Холод (СИ)

11

Марша вернулась тихая, грустная и отсутствующая.

На все мои попытки добиться ответа — только прижималась сильнее и прятала лицо у меня на груди.

Не выдержав, нашел номер будущего тестя и созвонился с ним, выясняя, что же случилось.

Нарвался в ответ на то, что это не моего ума дело и высказал ему все, что я о нем думаю.

Поругались мы знатно, не скрою. Хорошо еще то, что тещи нет…

Стелла устроила разгон нам с Альбой, за распитие спиртных напитков на рабочем месте.

«Наверное, обиделась, что её не позвали…» — Предположила Альба и больше мы к этой теме не возвращались.

Моя группа завалила промежуточное тестирование, откровенно на него забив.

Виноват снова оказался я, сказавший, что «этот бред нужен министерству безобразования для галочки» — конец цитаты. Эту самую цитату и принес Стелле в «лапках» представитель министерства, которого мои студенты раскатали в «отрицательный блин» и пошли дальше, игнорируя его широко открытый рот и выпученные глазки.

Февраль, в полной мере проявил себя, засыпав всю округу снегом мне по шею и морозом в минус 42. Студентов подтянули чистить дорожки, с дуру…

Мои снова отличились — вместо того, чтобы очистить дорожку от снега, они его растопили, перегнав в третье состояние. И попортив асфальт вместе с клумбами. Одно расплавили, другое — обжарили, умники… Пришлось демонстрировать им свою придумку, что я уже применял…

Лучше бы не показывал, честное слово! За пятнадцать минут, мои гении разложили «конструкт», расписав его прямо на снегу, упростили и запустили в работу.

Только формулы, стереть забыли!

Через два часа по всему академгородку носились невидимые отвалы, громоздящие снег, раскидывающие снег, равняющие снег и утрамбовывающие его — на ветру некоторые символы стали нечитаемы и народ подставлял свои переменные. Даже там, где переменных быть не должно!

Я очень сильно гордился своей предусмотрительностью, убрав «корветика» в арендованный гараж — нашу, учительскую парковку милые «проказники» и «шалунишки» студентики, превратили в снежную горку, засыпав весь автотранспорт. Позже выяснилось — снег насыпали прямо на крышу, которая, не выдержав такого издевательства, рухнула на стоящие авто, погребая их под собой.

Пару «конструктов» повеселее, я даже отловил и препарировал — очень остроумно, между прочим, студенты решили проблему чистки дорожек насухо, добавив в один «конструкт» — температурную накачку, а в другой — бешено крутящиеся тепловые струи. И ведь не заморачиваясь, для питания столь энергозатратных решений, применили простейшее решение — принцип термопар, гениально просто!

Найду творцов — сперва заставлю пересдавать правила ТБ, а потом отдам их нашим «физикам» и Лиззи, в особенности — пусть сама с ними разбирается, тем более что нечего было бросать свою машину на обочине — парковка у нас всегда свободна. А то, что машина почти взорвалась… И слегка расплавилась… И «раскаталась» в блин — студни не виноваты!

Больше всех пострадал наш круглосуточный магазинчик — длинный и узкий, как анаконда, он оказался засыпан снегом по самую крышу и каждый из студентов, да чего греха таить, и из преподавателей — тоже, приложил свою руку, направляя на расчистку свои «конструкты».

Так что, выходящие, кто поневнимательней — ломали ноги, оказавшись в глубокой, пятиметровой траншее, опоясывающей наш «Супермаркет» по всему периметру. Лишившись всех подведенных коммуникаций, магазинчик превратился в «холодный склад», без света, воды и отопления. Перебитые трубы начали наполнять траншею кипятком и, гм, сточными водами, а кабель, заискрив, отключил подстанцию, оставив без света весь городок.

Так, к переломам, добавились ожоги.

Единственные, кто ликовал — медицинский факультет. Его декан устроил внеочередной зачет по полевой медицине катастроф, ожогам и переломам. Сам декан, в чине генерал-майора медицинской службы, прошедший все наши «горячие точки» и сам четырежды раненый, с блестящими глазами, раскрасневшийся, стремительный, успевал повсюду, раздавая указания, помогая и показывая.

