Опять под колёсами «эмки», управляемой лейтенантом госбезопасности Ивановым, шуршит песок полигона. На этот раз полигона ГАУ (главного артиллерийского управления) РККА. В «эмке», кроме Иванова, сидят Ахмеров и Левицкий и потихоньку беседуют, обсуждая текущие дела и недавнее прошлое. Они едут на «бенефис» ракетного оружия сухопутных войск Красной Армии. Почему сухопутных – потому что, ВВС Красной Армии это оружие знакомо уже более двух лет. Изделия РС-82 и РС-132 уже более двух лет, стоят на вооружении советских самолётов. И, довольно неплохо, себя зарекомендовали в подходящем к победному, для Монголии и СССР, концу, конфликте на Халхин-Голе. Конечно с учётом рекомендаций, учитывающих, в свою очередь, опыт ещё не начавшейся здесь войны. Это «бенефис», за одно, и экзамен, большого коллектива советских учёных, инженеров, рабочих, и, конечно, личный «бенефис» Владимира Дмитриевича Нехорошева.
Но товарищи по несчастью, или наоборот, ибо «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые!», разговаривали не об артиллерии. Они обсуждали дела, что творились в СССР после пленума, где они были в качестве приглашённых. А дела творились, поистине, грандиозные. Сразу после товарищ Сталин созвал к себе представителей (считай руководителей) всех традиционных конфессий и обстоятельно переговорил с ними в том духе, что большинство граждан страны в той или иной степени люди верующие и бороться с религией в том виде, как это делалось прежде, значит бороться со своим народом, во всяком случае, с большой его частью. Да, было время, когда сам народ поднялся против засилия реакционных церковников, считавших себя врагами Советской власти, и коммунистическая партия, отражая чаяния народа, вынуждена была возглавить эту борьбу. Как и всякая борьба за власть, эта происходила с определёнными эксцессами. Но у руководства ВКП (б) хватило ума и смелости разобраться с вопросами, и теперь, когда власть победила окончательно, а большая часть служителей культа, исповедуя, что всякая власть от бога, согласилась, что в данном случае, Советская власть соответствует интересам народа, прекратила бороться с властью, надо и власти менять отношение к религии и к служителям культа. Незачем в наше кризисное время разделять общество на верующих и не верующих. А кто прав, кто не прав в споре атеистов и верующих, пусть рассудит время, и повышающийся неуклонно образовательный и культурный уровень населения. Власть прекращает поддерживать движение воинствующих безбожников, в свою очередь, церкви прекращают антисоветскую пропаганду и агитацию. Все служители культа, которые были репрессированы, и сидят местах заключения, или лишены гражданских прав, будут освобождены и восстановлены в правах. Если, конечно, они не запятнали себя сотрудничеством с настоящими врагами государства.
Церквям будет возвращено имущество, опять же, если оно не является ценностями культурного значения мирового уровня и у церкви будет возможность обеспечить сохранность этого имущества. В некоторых случаях можно будет договориться о совместной с государством работе по обеспечению сохранности объектов культуры. В общем, как выразился Левицкий:
- Основной темой бесед было – договариваться.
Было ещё много, казалось бы, мелких вопросов, как например, разрешение организовывать на свободных от хозяйственного оборота землях, женских монастырей. Разрешено устраивать детские приюты для беспризорных детей при этих монастырях, но с обязательным обучением детей соответственного возраста в советских школах. И вообще, товарищ Сталин после лечения в Узбекистане, сильно изменился, как думают друзья, в лучшую сторону.
- Ты знаешь, Фарид Алимжанович, при этих беседах, конечно, никого лишних не было, но в народ пошла легенда, а может и правда, что когда Сталин прощался с иерархами, последним выходил митрополит Сергий – местоблюститель патриаршего престола, так Сталин остановил его и попросил помолиться за раба божьего, Иосифа Джугашвили.
- Хорошо, - сказал митрополит, - делай, что должно и будь, что будет. Ступай, с богом, своей дорогой.
- Да, Сталин это может.
И в салоне «эмки» воцарилась тишина.
Тем временем автомобиль подъезжал к месту расположения техники, предназначенной показу высокому артиллерийскому начальству.
