Хитрости

Глава 8

«Торпедо это не понравится», - сказал Ларри.

«Кто тебя спрашивал?» - сказала Эйлин.

«Для работающей девушки ты только и делаешь, что сидишь и пьёшь.»

«Видимо, мне просто не везёт в этот вечер», - сказала Эйлин.

«О чём ты говоришь? Я уже видел, как ты отказала дюжине парней.»

«Я особенная.»

«Тогда тебе не место на этой свалке», - сказал Ларри. «Переборчивость - это не для Зоны каналов.»

Эйлин понимала, что он лишь указывает на очевидное: суть игры - деньги, а проститутка, работающая в баре - это не девушка на весеннем котильоне (бальный танец французского происхождения – примечание переводчика). Вы не скажете потенциальному Джону, что ваш график заполнен, даже если он похож на Годзиллу (гигантский монстр-мутант, персонаж комиксов, мультфильмов и кинофильмов – примечание переводчика). Ларри уже подозревал, а это было опасно. Если ещё несколько парней будут смотреть на неё «рыбьим глазом» (на сленге недружелюбный или подозрительный взгляд – примечание переводчика), она может легко перечеркнуть всю причину своего пребывания здесь.

Шерил и всклокоченная брюнетка всё ещё гуляли с белокурым моряком, но Эйлин готова была поспорить, что как только они вернутся, они снова займутся делом. Ни одна предприимчивая девушка не смогла бы здесь не заработать. Бар находился в постоянном движении, бордель с лицензией на продажу спиртного и непостоянной публикой. Любой мужчина, зашедший в одиночку, выходил не позже, чем через пять минут, с девушкой под руку. По словам Шэнахана, девушки, во всяком случае некоторые из них с «мясного рынка» Зоны Канала, пользовались либо гостиницей с «горячими кроватями» (термин обозначает посменную аренду кроватей и постельных принадлежностей – примечание переводчика) вверх по улице, либо любой из пятидесяти-шестидесяти комнат, сдаваемых в аренду в Зоне. Обычно они платили пять баксов за комнату, получали откат от хозяина, а также долю от трёх баксов, которые клиент платил за мыло и полотенца. Таким образом, за двадцатидолларовый трюк девушка могла получить те же двадцать, когда всё было сделано. Плюс чаевые, которые щедрый клиент мог бы выписать ей за отличную работу.

Она окинула взглядом бар, где Энни сидела и увлечённо беседовала с маленьким латиноамериканцем в джинсах, ботинках и чёрной кожаной куртке, усыпанной хромом. Похоже, у Энни была та же проблема. Единственное отличие заключалось в том, что она могла время от времени выходить на улицу, создавая видимость торговли телом на улице. Эйлин была прикована к бару. Именно в баре убийца подобрал трёх своих предыдущих жертв. Она пыталась поймать взгляд Энни. Они заранее договорились, что если захотят поговорить, то сделают это в дамской комнате, а не здесь, на людях. Эйлин хотела придумать аферу, которая охладила бы пыл Ларри.

«Торпедо отхлещет тебя по заднице», - сказал он.

«Хочешь заключить небольшое пари?» - сказала Эйлин. «Хочешь поспорить, что я вернусь домой с шестью купюрами до конца ночи?»

Энни наконец посмотрела на неё.

Контакт с глазами.

Короткий кивок головой.

Эйлин встала с табурета и направилась в дамскую комнату. Латиноамериканец, сидевший рядом с Энни, поднялся со своего стула одновременно с ней. Отлично, подумала Эйлин, она его бросает. Но латиноамериканец шёл прямо к ней, встретив её на полпути к бару.

«Эй, куда это ты собралась, дорогуша?» - спросил он. Громкий голос для маленького карапуза, испанский акцент, который можно было вырезать мачете. Маленькие карие глаза, усы под носом, в своей кожаной куртке он выглядел как недоедающий байкер.

«Нужно навестить бабушку», - сказала Эйлин.

«Твоя бабушка может подождать», - сказал он.

Позади него, за барной стойкой, за ними наблюдала Энни.

Ещё один короткий кивок.

Уже хорошо, подумала Эйлин. Как только я стряхну этого парня.

Парень не собирался стряхиваться. Он взял локоть Эйлин в правую руку и стал направлять её к табуретке, с которой она встала: «Пойдём, дорогуша, нам нужно поговорить.» Тот же громкий голос, его было слышно за рекой, пальцы крепко сжали её локоть, усадил её на табурет: «Меня зовут Артуро, я следил за тобой, дорогуша.» И подал знак Ларри.

«Ты хочешь, чтобы я намочила штаны?» - спросила Эйлин.

«Нет, нет, я очень не хочу, чтобы ты это делала», - сказал он.

Ларри подошёл к нему.

«Посмотри, что пьёт моя подруга», - сказал Артуро.

Она не могла сейчас устраивать шумиху из-за женского туалета, не тогда, когда Ларри стоял прямо здесь и уже был уверен, что она отвергает все предложения направо и налево. Если бы Энни пошла за ней следом, они бы обе оказались не у дел.

