СВЯТОЙ
Я наблюдал, как лед закручивается в бокале, утопая в янтарной жидкости. Бурбон всегда был моим ядом. Я искал ответы на дне бутылки больше раз, чем мог сосчитать. Сегодняшний вечер ничем не отличался от других. Только на этот раз я не искал ответов, потому что уже знал, каков ответ на самый ублюдочный из всех вопросов.
Могу ли я стать отцом?
Конечно, нет. Я провел большую часть своей жизни, ненавидя своего. С восемнадцати лет на моих руках была кровь, и я зарабатывал деньги такими способами, за которые меня посадили бы в тюрьму до последнего вздоха. Не было причин думать, что я буду хорошим отцом. Хорошим мужем. Особенно если учесть одну вещь, которую я скрывал от Милы с того самого дня, когда Джеймс обнаружил последнее завещание ее отца. Завещание, о котором никто из нас не знал.
Но как бы отчаянно я ни старался скрыть от нее этот секрет, это был лишь вопрос времени, когда она узнает. Я ничего не мог с этим поделать, даже со всеми чертовыми деньгами мира. Время раскроет мой секрет, и неизвестно, что произойдет после того, как Мила узнает, что я от нее скрывал. Поэтому, как мне казалось, нужно было освободить ее сейчас. Пусть бежит, потому что в конце концов я потеряю ее в любом случае.
Прошло несколько часов с тех пор, как я вошел в бар отеля, решив пить до тех пор, пока не почувствую себя никем. Я хотел выплеснуть все эти гребаные чувства из своего организма, выпивая по стакану бурбона за раз. Проблема была в том, что это ни хрена не помогало. Я не мог перестать думать об УЗИ. О той крошечной штучке с сердцебиением, которая расколола мою чертову душу. Это был звук новой жизни… жизни, которую мы с Милой создали. Забавно, как это сработало. Я знал, что она беременна. Я знал, что Мила носит моего ребенка. Но только когда я услышал этот быстрый, ритмичный пульс, до меня дошло. Я понял, что все это чертовски реально.
Я собираюсь стать отцом. Я буду нести ответственность за крошечное человеческое существо. Как это все произошло? Когда судьба решила, что моей жизни нужно сделать полный разворот?
Еще несколько месяцев назад моя жизнь представляла собой дорогу в один конец, ведущую к разрушению моего отца. Мила была не более чем именем в списке. Сопутствующий ущерб в войне, которая бушевала годами. Теперь она стала моей женой — не потому, что у нее не было выбора, а потому, что где-то на пути к мести я влюбился. Линии размылись, и мое зрение испортилось от перспективы почувствовать что-то еще, кроме ненависти и презрения.
А теперь она была беременна. Самый большой момент в моей жизни.
Бармен поставил передо мной новый напиток на салфетке.
— Плохой день?
Я поднял бокал.
— Ты спрашиваешь, потому что я выгляжу как дерьмо? Или потому, что я похож на человека, с которым можно просто завязать случайный разговор, полагая, что я подумаю дважды, прежде чем врезать твое лицо в эту гребаную мраморную столешницу?
— Господи Иисусе. Расслабься, чувак.
Я выхватил бутылку бурбона из его рук.
— Эй. — Бармен потянулся за бутылкой, но я бросил на стойку несколько стодолларовых купюр и одарил его наглой ухмылкой, а также взглядом, способным пробить гранит.
— Ладно, — согласился он и сунул деньги в карман, прежде чем уйти.
Я отпил большой глоток бурбона и наполнил бокал, когда краем глаза заметил женщину, занявшую место рядом со мной.
— Мартини, пожалуйста, — услышал я ее слова, а затем украдкой взглянул на нее.
Светлая кожа. Светлые волосы. Худая. Слишком худая. Но, полагаю, большинство мужчин предпочитают, чтобы их женщины были миниатюрными и стройными. А я, с другой стороны? Мне нравились женщины с сексуальными изгибами, которые я мог взять в ладонь и почувствовать, как их плоть горит для меня.