На широком поле, гектаров пять, стояло несколько установок реактивных миномётов смонтированных на различных автомобилях. Здесь были установки на ЗиС-6, на ЗиС-5, на полугусеничном вездеходе НАТИ, на базе танкетки Т-27 и даже на базе ЗиС-151, автомобиле найденном и доведённым до рабочего состояния в Ташкенте. Установок со снарядами РС-132 было ровно семь штук. Именно столько машин было в батарее капитана Флёрова, давшей первый залп по фашистам в районе Орши, в июле 1941 года, в реальности 2016. На полигоне в состав батареи входили четыре машины на ЗиС-6, одна машина ЗиС-5, полугус и ЗиС-151. Самый грозный вид был у установки на ЗиС-151. И первый залп им предстояло дать по мишенному полю, условному батальонному опорному пункту противника, расположенному в пяти километрах от позиции систем залпового огня. Давать залп на всю дальность выстрела не решились. На всякий случай. На мишенном поле были вырыты окопы полного профиля, пулемётные огневые точки, лёгкий полублиндаж и другие сооружения, входившие в определение «полевые оборонительные укрепления», расставлены побитые японские танки (результат боёв под Баин-Цаганом). Кругом были натыканы фанерные мишени, изображавшие личный состав противника. Вся эта «прелесть» была расположена в круге диаметром около одного километра, центр которого находился на расстоянии пяти километров от батареи. По этому кругу и должны были произвести залп боевыми снарядами установки залпового огня.
Метрах в пятистах сбоку от расположения батареи и других машин и механизмов, стоящих рядом с позицией, расположился наблюдательный пункт начальства и работников полигона. Стояли две стереотрубы, на столе, сколоченном из свежеструганных досок, лежало несколько полевых биноклей. Рядом к киносъёмке пуска ракет со своей кинокамерой стоящей на треноге, готовились операторы. Иванов направил свою «эмку» к небольшой стоянке начальственных машин, предварительно высадив поближе к группе высшего комсостава, пассажиров. Ахмеров и Левицкий, поправили свои кители, слегка примявшиеся от довольно долгой дороги, и твёрдой походкой пошли в сторону военного с наибольшим количеством звёзд на петлицах. Этим большим начальником был сам командарм 1-го ранга Кулик Григорий Иванович. Ахмеров и Левицкий, не доходя четырёх шагов до Кулика, остановились и изобразили шеренгу из двух человек, и Ахмеров, как старший по должности, поприветствовал собравшихся воинским приветствием, представился сам и назвал полковника Левицкого, и попросил разрешения присутствовать на испытаниях. Вид стоящих в одну шеренгу подполковника и полковника, держащих ладони у козырьков, чёткий доклад, как-будто встряхнули общество генералов и полковников, стоящих нестройной группкой, как собравшиеся в солнечный денёк на пикник. Кулик сделал шаг в сторону рапортующего, остальные, будто вспомнив, что они тоже военные, повернувшись в сторону двух нарушителей спокойствия, встали по стойке смирно и внимательно смотрели на продолжение действия, так не кстати прервавшего их важные разговоры о рыбалке, репертуаре театров и о том какие ножки у какой из солисток Большого театра. А смотреть было на что. Фарид Алимжанович, по случаю получения гвардии, заказал себе новый китель с погонами, так как гвардейцы по новым правилам, должны были носить погоны, со звёздочками подполковника на золотом поле погон и медалью за Халхин-Гол, выглядел очень живописно, и всем своим, вот уж действительно, гвардейским ростом, возвышался над, прямо скажем мелковатыми, старшими офицерами. Даже не очень высокий полковник Левицкий (по меркам 21-го века), выглядел рядом с этой кучкой военных, очень даже ничего. Кроме того, несмотря на относительную молодость, Кулику не исполнилось даже пятидесяти, все они выглядели несколько помятыми, старше своих лет, что ли. Как же, как же, трудное детство, отзвуки давно прошедшей гражданской войны, трудности московского быта, ответственная работа без сна и отдыха, и как говорится в известном фильме «излишества, там, всякие». Но, сегодня не об этом.
Командарм первого ранга, приветливо улыбаясь, дал полковникам команду «вольно», сделал два шага на встречу и подал по очереди руку для приветствия Ахмерову и Левицкому, типа «ну что вы, мы же не в строю». Хотя, откровенно говоря, Григорий Иванович тоже выглядел импозантно. Широкую грудь начальника украшали ордена СССР, а также, ниже орденов, полный «бант» георгиевского кавалера. Ордена и медали, полученные в германскую войну, разрешили носить наравне с советскими, но ниже. И многие из специалистов главного управления тоже имели их на своих кителях и гимнастёрках. Но, кроме Ахмерова, погон не было ни у кого.