«Ларри знает, что я пью», - сказала она.

«Ром-колу для дамы», - сказал Ларри, - «это всё ещё выпускной вечер. Как насчёт тебя, амиго?»

«Скотч с изюминкой (обозначает тонкую полоску цитрусовой цедры, обычно апельсина – примечание переводчика)», - сказал Артуро. «Двойной.»

Ларри начал наливать.

«Так сколько ты запрашиваешь, дорогуша?» - спросил Артуро.

«Что ты хочешь?»

«Вот эта милашка», - сказал он и приложил указательный палец к её губам.

«Это обойдётся тебе в двадцать», - сказала она.

Озвучила тариф на случай, если Ларри подслушивал. Что, конечно, и происходило.

«Дорогуша, у тебя есть место, куда мы можем пойти?»

«Здесь много доступных в аренду комнат.» Пока всё было в порядке. Но Ларри всё ещё был здесь.

«Сколько я должен заплатить за комнату?» - спросил Артуро.

«Пять.»

Ларри поднял брови. Он знал, что девушки обычно сами платят за комнату, но решил, что Линда решила ещё немного подзаработать. Может быть, сегодня она действительно уйдёт домой с шестью купюрами, и кто бы мог подумать?

«Muy bien, muchacha («ну ладно, милашка» по-испански – примечание переводчика)», - сказал Артуро.

«Ром-кола, двойной скотч с изюминкой», - сказал Ларри, придвигая напитки к ним. «Шесть баксов, выгодная сделка.»

Артуро положил на прилавок десятидолларовую купюру. Ларри направился к кассе в дальнем конце. Как только он оказался вне пределов слышимости, Артуро прошептал на идеальном английском: «Я на работе, подыграй мне.»

Глаза Эйлин широко раскрылись.

В дальнем конце бара Энни ещё раз коротко кивнула. Ларри открыл кассу, положил десятку в ящик, достал из него четыре купюры, снова захлопнул ящик и направился к тому месту, где они сидели, потягивая свои напитки. Артуро положил руку на колено Эйлин и заглядывал в переднюю часть её блузки. Она говорила: «Потому что, знаешь, я девушка на работе, Арти, и мне хотелось бы начать, если ты не против.»

«Эй, не волнуйся, дорогуша», - сказал он. «Мы можем взять выпивку с собой.»

«Не в моих хороших стаканах», - сказал Ларри и тут же принялся переливать напитки в пластиковые стаканчики.

Эйлин уже встала с табурета. Она повернулась к Ларри и спросила: «Рад, что ты не принял это пари?»

Ларри пожал плечами.

Он смотрел, как они забирают стаканы и отходят от бара. Он подумал, что и сам не отказался бы от такой порции. Когда они вышли за дверь, то чуть не столкнулись с мужчиной, вошедшим в это же время.

«О, прошу прощения», - сказал он и отступил в сторону, чтобы пропустить их.

Ларри был уверен, что видел этого парня раньше. Он был ростом не менее шести футов двух дюймов, с широкими плечами и широкой грудью, толстыми запястьями и большими руками. На нём были джинсы, кроссовки, маленькая кепка и жёлтый свитер-водолазка под цвет волос. Он выглядел как тренирующийся борец-тяжеловес.

«Ты ведь не уходишь?» - спросил он Эйлин.

Она пронеслась мимо него, не обращая на него внимания.

Но её сердце внезапно заколотилось.

Энни сидела у барной стойки в короткой обтягивающей чёрной юбке, фиолетовом топе, обтягивающем её кексовую грудь, чёрных лакированных туфлях на высоком каблуке, лицо сильно напудрено, рот накрашен кроваво-красной помадой, глаза подведены чёрным, веки подкрашены в тон блузке, и выглядела она больше похожей на проститутку, чем любая из настоящих в этом месте.

Она подумала: «Потрясающе. Вот он.»

«Всё, что нам нужно, - это маленькая хитрость судьбы.»

«Эйлин выходит, а он входит.»

«Эйлин заряжена до отказа, у меня в сумочке только 38-й калибр, потрясающе.»

«Эйлин - приманка, я - запасной вариант, и он вошёл.»

«Потрясающе.»

«Если это он.»

Он чертовски походил на блондина, которого описывали Альварес и Шэнахан. Без очков, но с тем же ростом и весом, с той же массой тела.

Стоящий сейчас в дверях и оглядывающий заведение, крутой, уверенный в своих размерах, готовый схватиться с любым парнем в этом месте, вытереть им пол, этому «коту» не о чем беспокоиться, о нет, красивый как дьявол, такой крутой, осматривающий помещение, проверяющий девушек, затем идущий к бару, мимо прилавка, где сидела она...

«Привет», - сказала она. «Не хочешь присоединиться ко мне?»

«Дэнни Ортис», - сказал Артуро на улице. «Детектив 2-го класса, отдел по борьбе с наркотиками под прикрытием. Мне позвонил Лу...»

Лу, подумала Эйлин. Не тот Лу, который «дружелюбный» белый мужчина, совративший Шерил, если это было её настоящее имя. В романах у всех были разные имена, чтобы их можно было различить. В реальной жизни Лу мог быть сутенёром и детективом одновременно. Лу Альварес из 72-го участка.

