Грань

Глава 7

Мир грозил взорваться. Мир раскачивался. Мир полнился голосами.

— Вставай…

— Вставай…

Открыв глаза, Михаил резко сел, борясь с острым желанием исторгнуть душу в жутком крике. Боль ушла? Затаилась?

— Что с тобой?

Над ним склонилось лицо женщины. Смуглая кожа, карие глаза, черные волосы… Ваарка. Кабы не шрам, уродующий левую щеку, она могла бы считаться красивой. Война не разбирала, на ком ставить клеймо.

Михаил торопливо ощупал собственное лицо и облегченно вздохнул. Грязь, шрамы и щетина — нет ничего несовместимого с жизнью. Отрадный и удивительный факт в свете памяти, наполненной болью.

Михаил нащупал остатки уха.

— Маловато будет…

— Что случилось? — вновь спросила женщина.

В руках она держала миску, наполненную зеленоватым бульоном с проплешинами жира и комками неясной консистенции.

— Брился, порезался, — буркнул Михаил. Немного подумав, он умудрился сформулировать наиглавнейший вопрос: — Где я?

— На корабле, плывущем в Эгор.

— Эгор… Эгор… Да это ж, п…, Яротта!

Женщина удивленно приподняла брови.

— Откуда ты, Корноухий?

— Из Россы.

— Это где?

— Далеко.

Михаил поморщился. Где «далеко»? В какую сторону смотреть, чтобы передать привет ненаглядной родине? Там хорошо — там смерть целомудренно закрыта шторками, а страх сдобрен попкорном.

— Ясно. — Ваарка протянула собеседнику миску. — Завтрак. Только глотай сразу… На вкус оно еще хуже.

— Спасибо, — Михаил принюхался к жидкости, плескавшейся в тарелке и, чтобы долго не мучиться, выпил залпом. Вспомнился Прот с его кашей, которая не имела свойства покидать организм сразу после приема.

— Хетч, конечно, но брюхо набивает. — Женщина понимающе кивнула в ответ на болезненную гримасу Корноухого.

Справившись с яростными протестами желудка, Михаил огляделся.

Набитый пленниками трюм. В смраде теней неясно колыхались силуэты лепурцев, ваарцев, дгоров и алькарийцев. Негромкий болезненный говор, скрип досок, удары волн о борт корабля и грохот сапог по верхней палубе окружали их. И вонь — от немытых тел, от страха перед полным неизвестности будущим, от сортира, что притаился в углу, за куском прикрепленного к бортам холста.

— Саада, — прервал осмотр голос женщины.

— Мик. — Судорожно вздохнув, Михаил попытался устроиться поудобнее. Трюмная обшивка меж мрачных ребер шпангоутов серебрилась склизким налетом — касаться ее не хотелось. Но тело умаляло болезненными судорогами мышц. Приняв устойчивую позу, показавшуюся наиболее удобной, Михаил вновь взглянул на ваарку. Сдается, она не прочь поболтать. Да и чем еще заняться в этом проклятом богами месте. Молчание разъедало душу.

— Как ты попал в плен? — спросила Саада.

— По глупости. Мы разведывали подходы к Орху и… нам не повезло. Я оказался крайним.

— Давно на войне?

— Нет, а ты?

— Да года четыре уже. — Саада задумчиво кивнула. — С тех пор как яроттцы высадились в Хбоо, я завязала с ремеслом и вступила в пятый Спуурский отряд.

Говорить о войне не хотелось, и Михаил поспешил уцепиться за нейтральную, как ему показалось, тему:

— И чем ты занималась?

— Спала с мужиками за деньги, — спокойно ответила ваарка. Увидев, как удивленно приподнялись брови собеседника, она пожала плечами. — Занятие, между прочим, прибыльное. Если примириться с неизбежным риском… Видишь шрам? Ножом полоснули, оно завсегда так, когда не стояк, виновата баба. Уроды…

— Нехорошо получилось, — осторожно согласился Михаил. — А чего завязала?