Наблюдая за «генералом», заприметил и мою Маршу, среди студентов, помогающую раненым.

Даже ревность прихватила, когда генерал, увидев, как Марша сноровисто срезает джинсу с поврежденной конечности молоденькой студентки, легким взмахом моего ножа, купленного еще в поездке, на «порезать колбаски», расцеловал ее и что-то начал объяснять студенткам, придерживая мою невесту за талию.

Кошмар длился почти пять часов. За это время, к обожжённым и переломанным, добавились обмороженные…

«Физики», «математики» и «техники» гонялись за «конструктами», успокаивая их и устраняя повреждения. «Медики», «биологи» и «химики» — занимались пострадавшими. «Юристы» — подсчитывали прибыли от «претензий», а «психологов» послали успокаивать всех, до кого мы дотянемся.

Зря они так с нами — руки у нас длинные!

Лично я, поплелся помогать «техникам» — ожоги, промокшие ноги, нервы и советы нежданных помощников — вот не полный список того, что мне предстояло разобрать.

Выбрав себе бригаду по вкусу, включился в работу — молча. Сперва — на подхвате. А потом, втянувшись, неожиданно для самого себя, начал и покрикивать, отправляя мокрых и злых — отогреваться и добреть от горячего чая, с малой толикой трав и специй.

Для того чтобы закрыть вентиль теплотрассы пришлось импровизировать — кипяток уже начал выплескиваться из траншеи, залив узел.

Парни предлагали, сгоряча, конечно, нырнуть… Или заткнуть пробкой, на худой конец.

Подошедший преподаватель, покачав головой, пояснил, на пальцах, что он думает о «горячих головах», «худых концах» и «пробках».

Его «конструкт» меня просто поразил своей простотой и логичным совершенством — эдакий осьминог, «булькнув» на дно узла, он оплел своими щупальцами вентиль и завертел его, закрывая.

Перекрыв воду, преподаватель задумался, пошкреб недельной длины щетину и щелкнул пальцами, вызывая еще один «конструкт». Чертыхнулся и заозирался по сторонам.

— Что надо? — Поинтересовался я, видя растерянность в его глазах.

— Погодь. Думаю, куда воду сливать будем… — Препод что-то просчитывал. — А ты, иди, пока, чайку хлебни…

Вот так всегда с водой: мало — плохо. Много — катастрофа. Жарко — грязь. Холодно — лед… Сливать воду в ливневку — похерить все систему…

— Сайд! — Тронул меня за рукав молоденький студент и сунул в одну руку чашку с горячим чаем, а в другую — вырванный из блокнота листок.

Чай был с корицей.

А на листке — корявый «конструкт», напоминающий трубу большого диаметра, точнее — половину трубы, здоровенный акведук, по которому можно было вполне пристойно слить воду за черту городка.

Отдав листок преподу, заодно лишился и чая — замерз не я один! Пару минут думали в две головы, но упростить дальше было уже просто некуда. Так и протянули нитку трубы, молясь, чтобы хватило обоим, сил, удержать «конструкт» от развала.

Хлынувший поток, черный от грязи и дурнопахнущий от канализации, рванул по «трубопроводу» прочь, за территорию.

Прокопанный овраг стал на глазах мелеть, оставляя после себя лишь пар, запах и липкую грязь, быстро замерзающую при минус 42 градусах Цельсия.

Как не быстр оказался «конструкт», мороз оказался быстрее, прихватив ледком все вокруг и устроив ледовый аттракцион грандиозного масштаба.

К переломам после падения в канаву, добавились «побитости» и растяжения.

Потом прибежал генерал-майор и дал нам втык, за то, что нечистоты выливались рядом с городком, гарантированно грозя нам, по весне, суровыми кишечными расстройствами.

Однако — «сделанного не воротишь», а сколько перед зеркалом не крутись — все едино раздеваться придется, мы отмахнулись от генерала и взялись за починку водоснабжения, канализации, попутно помогая нашим физикам восстанавливать электроснабжение.

И никому из нас даже не пришло в голову поинтересоваться, куда же пропала земля, из этой траншеи!

Каждый из нас благополучно перенес этот интерес на более позднее время — когда будем яму закапывать.