«...сообщил, что мне надо заглянуть в бар Ларри, что его приманке нужна помощь. Описал вас с Роулз, посидел с ней, поговорил, она сказала, что «клиенты» пристают к тебе, как саранча. Я ничего не напутал?»

Лу Альварес звонит своему приятелю Дэнни Ортису из отдела по борьбе с наркотиками и просит его приехать сюда, наехать на приманку, вывести её из заведения, чтобы сохранить доверие к ней.

«Вы спасли мне жизнь», - сказала Эйлин.

Преувеличение, но, по крайней мере, он спас её прикрытие.

«Так ты хочешь ещё какую-нибудь помощь?» - сказал Ортис. «Скоротать время?»

«Это лучшее предложение за весь вечер», - сказала она. «Но мне нужно вернуться туда.»

Ортис посмотрел на неё.

«Наш человек только что вошёл», - сказала она.

Его размеры внушали страх. Он заполнил табурет, заполнил бар, казалось, заполнил всю комнату. Сидя рядом с ним, Энни испугалась. Если это был тот самый парень...

«Так как тебя зовут?» - спросила она.

«А тебя?»

«Дженни», - сказала она.

«Не сомневаюсь.»

Глубокий голос доносится из его бочкообразной груди.

«Ну», - сказала она, - «моё настоящее имя Антуанетта Ле Феврье (февраль по-французски – примечание переводчика), но кто поверит, что это проститутка?»

«Так вот кто ты?» - вопросил он.

Голос почти без интонаций. Скучающее выражение лица. Смотрелся в зеркало, рассматривал других девушек в этом месте, даже когда разговаривал с ней.

«Нет, я знаменитый хирург-мозгоправ», - сказала Энни и улыбнулась.

Он не улыбнулся в ответ. Повернулся, чтобы посмотреть на неё. Глаза цвета стали. По её позвоночнику пробежал холодок. Где, интересно, находится Шэнахан?

«Ты так и не сказал мне своего имени», - сказала она.

«Хоуи», - сказал он.

Звучало достаточно ненатурально, чтобы быть правдой.

«Просто Хоуи?»

«Достаточно Хоуи», - сказал он и сложил руки на столешнице. Ни на одной из них не было татуировки. Так он это был или не он? «Значит, ты занимаешься любовью с незнакомцами, да?» - сказал он. «За деньги.»

Она не хотела, чтобы этот парень пригласил её на улицу. Только с 38-м калибром в сумке, а Шэнахана нигде не было видно.

«Это моя работа. Тебе интересно?»

«Ты не в моём вкусе», - сказал он.

«О? И какой тебе нравится тип?» - спросила она. Поддерживать его разговор. Заинтересовать его, пока не вернётся Эйлин. А если Эйлин не появится в ближайшее время, уговорить его выйти на улицу, чтобы сделать свой ход. Если бы Шэнахан был где-то поблизости, он бы выследил их обоих.

«Мне нравится, когда они моложе», - сказал он. «И посвежее.»

«Что видишь, то и получаешь», - сказала она.

«Кажется, ты слишком давно этим занимаешься.»

«Угу», - сказала она, - «практически древняя.» Одной из погибших девушек было шестнадцать. Остальным было за двадцать. Удерживать его здесь, подумала она. Не позволять ему забредать к девчонкам помоложе, иначе они уйдут вместе, и он забьёт ещё одну сегодня ночью.

«Ну что я могу тебе сказать?» - сказала она. «Я не подросток, но для старушки вполне хороша.»

Он повернулся, чтобы снова посмотреть на неё.

Никакой улыбки.

Господи, какой же он пугающий.

«Правда?» - сказал он.

«Правда.»

В её глазах застыл призывный взгляд. Она облизнула губы. Но в сумке у неё был только 38-й калибр. Никакой запасной артиллерии. А Шэнахан Бог знает где. Ортис вернулся домой сразу после того, как разобрался с Эйлин, - «бам-бам», «спасибо, мэм», или так показалось Ларри.

«Десять за рукоблудие», - сказала она, - «а как насчёт такого? Двадцать за минет, тридцать, если хочешь получить жемчужные ворота.»

«Ну, ну», - сказал он. «Ты действительно опытная профессионалка, не так ли?»

«Именно такая, какая я и есть», - сказала она. «Как тебе это нравится?»

«Нет, ты слишком далеко зашла», - сказал он.

Снова взгляд в зеркало. Блондинка, которая раньше разговаривала с Эйлин, теперь вернулась, вместе со своей подругой брюнеткой. Обе молоды и ищут новых развлечений. Его взгляд изучил их. Держись за меня, приятель, - подумала она. Вот такое дело.

«Ты полицейская?» - спросил он, даже не взглянув на неё.

Читатель мыслей, подумала она.

«Конечно», - сказала она. «Ты тоже полицейский?»

«Раньше был», - сказал он.

Вот дерьмо, подумала она. Отступник. Или недовольный.

«Я всегда могу отличить полицейского», - сказал он.

