Грехи святого

16

СВЯТОЙ

В моей жизни никогда не было времени, когда я сидел бы и размышлял о событиях или моментах, которые можно было бы назвать "лучшим временем жизни". Для меня всегда были только бизнес и удовольствие. И даже удовольствие было связано с работой с девяти до пяти. Сделай это, потому что это то, что должно быть сделано. Трахайся, пусть у тебя отсосут и двигайся дальше, пока в следующий раз это не станет чем-то, что нужно сделать. В моей жизни не было ничего, чем можно было бы наслаждаться, лелеять или смаковать. До тех пор, пока не появилась Мила. Моя жена. Женщина, которая изменила все. И когда я надел кольцо на ее палец, это было правильно. Это был один из тех моментов, которые должны запомниться навсегда. Чтобы каждый раз, когда я буду думать об этом, на моем лице появлялась чертова улыбка.

Кольцо с красным бриллиантом идеально подходило, отражая бесценную красоту Милы через ее простоту и силу. Я мог бы взять экстравагантное кольцо, предназначенное для богатой трофейной жены. Но это была не она. Это была не моя жена. Она никогда не станет трофейной женой, призванной просто красиво выглядеть рядом со мной. Мила была моей слабостью и моей силой. Женщиной, которой принадлежало мое сердце, и только это делало ее дороже всех денег и всех богатств в этом чертовом мире.

Мы провели ночь под звездами, на атласных простынях и пуховых подушках. Ее обнаженное тело было совершенством рядом с моим. Она задремала, а я не хотел закрывать глаза, потому что не хотел засыпать. Впервые в жизни мне хотелось, чтобы время остановилось. Я хотел, чтобы этот момент длился вечно. Если бы все зависело от меня, эта ночь никогда бы не закончилась. Я бы не позволил ей покинуть мои объятия. Я был жалким ничтожеством, влюбленным мужчиной. Даже мои прошлые грехи не могли устоять перед притягательностью моей жены.

Она зашевелилась, и самые прекрасные сладострастные стоны вырвались из ее идеально пухлых губ. Я сделаю все, чтобы мы больше никогда не проводили ночи порознь. Никогда. Она должна быть в моих объятиях, и нигде больше.

Назойливый звук вибрирующего телефона мгновенно вывел меня из себя. Я проклинал себя за то, что не оставил эту чертову штуку внизу, но при этом знал, что кто бы ни звонил мне в это время ночи, или утра, он звонит с достаточно важной информацией, чтобы рисковать раздражать меня.

Я потянулся за проклятой штуковиной, спрятанной под подушкой, и увидела имя Джеймса на определителе номера. Как можно мягче я выскользнул из-под Милы, встал и, чертовски обнажив задницу, отошел на несколько футов от беседки.

Я провел пальцем по экрану.

— Кому-то лучше умереть.

— Я нашел ее.

Я заглянул через плечо к Миле, которая все еще крепко спала.

— Она в безопасности?

— Теперь она в безопасности.

— Ей плохо?

— Только когда она принимает лекарства, которые Рафаэль насильно запихивал ей в глотку.

Я прижал трубку поближе ко рту.

— Ты позаботился о сообщнике?

— Да. Но не раньше, чем позабавился с ним.

— Садистский ублюдок.

— Вот почему ты держишь меня на службе.

— Это правда. Слушай, — я потер пальцами лоб, — отвези ее к врачу и убедись, что с ней все в порядке.

— А если она здорова?

Я повернулся в сторону Милы и уставился на нее с другой стороны крыши.

— Тогда ты привезешь ее сюда. Она должна встретиться со своей дочерью.

Я повесил трубку и стоял в темноте, как проклятый вампир, глядя на Милу издалека, на белую шелковую простыню, драпирующуюся по всем контурам и изгибам ее тела. Сомнения зашевелились в моем нутре, и я усомнился в своем решении. Я не часто сомневался в своих суждениях. Но я должен был верить, что как ее муж я знаю, что для нее хорошо и что ей нужно.

А ей нужно было это.

Босиком и голый, я вернулся в беседку. Я бросил телефон на одну из подушек и схватил свои брюки. Мила зашевелилась под простыней.

— Куда ты идешь? — Ее слова были невнятными от сна.