— Яроттцы сожгли мой дом в Хбоо. Вместе с матерью и сестрой… Снасильничали и сожгли. — Саада напряглась и, тряхнув головой, попыталась улыбнуться. Лучше бы она этого не делала. — А ты чем занимался?

— Работал расклейщиком объявлений… — Как ни странно, работа вспоминалась с трудом. Далекий цивилизованный мир, от которого в памяти осталась исчезающая тень….

— В Совете работал или храмовник?

— Строитель светлого будущего, — усмехнулся Михаил.

— Совсем как правильный дгор, — раздался новый голос. К парочке подсел гном — поперек себя шире, заросший волосом настолько, что напоминал волосяной бочонок. И только угольно черные бисерины глаз проблескивали из-под кустистых бровей.

— Сомневаюсь.

— Большие люди никогда ничего путного придумать не могли, — согласно кивнул дгор. — Войну вот придумали…

— Ты Труг не умничай, — перебила гнома Саада. — Большие люди тоже разными бывают.

— То верно, — покладисто сказал Труг. — Был у меня приятель… Погиб в Дгор-рьине. Меня спас, а сам погиб…

Воцарилась тишина. Память вернула из небытия образы погибших… И ни счесть им числа. Турн — рыжеволосый здоровяк, для которого мир прост и ясен. Где он сейчас? Трээда… Нет! Жгоро ее дотащил, не мог не дотащить. В этом нельзя сомневаться.

«Взяли наши Орх или нет?» — мелькнула у Михаила мысль. Он усмехнулся. Кто они «наши»?

Час проходил за часом, в однообразии гула волн и скрипа снастей. Минул безликий обед. Ужин… И без того тусклый свет в трюме, грозил исчезнуть совсем. Над кораблем опускалась ночь.

— Лаврового листа не хватает, — задумчиво сказал Михаил, рассматривая комковатое варево в миске.

— А, по-моему, зелени в самый раз. — Дгор брезгливо поморщился.

— Тебе полезно схуднуть, — с усмешкой сказала Саада. — Глядишь, пролезешь в люк без посторонней помощи.

— Ты ничего не понимаешь в мужской красоте, глупая ваарка, — яростно прошипел Труг.

— Напротив.

Разговор принимал нежелательный оборот.

— Расскажи о своем городе, Саада, — Лучшей темы Михаил придумать не смог. Но все лучше, чем о не сложившейся судьбе.

— Зачем? — удивилась ваарка. — Город как город.

— У тебя есть лучшие предложения, как скоротать время?

— Ладно. — Женщина задумалась. Взгляд ее затуманился. — Хбоо — древний портовый город… Настолько древний, что в городском храме Ло последние сто лет каждую седмицу что-нибудь чинили — красили, замазывали, перестраивали. Ну знаете как — ежели чего не видно, то этого как бы и нет. Совет никогда не успевал закончить починку до новой беды…

Наша семья жила в Водном Переходе — узкой улочке, ведущей от семуранского торгового ряда до порта. Обычная улочка — убийства, грабежи и пьяные драки. Бормочущие тела в грязи… Ну срач еще тот.

Помню порт. Мне нравилось смотреть на торговые корабли… Большие, степенные точно сборщики пошлин у причалов. Нравились моряки, вольные бродяги — солнце, ветер и соль. Не удивительно, что первым у меня был моряк. Я думала, вот она — настоящая жизнь — безумие порта, вихрь дел. Не унывай, беги вперед и пусть сам Эфг не догонит тебя… И я носилась среди грузов, складов, подъемников — путалась под ногами и лишь хохотала в ответ на проклятия.