«Хочешь посмотреть мой значок?» - сказала она.

Намеренно используя слово «значок». Полицейские называют щитками.

«Ты из полиции нравов?» - спросил он.

«О, да, именно оттуда», - сказала она. «Чисто до самых миндалин.»

«Раньше я работал в отделе нравов», - сказал он.

«Так это я поймала себе копа, да?» - сказала она и улыбнулась. «Что ж, Хоуи, для меня это не имеет никакого значения, прошлое есть прошлое, вся вода под мостом. Что скажешь, если мы немного прогуляемся по улице, я покажу тебе настоящий, хороший...»

«Проваливай», - сказал он.

«Давай заблудимся вместе, Хоуи», - сказала она и положила руку ему на бедро.

«Ты понимаешь английский?» - спросил он.

«И французский тоже», - сказала она. «Ну же, Хоуи, дай рабочей девушке поесть.»

«Убирайся!» - сказал он.

На этот раз команда.

Глаза пылают, большие руки сжимают барную стойку.

«Конечно», - сказала она. «Расслабься.»

Она встала с табурета.

«Расслабься, хорошо?» - сказала она и отошла в другой конец бара.

Необъяснимо, но её ладони были влажными.

Парень, сидевший рядом с ним в баре, приготовился к счёту, засунув двадцатидолларовую купюру под маленькую миску с солёным арахисом. Большой броский техасец с бриллиантовым кольцом на мизинце, в рубашке такого же цвета, как и он сам, и с чёрным узким галстуком, застёгнутым на одну из бирюзово-серебряных индейских застежек. Он пил мартини и говорил о соевых бобах. Говорил, что соя - это будущее нации. В соевых бобах нет холестерина.

«Так чем вы занимаетесь?» - спросил он.

«Я занимаюсь страхованием.»

Что было не так уж далеко от истины. Как только Мари оформила страховой полис.

«В страховании крутится много денег», - сказал техасец.

«Конечно.»

При двойном возмещении полис стоил двести тысяч. Больше денег, чем он мог заработать за восемь лет.

«Кстати, меня зовут Абнер Фиппс», - сказал техасец и протянул мясистую руку.

Он пожал руку. «Тео Хардин», - сказал он.

«Приятно познакомиться, Тео. Ты надолго в городе?»

«Завтра уезжаю.»

«Я застрял здесь на всю следующую неделю», - сказал Фиппс. «Я ненавижу этот город, правда ненавижу. Есть люди, которые говорят, что это хорошее место для посещения, но я не могу воспринимать его даже так. Просто ходить по улицам здесь стоит жизни. Видели эту штуку сегодня по телевизору?»

«Что за штуку?»

Чернокожий бармен молча слушал их, стоя в шести футах от них и полируя стаканы. Часы на стене показывали без десяти одиннадцать. Шоу скоро закончится, и он хотел быть готовым к встрече с толпой.

«Кто-то разделывает тело и оставляет его куски по всему городу», - сказал Фиппс и покачал головой. «Мало того, что ты убил кого-то, так ещё и рубишь его на куски? Как ты думаешь, почему он это сделал, Тео?»

«Ну, я скажу тебе, Абнер, в этом мире полно всяких психов.»

«В этом городе две реки, Тео. Почему он просто не бросил всё это чёртово тело в одну из них?»

Вот где голова, подумал он. И руки.

«И всё же», - сказал Фиппс, - «если вам нужно избавиться от трупа, думаю, проще выбросить его неподалёку. Если кто-то увидит, как вы тащите труп, это может вызвать подозрения, даже в этом городе. Руку, голову, да что угодно, можно просто бросить в мусорный бак или спустить в канализацию, и никто не обратит на тебя внимания, я прав, Тео?»

«Наверное, поэтому он так поступил.»

«Ну кто может понять преступный ум?» - сказал Фиппс.

«Не я, это точно. Мне и так нелегко продавать страховки.»

«Ещё бы», - сказал Фиппс. «Знаете, почему? Никому не нравится думать, что в один прекрасный день он сгинет. Если ты будешь рассказывать ему, как его жена будет красиво жить, когда он умрёт, он не захочет этого слышать. Он хочет думать, что будет жить вечно. Неважно, насколько он ответственный человек, ему неприятно говорить о пособиях на случай смерти.»

«Ты попал прямо в точку, Абнер. Я уговариваю до посинения, а они в половине случаев даже не слушают. Объясняю, объясняю, объясняю, а они ни черта не осознают, о чём я толкую.»

«Люди просто больше не слушают», - говорит Фиппс.

«Или они недостаточно внимательно слушают. Они слышат только то, что хотят услышать.»

«Это точно, Тео.»

«Я приведу тебе пример», - сказал он и тут же подумал: да ладно, он слишком прост. С другой стороны, это может преподать ему ценный урок. Болтать с незнакомцем в баре, не имея представления о том, сколько мошенников в этом городе шляются на свободе. Научит его чему-то, что он сможет взять с собой домой, в Хорс-Нек, штат Техас.

Он полез в карман, достал десять центов и пять центов.