— Пойду принесу нам что-нибудь выпить. — Я опустился на колени и крепко поцеловал ее. Она застонала и попыталась потянуться ко мне, но я схватил ее за руку и прижал к себе. — Когда я вернусь, ты сможешь трогать меня, где захочешь.

— Мне нравится эта идея.

Я приподнялся и нахально поднял бровь.

— Дай мне пять минут, и я буду в твоем распоряжении до рассвета.

МИЛА

Я уставилась на кольцо на своем пальце, и красный бриллиант сверкнул в мерцании свечей. Давненько я не испытывала такого сильного чувства надежды и, осмелюсь ли я это сказать?.. Волнение перед будущим.

Сэйнт наконец-то открылся мне, рассказал о глубоких душевных ранах, которые его мучили, — о причине, по которой он так ненавидел своего отца. Я была уверена, что он рассказал мне далеко не все, но, по крайней мере, теперь я знала, что лежит в основе всего этого.

Его мать.

Наше прошлое было прямо противоположным. Его запятнанное прошлое было связано с матерью, которую он любил всем сердцем, но потерял в столь юном возрасте. А мое — с матерью, которая отказалась от меня, чтобы не видеть меня замужем за сыном Руссо, что в итоге все равно произошло. Это заставило меня задуматься о том, существует ли такая вещь, как предопределенная судьба. Неужели наши судьбы уже были связаны вместе все эти годы, когда была заключена сделка о слиянии наших семей через брак?

Я усмехнулась и провела рукой по лбу. Судьба. Браки по расчету. Все это звучит нереально. Даже после нескольких месяцев размышлений я все еще не могла с этим смириться. Еще одна вещь, которую я никак не могла понять… отец Сэйнта. В тот день, когда я встретила его в отеле, куда нас торопил Рафаэль, было ясно, что он высокомерный засранец. Но в ту ночь, когда он помог мне спастись от моего брата-психопата, это был совсем не тот человек, которого описывал Сэйнт. Я смотрела в его глаза в ту ночь, и он был совершенно другим. Это было странно. Я не могла этого объяснить, но мне было трудно связать человека, которого я видела в ту ночь, с человеком, который был способен убить собственную жену. С другой стороны, я видела, что он не сомневался в вине своего отца. Он демонизировал отца много лет назад, и даже спасение Елены и меня от Рафаэля не смогло изменить его мнение. Он был уверен, что однажды отец потребует от него расплаты за то, что он сделал, чтобы спасти нас.

Я вздохнула, услышав тихий вибрирующий звук мобильного телефона. Я повернулась в сторону и увидела телефон Сэйнта, лежащий на подушке. На нем мигал огонек, и он продолжал вибрировать. Я приподнялась, любопытствуя, кто мог звонить ему в это время суток. Когда на экране высветился определитель номера с именем "Люцифер", я сразу поняла, кто это. Я закатила глаза.

— Как оригинально, Святой.

Я поджала губы и выглянула из беседки в направлении двери, ведущей в квартиру. Я прикусила губу, испытывая искушение сделать что-то, что, как я была уверена, было неправильным. Но поскольку телефон продолжал вибрировать, имя мигало, а время истекало, я не могла остановиться.

Я взяла телефон и провела пальцем по экрану, а затем на несколько долгих секунд задержала дыхание, прежде чем наконец ответить.

— Алло?

На той стороне на мгновение стало тихо, а затем раздался знакомый голос.

— Елена?

— Нет. Это Мила.

— Мила?

— Мистер Руссо. Сэйнт, ой, он только что вышел. Могу я передать ему сообщение?

Он молчал, и я почувствовала, как сердце заколотилось в горле, уже жалея о своем решении ответить на этот чертов звонок.

— Я передам ему, что вы звонили.

— Я слышал, что тебя можно поздравить.

Я сглотнула.

— Я… я не уверена…

— Беременность.

— Как вы…

— Точно так же, как мой сын всегда все знает. Этому я научил его, когда он был еще маленьким. Знать, кто твои друзья, и быть уверенным, что ты знаешь все, что можно знать о тех, кто ими не является.

В его голосе звучал тот же знакомый низкий тенор, что и у Сэйнта, с ровными, коварными нотками запугивания. К счастью для меня, у меня было более чем достаточно времени, чтобы отрастить позвоночник, когда дело касалось мужчин Руссо и их таланта вселять страх Божий в окружающих. Я крепко сжала шелковую простыню и села.

