Светает. Над вечным покоем вырисовываются угрюмые прямоугольники надгробий, кресты приветливо раскрывают объятия. Крытая автомашина «Мебель» подруливает к памятнику с надписью: «Светозарова Елизавета Карловна. 1879–1947. Незабвенной тете от скорбящих племянников». Из машины вылезает бригада дюжих молодцов. У одного в руках ломик.
— Осторожнее, не поцарапайте. Не копеечная вещь. Полированная, — вертится около них кладбищенский сторож Василий Мотыльков.
Вскоре надгробие сгружают у дома Мотылькова. Надпись залеплена газетой.
— Тумбочку под телевизор приобрел, — разъясняет он выглядывающим из окон соседям. — Импортная. Не то малайская, не то костариканская. Под мрамор сделана. По последней моде.
— Где брали? — загораются соседи.
— В свободную продажу они не поступают, — выкручивается. Василий. — Знакомый устроил.
Памятник обосновывается в квартире Мотылькова. Он ставит на него телевизор «Рекорд» и обмывает приобретение в кругу друзей…
Проходят месяцы. Квартира Мотылькова становится похожей на уголок кладбища Василий сидит на могильных камнях, ест на них бульоны, шинкует капусту, заполняет счета за пользование коммунальными услугами и прочее. Два особо устойчивых памятника подпирают пружинный матрац, образуя редкое по красоте ложе.
Но наступает знакомое Мотылькову пресыщение. До кладбища он работал на мясокомбинате и был уволен за расхищение колбасы. Вспоминает: когда от колбасы появлялась икота, он переходил на окороки, затем на другую продукцию.
Кладбище ассортиментом не радует. Сразу не сообразишь, на что перейти. Кругом одни могилы.
А не крас-ь Мотыльков не может. Знаменитый лжеученый Чезаре Ломброзо, я думаю, причислил бы его к типу «преступного человека», который не в силах совладать с преступными наклонностями…
От скуки Мотыльков собирает на могилах букет цветов. Ассорти — садовые, полевые, бумажные. Идет на свадьбу к знакомому, дарит невесте. Невеста истерически взвизгивает, а жених выкидывдет Мотылькова вместе с кладбищенским букетом за дверь..
Тогда Василий спирает венок. Преподносит его брату-студенту. победителю институтских соревнований по боксу. Вместе с лентой. Брат ленту разворачивает и говорит: «Это мне лет через сорок понадобится. Отнеси, Василий, на место и прекрати безобразничать. Стыдно за тебя!»
Мотыльков между тем переключается на ограды.
Ограды разные: у одной сверху пики, у второй — шарики, у третьей— завитушки. Прямо глаза разбегаются. Таскает их Мотыльков, таскает и не может остановиться. Боится какой-нибудь вид ограды упустить. И, наконец, доставляет последнюю. Но она оказывается неразборной и в квартиру не лезет. На свое счастье, Василий сталкивается во дворе с приятелем, который режет автогеном трубы. Дает ему трешницу, тот делит ограду на четыре части и помогает запихнуть в квартиру.
Намаявшийся Мотыльков по-пластунски пробирается меж оград, памятников и венков в гостиную. Садится с бутылкой водки напротив памятника Елизавете Карловне и включает телевизор. Идет репортаж с мясокомбината. На экране возникают гроздья сосисок, лоснящиеся бока мясных туш.
Василий смотрит на экран и со злостью думает: «Эх вы, люди! Уволили за украденный круг колбасы! А я теперь покойничков обираю, и они молчат. Распродам уворованные ограды, памятники и венки — огребу кучу денег… Плевал я на ваш мясокомбинат!»
Мотыльков наливает полный стакан водки и выпивает за свой кладбищенский уголок.