Хан Узбек: Между империей и исламом

Часть 1. Две Книги: Яса и «Коран 'Усмана»

В ноябре 1262 г. Берке начал войну со своим родственником, ильханом Хулагу, чтобы отомстить за кровь джучидов, задумавших мятеж против Хулагу. Прежде чем разразилась война между монголами, египетский султан аз-Захир Рукн-ад-дин Байбарс ал-Бундукдари (1260–1277) решил заключить союз с Берке против общего врага — Хулагу. В 660 г.х. (26 ноября 1261 г. — 14 ноября 1262 г.) из Каира было отправлено послание Берке, а в мухарреме 661 г.х. (15 ноября — 14 декабря 1262 г.) была снаряжено посольство[5].

Кади Ибн 'Абд аз-Захир, секретарь султана Байбарса, в своем сочинении перечисляет подарки, отправленные с египетскими послами в Улус Джучи: «Коран 'Усмана», в обложке из красного, шитого золотом атласа и футляре из кожи, подбитой шелком; налой для него из слоновой кости и черного дерева, инкрустированный серебром; венецианские ткани и множество редких вещей (Сборник материалов. Т. I. С. 72–73). Некоторые исследователи добавляют в перечень подарков то, чего там не было, а именно, трон из черного дерева. На этом основании делается вывод, «что из Египта в Орду были присланы инсигнии», то есть знаки власти[6]. Считается, что предмет, возглавляющий перечень подарков — древний список Корана — это священная реликвия, ставшая символом верховной власти ордынского правителя. Видимо, реликвия и трон должны были произвести сильное впечатление на Берке, однако этого не произошло. «Удивительно, — замечает Е. А. Резван, — что в источниках, связанных с историей Золотой Орды, об этой реликвии и символе власти мы не находим практически ничего»[7]. На мой взгляд, даже если рукопись, которую в Египте почитали как «Коран 'Усмана» и была таковой, ничего удивительного в забвении этого подарка нет. У монгольских правителей, знавших толк в редких вещах, были иные представления о высших ценностях и символах власти.

Кратко монгольская идеологема выглядела так. Власть хана, несмотря на избрание на курултае, была личной. Она была дарована хану Вечным Небом. Легитимация власти определялась именно тем, что она была пожалована хану Небом. И в подчинение ему отданы Небом все народы, и не было разницы между подлинной принадлежностью к его государству и принадлежностью потенциальной. В послании хана Гуюка (1246 г.) провинции мира делятся на две категории: покорные и восстающие, третьего не дано. Такая концепция власти отчетливо не признавала границ. Лично хан должен был обладать небесной благодатью-силой (küćü) и покровительством харизмы (suu)[8].

Монгольская империя проиграла идеологическую войну между шариатом и Ясой. Достоверного изложения Ясы нет ни в одном средневековом источнике. Корпус законов Чингис-хана, который мог бы многое прояснить в механизмах высшей власти, утрачен по двум причинам. Во-первых, в сохранении Ясы не были заинтересованы те монгольские правители, что обрели самостоятельность после распада империи, ибо Яса стояла на страже единства империи. Во-вторых, неприятие Ясы на ментальном уровне в странах с собственной устойчивой религиозно-политической традицией гарантировало Ясе забвение.

Знал ли султан Египта Байбарс и люди из его окружения о монгольской доктрине власти и Ясе Чингис-хана? Несомненно. Один пример. В 1269 г. ильхан Абага отправил султану Байбарсу послание, содержащее четыре ссылки на Ясу. В своем ответе Байбарс провозглашает: «Наша Яса выше, чем таковая Чингис-хана. Бог дал нам возможность; чтобы правили больше чем сорок правителей!». Нет сомнений, что Байбарс использовал слово яса в смысле шариат. Яса воспринималась мусульманами как шариат и сунна монголов, как совокупности законов, находящихся в противоречии с исламом[9]. На самом деле Яса была выше законов ислама, равно как и законов других конфессий. Яса предоставляла свободу вероисповедания, что в условиях империи было единственным разумным решением. В средневековую эпоху религиозных войн оценить по достоинству это обстоятельство не смог никто. Только францисканец Роджер Бэкон понял, что религией монголов и высшей целью является достижение могущества и господства над миром. Нынешние попытки представить монгольских ханов и их окружение язычниками или шаманистами исходят из безусловной ценности христианства, буддизма или ислама. Так можно писать историю религий, но не разбираться с существом дела.