Мой взгляд упал на ее платье. Красное, мать его, платье. Я закатил глаза и сосредоточился на напитке перед собой. Неужели в Нью-Йорке нет платьев других цветов, или это просто вселенная решила подколоть меня?
— Я тебя здесь не видела. — Ее голос был легким. Дружелюбным. И все же я поднял взгляд к потолку. Вселенная определенно издевалась надо мной.
— Просто переехал в этот район. — Я улыбнулся ей, как мог, и наклонил бокал в ее сторону, прежде чем сделать глоток.
— Акцент, — продолжила она, — итальянский?
Я вздохнул, не в настроении вести светскую беседу.
— Да. Я из Италии.
— У меня был один из лучших отпусков в Милане несколько лет назад.
Я вздохнул. Несмотря на то, что сегодня я был не самой лучшей компанией, я решил не быть придурком и повернулся к ней, протягивая руку.
— Сэйнт Руссо.
— Лилиан Уолтерс. — Ее темно-шоколадные глаза сверкнули под мягким светом бара, когда она взяла мою руку. — Сэйнт, означает Святой. Интересное имя.
— Не совсем. — Я повернулся на своем месте.
— Бизнес или удовольствие?
Я взглянул на нее, вздернув бровь.
Она улыбнулась, ее полные губы были подчеркнуты вишнево-красной помадой.
— Ты в городе по делам или для удовольствия?
Я вертел бокал в руках, изучая ее, уже зная ее игру. Как она сидела со скрещенными ногами, задрав короткое красное платье, чтобы обнажить бока бедер. То, как она каждые десять секунд отводила светлые волосы с лица, поджав губы, а затем откидывала их на плечи, чтобы привлечь внимание к обнаженной шее и безупречной коже. Эта женщина кричала о позднем ночном свидании и бессмысленном сексе. От нее практически несло перегаром и ароматом дорогих духов. Крупные серьги-обручи и золотые наручные часы Cartier в сочетании с очевидной молодостью выдавали в ней богатую нью-йоркскую светскую львицу. Ее уверенность в себе, с которой она подошла ко мне и начала разговор, не будучи абсолютно уверенной в том, что я отвечу, свидетельствовала о том, что маленькая принцесса привыкла получать то, что хочет. И сейчас, когда ее проницательный взгляд остановился на мне, было ясно, что ей нужен итальянец, чей костюм от Армани и часы "Ролекс" выдавали размер его банковского счета.
Я был в этой игре достаточно долго, чтобы распознать дурные намерения за милю. Когда-то это было моим любимым занятием, отвлекающим маневром, когда я не мог совладать со своими мыслями. Способ заставить демонов замолчать.
До нее.
До Милы. Женщины, которая смогла все изменить, даже не попытавшись, черт возьми, сделать это.
— О-о, — Лилиан заправила волосы за ухо, — мне знаком этот взгляд.
Я подавил желание снова закатить глаза.
— Какой взгляд?
— Взгляд "мне только что разбили сердце".
— Почему ты думаешь, что это не я разбил сердце?
— Тот факт, что ты до сих пор не предложила мне выпить.
Я фыркнул и посмотрел на ее бокал с мартини.
— У тебя уже есть выпивка.
— Нет ничего лучше рюмки текилы, чтобы завязать разговор.
Неужели она действительно собиралась сделать это так просто? Даже не дав такому мужчине, как я, шанса на преследование, она просто положила себя на чертово серебряное блюдо, готовая к тому, чтобы ее трахнули. Могу поспорить, что ее трусики уже намокли, а киска пульсировала между скрещенными ногами. Она была легкой добычей. Такую я использовал бы только в самые неподходящие дни. В дни, когда у меня не было времени на игры. В дни, когда я был слишком пьян, чтобы заботиться об этом.
В такой день, как сегодня.
— Бармен, — позвал я, не отрывая от нее глаз, — две текилы. Сделайте двойную порцию.