«Сколько у меня здесь?» - спросил он.

«Пятнадцать центов», - сказал Фиппс.

«Ладно, разожми руку.»

Фиппс разжал руку.

«Теперь я кладу эти десять центов и пять центов тебе на ладонь.»

«Да, я вижу это, Тео.»

«И я больше их не трогаю, они теперь у тебя в руке, я прав?»

«Прямо тут, на ладони, Тео.»

«Теперь зажми на них свою руку.»

Фиппс зажал руку. Теперь бармен смотрел.

«Теперь у тебя в кулаке эти пятнадцать центов, я прав?»

«Всё ещё там», - сказал Фиппс.

«Десять центов и пять центов.»

«Десять центов и пять центов, верно.»

«И я не трогал их с тех пор, как ты зажал их в своей руке, верно?»

«Ты не трогал их, верно.»

«Ладно, я поспорю, когда ты раскроешь руку, одна из них не будет монетой в десять центов».

«Давай, Тео, ты точно потеряешь деньги.»

«Чувак точно потеряет деньги», - сказал бармен.

«Я поспорю с тобой на двадцать долларов под этой миской с арахисом, ладно?»

«Ты сделал ставку», - сказал Фиппс.

«Ладно, открывай руку.»

Фиппс раскрыл руку. Пятнадцать центов всё ещё на его ладони. Тот же дайм (обиходное название монеты в 10 центов – примечание переводчика), тот же никель (обиходное название монеты в 5 центов – примечание переводчика). Бармен покачал головой.

«Ты проиграл», - сказал Фиппс.

«Нет, я выиграл. Я сказал...»

«Ставка была на то, что одна из этих монет больше не будет десятицентовиком».

«Нет, ты не слушал. Ставка была на то, что одна из них не будет десятицентовиком».

«Вот именно...»

«И одна из них не является. Одна из них – пятицентовик.»

Он вытащил двадцатидолларовую купюру из-под миски с арахисом и сунул её в карман пиджака. «Пятнадцать центов можешь оставить себе», - сказал он, улыбнулся и вышел из бара.

Бармен сказал: «Это хороший трюк, который стоит знать, мужик».

Фиппс всё ещё смотрел на пятнадцать центов на ладони.

Дженеро был знаменитостью.

И он узнал, что от знаменитости ждут ответов на множество вопросов. Особенно если он застрелил четверых подростков. Сейчас вопросов ждали два человека. Один из них был репортёром-расследователем с шестого канала. Другой - дежурный капитан по имени Винс Аннунциато, который заменял капитана 87-го участка Фрика. Репортёра интересовала только сенсационная новость. Аннунциато интересовала только защита Департамента. Он молча и серьёзно стоял рядом, пока репортёр готовил интервью; один из верных способов заставить СМИ наброситься на копов - это вести себя так, будто тебе есть что скрывать.

«Это Мик Стэплтон», - сказал репортёр, - «на месте перестрелки на Северной Одиннадцатой улице, здесь, в Айзоле. Я разговариваю с детективом третьего класса Ричардом Дженеро, который не далее как сорок пять минут назад застрелил четырёх подростков, предположительно устроивших пожар в жилом доме позади меня.»

Аннунциато обратил внимание на «якобы». Защищал свою задницу на случай, если дело разрастётся до чего-то вроде перестрелки с Гетцем в Нью-Йорке (американец, ставший известным из-за судебного скандала об условиях самозащиты, подстрелил четверых в метро, провёл 250 дней в тюрьме, затем баллотировался в меры Нью-Йорка – примечание переводчика). Парень с ручной камерой, направленной на Стэплтона, другой парень работает со звуковым оборудованием, третий управляет светом - можно подумать, что они снимают фильм Спилберга (Стивен Аллан Спилберг, американский кинорежиссёр, продюсер и сценарист – примечание переводчика), а не двухминутный телевизионный ролик. Толпы людей за полицейскими барьерами. Машины скорой помощи уже приехали и уехали, увозя четырёх подростков. Аннунциато был рад, что они не были чернокожими.

«Детектив Дженеро, вы можете рассказать нам, что здесь произошло?» - спросил Стэплтон.

Дженеро моргнул, глядя на красный огонёк на передней панели камеры.

«Я совершал обычный объезд сектора», - сказал он. «Сегодня ночь Хэллоуина, и лейтенант выделил дополнительных людей для решения проблем, которые могут возникнуть в участке.»

Пока всё хорошо, подумал Аннунциато. Внимательность и осторожность со стороны командира, забота о гражданах.

«Так вы проезжали мимо этого здания, правильно?»

«Да, и я увидел, как преступники вбежали в помещение с предметами в руках.»

«Что за предметы?» - спросил Стэплтон.

Осторожно, подумал Аннунциато.

«Это оказались зажигательные бомбы», - сказал Дженеро.

«Но тогда вы этого не знали, не так ли?»

«Всё, что я знал, - это то, что бродячая банда вбежала в здание.»

«И это показалось вам подозрительным?»

«Да, сэр.»

«Достаточно подозрительно, чтобы вы достали оружие и...»

