Ташкент-Москва книга третья Халхин-Гол до и после, часть вторая

Глава 22. Большой показ.

Начало рабочего дня в институте. Сотрудники проснулись, провели гигиенические процедуры, сбегали пробежку вокруг здания, провели лёгкую утреннюю зарядку, опять умылись под уже холодной водой (осень на дворе) и дружно направились на завтрак. Ахмеров и Левицкий (когда бывает в институте) тоже принимают посильное участие в этих мероприятиях. Казарменный образ жизни нисколько не затрудняет стариков. Наоборот, им кажется, что это всё повторение их самых счастливых дней жизни – молодости. Очень многие мужчины Советского Союза вспоминали годы проведённые на срочной службе, как самые лучшие дни своей жизни. А как стремились на дембель. Вот и в этот день в конце сентября, сразу после завтрака, чувствуя себя молодыми и полными сил, Фарид Алимжанович и Владимир Иванович хотели обсудить отдельные вопросы, связанные с рекомендациями по артиллерии, как Евгений Александрович Новиков пригласил Ахмерова на узел связи.

Подойдя к телефону, Ахмеров услышал знакомый голос Иосифа Виссарионовича:

- Доброе утро, товарищ Ахмеров. Хотите посмотреть, что вы натворили своими рекомендациями? Берите Левицкого, Иванова и ещё кого хотите, человека три и подходите к Сенатской площади за Троицкими воротами. Иванов дорогу покажет.

- Доброе утро, товарищ Сталин. А можно узнать, в чём дело?

- Можно. Котин, Кошкин и Морозов решили устроить большой показ. Ночью пришли их образцы, приходите прямо сейчас – посмотрим.

Ахмеров доложил Владимиру Ивановичу, о чём звонил Сталин, позвал Иванова, который, наконец, получил гвардейское звание и медаль участника боевых действий, но в целях «конспирации» носил всё ту же форму лейтенанта госбезопасности, и объявил находящимся в рабочей комнате сотрудникам, что желающие могут пойти посмотреть новую технику. Желающих, практически, не было. Все остались заниматься своими делами, ибо техника никуда не денется, а за задержку с порученными заданиями тот же Ахмеров спросит. И не учтёт, что сам отвлекал на показ техники.

Так, что группа из четырёх человек, Ахмеров, Левицкий, Иванов и майор Мурашко, выпускник бронетанковой академии (ещё не имени Рыбалко), прибывший вместо ушедшего командовать бригадой Троицкого, в быстром темпе пересекли почти всю кремлёвскую территорию и добрались до Сенатской площади.

То, что увидели сотрудники института на площади, превзошло все ожидания Ахмерова и Левицкого. Следуя по кремлёвским улицам, они переговаривались между собой о том, что могли привезти харьковчане и ленинградцы и решили, что это будут варианты Т-32, БТ-20 из Харькова и КВ из Ленинграда. Как раз, то, что успели «наваять» в их реальности в КБ танковых заводов. То, что открылось перед их взором, даже не так, взором это объять было невозможно. На не такой уж маленькой Смоленской площади стояли различные танки и САУ, количеством не менее дюжины, большинство из которых, смотрелось очень внушительно и своими размерами и калибром орудий. Монструозные Су-14 на базе танка Т-35, с пушками калибром 203 мм сразу в двух исполнениях с забронированным рабочим местом расчёта и с открытой площадкой соседствовали с изящными установками на базе танка Т-26 с 76 мм пушкой, тоже в двух исполнениях. Рядом стояли танки очень похожие на Т-34, но с некоторыми нюансами, в которых угадывались рекомендации института (командирская башня, два люка на башне вместо одного широкого и ещё по мелочи), кроме того на одном была пушка, явно, меньшего калибра, чем на втором. Рядом с ней была самоходка, в которой угадывались черты СУ-85, но четыре катка с каждой стороны позволяли предположить, что построена она на базе танка БТ-20, только без колёсного хода.

