Грань

Глава 10

Боль. Отдаленная ватная боль. И боль, раздирающая тело сотней крючьев. Зудящая, беснующаяся, тупая, нестерпимая, яростная, невнятная и вечная боль. В прорехах боли — смутные голоса, кружившие в хороводе неясных желаний. Хотелось пить, постоянно хотелось пить… Рев огня звучал нескончаемой симфонией. Чьи-то руки разрушали иллюзию покоя…

— Жарко… — хриплый шепот отразился от стен кельи.

— Опаньки, — сказал женский голос. — Не помер.

— Заткнись, — прозвучал безапелляционный ответ.

По голосу — Труг. Первая связная мысль. Михаил приоткрыл налитые свинцом веки. Левое открываться не пожелало.

— Не двигайся, — к нему придвинулась тень, попутно обретая черты Шарета. — Пить хочешь?

— Сколько прошло? Дней сколько… — попытался спросить Михаил. Горло выдало надсадный хрип. Он закашлялся.

— Пять, — понял Шарет.

Михаил содрогнулся, тело окатило жаром. Мышцы свело в судороге электрического удара… Картина реальности чуть прояснилась. Глаза различили знакомые лица, снедаемые тревогой и… недоверием. При своевременной поддержке Труга Михаил принял сидячее положение и со стоном откинулся назад — к благословенному холоду стены.

— Не спешил бы… — посоветовал Шарет, отстраняясь.

— Меня не убили, — сделал вывод Михаил.

— Именно, — Недоверие всецело принадлежало Дзейре. — Тебя измордовали в мясо, станцевали на костях и поглумились над тушкой, но не убили. Почему тебя не убили?

— Ты совсем охренела, женщина? — вскинулся Труг.

— Ты первый выживший, — нарушил молчание эльф.

— И что?

— Я бы на твоем месте задумалась, Корноухий, — миролюбиво сказала Дзейра. — Что-то остановило охранку… Что-то с неясными мотивами и непонятными целями. Лишняя осторожность не помешает…

— А я бы пожрал, — кивнул Михаил.

Соратники взглянули на него с явным недоумением, а кое-кто из ваарок — с опаской. Одна из них украдкой покрутила пальцем у виска.

— На вот, — Дгор протянул Корноухому часть своего обеда. Собравшиеся удивились.

— Сегодня чего — день такой? Ненормальный? — спросила Дзейра.

— Заткнись женщина, — Дгор с сожалением проводил взглядом остатки каши.

Отставив тарелку, Михаил прикрыл глаза и попытался распознать сигналы, подаваемые многострадальным телом. Отголоски боли? Ноющие суставы, патока мыслей? Способен ли он подняться?

Ноги подогнулись и, не подхвати Шарет приятеля, Михаил вернулся бы на исходную позицию. Тело колыхнулось вялым студнем.

— Устоишь?

— Отпускай, — решился Михаил. Он сделал шаг к порогу камеры и покачнулся. Вернулся обратно. И вновь шагнул.

— Не увидела, не поверила бы, — сказала Дзейра. — После такого, да за пять дней подняться на ноги… Сильно, не, правда сильно…

— Я пройдусь, — категорично объявил Михаил. Уверенность в собственных силах набирала обороты.

— Я … тут… хотела, — раздался неуверенный голос.

Михаил отшвырнул обладательницу голоса с пути и поплелся к умывальнику.

Роми со стоном захромала в свой маленький закуток, где ее никто-никто не тронет. Где она сможет заснуть в объятиях тишины и забыть… Проводив ее задумчивым взглядом, Дзейра встрепенулась, осененная некой идеей, и торопливо направилась следом.

Жадно припав к мутноватому ручейку, змеящемуся по дну желоба, Михаил с ненавистью вспомнил о лепурке. Он не смог опустить меч. Просто не смог — при полном отсутствии идей и мотивов, почему бы не воспользоваться шансом отомстить и жить дальше, сохранив здоровье и возможность строить планы. Логическая цепочка не выстраивалась. Жалость? Самопожертвование? Приятно думать так, но зачем врать себе… В момент удара в голове не было ни единой мысли. И ни единого чувства в груди…

Встряхнувшись, Михаил побрел к окну. Долго стоял, рассматривая пустоту арены, песчаные наплывы, следы чьих-то стремлений и отчаянного желания жить. Тянулись минуты, часы… Подходил Шарет — постоял рядом и удалился, непонимающе пожав плечами.

К ужину Михаил вернулся в камеру. Молча расправился с пайкой и устроился в углу — в надежде на быстрый сон без сновидений. Краткий миг забытья, принадлежавший только ему…

— Корноухий, — достиг Михаила осторожный шепот. Сквозь полудрему он попытался вникнуть в происходящее.

Рядом восседала довольная Дзейра, баюкая на руках угловатый сверток. В далеком разрезе окна колыхалась предрассветная серость.