«Я не снимал револьвер с предохранителя, пока в помещении не начался пожар.»

Хорошо, подумал Аннунциато. Преступление в процессе, повод взвести курок.

«Но, когда вы впервые увидели этих молодых людей, вы ведь не знали, что они несут зажигательные бомбы?»

«Я осознал это, когда внутри начался пожар, и они выбежали наружу.»

«Что вы сделали потом?»

«Я достал свой служебный револьвер, объявил, что я полицейский, и предупредил их, чтобы они остановились.»

«И они остановились?»

«Нет, сэр, они бросили в меня одну из зажигательных бомб.»

«И тогда вы начали в них стрелять?»

«Да, сэр. Когда они проигнорировали мои предупреждения и набросились на меня.»

Хорошо, подумал Аннунциато. Точная процедура по всем правилам. Огнестрельное оружие используется как средство защиты, а не как инструмент задержания.

«Когда вы говорите, что они набросились на вас...»

«Они напали на меня. Сбили меня с ног и пинали.»

«Они были вооружены?»

Осторожно, подумал Аннунциато.

«Я не видел никакого оружия, кроме зажигательных бомб. Но они только что совершили преступление и напали на меня.»

«Значит, вы их застрелили.»

«Как применение крайней меры.»

Идеально, подумал Аннунциато.

«Спасибо, детектив Дженеро. Это был Мик Стэплтон, на Одиннадцатой улице, для новостей Шестого канала.»

Стэплтон сделал жест, проведя ребром ладони по горлу, своему оператору и короткое: «Спасибо, это было здорово» для Дженеро, а затем быстро пошёл к фургону, стоявшему на обочине.

Аннунциато подошел к месту, где стоял Дженеро, и удивился, что всё так быстро закончилось.

«Капитан Аннунциато», - сказал он. «Должен вам сообщить...»

«Да, сэр», - сказал Дженеро.

«…что вы справились с этим», - сказал Аннунциато.

«Спасибо, сэр.»

«С этими четырьмя придурками тоже всё в порядке.»

«Спасибо, сэр.»

«Но вам лучше позвонить сейчас домой, сказать, что мы забираем вас с улицы.»

«Сэр?»

«Несколько вопросов, которые мы должны задать вам в центре города. Убедимся, что все факты прояснены, прежде чем репортаж окажется в новостях.»

«Да, сэр», - сказал Дженеро.

Он думал, что проклятая смена закончится в пятнадцать минут пополуночи, а оказалось, что он всю ночь будет отвечать на вопросы в центре города.

Поезд мчался сквозь ночь, оставляя позади мельницы и фабрики, расположенные за рекой, и въезжая на поросшую травой землю, где виднелись огни домов, мерцающие так, словно это было Рождество, а не Хэллоуин.

К Рождеству они будут находиться в Индии, где-нибудь в шикарном и красивом месте.

В Индии человек может прожить на десять центов в день... ну, это несколько преувеличено. Но можно было снять роскошную виллу, нанять всю необходимую прислугу и жить по-королевски на те проценты, которые бы приносили двести тысяч. Новые имена, новая жизнь для них обоих. Не говоря уже о том, чтобы пытаться прожить на те гроши, которые Фрэнк зарабатывал каждый год.

Она тяжело вздохнула.

Ей придётся позвонить его матери, как только она вернётся домой, потом сестре, а потом, как она догадывалась, и некоторым его друзьям по бизнесу. Придётся снова связаться с тем детективом, узнать, когда можно будет забрать тело, организовать похороны, чтобы гроб был закрыт, конечно, и она гадала, как скоро это произойдёт. Сегодня была пятница, и она не знала, делают ли они вскрытия в выходные, возможно, они займутся этим не раньше утра понедельника. Может быть, она сможет получить тело ко вторнику, но лучше позвонить гробовщику с утра и убедиться, что они справятся. Полагая, что в похоронном бюро тело может провести день, ну, два дня, она полагала похоронить его в четверг утром. Ей придётся найти кладбище, где есть свободные участки, как бы оные ни называли, - возможно, гробовщик знает об этом. Нужно было и на надгробном камне вырезать: «Здесь похоронен Фрэнк Себастьяни. Покойся с миром.», но это подождёт, с камнем спешить некуда.

Она позвонит в страховую компанию в пятницу утром.

Скажет им, что её муж был убит.

Предъявит претензии.

Она не ожидала никаких проблем. С таким сенсационным делом, как это? Уже показывали по телевизору и напечатали в одной из утренних газет, которые она купила в терминале. «Убит маг», - гласил заголовок. Более громкий заголовок, чем когда-либо в его жизни. Пришлось убить себя, чтобы получить его.

Двести тысяч долларов, подумала она.