Продолжали экспозицию танки КВ, и как предположил про себя Ахмеров, в варианте КВ -1с. Хотя снаружи этого не было видно. На одном из них пушка была не Л-11, а скорее всего, 85 мм. «Интересно, откуда взялась пушка 85 мм, или они на скорую руку влепили ствол от зенитки 52-К», - подумал подполковник. Наличие дульного тормоза подтверждало догадку. СМК и СУ -100 не было, за то стояла самоходка с пушкой не менее 122 мм, вернее, стояли две самоходки, 122мм и 152 мм, прообразы знаменитых «зверобоев» Курской битвы. Дальше шло несколько самоходок ПВО на базе Т-26 с пулемётным вооружением из четырёх «Максимов», двух «Максимов», одного ДШК, вернее, пока ДК, и двух пулемётов ДС-39. Чуть поодаль стояла зенитная САУ с пушкой калибром 25 мм. И совсем уж чего не ожидал Ахмеров, увидеть на базе Т-26 установку ЗУ-23-2 без колёсного хода. «Видимо, Ташкент подогнал что-то с баз хранения».

Но самое главное было не это. Рядом с бронетехникой стояли люди, практически все в гражданском, и объясняли группе товарищей, в которую входил и товарищ Сталин - что, зачем и почему. Это были в будущем знаменитые конструкторы советской бронетехники.

Ахмеров, со своей командой подошёл поближе, поздоровался со Сталиным отдельно, с остальными общими словами и попросил разрешения присутствовать. Команда Ахмерова стояла в это время за спиной подполковника и изображала шеренгу из трёх человек, выстроенных по росту.- Что вы там стоите? – обратился Сталин к сотрудникам института, - Здравствуйте товарищи, подходите ближе и можно не строем. Не смущайте наших конструкторов, они в основном люди, сугубо, гражданские. А вы, товарищи конструкторы, - обращаясь к другой группе, стоящей рядом с машинами, произнёс вождь, - подходите, тоже, поближе. Знакомьтесь – это те самые сотрудники института, что написали вам рекомендации, какие машины вам следует разрабатывать, на основе обобщения мирового опыта танкостроения. Все чертежи и схемы, дело их рук.Началось взаимное знакомство. Группа конструкторов была в следующем составе:Астров Николай АлександровичБалжи Михаил ФёдоровичДухов Николай ЛеонидовичЕрмолаев Афанасий СемёновичКотин Жозеф ЯковлевичКошкин Михаил ИльичКучеренко Николай АлексеевичМорозов Александр АлександровичШашмурин Николай ФёдоровичЦейц Николай Валентинович.Возглавлял группу конструкторов Семён Алекса́ндрович Ги́нзбург, как старейший и авторитетнейший разработчик бронетанковой техники. Старше него по возрасту был, пожалуй, только Цейц, который и выглядел побледнее остальных, в общем-то молодых ещё людей. Потом Ахмеров вспомнил, что Цейц был в 1938 году в очередной раз арестован, так что выглядеть молодым и румяным ему было не с чего.

Сталин и окружавшие его военные (Ворошилов, Федоренко, Фекленко и Павлов) на некоторое время, пока конструкторы знакомились с сотрудниками института, занялись перекуром. Потом Гинзбург, на правах ведущего, пригласил всех продолжить «смотрины». Было видно, что военные прониклись идеями танкостроителей и почти все новшества одобряли. Единственно, когда конструкторы рассказывали о самоходных артиллерийских установках и говорили, что их ведомственная принадлежность к артиллерии, Фекленко возмущался, что отвечать за производство, подготовку кадров, ремонт и техобслуживание придётся танкистам, а командовать САУ будут артиллеристы. «Если уж танки, так танки. А не танки, так пусть артиллеристы сами этим и занимаются». Сталин для себя сделал вывод, что работать с этими танкистами придётся ещё много, но пока ничего говорить не стал. Ворошилов, тоже, шёл и хмурился. Павлов, уже знакомый с уставами и наставлениями образца 1944-45 годов, не был столь категоричным в своих выводах, но предпочёл скромно помалкивать. Сталин спросил Гинзбурга, каковы перспективы серийного производства показанной здесь техники. Гинзбург рассказал, что для тех машин, которые условно приняты на вооружение, как новые разработки, проходит проработка технологических процессов, для чего делаются образцы из обычной, конструкционной стали. Ведь кроме бронекорпусов в боевые машины входит много ещё других комплектующих и сборочных элементов. Да и сам процесс сборки требует рационализации. Тем более, этот процесс совпадает по времени с наладкой выпуска броне элементов на других заводах. Поэтому первые пятьдесят машин из нулевой серии будут из не броневой стали.

- А что с ними потом будем делать? – спросил Сталин.