Тем временем к Кулику подошёл командир батареи и доложил, что к стрельбе всё готово. И спросил можно ли начинать. Григорий Иванович утверждающе кивнул и предложил Ахмерову и Левицкому взять бинокль или подойти к стереотрубе. Левицкие поблагодарил и сказал, что у него своё, и действительно, поднёс к своему единственному глазу оптическую трубу восьмикратного увеличения, купленную пятьдесят лет вперёд (в 1989 году) по случаю. «Вот и пригодилась». А Ахмеров сказал, что уже видел запуски ракет и лучше, чтобы биноклем воспользовался кто-нибудь из комиссии, которая будет принимать решение о запуске в серию стреляющих нынче образцов.
Командир батареи по телефону отдал приказ открыть огонь, на батарее быстро и коротко засуетились. Расчёты попрятались в приготовленные укрытия, и раздался залп. Конечно, работники ГАУ РККА были людьми привычными к стрельбе и залпам, но, то, что произошло, заставило вздрогнуть даже их. Да, что там работники ГАУ, Ахмеров, неоднократно участвовавший в стрельбах своего полка зенитными ракетами «Куб» 3М9 и «Круг» 3М8, видевший как они сходят с направляющих и с рёвом уходят в небо, и тот почувствовал себя неуютно под впечатлением могучего грохота сотни ракет, улетающих за столь короткое время к цели. Даже за полкилометра донёсся запах сгоревшего пороха и поднятой залпом пыли. Показалось даже, что воздух стал горячее. И этот звук, похожий на рёв стада ослов, штук пятьсот, одновременно.
Перед залпом семи установок со снарядами РС-132, никто из присутствующих не обратил внимания на некоторые действия, около стоявшей поодаль радийной машины. А произошло там вот что. Из КУНГа вышли трое военных, неся с собой некую конструкцию напоминающую треногу или ещё что-то, похожее на древнюю баллисту, приладили к ней большой «игрушечный» самолётик, произвели какие-то действия. Застрекотал «игрушечный» двигатель «игрушечного» самолёта и он стремительно взлетел в небо, кругами набирая высоту, вскоре скрылся с глаз.
Через десять секунд, или немногим больше, на месте мишенного поля начали рваться первые снаряды, вскоре взрывы слились в общий единый гул вулкана, бушевавшего на месте условного опорного пункта, условного противника.
И вдруг всё стихло. Вот когда наступила тишина, которая, кажется даже, давит на барабанные перепонки. Все присутствовавшие на полигоне, стояли, ошеломлённые происшедшим. Даже расчёты машин, состоявшие из выпускников артиллерийского отделения академии (молодые майоры), которым предстояло командовать формируемыми бригадами гвардейских реактивных миномётов. Им, конечно, пришлось применить все свои знания и умения, для того, чтобы с работниками НИИ-3 составить таблицы стрельб для РСЗО, но они пробно стреляли только из одной машины и не всем пакетом из 16 реактивных снарядов. Потом руководствуясь недавно принятой СК-35 (системой координат), чертили эллипсы разброса и прочие премудрости, но залп всей батареи и они слышали впервые.
«Да, досталось немцам под Оршей». – подумал Ахмеров. Тем временем командир батареи доложил Кулику, что машины, предназначенные для стрельбы РС-82 готовы к стрельбе. Командарм спросил, а будут ли заметны результаты стрельбы этими снарядами на фоне того, что натворили предыдущие. Командир батареи разъяснил, что стрелять будут практическими снарядами, имеющими инертные боеголовки ( по-простому – залитые цементом), и для определения эффективности стрельбы нужно только знать, попали они в нужный эллипс или нет. А этому воронки от РС-132 не помешают. Кулик согласился и разрешил стрелять по готовности.
Опять команда по телефону, опять рёв улетающих ракет, но уже слабее. И через те же десять с небольшим, секунд ожидание взрывов. А взрывов нет.
Практически сразу после залпа РС-82 в сторону мишенного поля поехал грузовик ГАЗ-АА с сапёрами в кузове. Затем подъехал автобус, и все члены комиссии загрузились в него, для поездки к месту падения снарядов. Следом поехала машина с оператором и киноаппаратом.