Ее вишнево-красные губы изогнулись в улыбке, и она прикусила нижнюю губу, пытаясь быть провокационной. Мой взгляд упал на ее бедро, когда она раздвинула ноги, оставив их всего в нескольких сантиметрах друг от друга — приглашение прикоснуться, если я захочу. Хотя она и делала это слишком легко, это не означало, что я не мог повеселиться и взять то, что она так охотно давала. Кроме того, я уже дал Миле свободу. Она, вероятно, уже давно уехала, и я приказал Джеймсу никогда, никогда не говорить мне, куда он ее увез. Даже если я приставлю к его голове пистолет.
— Скажи мне, Лилиан, — я поставил локоть на стойку и положил руку так близко, что кончик пальца коснулся ее колена, — твои родители никогда не говорили тебе, что нельзя разговаривать с незнакомцами?
— Много раз. — У нее перехватило дыхание, когда я провел пальцем по ее обнаженной коже. — Но как я могу держаться подальше от незнакомцев, если я жажду опасности?
Я придвинулся ближе и незаметно, чтобы никто не заметил, просунул руку между ее коленями. Она прикусила губу, ее щеки уже раскраснелись, а я едва успел прикоснуться к ней.
— Играй с огнем, и в конце концов ты обожжешься.
— Какая тебе разница? Лишь бы не пришлось обрабатывать раны, я права?
О, она была хороша. Я бы отдал ей должное.
Бармен поставил наши бокалы на стойку, и, не убирая руку с ее коленей, я потянулся за своим бокалом. Она подняла свой и устремила взгляд на меня, в ее темных радужках было столько вожделения, что я был уверен: она кончит, как только я введу в нее палец. Наши глаза были открыты, пока мы отпивали текилу, глаза в глаза. Алкоголь обжигал, проникая в горло и оседая в желудке. Она даже не вздрогнула, проглотив свою двойную порцию, и повернулась на своем сиденье, приблизив свое тело к моему.
— Какой номер?
Я нахмурился.
— Какой номер твоего гостиничного номера?
Я усмехнулся, чувствуя, как алкоголь проникает в мой организм. Ее глаза по-прежнему были прикованы к моим, и я чувствовал, как кожа ее бедер нагревается от моей ладони. Это будет так легко.
Так. Блядь. Легко.
Я наклонился ближе к ее уху и провел рукой между ее бедер, и только это действие вызвало у нее тихое хныканье, которое ласкало мою щеку.
— Видишь, Лилиан, — начал я, — твои трусики уже намокли, твоя пизда набухла от потребности, а я даже не успел к тебе прикоснуться. — Она втянула воздух. — Я уже могу сказать, как все это будет происходить. Ты так чертовски возбуждена, что начнешь сосать мой член в лифте, когда мы будем подниматься в мой номер, где ты будешь делать все, что я попрошу, без вопросов. Твое тело будет как путы в моих руках, и я буду гнуть его по своей воле, пока буду трахать тебя так сильно, что ты будешь плакать, как маленькая сучка, при каждом толчке. — Ее дыхание стало затрудненным, тело напряглось. — Но вот в чем дело. — Мои губы коснулись мочки ее уха, и она застонала. — Ты — влажная мечта любого игрока, Лилиан. Но для такого хищника, как я, ты всего лишь мертвая добыча, чья плоть годится лишь для того, чтобы стервятники разорвали ее.
Она напряглась.
— Прости?
Я оторвал руку от ее бедра и проглотил последний глоток.
— Иди домой, Лилиан. Тебе уже давно пора спать.
— Ты сукин…
Я ушел, и ругательства, которыми она осыпала меня, отошли на второй план. Возможно, я слишком много выпил, но, даже несмотря на соблазн, не было ни единого шанса, что я вытащу свой член ради такой бродяжки, как она, или любой другой женщины, если уж на то пошло.
Правда заключалась в том, что Мила погубила меня. Во всем этом чертовом мире не было женщины, которая могла бы сравниться с ней, а это означало, что я был в жопе до конца своей гребаной жизни.
Потому что это была она.
Это была Мила.
И это всегда будет… она.