйзи, которую под разлагающим влиянием Дрю стошнило потом на пороге собственного дома.

Здесь присутствовали и оба уборщика, которые пытались выпить больше собственного веса. Их взгляды прожигали меня насквозь — я снова стал задерживать зарплату. Мы набирали персонал в разгар бума, подъема деловой активности, когда приваливали кучи денег от покера, а теперь наступили времена банкротства и покерных долгов.

Здесь также, к моему несказанному удивлению, присутствовала Люси.

Я протиснулся мимо пары пышнотелых танцоров, двигавшихся точно раненые медведи, и добрался до столика. Мое появление было встречено рукоплесканиями.

— Вот он, босс! — завопил Энди.

— Садись, товарищ, позволь налить тебе, раз уж ты платишь, — сказал Дрю.

На самом деле они были неплохие парни, безвредные, сосредоточенные на процентах от сделок мелкие акулы бизнеса, которые умудрялись процветать даже на мелководье в безвыходные времена.

— Привет тебе, незнакомка! — обратился я к Люси.

— Думал, не приду? — отозвалась она.

Мы не виделись с тех пор, как я забрал у нее Пучка. Я сознательно избегал этих воспоминаний. Наверное, потому, что считал их болезненными.

— Ты в порядке? — спросила Люси.

— Если бы я получал фунт стерлингов за каждый такой вопрос, я бы бросил играть, — ответил я, пока Дрю наливал мне «Маргариту», не отрывая взгляда от Мэйзи.

В ответ на что Люси совершенно спокойно парировала:

— А если бы я получала фунт каждый раз, как ты ответишь на этот вопрос, до сих пор бы ходила без гроша в кармане.

Я улыбнулся ей, надевая свою бумажную корону.

— Порядок, — ответил я.

— Хорошо. Просто ты изменился. Ты знаешь?

— Знаю.

Мы не обсуждали случившегося с Пучком. Да и какой смысл? Все равно, что показывать при каждой встрече незаживающую язву со словами: «Видишь, какое дело, все еще болит, дрянь такая».

Три человека по углам главного зала заведения разыгрывали скетчи в духе Монти Пайтон, то есть, попросту говоря, артистически дурачились.

— Как думаешь, что это на него нашло? — первой не выдержала Люси.

— Думаю, у него разбито сердце, — сказал я. — Он разочаровался в людях.

Здесь не было пьяных сантиментов — я сделал всего пару глотков.

— Я скучаю без него, а ты? — спросила Люси.

— Да, — выдавил я, глядя в свой бокал. — Скучаю.

Прикончив «Маргариту», я заказал еще пару. Неоспоримым достоинством заведения Большого Эла было то, что в нем можно было абсолютно гарантированно надраться в сосиску.

— Скоро, Люси, — сказал я, — меня добьют окончательно.

Хотелось рассказать ей все: о том, как Пучок разговаривал со мной, о том, как я ввязался в неблаговидное дело с миссис Кэдуоллер-Бофорт, о Коте и о том, что я не могу заснуть в этом новом доме.

Выпивоха из меня никакой, и я на собственном опыте убедился, какой сногсшибательной мощью обладает обыкновенная рюмка «Маргариты». Мне следовало остановиться после первой. Все, что у меня осталось в памяти от застольной беседы, — бесплотный голос Люси, звучавший в ушах: «И где он теперь?» — а я не мог даже ответить.

Часам к четырем зазвонил телефон: Линдси.

— Нам надо поговорить, — сказала она.

— Если у меня это получится, — хмельным голосом сообщил я в трубку. Люси куда-то подевалась, а вместе с ней исчезли и двое-трое других сотрудников. Только уборщики упрямо уничтожали «Маргариту».

— Я от тебя без ума, Линдс! — громко объявил я. Один из уборщиков крякнул.

— Дело срочное, — настаивала она.

— Мы тут все у Большого Эла, — проговорил я, еле ворочая языком. — Приезжай выпить с нами.

— Я знаю, ты говорил мне утром, что у вас вечеринка, забыл уже? Я жду у двери.

— Ну так заходи!

— Мне кажется, будет лучше, если выйдешь ты, — сказала она.

Холодный воздух освежил меня, но не окончательно, какое-то затхлое чувство оставалось внутри.

Свежий воздух загадочно влияет на чувства нетрезвого человека. Мама всегда предупреждала гостей: «Рюмка перерастает в две за порогом».

Впрочем, не думаю, что дело тут только в свежем воздухе, хотя и он дает свой эффект.

Я стоял на нетвердых ногах под ярким светом фонаря, чувствуя, как вращается мир вокруг.

Линдси была как стеклышко. Как пьяный перед трезвой, я ощущал себя неловко и пробормотал нечто вроде извинения.

Линдси вздохнула, однако она не собиралась меня распекать.

— Все гораздо хуже, чем я предполагала, — безрадостным тоном сообщила она.

— Что значит хуже? — Отчего-то мне стало смешно.

— Сначала он собирается подать гражданский иск. Так можно быстрее вернуть деньги. Когда же он выиграет процесс и деньги будут возвращены, он собирается начать уголовное дело. Дэйв, мне очень жаль.

— Порядок. — Я сделал неверный шаг вперед и передал себя в ее руки. — А что Кот? Он собирается что-нибудь делать?

Вообще-то я как раз надеялся, что этого не случится, просто собирался предупредить Майлса в случае чего.