Когда надоедал порт, я бежала на базар. Базар Ста Дорог, подобного ему не сыскать …

— Чушь, — вскинулся гном. — Что может знать ваарец о базаре? Три лавки, лоток и гонору по-взрослому… Запомни, женщина, в Дгор-рьине, когда мастера…

— Заткнись, Труг, — Ваарка нахмурилась. — Базар в Хбоо ничем не уступит вашему. Товаров не счесть привозили к нам со всего Груэлла. Дивные ткани и одежду, украшения — тонкие как морозный узор…

— Украшения. — Дгор фыркнул — Жахнул кто-то молотом пару раз для вида и готово дело. Хорошую драгоценность можем сделать только мы. Неоспоримый, кстати, факт…

— Угадай, кто это — круглое с шерстью и хвастливое?

— Кто круглый?! Я круглый?! — взревел Труг, вскакивая.

— Шутка юмора была, — примирительно сказал Михаил. — Леди изволила посмеяться.

— Не смешно было — Дгор сел и, немного помолчав, добавил. — Дылда.

— Базар как волшебство, — продолжила Саада, игнорируя Труга. — Точно сказка. Невиданные диковинки, манящие ароматы, готовые унести тебя в такие дали, о которых и мечтать страшно… И можно поторговаться с купцами — не купить, нет, но и на мгновение подержать в руках неведомое — уже счастье… Семья-то у нас не очень по части денег. Так, что мать нашьет, сам понимаешь.

Михаил неуверенно кивнул. Нехватка денег в свое время омрачала реальность, данную ему в ощущениях. Но, надо признать, в сравнении с Саадой он жил недурно. Но радовался ли он? Мечтал ли о непознанном? Он не помнил, однообразие трудодней помнил, а мечту — нет…

— Помню еще, — Саада грустно улыбнулась — Когда хотелось побыть одной, я убегала на площадь Корон, к храму городского совета и стояла там — завороженная белоснежными куполами, сверкающими шпилями под бескрайней синевой и разноцветьем оконных мозаик…

Там был фонтан — мужчина и женщина стояли, обнявшись под нескончаемым дождем, и блики храмовых окон расцвечивали капли тысячами радуг. Мне безумно нравилось смотреть на них… Они как обещание дороги… Потом, когда я подросла, мать взяла меня в Слоор. Дорогу я помню плохо… Мы выехали за Южные ворота и сразу потянулись бесконечные холмы. И между ними черные проплешины пахоты с крохотными фигурками…

— Уж не хочешь ли ты обидеть дгоров? — вскинулся Труг.

— Нет. — Женщина досадливо поморщилась. — Кто в здравом уме спутает ваше племя с детьми земли…

— Разве ты видела, как мы работаем на земле, чтобы говорить так? — прошипел гном.

— Всем известно, ваше благо — железо и камень.

— Ну а жрем мы чего?!

— Их и жрете! — вскипела ваарка.

— Куцые мысли большой головы…

Михаил уснул. Перепалка Саады и Труга действовала успокаивающе.

Утро встрепенулось толчком волны. Шорохом прошлось по трюму, всколыхнуло сумрак едва уловимыми признаками жизни. Пленники, точно личинки в гнилой утробе корабля.

Оторвав голову от плеча Михаила, Саада сонно улыбнулась:

— Я дгору бороду выдрала.

— Врешь. — Труг с хрустом потянулся. Почесал брюхо сквозь прорехи рубахи, огладил пальцами бороду. — Не о бороде ты думала, женщина. О плотских утехах мечтала… С Корноухим …

— Дитю пещер слово не давали. — Михаил зевнул. — Получается я рановато заснул…

— Впереди еще не одна ночь, — серьезно сказала Саада. Михаил вдруг остро почувствовал рядом теплоту ее тела. Все положенные округлости и изгибы… Сглотнув, он заставил себя улыбнуться. Женщина хохотнула. И прижавшись всем телом, поцеловала. Нежное тепло губ…

— Вселяет надежду, — пробормотал Михаил.