— Чего тебе? — насторожено спросил он, приподнимаясь и испытывая определенные опасения касательно свертка.

— Заметь, Корноухий, я не спрашиваю зачем тебе это. И не ставлю под сомнение твою нормальность…

— Я заметил, — подтвердил Михаил. Любопытство взыграло не на шутку. — А теперь может покажешь, что это?

Жестом умудренного опытом фокусника Дзейра развернула сверток. На ее руках волшебным видением возникла лампа и кожаный бурдюк, запечатанный сургучом. Михаил закрыл глаза. Подождал мгновение и вновь посмотрел. Видение имело тенденцию к устойчивости. На лице женщины расцвела довольная улыбка.

— Лампа с магическим поджигом и мех, наполненный сейбином… Каково, а? — горячо шепнула она.

— Объяснись, — осторожно попросил Михаил.

— Роми, — Дзейра чуть напряглась. — Ну чего куксишься? Я спросила, она без вопросов достала… Долг, знаешь ли, обязывает.

— И как много яроттцев знает об этой посылке?

— Да ни одного, — категорично ответила женщина. — Тот пухлик у Роми чуть ли не с рук ест… Доверяет значится. С ее слов — она умыкнула лампу из кладовых запасов пока его ждала. Вынесла лампу, когда яроттцы уделались в хлам и выпнули Роми обратно. Как тебе такой вариант?

— Положительно. — Михаил прищурился. Он хотел, чтобы это было правдой. Сильно хотел… Так быть по сему. — Ты ждешь объяснений?

Дзейра независимо и гордо отстранилась. Хочешь — говори, не хочешь, тоже пошел на хрен.

— Я собираюсь поджечь сточный канал и посмотреть, что будет.

— Ну я же говорил, — прозвучал сдавленный шепот Труга. В сумраке дрогнули неясные тени у стен.

— И кто еще не спит? — спросил Михаил в пространство.

— Ты давай, не умничай, — потребовал гном. — А то мне как-то не по себе.

Задумчиво почесав в затылке, Дзейра отрешенно сказала:

— Сток, значит… поджечь… Сток наверняка связан с караулкой, там оружие… потом арена… Если проверить яроттцев на вшивость…

Михаил с интересом наблюдал за аналитическими изысками лепурки. Возможно, он узнает кое-что новое о собственных планах.

— Выход… только на трибуны… через комнату стражи… — Дзейра покачнулась в трансе раздумий. — Не видела засовов…

— Потому что двери заперты со стороны трибун, — вступила в разговор одна из ваарок. — Ни через караулку, ни через арену — не выйти. Кое-кто пробовал… Их нашпиговали стрелами от макушек до пят.

— Ты понимаешь всю бессмысленность поджога? — требовательно спросил Труг у Мика.

— А мне нравится идея, — задумчиво сказал Шарет.

— Значит, пойдешь со мной. — Михаил забрал у Дзейры инструментарий будущей диверсии и придирчиво осмотрел. Попробовал магический запал — бронзовый завиток у основания лампы легко поддался нажиму, и в матовой полусфере колбы затрепетал язычок желтого пламени. Кто-то заворожено вздохнул… Изломы теней легли на стены.

Торопливо погасив лампу, Михаил удовлетворенно сказал:

— Дело за малым — собственно, сходить.

— Планируешь идти сегодня? — спокойно поинтересовался Шарет. Вероятная опасность предстоящего дела ничуть не отразилась на его непоколебимом спокойствии. Или же он таковой опасности не предполагал. Хороший человек.

— Да. Как народ затихнет, двинем потихоньку.

— Я сделаю запал из тряпки, — недовольно буркнул Труг. — А ты, Мик, сходи пока погуляй… И, хетча те, подумай! Внимательно подумай!

Дгор досадливо махнул рукой и едва ли не вырвал у Корноухого лампу.

— Не кипятись, сын гор… — Михаил с улыбкой поднялся. — Если сдохнем, то сдохнем в движении…

— Вали отсюда, философ. Эй, чернявые, на стреме постойте кто-нибудь…

Подхватив тарелку, Михаил отправился дожидаться завтрака к неизменному пейзажу в абрисе окна. Статичность утренних видов арены успокаивала. Тишина и пустота…Он планировал насмотреться на них вдосталь — до конца прочувствовать необходимость действовать, задавить сомнения и совершить… Что? Глупость? Над этим он думал за завтраком, мусолил эти мысли за обедом, анализировал действо под звон и рев схватки, следил за кровавой росписью боя и не видел оного…

Тишина и пустота.

— Готов? — Из темноты шагнул Шарет. За отворотом его крутки поблёскивали завитки лампы.

— Нет. Но пошли.

Подобравшись к стене, Михаил замер, напряженно прислушиваясь к ночным шорохам и скрипам. Тьма сочилась стонами и тяжелым дыханием. Так и не распознав непосредственной угрозы, он осторожно двинулся вдоль стены. Лишь бы не споткнуться о кого-нибудь бедолагу… Услышав неясный шум впереди, он остановился.