— Он рассказал мне, что вы сделали.

Молчание.

— Он рассказал мне о своей матери и ее очевидном самоубийстве.

Возникла небольшая пауза, и я пожалела, что не могу увидеть выражение его лица в этот момент.

— Поверь мне, девочка, в этом нет ничего очевидного.

— Ваш сын, похоже, думает иначе.

— Я прекрасно знаю, что думает мой сын.

Я откинула назад свои кудри.

— Это вы сделали?

Он насмешливо хмыкнул, а затем весело рассмеялся.

— Ты либо невероятно храбрая, девочка Торрес, либо невероятно глупая.

— Я не думаю, что вы это сделали.

Он снова замолчал на несколько мгновений, и я поняла, что Сэйнт вот-вот вернется.

— Если бы вы были убийцей, то позволили бы Рафаэлю убить меня той ночью в отеле.

Снова молчание. Отсутствие его реакции убедило меня в том, что я на правильном пути и иду в нужном направлении.

— Мила, — голос его оставался монотонным, — не рассказывай моему сыну о нашем маленьком разговоре.

— Вы не хотели уходить…

Он повесил трубку прежде, чем я успела закончить предложение. Смущенная и озадаченная, я уставилась на телефон и положила его на подушку, где и нашла. Возможно, мистер Руссо был прав. Святой не должен знать, что я ответила на его звонок и провела короткую, но запутанную беседу с его отцом. В разговоре мы затронули тему матери Сэйнта, самоубийства и того факта, что большая часть меня не считала его отца причастным к этому. Сэйнт был настолько убежден, что за этим стоит его отец, что если бы он узнал о моих сомнениях, это вызвало бы разлад между нами. А сейчас я просто хотела насладиться ощущением покоя, пока оно длится. Если я чему-то и научилась за время, проведенное со Святым, так это тому, что никогда не нужно ждать, что все будет оставаться неизменным. Перемены были неизбежны. Но сейчас я все еще наслаждалась плавной волной надежды и тошнотворного счастья.

Шаги заскрипели по деревянной дорожке крыши, и я посмотрела в ту сторону, откуда шел Сэйнт. Без рубашки, с расстегнутой верхней пуговицей брюк, лунный свет рисовал его как полотно — широкие плечи и идеально накачанный пресс. Очерченный V, который оставлял заманчивый след, исчезая под верхней частью его брюк, был достаточен, чтобы заставить любую девушку упасть в обморок.

— Когда я уходил, ты была сонной. — Он протянул мне бутылку воды. — А сейчас ты бодрствуешь.

— Наверное, мысль о том, что я буду ласкать тебя до рассвета, наполнила меня новой энергией.

Он сел передо мной на колени и наклонился вперед, опираясь на руки, расположенные рядом со мной, понемногу заставляя меня отступать назад.

— Кажется, я передумал.

— О чем?

Он поднял руку, его пальцы задевали край простыни, прикрывавшей мою грудь.

— Думаю, я бы предпочел быть тем, кто ласкает меня. — Он спустил шелковую простыню с моего тела, оставив меня обнаженной перед ним.

Голод в его глазах усилился, он закусил губу, его взгляд неторопливо опускался по моему телу и снова поднимался.

— Если бы ты не носила моего ребенка, я бы разорвал эти шелковые простыни на ленты и привязал твои запястья к лодыжкам, чтобы ты не могла сомкнуть ноги.

Мое сердце сжалось, и от его четкой картины у меня заколотилось сердце.

— Я беременна, Святой. Я не инвалид.

Он наклонился вперед и приблизил свои губы к моим.

— Как бы мне ни хотелось вернуться к нашей извращенной ебле, я не собираюсь рисковать. — Он коснулся большим пальцем моего подбородка, проведя по коже и разжигая в моей душе жгучее желание. — Но когда ты снова станешь моей, и только моей, я не пощажу твое тело.

Эта мысль привела меня в восторг, и я задрожала. Наши отношения со Святым могли быть сложными, но сексуальная связь и притяжение между нами были простыми. Мое тело принадлежало ему всегда и везде. Грубый, жесткий, неумолимый и доминирующий — именно такой аппетит он пробуждал во мне. Но пока что придется действовать медленно и легко.