— Он не из тех, с кем можно играть в такие игры. Половина судей в Англии — его одноклассники. Он дружен с министром внутренних дел.

От страха трезвеешь очень быстро. Я думаю, происходит это потому, что, пока человеческий мозг разваливается на части, одурманенный алкоголем, на поверхности оказываются древние инстинкты, которые мы унаследовали от рептилий. Тому же, кто благодаря алкоголю переступил и этот порог, остается только надеяться, что, упав, он сольется с землей и его никто не заметит.

— Что нам делать, Линдс? — печально вопросил я.

Ответ был написан у нее на лице:

— Ты прыгаешь с парашютом, не так ли?

Линдси сглотнула ком в горле. Видно было, как нелегко ей дается этот ответ.

— Знаешь, Дэйв, я должна позаботиться о себе. Я не хотела, чтобы так случилось, но так случилось. Все шло к тому, что мы расстанемся. — И она погладила меня по плечу.

— Что значит расстанемся? Я же все делал, как ты хотела, чтобы ты была счастлива. На себя я просто наплевал, все для тебя. — Обвинение было неуклюжее, но меня застали врасплох.

Как же я проморгал неизбежность этого момента.

— Может быть, тебе не стоило поступаться собой, — снова вздохнула она. — Мы разные, Дэвид, и это необходимо признать, чтобы не портить друг другу жизнь.

— Так зачем же ты втянула меня в это, зачем жила со мной, зачем заставила расстаться с собакой?

— Я надеялась, что это поможет. Что это как-то подействует на тебя. Я думала, мы станем единым целым… Не получилось. Ты все равно любишь эту собаку больше, чем когда-либо любил меня.

— Ну, хорошо, пусть так. Но я же и тебя…

Она остановила меня:

— Не надо, Дэвид. Все прошло. Мне не нужен человек, который не может открыть мне свое сердце.

— Или бумажник, — добавил я.

— Не надо иронизировать, — с надрывом произнесла она.

— Ничего себе ирония. Ты бросаешь меня без дома, без денег…

Она пожала плечами:

— Во-первых, и дом, и деньги теперь действительно мои. И во-вторых, какой смысл тебе во всем этом? В ближайшие годы ни деньги, ни жилье тебе все равно не понадобятся.

— А-а, значит, ты уже переселила меня в тюрьму?

Она с жалостью поглядела на меня.

— За пять или, может, десять лет я успею сделать карьеру. И тогда ты сможешь обратиться ко мне, и я помогу тебе. Я дам тебе возможность начать новую жизнь. Обещаю.

— Погоди, так ты и контору у меня отбираешь?

— Пока ты не обанкротился. Дэвид, как ты не понимаешь. Ты совершенно запустил себя, ты дошел до ручки. Я уже не знаю, какими словами тебе это объяснить…

— Ну, говори.

— Я посмотрела твои расходные книга. Ты по уши в долгах. И твою контору придется в буквальном смысле за уши вытаскивать из того болота, в которое, Дэвид, ты сам себя завел.

— Ты посмотрела их в моем сейфе…

Она пожала плечами:

— Ты оставил его открытым, как будто только того и хотел. Дэвид, ты лгал мне, ты обманывал меня. Ты тратил тысячи, когда я экономила каждое пенни. Какая же у нас могла получиться семья?

— Я… — Но слова застряли у меня в горле.

Да, в самом деле, она была права. С одной стороны, она, конечно, вела себя как крыса, бегущая с тонущего корабля. Но, если взглянуть на это с другой стороны, она была крысой на необитаемом острове, увидевшей дымок парохода на горизонте и подумавшей: «Вот оно, спасение!» Ведь получается, я мучил ее долгие годы, разве не так? Ведь и до появления пса между нами всегда стояла моя главная привязанность — игра.

— Ты любишь меня?

— Да, — сказала Линдси.

— До безумия?

— Настолько далеко я не зашла, — усмехнулась она. — Ты добрый. И я понимаю, что не каждый бы поступил со мной, как ты, и благодарна за это. Но приходят времена, когда, как бы ты ни любил кого-то, приходится уходить. Я не стану обманывать, Дэвид, что буду ждать тебя. Все опять встанет на свои места — Линдси против целого мира. И потому мне нужны все боеприпасы, которые я могу взять с собой. У тебя остались наличные?

— Сотни две, — ответил я. Вообще-то я собирался спустить их у Змееглаза.

— Ну, значит, все не так уж плохо.

Время снова раздулось как мыльный пузырь. Следующая вещь, которую я помню, — это как она села в свой «Дискавери» и уехала.

Приморский городок под струями дождя ужасен. Пустующие закусочные и киоски мороженщиков, брошенный пляж — все напоминает о былой радости, которой больше нет. Точнее, радость в этом мире осталась, но уже не для меня — для более счастливой души в какой-то более солнечный день.

Кто-то схватил меня за руку.

— Так вот ты где! — Это была Люси. — Пойдем потанцуем! Ты здесь замерзнешь.

И вдруг словно и не бывало тех долгих лет, то, что было позади, исчезло бесследно, то, что впереди, вставало зыбким туманом, напоминающим пар от дыхания на морозе. Лишь одно имело теперь значение в мире, одна-единственная вещь. Я вытащил таблетки из кармана и бросил их на дорогу.

— Пучок, — сказал я. — Я иду за тобой.