— Незачем искать одиночество, там, где его нет, — поняла Саада. Кивнув, она отправилась за завтраком. Михаил и Труг молча последовали за ней. Когда женщина права — слова излишни.

С натужным скрежетом распахнулся грузовой люк и в снопе света, точно откровение богов, пленникам спустили бадьи с едой и питьем. Намяв бока и урвав положенные порции, троица вернулась к привычному пяточку у борта — под угрюмое ребро шпангоута.

Гном поспешил начать:

— Я расскажу тебе, Мик, про истинную жемчужину Бриндгора. Великий Дгор-рьин — незыблемый и вечный точно ренэлинские кряжи. Алмазный город в короне скал. Ты только не подумай, что кроме снега, камня да колючего ветра в Бриндгоре ничего нет. Услышишь от кого такое, можешь смело плюнуть тому в глаза.

— Считай, услышал, — вмешался в разговор мужчина, сидевший неподалеку от Саады. Высокий, поджарый, светловолосый — классический лепурец с добродушным прокаленным солнцем лицом. И мрак трюма пасовал перед его спокойной улыбкой.

— Плюнь ему, — категорично потребовал Труг. Разглядев скептическую усмешку Корноухого, он решил просто не обращать на наглеца внимание. — Рьин — место тысячи огней. С присущим нам мастерством мы украсили город, и заметьте не дутым стеклом, как у некоторых, а полновесными эолами, и лучи Близнецов скользили по улицам в танце света. Городская ратуша полыхала звездой, при виде которой ни одно дгорское сердце не могло остаться равнодушным…

— К ветру, снегу и камням я забыл прибавить бриллианты, — согласился незнакомец. — Но опять же, я сказал о камнях…

— Да кто ты такой? — гном приподнялся.

— Шарет, Второй Стегардский отряд, — представился мужчина. — Бриндгорская компания, прошел от скал Атората до Великого плато королей. А значит говорю то, что видел собственными глазами…

— Тогда ты слышал о Вилитской долине — о ее тенистых лесах и душистых травах, о прозрачных как слеза реках и плодородных садах …

— Слышал, как не слышать… — Шарет сгорбился, невидящим взглядом созерцая палубный настил. — Мы проходили через Вилит… Пепел и дым — все что осталось. Само небо почернело от копоти.

Дгор сник. Но уже через мгновение его глаза вспыхнули яростью.

— Яроттцы ответят сполна, клянусь! Дгорская сталь напьется их черной крови, их черепа захрустят под тяжелой поступью…

— Сильный образ, — одобрил Михаил. — Но лучше не продолжай.

— Шарет, — окликнула нового знакомого ваарка, — Ты вот скажи… Стегард… Насколько все паршиво?

— Стегард держится, — с непререкаемой ноткой суровости ответил мужчина. — Маги обрушили в русло Черны прибрежные скалы, и разлив затруднил подступы к городу. Вы бы видели это… Вода и кровь повсюду… И мертвецы плывут, точно бревна на сплаве…

— А сами стегардцы? — удивленно спросил Михаил. На водоплавающего Шарет не походил.

— Стегардские отряды заняли элтинские холмы, слыхал о таких? Диспозиция — блеск. С возвышенности да по яроттским псам… Вода и кровь, — повторил Шарет тихо. — Жаль только сады и посевы, что в низине, сгинули. Вы бы видели сады весной. Белые облака в ладонях молодой листвы… Идешь, и дорога легким серебром стелется под ноги…

— Жопа война. — Труг тяжело вздохнул. — Я и говорю…

Труга прервал неясный шум голосов, грозовой тучей всколыхнувший смрадный воздух. В переплетении сумрака шевельнулись неясные силуэты и одна из пленниц, встав под люком, принялась отчаянно звать капитана. Из захлебывавшегося крика трудно было что-то понять, разве что проникнуться важностью и срочностью вопроса. Через несколько минут люк распахнулся и пленницу вытянули из трюма.