Плеча коснулись пальцы Шарета. Михаил обернулся и пожал плечами. Ложная тревога.

Они миновали караулку и свернули на звук текущей воды. За спиной остался неясный гомон яроттской гулянки. В смотровых отверстиях над выходным люком танцевали отблески света…

— Как всегда жрут, — усмехнулся Шарет.

— Прибыли. — Михаил опустился на колени перед стоком. Махнул рукой, подзывая стегардца.

Поддев прутья сточной решетки, он бережно приподнял ее, готовый к любой каверзе. Раздался легкий скрип… Чуть звякнул металл, ложась на плитку пола. Вонь усилилась.

— Я прикрою нас курткой, — выдохнул Шарет. Его таки пробрало.

Под зыбкой защитой стегардской одежки Михаил зажег лампу, эмпирическим путем подобрал яркость огня и свесился над стоком. Потянуло на блев… Зажав тошноту в тиски воли, он осмотрел черный поток, лениво проплывающей метром ниже. Рядом надсадно сопел Шарет.

— Лей уже. А то невмоготу стоять…

— Фитиль не забыл?

— Ты еще пошути!

Усмехнувшись, Михаил принялся медленно сливать в сток содержимое бурдюка. Змейка масляных разводов послушно скользнула в сторону караулки. В свете лампы сейбин отдавал золотом. Феерия — девяносто девятая проба в овне.

— Пора уже, — нетерпеливо прошипел Шарет.

Досадливо покосившись на спутника, Михаил сунул запал в отверстие ламповой колбы. Через несколько секунд, показавшимся пленникам вечностью, тряпка соблаговолила загореться. Символом хрупкой надежды маленький огонек отправился в недолгий полет. Коснулся воды… зашипел…

— Потухнет, — обреченно сказал Шарет.

— Дал бог латентного пессимиста… — Михаил закрыл глаза. Когда он их открыл, над потоком танцевали синеватые язычки огня, мало чем напоминавшие пламя даваемое сейбином.

— М-м? — высказался Шарет.

— Понимаю тебя. — Михаил погасил лампу. — Но объяснить почему так горит не могу. Это данность, смирись.

— Так даже лучше, — очнулся стегардец.

Михаил торопливо поставил решетку на место и накрыл отблески пламени отобранной у спутника курткой.

— Жди здесь, — сказал он Шарету и крадучись переместился к двери караулки. Прижался к окантовке люка в попытке оценить степень угрозы. Никаких видимых или слышимых изменений ночные реалии не несли. Шорох, стон, скрип, пьяный смех, звон… Михаил искоса взглянул на смотровые отверстия… Будет обидно, если с той стороны пьяный яроттец решит явить служебное рвение именно сейчас.

— Капай! — раздалось из караулки.

Рискнув, Михаил бегло проанализировал видимую сквозь отверстия картину. На отвороте коридора к лекарской стоял хмельной яроттец и непонимающе созерцал плывущие вдоль стен сизые облачка дыма.

— Чет это… — Стражник икнул и промаршировал в лекарскую. Пробыл там с минуту, вернулся и переломился в приступе рвоты.

— Ты падла опять у лекаря протирку схлебал? — спросили из-за стола. В поле зрения Михаила возник второй яроттец с пучком зелени в правой руке и кружкой в левой.

«Двое?» — Михаил не поверил.

— Там у костоправа из пола дым идет.

— Не может из пола дым идти!

— Идет. И воняет.

— Да ты совсем берега потерял!

В ответ первый стражник гневно воздел руки в преддверии яростной отповеди… и плавно съехал по стенке на пол. Сплюнув, его напарник удалился за стол. Послышалось сочное бульканье.

Михаил отстранился от люка, шагнул назад и едва не заорал, различив во тьме серебряные блюдца огромных глаз. Под серебром угадывалась массивная тень хищного силуэта. Слова и мысли закончились. Враз.

Одобрительно кивнув, годок развернулся и неспешно удалился.

— Валим, — рядом возник Шарет.

— Погоди, я щас сознание потеряю.

— Ополоумел?! — Стегардец вцепился в плечо приятеля. — Живо уходим…

— А я годока видел, — сказал Михаил, подчиняясь рукам, влекущим прочь.

— Рад за тебя…

В камере их с нетерпением ждали.

— Ну как? — спросил Труг. Взяв у Корноухого принадлежности поджога, он торопливо спрятал их под ворохом тряпья.

— Мик годока видел. — Шарет с облегчением приютился у стены и шумно перевел дух.

— И все?

— А почему тихо? — раздался женский голос. Ваарки проявили любопытство.

— Да горело-то сущие пустяки… Чуток подымило в караулке, о чем яроттцы, если так будут квасить, поутру и не вспомнят, — ответил Михаил.