В самом начале нашей эпопеи, все старались вести себя культурно и не использовать высокомогучий и всеобъемлющий язык. Первым вышел из себя генерал-майор, потом все покатилось под откос и к приезду «аварийной службы», успевшей тютелька в тютельку к завершающему шву на последней трубе, я услышал столько новых слов, произнесенных иностранцами всех мастей, чинов, возрастов и рангов, что впору писать новый словарь «русских табуированных…»

Особой экспрессией выделялся наш президент…

В результате, наш генерал от медицины подкрался к нему со спины с инъектором и подхватив обмякшее после укола тело, передал его своим студентам, для «удаления с поля боя, во избежании повышенного травматизма»!

Заделав трубы, восстановив кабель и вытерев сопли, мы уселись кружком и, глядя друг на друга схватились за головы — температура падала, а земли, закидать все это безобразие — не наблюдалось.

Пять часов, что мы убили на восстановление, грозили показать нам «кузькину мать» и «разморозиться».

Землю нашел президент.

Нет, конечно, не планету я имею в виду… Отвалы грязи, вперемешку с кусками бетона, огрызков труб и прочих прелестей — именно это обнаружил биг босс, придя в себя и выглянув из окна кабинета на клумбу, разбитую вокруг подаренного нам памятника Рабиндранату Пифагору — это от заклятых индийских друзей, по обмену…

От памятника остался на свободе только череп ученого, точнее — его чугунные волосы. Все остальное, вместе с парадным входом было засыпано и уже успело замерзнуть.

«Аварийка», видя такие проблемы, поспешила очень технично испариться, по-английски, оставив нас перед фактом, что если мы проблему не решим в течении ближайших нескольких часов, то начнет темнеть, холодать и тогда разморозится уже ВСЯ система, а «аварийка» за такое ответственности не несет!

Вспомнив «конструкты», которые недавно препарировал, рассказал о них технарю — все, как вариант, может и пригодится.

Не пригодилось — шеф нашел землю!

Для «пересыпки», можно было использовать «акведук», но мы уже устали, как пять собак и хотели всего сразу, особенно — в туалет.

В чистый, теплый, с горячей водой и «ветродуйкой» на замерзшие ручки!

А еще, от нас воняло!

Георг, который появился звать меня на экстренное совещание, устраиваемое непоседливой Стеллой, принюхался, повертел головой и… Остался помогать нам.

Через полчаса, к парням из «моей» группы, стали присоединятся парни из «параллельных».

Девятнадцатого помощника, я и технарь послали… Помогать упавшим и уронившимся, к медикам.

Медфаку надо отдать самое наше горячее «уважам» — благодаря их заботам и вниманию, мы не поморозились в усмерть — горячее питье, теплая палатка, раздобытая нашим генералом и поставленная в десяти метрах от места работ, прямо на газоне, все это и есть прямая и явная забота о нас, сантехниках…

Первый «ковш» земли скинул в траншею САМ, Лично! Малость промахнулся, правда, на «пару метров», но из палатки мы уже успели смыться — как седалищным нервом все почувствовали, что пора завязывать с чаепитием и вывернулись на улицу.

Получив пример, каждый из преподавателей, в меру своих сил, разумеется, заставил студентов работать.

Получившиеся «конструкты», технарь отлавливал и препарировал с такой скоростью, что мне даже мечтать не приходилось!

Закидали мы все, конечно, с нарушениями, но воду и отопление дали, а это уже — «ого-го-го»!

Технарь, почесав затылок, внедрил, таки, термопары. Больше для собственного спокойствия, чем по необходимости — система хоть и на последнем издыхании, но держалась.

Расползаясь по домам — преподы и по общагам — студенты, почти не разговаривали, устав от неожиданных сюрпризов, получившихся совершенно случайно.

Ведь, как всегда — все хотели как лучше!

Шесть вечера в феврале это темно, холодно и страшно.

Стелла, наша чудо — декан, предложила всех развести, но… По такому гололеду и без того всех развезло…

Жаль, коньки я так и не освоил!

А провесить проход — сил уже не было.

И Марша куда-то пропала, солнышко мое рыжее! Телефон молчит молчком, у кого не спрашиваю — тишина.