— Тварь… — начал было Шарет. Наткнулся на яростный взгляд Саады и осекся.

— Она пытается выжить. Просто. Пытается. Выжить. Только не понимает, что выбрала путь проклятый Эфгом, — процедила ваарка.

— Ты ее оправдываешь? — недоуменно спросил стегардец.

— Отчасти. — Саада взглянула на Михаила. Он задумчиво потер лоб в попытке растормошить беглянки мысли. В голове пустота, в груди холод, и повсюду осколки льда, бывшие некогда чувствами. Каждый сам волен выбирать путь к спасению — единственное право, которое у них не смогли отнять. Михаил кивнул, пусть пленнице повезет, и она обретет свободу.

Ей не повезло.

Ближе к вечеру, под пьяные крики, скрежет и хохот незнакомку сбросили вниз. Она, оставляя за собой пятна крови, отползла в дальний угол и там затихла крохотным растерзанным комком. На нее не смотрели, она — пустота…

— Я к ней, — зло бросила Сада, срываясь с места. Кто-то безлико выругался.

— Сама виновата, — пожал плечами Шарет.

Михаил промолчал — мысли путались. Что осталось ему? Сочувствие? Ни черта, только голод.

Через несколько часов ваарка вернулась. Молча устроилась у борта и демонстративно закрыла глаза. Михаил справедливо решил, что ее лучше не трогать — во избежание. Захочет — расскажет, надумает — придет…

Следующей ночью она сама легла рядом с ним. Точно невесомый мотылек чмокнула в щеку и, доверчиво обняв за шею, заснула. Он чувствовал нежные прикосновения ее дыхания, мерный перестук сердца и теплоту тела. Лучик света среди бесконечности хетча. Он смел надеяться — необъяснимо, иррационально, вопреки… В попытках улыбнуться Михаил и уснул.

Потянулись однообразные дни. Извечная тьма и плеск воды. Шепот и стоны, стоны и шепот… Отвратительная кормежка и заблеванные доски трюма. Пир безысходности и смерти. Труг сбросил десяток килограммов и был донельзя мрачен, а Шарет сломал челюсть обезумевшему пленнику, неустанно зовущему мать…

Время замерло.

Удар!

Михаил вынырнул из омута полузабытья и прислушался. Вдоль левого борта волной прокатился глухой шорох. Слух резанул громкий скрежет, плеск…

— Отдали якорь, — раздался в темноте шепот.

— Все. — Шарет подобрался. — Прибыли.

Пленники притихли, напряженно прислушиваясь к шуму на верхней палубе. Сквозь стук сапог, редкие оклики команд пробился скрип подъемников. Нечто тяжелое дробным грохотом прокатилось по палубе. И еще раз…

— Почему медлят? — прошептала Саада, — Почему…

У люка, ведущего в трюм, послышалась возня. Михаил с облегчением выдохнул — скоро все решится. Неизвестность давила многотонной плитой, перебирая нервы когтистой лапой. Щерилась в коварной усмешке.

В трюм хлынул поток света.

— Подходить по одному! — раздалась команда.

В зеве люка показалась веревка с петлей на конце и заарканив первого заключенного, выдернула наверх. Вскрикнув, человек исчез за пеленой света… Зрелище вызывало не самые приятные образы. Точно людей в награду за страдания отправляли туда, где их грехи и радости подсчитаны, оценены и внесены в приговор.

Почувствовав, как петля плотно стянула грудь, Михаил вцепился в веревку и вознесся, кляня себя за образность мышления. Хватит! Свет ослеплял, кружил в радужном хороводе… Первыми, сквозь блики непрошенных слез, Михаил разглядел лучников. Смерть, воплощенная в гудении тетивы и росчерке стрел… Стараясь не делать резких движений, он избавился от петли и присоединился к выстроенным вдоль борта заключенным. Глубоко вздохнул и покачнулся в резком приступе головокружения. Пьянящий морской бриз солеными брызгами овеял лицо. Солнце жарким языком осушило щеки, но ветер вновь и вновь осыпал их капельками свежести. Извечная борьба — приятная до дрожи.