- Они будут выполнять роль учебных машин в военных училищах.

- Тогда пятьдесят будет мало. Это ведь будет дешевле, чем броневая сталь, она стоит дороже.

- Товарищ Сталин, но пятьдесят штук для подготовки производства будет достаточно, остальные учебные машины можно делать нормальными. И при необходимости воевать на них. Всё таки, процессы изготовления изделия из броневой стали, несколько отличаются от изготовления их из конструкционной. Иначе можно сорвать план поставки техники.

- Это хорошо, что вы о плане думаете. Но этот вопрос надо будет обсудить ещё. 50 учебных машин, это не о чём. А учить будущих танкистов надо на тех машинах, на которых им придётся воевать. Будем думать.

- Теперь другой вопрос – почему танки одинаковые, а пушки на них разные, - сказал Сталин и указал на два прообраза Т-34 стоявших рядом. – Товарищ Ворошилов, вы тоже заметили это?

- Да, товарищ Сталин, но я знаю объяснение.

- Расскажите, товарищ Ворошилов.

- Пусть Кошкин расскажет, он придумал, пусть он и объясняет, - произнёс Климент Ефремович, пропуская Кошкина в первый ряд, ближе к вождю.

- Товарищ Сталин, из рекомендаций института, из обзора современного состояния мирового танкостроения, я узнал, что немцы на машины командиров, начиная с командира батальона, пушки вообще не ставят. Командир должен командовать, ему в машине нужно место под ещё одну радиостанцию и вообще. Там вместо пушки стоит деревянный макет. Мы оставить командира безоружным не решились, поэтому вместо пушки калибром 76 мм поставили пушку 45 мм. Она занимает вдвое меньше места в башне, боекомплект у неё тоже имеет меньшие габариты, появляется место для радиостанции, и командир лучше будет управлять своим подразделением в бою.

- Это хорошо, что вы подумали о командире, но если места мало, надо решать вопрос об увеличении габаритов башни, заодно можно будет подумать и о пушке побольше. Но не об этом сейчас. Если я и Ворошилов заметили разницу в калибре, враг тоже заметит и сообразит, что это «ж-ж-ж» неспроста. То что пушка это конечно не поручневая антенна, как решали этот вопрос ваши предшественники, но это тоже приглашение, условно: «Товарищи немцы, вот здесь наши командиры. Делайте с ними что хотите». А ведь поставить трубу такого же диаметра, как и ствол Л-11 не сложно. Из конструкционной стали, как говорил товарищ Гинзбург.

- Обязательно поставим, товарищ Сталин. Нам Климент Ефремович уже говорил про это, только здесь мы решили показать, как у нас на месте получилось. Не захотели очки втирать – не додумались, значит, не додумались.

- Вот это правильно. Ошибаться можно, обманывать нельзя. Что там дальше?

- Дальше, товарищ Сталин, - на правах старшего продолжил Гинзбург, - наши ленинградские самоходно-артиллерийские установки на базе Т-26 и Т-35.

Как показали в своей рекомендации работники института, танки многобашенных конструкций не имеют перспективы развития и практически, бесполезны в бою. Особенно с противопульной бронёй, как у двухбашенных пулемётных Т-26 или пятибашенных Т-35. В принципе, мы с этими рекомендациями согласны. Поэтому привезли переработанные версии самоходок на их базе.

- Это хорошо, но где мы столько стволов возьмём для переделки в орудия для САУ? Опять тришкин кафтан получается.

Тут пришлось подключиться к разговору гвардии подполковнику Ахмерову:

- Разрешите, товарищ Сталин. При составлении рекомендации наш институт изучил состояние дел с машинами, которые подлежат модернизации в САУ. По машинам на базе Т-26 ситуация следующая:

-двухбашенных танков планируемых к переделке в САУ с 76мм пушками, только 2 и 3 категории годности чуть более 1000 штук, ещё 258 штук четвёртой категории, но это, скорее всего, запчасти и источник бронедеталей;

-из дивизионных орудий калибром 76мм – с длиной ствола 30 калибров и 40 калибров требующих среднего и капитального ремонта 886 штук и требующих списания 60 штук. Кроме того есть 684 штуки полковых пушек образца 1927 года требующих среднего и капитального ремонта. Ещё 50 "полковушек" на списание.