Самое время начать волноваться…

На этих печальных мыслях, мои ноги выписывают замысловатую фигуру, земля с угрожающей скоростью приближается к моему затылку, а небо, соответственно, удаляется, и дальше меня накрывает тьма.

Хорошо, плотно так накрывает, словно живое и разумное существо…

Приходить в себя, после такого, очень не интересно — голова кружится, люди вокруг тебя пытаются достучаться до твоего сознания дурацкими вопросами, типа: «Сколько пальцев» и «Вы помните, как вас зовут»…

А теперь, навалилась чертова апатия и ни взад, ни вперед…

Это так утомительно, особенно когда тебя до сих пор подташнивает после сотрясения мозга, а смеяться ты не можешь от того, что швы будут снимать только через две недели и вообще — с Маршей пора поговорить серьезно, надоели эти тихие движения. Решила уйти — пусть идет, жаль, но задерживать не буду. И сам не сдохну — такое уже было, плавал, знаю.

Проведя неделю в больнице, под чутким присмотром нашего медфака, без допуска к моей тушке — видимо в наказание за грехи — Марши.

Наш генерал все опасался воспаления легких — провалялся я на льду больше получаса, а осложнения потому и называются осложнениями, что все так сложно и без них…

Обошлось.

Сегодня меня выписали, а идти домой совершенно не хочется — понимаю, что я снова сам себе напридумывал… Но идти и ставить точки над «ё» — нет сил.

Так что, можно я постою вот здесь, в уголочке и покурю, хорошо?

Иногда так приятно почувствовать себя одиноким и позабытым-позаброшенным…

За неделю, проведенную на больничной койке, с невестой разговаривал каждый день и каждый день, чувство, что мы расходимся, как в море корабли только становилось все острее и острее.

«Что такое не судьба? Не судьба это просто… Не судьба!» — Шутка с бородой в полсотни лет. И песня эта, с чего вдруг вспомнилась? Неужели действительно — все?

— Сайд!

— Стелла… Вот только тебя, мне не хватало… — Скривился я. — Что еще?

— Долго Ты еще намереваешься мучить свою невесту?!

— Так… Во-первых, какого… Ты здесь делаешь? А во-вторых, кто кого мучает, это еще тот вопрос! — Блин, генерал же говорил — не дергаться!

— Сайд. — Стелла чуть сбавила обороты. — Ты что, совсем — идиот?

— Спасибо, госпожа декан! — Поклонился я. — Надеюсь это только Ваше мнение, или, уже всего женского коллектива?

— Точно — идиот… — Стелла вздохнула и подхватила меня под локоть. — Пошли. Буду тебе мозги вправлять…

— Не надо. — Попросил я, как можно мягче. — Не надо, пожалуйста. Или я, уже завтра, здесь работать не буду…

— Как это по-мужски — свалить все на женщину и забиться в норку, закрыв лицо газетой! — Стелла кипела праведным гневом, смысла которого я совершенно не понимал.

— Стелла… Да что случилось — то? — Рявкнул от всей души я, прерывая обвинения. — Если что-то знаешь — говори. Не знаешь — не выкручивай мне мозг — он и так пострадал…

— Ничего я не знаю. — Быстро огрызнулась женщина. — Только чувствую. Да Альба — плешь проела, что у Вас как-то не так…

— Стелла… Наше «так или не так» — это не достояние всего коллектива! Это только мы. Мы сами решим, что у нас так или не так. Не вынося и не обсуждая. — Рука привычно потянулась к сигаретам. — Только мы сами можем принять решение. А ваша помощь — не понадобиться. Мне — точно.

В голове вертелось тысяча слов, которые хотелось вывалить на человека, выкричать и…

Осторожно освободив руку, развернулся и пошел в сторону «спасенного» магазинчика.

Чертовски сильно хотелось коньяку.

И плевать на сотрясение. Если Марша откажется пить — вылью ей на голову и пойду ночевать в лаборантскую, благо, ключ у меня в кармане.

Проблема академгородка — количество его жителей.

Продавщица, в курсе всех событий, новостей и местных сплетен, попыталась бутылку «армянского» у меня отжать, под предлогом, что после сотрясения, алкоголь, ну совершенно не полезен!

Обжегшись о мой красноречивый взгляд, пожала плечами, взяла деньги и завернула бутылку в бумажный пакет.