Мамлюки пришли к власти в Египте в тот момент, когда наследники Чингис-хана отстаивали свое право «императорской счастливой судьбы (suu)», дарованной правящей семье Вечным Небом. В этом контексте любой суверен, который отказывался подчиниться монгольским властям, выступал не только против преемников Чингис-хана, но и самого Тенгри.

На что рассчитывали советники Байбарса, отправляя в дар монголу Берке «Коран 'Усмана»? Священная рукопись, по замыслу дарителей, должна была вытеснить другую книгу — Ясу (при этом остается дискуссионным вопрос: была ли Яса оформлена письменно или существовала как устный свод). Мифический ореол вокруг Ясы, которую не видел ни один из мусульманских оппонентов, переводит противостояние двух Книг в сферу войны символов. На деле, это означало начало идеологической войны, которую мусульмане вели с «неверными» уже не одно столетие. В XIII веке в роли «неверных» оказались монголы.

За судьбой «Коран 'Усмана» проследил известный арабист Е. А. Резван. История этой рукописи, полагает исследователь, не завершилась с гибелью Золотой Орды. Факты показывают, что она сохраняла свой статус символа власти еще несколько веков. Ее история оказалась связана с именем Тимура и в дальнейшем с именами «духовных властителей» — знаменитых суфийских шайхов.

Прежде чем изложить результаты изысканий Е. А. Резвана, зададим вопрос: а почему собственно одна из рукописей Корана стала для суфийских братств реликвией? Напомню, что в традиции ислама вышедшие из употребления вследствие их ветхости и повреждений списки Корана помещались в особые хранилища, часто под крышей мечети, где под действием пыли и дождевой воды они постепенно разрушались. Древность списка не считалась безусловной ценностью. Однако рукопись так называемого «Самаркандского куфического Корана» стала важнейшей реликвией братства накшбандиййа. Почему?

Появление священного списка в Мавераннахре предание упорно связывает с именем Хваджи Ахрара (1404–1490), несомненно, одного из наиболее выдающихся духовных и политических лидеров эпохи тимуридов. Шайх при жизни пользовался огромным авторитетом. Он воспитывал тимуридских царевичей, состоял в дружеской переписке с выдающимися поэтами Нава'и и Джами. Это был крупнейший политический деятель и обладатель одного из самых значительных состояний своего времени. По преданию, именно он привез рукопись в Мавераннахр, где она стала почитаться как важнейшая святыня и играла существенную роль в повышении авторитета братства накшбандиййа, которое возглавлял Хваджа Ахрар. С XV в. суфийские братства вовлекаются в политические процессы. Потомки Сафи-ад-дина ал-Ардабили (ум. 1334 г.), основателя братства сафавиййа, вскоре ставшего мощным религиозным движением, установили контроль над основными территориями исторической Персии, основали династию Сефевидов и провозгласили исна'аширитский шиизм государственной религией. Исма'ил I, основатель династии, передал свои полномочия главы ордена Великому Заместителю. Члены ордена ни'аматуллахиййа, тесно связанные с Сефевидами, возглавили ряд провинций нового государства. Практически одновременно орден накшбандиййа получил контроль над значительными территориями Индии, Афганистана и Средней Азии. На огромной территории от Балкан до Персии все большую роль стали играть братства, исповедовавшие смешанную суфийско-шиитскую доктрину.