— Не томи, — резче, чем следовало, сказала Дзейра.

— Если вкратце, то по стоку можно попасть в лекарскую, где и познакомиться с парочкой караульных.

— И что нам это даст? — непонимающе спросила Дзейра.

— Потенциал.

— Чего сказал?

— Существует три явных выхода — караулка при арене, контора Чедра и большие непрошибаемые ворота. Вот и думайте. А я вздремну.

Михаил улегся и, свернувшись калачиком, подготовил себя к приходу сна. Дискуссии хороши на свежую голову. Сомнениям здесь не место — решение уже готово, остается только его найти.

— Мик, ты такая сволочь, что даже мне нравишься, — хмыкнул Труг.

Новый день решил изменить устоявшийся распорядок. Отгремели бои и после весьма прозаичного обеда, прошедшего в тягостном молчании раздумий, на пороге камеры заговорщиков возник годок. Его появление ввергло команду в ступор. Птице-лев редко являлся народу, выбираясь из кельи-одиночки исключительно к раздаче еды. Обслуживали его последним — надо полагать, сливали остатки.

— Привет, — нарушил молчание Михаил. Шарет и Дзейра вздрогнули.

Перегородивший выход годок удовлетворенно кивнул и шаркнул когтями о плитки пола. Звук получился неожиданно громким.

— Мне понравилось, что ты сделал, — пробасил он. — Ты поступил согласно заветам Великого Отца — врагу спуску не давать ни в силе, ни в слабости. Достойно уважения. Пройдем ко мне…

— А… зачем? — Михаил беспомощно огляделся. Компания выглядела не менее озадаченной.

— Давно не говорил ни с кем… Это плохо. Не по завету… Хочу поговорить с воином.

— Да… конечно. — Михаил встал и внутренне подобрался. К вечеру у него появится новый союзник. — Идем.

Потратив десяток минут на путешествие, они обстоятельно, не тратя времени на лишние слова, расположились в логове годока. Молчаливая жестикуляция нового знакомого заставила Михаила повременить с вопросами. Щелкнули, приподнимаясь, надкрылья — годок сердито завозился в неопределенном наборе телодвижений.

— Помоги левое надкрылье поднять, — сдался годок, поворачиваясь к Мику боком. Михаил помог. В розовато-белых складках мышц блеснул металл. Зрелище интриговало. — Теперь отведи крыло и засунь в открывшуюся пазуху руку. И тяни.

Из плоти выдвинулась помятая литая фляга. В ней глухо булькнуло, заставив птице-льва удовлетворенно рыкнуть. С немалым усилием выдернув тару из мышечного захвата, Михаил неуверенно взвесил ее в руке и присел в ожидании объяснений.

— Наша фамильная тайна, — буркнул годок. — Всегда с собой, понял… А яроттские уроды подрезали мне крылья и повредили лишние связки… Прикинь, как обидно? Близка добыча, да не схватить…

— Рад, что помог.

— Да ты расслабься… Сейчас накатим чутка, как учил Великий Отец, и поговорим за жизнь. Ты гость, будешь первым…

Михаил сделал добротный глоток и выпучил глаза. Огненная комета обрушилась в желудок и закрутилась нешуточным пожаром. Отчаянно зачесались уши…

— Вижу пошло… — Годок щелкнул клювом. — Меня зовут Трейч. Племя Рейспил.

— Мик.

— Давай по второй…

В последующие часы Трейч говорил без остановки, делясь неоспоримо интересными фактами биографии. Он упомянул о великих пирушках, родном городе Ардпри и о пестуемом им саде… О боги, не сад, а мечта — баллада цвета, сказание о красоте и гармонии — великая ботаническая феерия. Михаил помотал головой в попытке проследить хитросплетения годокского повествования.

— А сюда ты как… от цветов… да и вот почему? — Он приложился к фляге. В голове шумело.

— Да ты не нюхай, не нюхай из фляги-то… мозги сорвет… Семейный рецепт, понял? А попал я сюда просто — старейшины приказали, я пошел. В плен у Большого залома близ Эринзаса попал… А жадность Чедра привела в Эгор. Прикинь, они меня сюда запихнули, крылья оторвали, а выпускать на арену дрейфят… Смекаешь? Я ж им там глаза по самые яйца могу…

— Чего, так и сидишь тут?

— Сижу… На, хлебни.

— Яроттцы козлы.

— Воистину.

Они сделали еще по глотку. Краем мысли уловив, что годокское не спешит проваливаться в желудок, Михаил пихнул собеседника в бок и в несколько приемов поставил себя на ноги.

— Чего? — вернулся к реальности Трейч.

— Пойду потихоньку…

— А у меня еще фляга есть — под правым надкрыльем… Для равновесия, смекаешь?