Если вложить их под десять процентов, это принесёт им двадцать тысяч в год - более чем достаточно, чтобы жить как король и королева. Махараджа (индийский князь, высший титул индусов, исторически соответствует титулу императора – примечание переводчика) и махарани (высший титул владетельной княгини в Индии – примечание переводчика) - вот что было бы лучше. Каждый день ходить на пляж, чтобы кто-то убирал и готовил, чтобы кто-то полировал машину и занимался хозяйством, купить себе дюжину сари (традиционная женская одежда на Индийском субконтиненте, представляющая собой ткань длиной от 4,5 до 9 метров, шириной до 1,2 метра, особым образом оборачиваемую вокруг тела – примечание переводчика), научиться их упаковывать, может быть, купить себе маленький бриллиант на нос. Даже под восемь процентов эти деньги приносили бы шестнадцать тысяч в год. Более чем достаточно.

И всё, что им пришлось сделать для этого, - убить его.

Поезд грохотал в ночи, убаюкивая её.

Он подошёл к Эйлин почти сразу, как только она села за один из столиков.

«Привет», - сказал он. «Помнишь меня?»

Ни очков, ни татуировки, но во всём остальном это был тот человек, вплоть до носков. Очки, которые он носил во время своих предыдущих вылазок, могли быть просто оконными стёклами в оправе. Татуировка могла быть наклейкой. Её сердце бешено заколотилось. До этого момента она не понимала, насколько напугана. Ты же коп, сказала она себе. Правда? Она задумалась.

«Извини», - сказала она, - «разве мы знакомы?»

«Не возражаешь, если я присяду?»

«Пожалуйста, сделай это.»

Честная и правильная проститутка.

Но она всё равно скрестила ноги, чтобы показать ему бедро, ведущее прямо в Цинциннати (американский город на юго-западе штата Огайо – примечание переводчика).

«Я Линда», - сказала она. «Ты хочешь хорошо провести время?»

«Это зависит от ситуации», - сказал он.

«О чём ты?»

«О том, что ты считаешь хорошим времяпровождением.»

«Это зависит только от тебя.»

«Я заметил тебя, когда входил в заведение», - сказал он. «Ты уходила с маленьким пуэрториканцем.»

«Ты очень наблюдателен», - сказала она.

«Ты прекрасная женщина, как я мог упустить тебя?»

«Как тебя зовут?» - спросила она.

«Хоуи.»

«Просто Хоуи?»

«Хоуи собирается держать их на ферме. («How ya gonna keep 'em down on the farm?», в переводе «Как ты собираешься удержать их на ферме?», популярная песня времён Первой мировой войны, которая стала популярной в США окончания оной, опубликована в 1919 году компанией Waterson, Berlin & Snyder Co в Нью-Йорке – примечание переводчика)»

Он заставлял их хихикать. Слова Шэнахана. Продолжал рассказывать им шутки. Стендап-комик с ножом.

«Так что тебя интересует, Хоуи?»

«Давай поговорим», - сказал он.

«Кондитерская открыта», - сказала она. «Хочешь знать, сколько стоят лакомства?»

«Не сейчас.»

«Просто скажи, когда, Хоуи.»

Он сложил руки на столешнице. Посмотрел ей в глаза.

«Как давно ты занимаешься проституцией, Линда?»

«Первый раз сегодня вечером», - сказала она. «На самом деле я девственница.»

Ни улыбки. Даже намёка на улыбку. Какой-то странный стендап-комик. Просто сидел и смотрел ей в глаза, сложив большие руки на столе.

«Сколько тебе лет?»

«Ты никогда не должен спрашивать у женщины её возраст, Хоуи.»

«Слегка за тридцать?»

«Кто знает?» - сказала она и закатила глаза.

«Как твоё настоящее имя?»

«А твоё?»

«Я уже говорил тебе. Хоуи.»

«Но ты не сказал мне, как именно после Хоуи.»

«Хоуи Кантрелл», - сказал он.

«Эйлин Бёрк», - сказала она.

Это имя ничего для него не значило. Если бы он оказался разыскиваемым ими человеком, то очень скоро узнал бы, кто такая Эйлин Бёрк. Если же он искал развлечений, то её имя ничего для него не означало.

«Почему ты используешь имя Линда?» - спросил он.

«Я ненавижу имя Эйлин», - сказала она. Это было неправдой. Она всегда считала, что имя Эйлин идеально подходит для той, кем она была. «Линда звучит более гламурно.»

«Ты достаточно гламурна», - сказал он, - «тебе не нужно фальшивое имя. Могу я называть тебя Эйлин?»

«Можете называть меня Лесси, если хочешь.»

По-прежнему не улыбается. Полностью лишён чувства юмора. А где же был комик? Пристальные, стальные, серые глаза ничего не отражали. Но были ли это глаза тройного убийцы?

«Так откуда ты, Хоуи?»

«Вопросы буду задавать я», - сказал он.

«Теперь ты говоришь как коп.»

«Когда-то я был им.»

Чушь собачья, подумала она.

«О?» - сказала она. «Где?»

«В Филадельфии», - сказал он. «Видишь ту девушку, которая сидит за стойкой?»

«Какую?» - спросила Эйлин.

«В чёрной юбке. С короткими тёмными волосами.»

Он указывал на Энни.

«А что с ней?»

«Я думаю, она полицейская», - сказал он.

Эйлин разразилась хохотом.

«Дженни?» - сказала она. «Ты, наверное, шутишь.»

«Ты её знаешь?»