По версии Е. А. Резвана, обретение «Корана 'Усмана» произошло при следующих обстоятельствах. В апреле 1391 г. в битве на реке Кондурча эмир Тимур наголову разбил ордынцев. Его воины вывезли фантастическую добычу, разграбив не только Сарай, столицу Золотой Орды, но и весь нижневолжский регион^{1}. Мусульманский символ власти вряд ли мог ускользнуть от внимания Тимура, который был исключительно внимателен к вещам такого рода. Вероятно, Тимур и доставил в Самарканд копию Корана, в свое время привезенную в Золотую Орду из Египта. Рукопись, олицетворявшая власть Бахридов над мамлюкским Египтом, власть правителей Золотой Орды и Тимуридов, была передана последними братству накшбандиййа. Это произошло в тот момент, когда влияние братства, во главе которого стоял Хваджа Ахрар, достигло своего апогея. В свою очередь, Хваджа Ахрар не преминул использовать мусульманскую реликвию в деле повышения авторитета и влияния братства.

История второй рукописи «Корана 'Усмана» такова. С рубежа XV–XVI вв. она находилась в руках представителей братства 'ишкиййа. В те годы некогда безграничная власть Тимуридов все более ослабевала. В это же время все более укреплялось положение царевича Мухаммада Шейбани (1451–1510), захватившего Самарканд в 1501 г. Во владениях Шибанидов Мавераннахра в основу государственной жизни были положены степные традиции, согласно которым государство считалось собственностью всей царствующей фамилии, члены которой назывались султанами и один из их среды, как глава рода, провозглашался ханом. Государство было разделено на уделы, которые находились под управлением и во владении султанов и отдельных знатных эмиров (беков)[10].

Шибанидам нужен был союзник, подобный Хвадже Ахрару. Далеко не случайно, что Шейбани-хан, объявивший Самарканд своей столицей, конфисковал громадное состояние семьи Хваджи Ахрара и истребил его сыновей. В этот же период начинается резкий рост влияния и экономического могущества братства 'ишкиййа и его шейхов. Среди их муридов оказывается множество представителей тюркской родовой знати, растет и вовлеченность шайхов 'ишкиййа в политические события. Тогда же начинается возведение дорогостоящих архитектурных сооружений. Любопытно, что с падением Шибанидов сходит на нет и влияние шайхов 'ишкиййа, что только подтверждает связь первых и вторых.

В ожесточенной борьбе между суфийскими братствами рукописи «Корана 'Усмана» стали предметными символами власти. Между тимуридами и шибанидами шла бескомпромиссная борьба. Союзником первых было братство накшбандиййа, союзником вторых — 'ишкиййа. Оба братства использовали священные списки в качестве своеобразного знамени. Обладание старинными списками становилось важным аргументом в политической борьбе, а их бережное сохранение — залогом успеха. По мнению Е. А. Резвана, именно это обстоятельство и обеспечило сохранение ряда древнейших списков Корана[11].

Принимая объяснение Е. А. Резвана, отмечу и скрытую сторону описанного им явления. Списки «Корана 'Усмана» парадоксальным образом превратились в уникальные книги. Это могло произойти при одном условии: рукописи Корана стали реликвиями, поскольку находились в силовом поле другой уникальной книги — Ясы Чингис-хана. Яса, в отличие от Корана, не тиражировалась; Яса, действительно, была единственной в своем роде книгой. К XV в. и речи не идет о ее реальном существовании; от Ясы остался призрак, но его влияние определялось структурами повседневности. Заданность исторических сценариев структурами повседневности не осознавалась ни тогда, ни сейчас. Поразительная судьба списков «Корана 'Усмана» связана с рефлексией мусульманского сознания на тему «монгольского порядка», который и символизировала Яса. Борьба между тимуридами и шибанидами, и стоявшими за ними суфийскими братствами, происходила в пространстве, где царил политический миф Монгольской империи, и этот миф нашел кристаллизацию в представлении о Ясе, которая противопоставлялась исламскому закону — шариату. Если отвлечься от содержания, и говорить только о форме, то следует согласиться, что «Коран 'Усмана» стал уникальным, поскольку уподобился Ясе.