— В другой раз… А то у меня темнеет…

— Буду ждать…

Обратную дорогу Михаил не запомнил. Тени и смутные пятна лиц, искаженные стены сошлись в нешуточной круговерти образов. Голоса в подступавшей тьме исходили криком и шепотом… Реальность напоминала оживший кошмар — вплоть до знакомого порога, чем-то неуловимо отличавшегося от сотни других порогов тюремных камер.

— У меня есть план, — Михаил улыбнулся друзьям и, не меняя выражения лица, рухнул ничком.

— Готов, — коротко высказался Труг.

— В ноль, — подтвердил Шарет, заглядывая в лицо Корноухого.

— Поговорим с ним утром, — ответила темнота голосом Дзейры.

Наступила тишина.

Утром, едва открыв глаза, Михаил понял, что день он не переживет. Маленькие радости похмелья атаковали разом — беспощадно круша бастионы сознания. С трудом оторвавшись от пола, он сел. Взглянул на лица друзей, озаренные надеждой, — они поверили, они ждали, они надеялись… Михаил схватился за горло и выбежал в коридор.

— Не успеет, — хладнокровно заметила Дзейра.

— Ну почему, нормально пошел… — Дгор кивнул, подхватил тарелку и отправился на раздачу.

Когда они забрасывали в рот последние крохи съестного, Михаил вернулся. Молча лег у стены и принялся рассматривать потолок.

— Плохо? — участливо спросил Шарет.

— Пусть про план скажет, — немедля воспряла Дзейра.

— Какой план? — Михаил сфокусировался на женщине… или на пятне, выдававшим себя за таковую.

— Я его сейчас ударю… — в голосе лепурки прозвучало удивление. — Правда ударю…

— Ты где годокского заначил? — вклинился в разговор Труг.

— Ты не поверишь, но у годока… — Михаил закрыл глаза.

— Шутишь значит? — Дзейра начала злиться.

— Контору Чедра охраняет единственный солдат. И сдается мне, мы его напоим, — сказал Михаил, поворачиваясь к сокамерникам. Похмелье чуть ослабило поводья. Отрадный факт — в свете негативно настроенных женщин.

— Твою ж налево! — Труг досадливо сплюнул — А я-то думал…

— Погоди, — оборвал его Шарет. — Пусть объяснит…

— Разумеется мы не поднесем яроттцу чарку с просьбой отпустить нас по домам, — продолжил Михаил. — Мы обратим вино в пар, для которого не существует преград, — во славу вражеского обоняния. А когда охранник дозреет, милый женский голосок поманит его обещанием рая… Ну а там и мы подоспеем — с мечами наголо и яростью в душе. — После недолгой паузы Михаил на всякий случай добавил: — Мечи мы возьмем в караулке, если кто не понял.

— Глупее плана я не слышала, — безапелляционно сказала Дзейра.

— Согласен, в нем много условностей, но, сами подумайте, чем мы рискуем? У нас осталась только жизнь, которая может закончиться в любой день, вне зависимости от того сидим ли мы на филее ровно, или же действуем. Так, что я намерен попытаться. И я не справлюсь один. — Михаил обвел взглядом примолкших солдат. — Решайте, вы со мной или как?

Шарет кивнул. За ним согласие подтвердил Труг, изобразив руками неопределенный жест минорной тональности. К дгору присоединились эльф и ваарки. Дзейра стала последней. Ее просчитать Михаил не смог… Отчего она столь медлительна?

— Ты мне не веришь? — спросил он напрямую.

— Нет.

— Это нормально.

— И все же я не понимаю, Мик, — встрял Шарет. — Было дело, я пробовал годокское, запах у него конечно не самый изысканный, но вряд ли он способен заставить здорового мужика потерять голову…

— Тут, как говорится, есть нюансы, — пожал плечами Михаил. — Мне проще показать… Кто из вас нормально переносит годокский нектар?

В келье повисло громовое молчание. Этого Михаил не ожидал. Первый подводный камень возник там, где никаких проблем быть не могло.

— Я с трех глотков падаю, — виновато пробасил Труг. — Проверено.

— Тогда найдите мне того, кто не падает. Сумеете?

— А ты что намерен делать? — поинтересовалась Дзейра.

— Поговорю с годоком за свободу.

— Прямо сейчас?

Прислушавшись к себе, Михаил с некоторым удивлением осознал — его организм вполне способен к недолгому путешествию. Интенсивность похмелья необъяснимо снизилась до ломоты в висках, что поискам Трейча помешать никак не могло. Да и поиски — одно название… Годок возлежал в собственной камере-келье, уткнувшись клювом в дальнюю от входа стену. На приближение Корноухого он не отреагировал.

— Ты там живой? — осторожно спросил Михаил.

— Ну наконец-то, — встрепенулся Трейч. Под правой лапой булькнула фляга. — Думал, появишься раньше…

— Давай сперва о деле. — Михаил вкратце изложил просьбу. И замер, боясь пошевелиться под немигающим взором годока. Пауза затягивалась.