Таким образом, если заняться переделкой только этих машин мы получим больше тысячи штук полноценных самоходных артиллерийских орудий поддержки пехоты и в придачу сэкономим как минимум пятьсот пулемётов ДТ-29.

Кроме того есть порядка двухсот штук огнемётных и химических машин на базе Т-26 третьей и четвёртой категорий годности. Это ещё как минимум сто пятьдесят самоходок. Я уже не говорю про почти 100 машин превращаемых в телеуправляемые танки. К сожалению, на данном уровне развития техники изготовить безэкипажную машину с достаточной эффективностью – это утопия. Доклад окончил, подполковник Ахмеров.

- А что это за цилиндрическое утолщение на середине ствола танка КВ? – спросил Сталин, указывая рукой на пушку очередного танка, к которому они подошли.

На этот раз слово для разъяснения взял Владимир Иванович Левицкий:

- Утолщение на стволе танковой пушки называется эжектором и предназначено оно для продувки орудия после выстрела от пороховых газов, что так и норовят попасть в боевое отделение при открывании затвора, затруднив работу экипажу.

До введения в конструкцию танковых орудий эжекторов боевое отделение танков после нескольких выстрелов наполнялось густым дымом, который мало того обзор ухудшает, но и дышать нормально не даёт.

Если мы разрежем ствол осевым сечением, то заметим, что эжектор не представляет собой в техническом плане ничего сложного:

Если рассматривать схему эжектора, можно будет увидеть в нём впускной клапан с шариком и тонкое косое сопло, расположенное под острым углом к оси ствола пушки. Работает всё это дело так:

1) Снаряд, двигаясь по стволу пушки, проходит впускное отверстие клапана (клапанов). Пороховые газы, что толкают снаряд, находясь под большим давлением, открывают этот клапан (шарик поднимается) и заполняют полость эжектора, увеличивая давление внутри него.

2) Когда снаряд проходит косые отверстия-сопла, через них пороховые газы также проникают в полость эжектора.

3) Когда снаряд покидает орудие, пороховые газы из пушки устремляются наружу - давление внутри ствола пушки уменьшается. В этот момент пороховые газы внутри эжектора, находящиеся под большим давлением, через косые отверстия-сопла из-за разницы давлений устремляются в сторону дульной части ствола, увлекая (или, говорят, подсасывая) за собой пороховые газы из казённой части ствола.

Вот так элементарная конструкция на стволе пушки, основанная исключительно на знании законов физики, решила проблему загазованности боевого отделения.

Сталин посмотрел на Левицкого с таким уважением, что всем стало ясно:

«Левицкий – это мысль, а мысль убивать нельзя».

- Странно, но я всё понял даже и без схемы. Действительно, всё просто, да и вы, товарищ полковник, великолепно всё объясняете. Но вентилятор в башню, всё-таки ставить надо?

- Конечно, товарищ Сталин. В танке кроме пушки есть агрегаты, испускающие вредные газы и дымы. Тот же двигатель, элементы трансмиссии, различные редукторы. Сам экипаж несколько часов находящийся в закрытом объёме.

«Ага, - подумал Ахмеров, - самое главное в танке – это не бздеть». – Но вслух ничего не сказал. Судя по улыбке на лицах людей, они подумали то же самое.

Проходя дальше, Сталин обратил внимание на гиганта стоящего рядом с совсем не маленькими другими танками и самоходками. Это была САУ с пушкой калибром 203 мм на базе танка Т-35. Вернее того, что осталось от Т-35. Если в момент своего рождения этот танк был пятибашенным красавцем с противопульной бронёй, вооружённый одной пушкой КТ-28 калибром 76мм и двумя пушками 20К калибром 45мм и пятью пулемётами ДТ-29, и считался самым мощным из серийных танков, за что его изображение было увековечено на медали «За отвагу», то всё, что осталось от Т-35 после его превращения в САУ, это ходовая часть танка, отсутствие башен, площадка вместо подбашенной коробки и устройство для сопротивления откату, в виде здоровенного бульдозерного ножа на двух толстых рычагах, приводимых в движение вверх и вниз гидравлическими цилиндрами. Во время стрельбы бульдозерный нож опускался на грунт и давал дополнительный упор машине. Всю эту конструкцию венчала гаубица Б-4 калибром 203 мм. Это ещё была машина без бронерубки. Рядом с ней стоял такой же монстр, но место работы артиллерийского расчёта было закрыто рубкой из листов противопульного бронирования. Крыши над рубкой не было. Так что, переделка была существенной. Даже моторно-трансмиссионный отсек был перенесён вперёд, для того, чтобы пушку можно было установить как можно дальше назад.