«Она занимается проституцией с тринадцати лет. Дженни - коп? Подожди, я ей расскажу!»

«Я уже сказал ей.»

«Мистер, давай я расскажу тебе кое-что о проститутках и копах, хорошо?»

«Я знаю всё о проститутках и копах.»

«Точно, ты же сам полицейский.»

«Раньше был одним из них», - сказал он. «Я всегда могу отличить копа.»

«Пусть будет по-твоему», - сказала она. «Дженни - полицейский, ты - полицейский, я - полицейский, когда ты влюблён, весь мир - полицейский.»

«Ты же не веришь, что я раньше был полицейским?»

«Хоуи, я поверю всему, что ты мне скажешь. Если ты скажешь мне, что раньше был пресвитерианским священником, я поверю тебе. Астронавтом, шпионом, или...»

«Я служил в отделе нравов в Филадельфии.»

«Так что случилось? Тебе не понравилась работа?»

«Это была хорошая работа.»

«Так почему же ты больше не делаешь этого?»

«Они меня уволили.»

«Почему?»

«Кто знает?» - сказал он и пожал плечами.

«Не мог оторваться от работы, да?»

«Что это значит?»

«Ну, ведь ты пришёл сюда, Хоуи.»

«Просто решил заглянуть.»

«Ты бывал здесь раньше?»

Первый наводящий вопрос, который она ему задала.

«Пару раз.»

«Похоже, тебе здесь нравится, да?»

«В общем-то, наверное да.»

«Ну же, Хоуи, скажи мне правду.» Теперь дразнит его. «Тебе очень нравятся здешние девушки, не так ли?»

«Они ничего. Некоторые из них.»

«Какие?»

«Некоторые из них. Многие из этих девушек, знаешь ли, находятся в этом деле против своей воли.»

«О, конечно.»

«Я имею в виду, что их заставляют это делать.»

«Ты уверен, что был полицейским из полиции нравов, Хоуи?»

«Да.»

«Я имею в виду, ты говоришь почти по-человечески.»

«Ну, это правда, знаешь ли. Многие из этих девушек смогли бы выбраться из этого, если бы знали, как.»

«Расскажи мне секрет. Как мне выбраться из этого, Хоуи?»

«Есть способы.»

От бара отошёл крупный, жилистый, седовласый мужик. На вид ему было около пятидесяти лет, вид у него был помятый, с матросской развязностью. Одет в джинсы и белые кроссовки, синюю футболку, на цепочке висит золотое распятие, поверх расстёгнута джинсовая куртка на металлических пуговицах. Правая рука в гипсе и перевязи. Лохматые седые брови, шрам от ножа, идущий под углом вниз через правую бровь и частично закрывающий правый глаз. Карие глаза. Толстый нос сломан не один раз. Синяя кепка надвинута на затылок. Седые волосы свисают на лоб. Он придвинул стул, сел и сказал: «Отчаливай, проповедник.»

Хоуи посмотрел на него.

«Отвали, я хочу поговорить с дамой.»

«Эй, мистер, - сказала Эйлин, - мы ведь...»

«Ты слышишь меня, проповедник? Шевелись!»

Хоуи отодвинул стул. Он сердито посмотрел на парня со сломанной рукой, а затем прошёл через бар и вышел на улицу. Энни уже встала и шла за ним.

«Большое спасибо», - сказала Эйлин. «Ты только что обошёлся мне в кругленькую сумму.»

«Шэнахан», - сказал он.

Она посмотрела на него.

«Положи руку мне на колено, и говори вежливо.»

Карлики появились без одной минуты одиннадцать.

«Дробовик» Цукерман уже собирался закрыть магазин.

Они вошли с криками «кошелёк или жизнь!».

Элис сразу же открыла огонь.

(«Так мы пытались уйти от риска», - скажет она позже на допросе. «Неважно, что сказал нам Квентин. Если кто-нибудь примет нас за маленьких людей, нам конец. Лучше было их убивать. Да и проще.»)

Цукерман даже не успел дотянуться до дробовика. Он упал замертво с первого выстрела.

Мейер и Карелла выбежали из складского помещения, как только услышали звук колокольчика над дверью. Когда они прошли через занавес, отгораживающий переднюю часть магазина от задней, Цукерман был уже мёртв.

Блондинка, сидевшая в универсале, начала сигналить.

«Полиция!» - крикнул Мейер, и Элис снова открыла огонь.

Это был не кинофильм про полицейских и грабителей, а реальная жизнь. Ни один из детективов не успел сделать ни единого выстрела.

Мейер упал, получив пулю в руку и пулю в плечо.

Карелла упал с пулей в груди. Никаких хитростей. Настоящая кровь. Настоящая боль.

Трое карликов выбежали из магазина, даже не взглянув на кассу. Единственная причина, по которой Элис выбежала за ними, не добив предварительно двух полицейских на полу, заключалась в том, что она подумала, что в этом месте могут быть ещё полицейские.

Это выяснилось во время допроса в десять минут второго утра Дня всех святых (христианский праздник, день памяти всех святых, в США празднуется 1 ноября – примечание переводчика).