— Предлагаешь потратить божественный нектар на этих скотов? — неожиданно спросил Трейч. — Фамильный секрет? Единственную отраду, единственный луч, дарованный Великим Отцом во мраке? Ты это предлагаешь?!

В произношении годока прорезался резкий щелкающий акцент. Броня надкрылий дрогнула, расходясь… Михаил отступил на шаг.

— Шучу конечно, — Годок протянул Корноухому флягу. — Имей в виду, даю в долг.

— Верну с надбавкой за отзывчивость.

— Но я все равно не в восторге от этой затеи! Смекаешь! А теперь шагай отсюда и приведи нас к свободе.

Не найдя адекватного ответа на подобною эскападу, Михаил молча развернулся и двинулся в обратный путь. Рад ли он той легкости, с которой осуществлялось задуманное? Скорее нет, чем да — отсутствие проблем расхолаживало. Вероятно, он упустил в цепочке происходящего некую важную деталь, прозевал начало катастрофы…

В камере его встретил Труг, препиравшийся с вааркой. При появлении Корноухого они умолкли и нахохлились в показном игнорировании друг друга. Хоть что-то неизменно.

— Лови флягу, Труг. Сделай так, чтобы вино можно было вскипятить на огне лампы.

— Всего то? — ехидно осведомился дгор. Не смотря на тон, он сноровисто осмотрел емкость, прислушался к булькающему звуку, поскреб дно фляги, сопровождая действо невнятными комментариями: — Металл добротный… Хорошая отдача… Объем большой, но и хрен с ним… А если так…

— Сделаешь? — решился на вопрос Михаил.

— А? — очнулся дгор. — Да не вопрос… Эй ваарка, постой на стреме.

— Меня зовут Заан, — ответила женщина.

— И что? — непонимающе спросил Труг. Смерив его испепеляющим взглядом, Заан расположилась у входа в камеру. Нарочито небрежно прислонилась к стене и с задумчивым видом принялась изучать ногти. Надо полагать в ее представлении скрытное наблюдение осуществлялось именно так.

— Я бы не догадался, — пробормотал Михаил. Обращаясь к спине копавшегося в тряпье дгора, он спросил: — А где народ?

— Ищут трезвенника, — раздался сдавленный голос Труга. — Проклятье!

— Всем скопом ищут? — уточнил Михаил обреченно.

— А Эфг его знает… Не отвлекай мастера. Сходи лучше, прошвырнись по тюрьме — изучи обстановку.

— А на х… — Не договорив, Михаил развернулся и покинул камеру. Мастеру и впрямь лучше не мешать. Мастера — они нервные в процессе созидания — отоварят под горячую руку и не вспомнят. Но и находиться среди узников, фланирующих в тоскливом ритме безвременья, он не испытывал ни малейшего желания.

— Мик, я привела, — вернул Михаила к реальности приятный голос. Он встрепенулся, охватывая взглядом развернувшуюся перед ним картину. Помимо привычного омута тюремной клоаки рядом яркими образами любопытства и интереса переминались две женщины. Одну из них — невысокую ваарку, напоминавшую хрупкую фарфоровую статуэтку, — Михаил видел впервые. Он постарался не выказать недоумения явно.

— Кто кого еще привел, хетч тебе в глотку! — хрипло рявкнула незнакомка.

— Осознал, — усмехнулся Михаил. — Представься.

— Линээ, — кивнула ваарка. — Я слышала тебе нужен человек, которого не уронить жалким глотком годокского пойла. Проклятье, ты его нашел. Я готова подсобить тебе, но при условии — с нами побегут еще восемнадцать женщин, — выпалила Линээ на одном дыхании. Передохнув, она добавила: — Все, кто остался из моей тридцатки. Мы прошли месиво под Ротондом, если ты понимаешь, о чем я.

Михаил не понимал, но задумался. Линээ способна увеличить боевой потенциал группы на восемнадцать единиц, представленных не самыми худшими бойцами, прошедшими горнило войны. Но вот можно ли им доверять?

— Ты уверена в каждой из восемнадцати?

— Как в самой себе. — Линээ обаятельно улыбнулась. Она получила шанс на свободу.

— Веселиться будешь по факту, — охладил ее пыл Михаил. — Когда стемнеет, приходи. Знаешь куда?

— Знаю! — Ваарка развернулась отточенным движением и едва ли не промаршировала прочь.

— Теперь с тобой, э-э…

— Лооза.

— Найди остальных и передай, чтоб возвращались. Мы нашли нужного человека. Ты отличилась, спасибо.

Михаил одобрительно кивнул. Саданув его на радостях в плечо, ваарка умчалась.