Михаил обвел взглядом открывающийся с палубы вид.

Огромным блюдцем перед ним лежал Эгорский залив. Два скалистых полуострова охватывали залив темно-серыми изломанными клешнями. Далекие зеленые блики непокорных ветрам деревьев крохотными мазками украшали незыблемую каменную твердь. Выходом в Арк служил узкий проход — за дальностью расстояния выглядевший росчерком тонкого пера. Сама природа позаботилась о безопасности Яротты. В Эгоре лик войны истаял, отступил… Судовые команды не спешно перетаскивали на берег грузы. Ленивая перебранка портовых работяг перемежалась смехом и ревом подвыпивших солдат у многообещающих вывесок кабаков. Зазывно фланировали у причалов потрепанного вида девицы.

И легкие перистые облака в синеве, и крики чаек… Гул прибоя.

— Ублюдки, — прошипел Шарет, сжимая кулаки. Михаил согласно кивнул.

— На берег! — раздалась команда.

Пленники под надзором лучников спустились на причал и выстроились в ряд. Словно по мановению божественной длани перед ними возник невысокий плюгавенький мужичок в сопровождении нескольких десятков солдат. Брезгливо осмотрев изможденных неволей заключенных поверх надменно задранного носа, он визгливо прокричал:

— Проч!

Сперва Михаил подумал, что недовольный грузом клиент решил от них избавиться, но на зов коротышки откликнулся мужчина в черной униформе, стоявший у сходней корабля.

— Чего?

— Проч, разве я заказывал тебе это?! — Коротышка возмущенным жестом обвел пленников. — Я, раздери тебя Эфг, заказывал бойцов!

— Каких дали, таких и доставил, — огрызнулся человек в черном.

— Ты чего, совсем страх потерял?! Да они подохнут через пару дней!

— Твои заботы. Я свое дело сделал. — Проч, давая понять, что разговор окончен, развернулся и, тяжело ступая, поднялся на корабль.

— Ну и хрен с тобой. Отольется гордость… — Мужичок поморщился и зло воззрился на заключенных. Несколько секунд молчал, наливаясь болезненным багрянцем. — Слушать! Всем! Мое имя Чедр! Для вас, падаль, это как Эфг, только страшнее!

Коротышка кивнул стоявшему рядом воину. Яроттец, подойдя к одному из пленников, одним ударом меча снес ему голову. Тускло сверкнул клинок, вырывая у жизни кровавый поток, щедро оросивший брусчатку и пленников. Один из них, паренек лет восемнадцати, содрогнулся в приступе рвоты. И рухнул — вспоротый от паха до грудины.

Чедр улыбнулся.

— Вы принадлежите мне! И только мне! Запомните, ублюдки, между смертью и вами только я! — Чедр вгляделся в неровный строй товара — усвоен ли урок. Качнулся с носка на пятку в легком приступе раздумий и ткнул пальцем в Михаила. — Два шага вперед.

— Проклятье, — в отчаянии прошептала Саада. Она до крови закусила губу, борясь с желанием вцепиться в Мика.

Всего ничего — два шага. Но точно бездна разверзлась под ногами — там пламя и тьма… Михаил шагнул вперед.

— Забирайте! — кивнул Чедр. Пятеро солдат встрепенулись. — И передайте мастеру Агруну мои наилучшие пожелания.

— Непременно, — холодно сказал седовласый грузный яроттец, выдавая свое старшинство. Резким толчком он направил Михаила к угловатым силуэтам эгорских окраин, видневшимся за портовыми постройками, — прямиком в сизую дымку неизвестности. Шеренга пленных скрылась за штабелями корабельных грузов. Их судьба — тьма и Чедр.