- В наше время тоже была такая машина, «Пион» называлась, а потом была её модификация «Малка». Тоже калибром 203мм, только длина ствола была больше. – Это Владимир Иванович проявил эрудированность по поводу САУ большой мощности, - сильная была штука.

- По моему, в Узбекистане они стояли на вооружении, но это надо уточнить в Ташкенте, - не надеясь на свою память, продолжил речь своего друга Ахмеров.

- А откуда такие названия: «Пион», «Малка»? – спросил Сталин, уже несколько уставший от обилия бронетехники и всяких технических подробностей, обрушившихся на него с утра.

- Почти всем самоходкам послевоенного периода давали названия цветов: Гиацинт, Пион, Акация, Гвоздика, Хризантема, Тюльпан, - пытался разъяснить Фарид Алимжанович.

- А «Малка»? – не унимался Сталин.

- Когда я работал в отделе по предпосевной подготовке почвы, в ГСКБ, я узнал, что существует такой технологический приём – малование, то есть, выравнивание почвы после боронования, для того чтобы посев прошёл качественнее. Я точно не знаю, но видимо после «Малки» тоже остаётся только ровная земля. Может быть, поэтому такое название.

- Ладно, пусть будет «Малка», - согласился Сталин, - но что мы будем делать со всем этим богатством? С танками всё ясно, их Федоренко и Фекленко ждут – не дождутся, а для самоходок у нас структуры нет.

- Товарищ Сталин, так ведь у нас ещё и самоходок не так много. Самоходки особой мощности, которых у нас может быть будет 60 штук из Т-35 переделать, а может и меньше. Туда ещё можно будет добавить и самоходки с орудиями калибром 152мм. С ними всё ясно – их в части артиллерии РГК (резерва главного командования) Красной Армии. В начальный период им делать нечего. А вот самоходки на базе Т-26 и БТ-20 с пушками 76мм, пока можно собрать в одну учебную самоходно-артиллерийскую бригаду, расположить её где-нибудь рядом с местом строительства этих машин и комплектовать там отдельные дивизионы САУ, машин по 30-40 в составе. Набирать и учить кадры бойцов и командиров этих частей и подразделений, включая службы обеспечения и ремонта. А потом, по мере необходимости, либо собирать их в полки, либо раздавать пехоте подивизионно на корпус или стрелковую дивизию.

- А где же взять личный состав для формирования этих подразделений?

- Товарищ Сталин, можно на модернизацию забирать не просто танки, а танки с личным составом. Личный состав на заводе использовать в качестве рабочих и мастеров, так они будут лучше знать свои машины, а потом вместе с машинами направлять в учебную бригаду.

- А кого мы поставим руководить всем этим беспокойным хозяйством, и кто будет готовить учителей?

- Руководителем наш институт предлагает майора Мурашко Анатолия Николаевича. Он только что закончил бронетанковую академию, имеет опыт работы с бронетехникой ещё со срочной службы, был механиком-водителем, затем инструктором в школе младших специалистов танковых войск, потом училище, командование танковой ротой, академия, командировка на Халхин-Гол. Кроме того, майор Мурашко, на настоящее время, наиболее теоретически грамотный специалист по тактике применения самоходной артиллерии, без ложной скромности, в мире. Опыт ВОВ он изучил и за наших, и за противника, и за союзничков (чёрт бы их побрал). Я извиняюсь, товарищ Сталин. Вырвалось.

В это время майор Мурашко встал по стойке смирно, незаметно поправил ремень и гимнастёрку, и уставился на Сталина. Когда вождь приблизился к нему, он представился.

- Хорошо, товарищи. Хорошо, что вы подумали и об этом.

Пока шёл разговор Сталина с сотрудниками института, конструкторы стояли слегка в стороне. Половину разговора они не расслышали, а половину – не поняли.

Сталин повернулся к конструкторам, поблагодарил их за труд и старание, сказал, что, скорее всего, их машины будут приняты в серию, но об этом будет персональный разговор с каждым конструктором отдельно и за каждую машину. На этом большой показ решили закончить.