— Теперь радуйся, ты стал командиром, — досадливо прошептал Михаил. Всю сознательную жизнь он удачно избегал ответственности, предпочитая незамысловато-прямолинейную роль исполнителя. Никаких обязательств — пришел, сделал, пришел повторно… Одна радость — вовремя принять решение за себя и только за себя. И вот теперь, совершенно неожиданно, в каком-то пароксизме черного юмора, на него обрушилась роль идеолога. В нем видели надежду. И это напрягало.

Когда он появился в камере, дгор без лишних слов сунул ему в руку комплект из фляги и лампы, объединенных хитросплетением металлических полос, сделанных из разломанной тарелки.

— Работает? — недоверчиво спросил Михаил.

— Еще как! — Дгор гордо выпятил грудь. — Подгорные мастера марку держат. Ты нашел жертву?

— Да. Спрячь пока…

— Какие дела? — В келью влетел Шарет. Заметив в руках дгора шедевр кустарного искусства, он широко улыбнулся.

— Судя по твоей физиономии, стегардец, дело движется, — раздался голос Дзейры. — Когда опробуем?

— Вечером, когда придет Линээ, — ответил Михаил.

— А Линээ у нас кто? — внимательнейшим образом посмотрела на него Дзейра.

— Ваарский ктан. Наша испытуемая.

— Ей можно верить?

— Да, — встряла в разговор Лооза. — Мы вместе росли…

— Как скажешь. А теперь нам пора отобедать.

***

Раздался тихий шорох и Линээ проскользнула в камеру.

— Наконец-то, — встретил ее недовольный голос Труга.

— Никогда не встречала вежливого дгора. — Ваарка пренебрежительно фыркнула.

— Садись, — предложил Михаил. — Прежде, чем начать, нам необходимо кое-что обсудить.

Женщина послушно села. Наступила тишина. Заговорщики пристально смотрели на Михаила в ожидании обещанных откровений. Он чуть стушевался, желая облечь мысли в доходчивые слова и не находя таковых.

— Обрисуй мне план, — пришла на помощь Линээ.

Бодро кивнув, Михаил вкратце поведал ей о намечавшемся действе и не услышав ответных возражений, заключил:

— Нас набирается тридцать душ. Если никто не против, давайте распределим обязанности. Прежде всего, кто полезет в сток? Сразу предупреждаю — там хетч. Много.

— Там слишком узко, — заметил Труг.

Собравшиеся разом посмотрели на Линээ. Женщина, не задумываясь, кивнула. Михаил удивленно на нее посмотрел. Осознала ли она, куда именно пророчат ей идти? Слишком легкое согласие грешит недооценкой ситуации…

— Ну чего уставились? Дыру протрете, — пробурчала Линээ. — Я сама подумывала воспользоваться сточным каналом, только не была уверена, куда он меня выведет.

— Решено. Послезавтра, на рассвете, ты проникнешь в караулку и откроешь нам дверь. На ночь там остается пара не слишком ретивых солдат. Проблем с ними не возникнет.

— Притянуто за уши, — не преминула поделиться сомнениями Дзейра. — Залезть в сток одно, вылезти другое, а вот кого встретим в караулке — неизвестно…

— Я пойду, — перебила лепурку Линээ. — Пойду при любом раскладе. Тебе надо просто мне не мешать.

Дзейра нахмурилась. Гнев добавил ей определенного шарма, как заметил Михаил.

— Дальше что? — нивелировал ситуацию Шарет.

— Дальше? — Михаил почесал затылок. Красивые идеи не вовремя попрятались по задворкам сознания. — Разобьемся на две группы. Часть из нас будут ждать Линээ, остальные займутся конторой Чедра. Труг, приспособа на тебе… И, собственно, нам необходима демонстрация страсти…

— Есть у меня одна искусница. — Линээ недобро усмехнулась. — Мертвого поднимет.

— Предположим, нам удастся осуществить задуманное, — вновь подала голос Дзейра. — Куда мы направимся посреди Эгора?

— До чего ж ты нудная, — фыркнул Труг. — В порт. Мы двинемся в порт. Надеюсь, никто не возражает против порта?!

— Ни в коем разе, — успокоил гнома Михаил, выставляя перед Линээ созданный ими агрегат. — Накройся курткой, зажги лампу и дыши.

— Я просто должна сидеть и дышать? — недоверчиво уточнила Линээ. — Шутите?

— Да. Нет.

Сохраняя на лице недоуменно-подозрительное выражение, Линээ сгорбилась и накрылась курткой. Реальность замерла в статике пугающей неопределенности — либо победа, либо совсем никуда. В наступившей тишине — ни шороха одежды, ни звуков дыхания — набатом прозвучал голос дгора:

— Через несколько минут гасим станок. Масло надо беречь.

Никто ему не ответил.

— Да хрен ль там! Тут дышать невозможно, — сдавленно раздалось из-под куртки. — Кто ее на хрен носил? Воняет гнильем!