Левицкий с Ахмеровым поехали на машине Иванова.
А на мишенном поле всё было так, как и представляли себе Левицкий с Ахмеровым. Это люди двадцать первого века каждый день видят в новостях и различных ток-шоу места обработанные разными РСЗО. Люди первой половины двадцатого века не были привыкшие к таким плотностям артиллерийского огня. Члены комиссии ходили по «лунному пейзажу», только полчаса назад бывшему макетом опорного пункта и невольно качали головой. Кроме того, кругом попадались неразорвавшиеся снаряды РС-82. То есть, если бы и они взорвались… Как на тех похоронах преферансиста: «Вот если бы он зашёл с бубей – было бы ещё хуже». И так хватило, чтобы засыпать половину окопов и огневых точек, развалился от ближнего взрыва полублиндаж. Не говоря уже про опрокинутые танки, в том числе и средние. Правда, японские.
Комиссия походила минут пятнадцать, покачала головой и стала собираться у автобуса. Ахмеров с Левицким тоже подошли к группе товарищей. Первым прервал общее молчание командарм 1-го ранга Григорий Иванович Кулик:
- Ну, товарищ гвардии подполковник, это сильно. Это у вас здорово получилось.
- Что вы, товарищ командарм 1-го ранга. Это не мы, это вот они инженеры и конструкторы, - проговорил Фарид Алимжанович, указывая рукой на, всё ещё двигающихся по полю представителей НИИ-3, практически во главе с Владимиром Дмитриевичем Нехорошевым. Они подсчитывали и замеряли параметры артналёта и записывали в журналы наблюдений и регистраций результатов. Остальным всё было ясно и без замеров.
«Как немцам в июле 1941 года под Оршей» - подумал Левицкий. И порадовался, что к сорок первому несколько сотен батарей будут выпущены производством, обеспечены личным составом и расположены в нужных местах по советско-германскому фронту. И немцам кругом будет «полная Орша».
- Так, пока товарищи специалисты будут составлять отчёты, и писать бумаги с предложениями и выводами, мы успеем сходить, заморить червяка? – традиционно, как положено после успешных испытаний, предложил командарм.
- Спасибо, товарищ командарм, вам за предложение хлеба-соли. Извините – как-нибудь, в другой раз. Нас ещё в Москве две встречи ждут. А вам, товарищи, приятного аппетита, сегодня, действительно, хороший день. Можно и выпить за большую инженерную и конструкторскую победу. Жаль, очень жаль, что нам нельзя пахнуть на предстоящих рандеву, ничем другим, кроме тройного одеколона или «Шипра».
- А мы вам тройного одеколона нальём, - пошутил какой-то полковник из окружения Кулика. Все ждали, когда же уедут эти полковники из загадочного, чёрт знает откуда, появившегося НТИ ПР.
Кулик явно не поддержал шутника, и всё закончилось само собой. Он с рукопожатиями распрощался с Ахмеровым и Левицким, пригласил, если те будут свободны, заглянуть к нему в главк. Полковники сели в машину к Иванову, тот нажал на газ и полигон остался в пыли, а впереди была Москва и обычная работа.
- А что это ты, Григорий Иванович, так распинался перед этими москалями, - сидя рядом с Куликом в «паккарде» командарма, завёл разговор давешний «шутник», полковник Мельниченко Пётр Николаевич, из ближнего круга Кулика, - они тебе, что, показались важными людьми?
- Не прав ты, Петро, москали это не те, которые живут в Москве. Москали это мы с тобой – хохлы, которые работают на московского царя. Так прежде называли тех, кто получил в Украине должность от царя. И второй раз ты не прав, Петро, не из Москвы они, а из Ташкента. В одном ты прав, Петро. Сталин с ними видится чаще, чем со своими детьми. Важные люди. И смеяться над ними – глупо. Поэтому учиться надо, тебе Петро. Но только не у меня. Так что, готовься Петро, и лучше не Петро, а Пётр Николаевич Мельниченков. Будешь менять документы, добавь «в» в конце фамилии. Сейчас лучше быть русскими, и москали – даже слово такое забудь, тем более это мы с тобой. Понял.
- Так точно, товарищ командарм первого ранга, - отвечал полковник Мельниченко, уже без традиционного «гекания».
- Вот и хорошо. Поедешь на фронт, в Монголию, помощником начштаба стрелковой дивизии по артвооружению. Там как раз новые дивизии формируются.