— Терпи — ответил Михаил. — Считай на халяву…

По келье поплыл легкий аромат годокского. Дгор занервничал…

— Не суетись, — попросил его Шарет.

— Тихо ты, я считаю… Хватит! — Дгор откинул куртку и торопливо притушил лампу. Поморщился от ударившего в нос амбре.

— Ты чего? — раздался слабый лепет. — Верни как было!

— Вроде получилось… — неуверенно сказал Труг.

— Ничего подобного. — Линээ с трудом распрямилась. — Я в полном порядке.

Он победно воздела руки вверх и рухнула на пол.

— По-моему мы перестарались, — заметил Шарет в наступившей тишине.

— Пусть спит. — Михаил устроил ваарку у стены. — Будем считать достигнутые результаты положительными.

— Действует, — удивленно прошептала Лооза. — Правда, действует…

— Скажи мне, Мик, а как ты предлагаешь заставить стражника вдохнуть эту гадость? — спросил Труг, бережно укладывая лампу в созданный из тряпья тайник.

— Ну…

— Хетча гну, — Дгор развернулся и невежливо ткнул пальцем в стоявшую рядом ваарку. — Это у тебя что?

Женщина отшатнулась и беспомощно оглянулась на товарок. Репутация гнома впечатляла — один жест и столько эмоций.

— На шее у тебя что?

— Амулет Ло… — Поскольку указующий перст гнома и не думал опускаться, ваарка добавила: — И шнурок…

— Вижу, что не удавка. Из чего он?

— Жила прокра.

— Отлично. Сходи и тщательно размочи его. В перспективе, если выделка качественная, мы получим гибкую полую трубку…

— Преклоняюсь перед вами мастер, — усмехнулся Михаил. Он кивнул вопросительно смотревшей на него женщине. Восприняв жест сигналом к действию, она рванула в сторону умывальни. Он проводил ее задумчивым взглядом и вздохнул — ваарка признала его лидерство. А какой из него лидер? Ему бы решить собственные проблемы и вернуться домой. Выпить пивка, расслабиться с друзьями, если таковые вдруг появятся. Но пивка выпить точно — холодненького, из запотевшей бутылки…

— Отбой бойцы, — скомандовала Дзейра. — Много мыслей — лишние печали.

Бойцы согласно кивнули и легли. Но еще очень долго в келье слышались возня и тяжелые вздохи — уснуть оказалось не просто — призрак свободы приобрел некую весомость, материальность, будоражившую сердца.

***

Лежа в темноте камеры, Фоота мрачно усмехнулась. Подслушанный в келье лепурца разговор наполнил ее жгучей радостью — теперь она знала, как разобраться с человеком, отнявшим у нее самое дорогое.

***

Проснулся Михаил резко, точно от удара. Судорожно вздохнув, он попытался вспомнить, снилось ли ему хоть что-нибудь, но память не содержала на этот счет никаких сведений. Пустота никак не объясняла толчка нервов, иглами прошедшего по телу. Михаил взглянул на Дзейру.

— Тебе чего, бабу надо? Ты какой-то напряженный. — Дзейра с чувством потянулась.

— Слушай, а ты не предлагала Роми отправиться с нами? — неожиданно для себя спросил он.

— Предлагала. Она не пойдет.

— Вот как, — нахмурился Михаил. — Однако она рискнула всем, когда доставала нам сейбин.

— Каждому своя дорога, Мик, — пугающе мягко сказала Дзейра. Лучше бы она привычно и холодно занудствовала. — Роми выбрала.

— А и Эфг с ней.

— Чего шумите с утра? — спросил Шарет, зевнув.

— Подъем солдат. — Лепурка встала. — Сегодня у нас великий день.

Заслышав столь греющие душу слова, зашевелились остальные. Апогеем пробуждения открыла глаза Линээ, хотя и выглядела при этом не самым лучшим образом.

— Ты мне должен, Корноухий, — прохрипела она, пытаясь распрямиться — И много должен.

Под углом в сорок пять градусов женщина покинула келью. Во избежание эксцессов, способных повредить столь ценный кадр, Михаил ненавязчиво последовал за ней. Издалека понаблюдал, как ее сочувственно встретили компаньонки, и, удовлетворенный увиденным, направился завтракать.

До камеры он не добрался.

— Шестьсот двадцать пять, шестьсот один, на выход отродье! — заметался под сводами крик.

Михаил замер. Первым необъяснимым чувством родилось удивление — яроттцы изменили процедуру и пропустили завтрак. Сердце отчаянно грохнуло и остановилось. Везение закончилось в самый неподходящий момент. Случайность? Коварство тюремного начальства в лице Чедра? От предстоящего боя зависело слишком многое.

Проникнувшись, Михаил быстро зашагал к выходу на арену, надеясь, что его будущий противник окажется маленьким и невзрачным.

— Пошевеливайся! — донесся из караулки сдавленный рев.

Михаил остановился. У двери его ждал Шарет.