«А, ну да — десять утра. «Крепкое» не продают…» — Усмехнулся я еще одному идиотскому закону.

Сунув бутылку в карман, направил свои стопы в сторону дома.

Солнышко в феврале, когда без тучек, яркое и ослепительное, манящее и звонкое. Его лучики значительно разогнали мою хандру и остудили бурлящую после разговора со Стеллой, кровь.

«Интересно, Марша спит?» — Я тихонечко сунул ключ в замочную скважину и повернул его, стараясь не щелкнуть замком.

— … Нет, папа. — Услышал я голос своей невесты, доносящийся из спальни. — Пристрели его, пожалуйста. Ни видеть, ни слышать — сил моих нет! Сегодня. Да. Приезжай. Очень жду, пап!

Оставив куртку на вешалке, прошел в кухню и поставил бутылку на стол. В самый центр.

Достал свой бокал с Плуто и Дональдом и поставил его рядом. Скрутил крышку и налил полстакана.

Встал лицом к окну, да так и замер, с чашкой в руках.

Очень, оказывается, полезно стоять спиной к человеку и смотреть в окно.

— Привет. — Марша замерла на пороге с телефоном в одной руке и теплой вязаной шапочкой — в другой. — А я встречать собралась…

Рассматривая в окне ее отражение, я любовался — ничего не поделаешь, хороша!

— Сайд? — Марша обошла меня и замерла чуть сбоку. — Что-то случилось?

— Да. Случилось. — Я поднес к носу коньяк и передернул плечами — откровенная «паленка», мать их за все концы в разные стороны. — Марша, ответь мне только на один вопрос, пожалуйста… Какого ХРЕНА происходит?!

Марша забрала у меня из рук стакан и опрокинула его в себя, залпом.

Покраснела. На глазах выступили слезы. Рот открылся, силясь сделать вдох.

«Н-да… Избаловал я девочку, хорошими напитками…» — Попытался я спрятать улыбку за тактичным покашливанием.

Марша отдышалась, поставила чашку на стол и глядя вызывающе, уже блестящими от выпитого глазами, заявила: — Сайд… Мне страшно… Я не знаю, что мне делать. Я съездила к папе и встретила там… Бывшего… Воздыхателя. Сдуру, согласилась встретиться. Оказалось, что за эти десять лет мы так изменились, что… Вобщем, я стукнула его и пошла домой. Отцу ничего рассказывать не стала, до сегодняшнего дня… Так он, узнал у отца телефон и стал мне названивать сюда… Я уже его и в черный список, поставила…

Я слушал бессвязный лепет нетрезвой женщины и недоумевал. Недоумевал настолько, что, совершенно не задумываясь, задал вертящийся на языке вопрос.

— Марша… И это — всё?! Из-за одного… Бывшего! Ты канифолила мозги себе и мне больше двух недель?! Ты что, не могла сразу рассказать?! Ой, ё… Я же уже себе столько понапридумывал…

— Ик… — Ответила опешившая Марша, усаживаясь на табуретку. — Я попросила папу его пристрелить…

Устроившись на табуретке рядом, я обнял свою женщину, которую почему — то трясло.

Трясло и меня — от смеха.

Вот что бывает, когда два умника забывают основное правило семейной жизни — «Никогда не думай за другого!»

Сквозь смех, с трудом расслышал звонок ее телефона.

— Это опять он! — Марша взяла бутылку со стола и со словами — «сейчас я все ему скажу» — сделала большой глоток и ответила на звонок.

— Фред! Пошел в жопу! — Радостно заявила в трубку моя будущая супруга и, подумав, добавила — Только не вздумай оттуда вернуться!

Сбросив звонок, она пересела ко мне на колени и дохнув перегаром, укусила за шею, оставляя засос.

— Всё. Мой! — Добавила она, с гордостью рассматривая синяк. — Всех пошлю… Одна останусь!

Снова зазвонил телефон.

— Можно я отвечу? — Я взял со стола телефон и включил громкую связь. — Фред! Ведь ты — Фред, правильно?

Мужчина на другом конце волны, кажется, подавился и тишина, воцарившаяся на линии, была мне наградой.

— Фред! Слушай… Исчезни, с пользой для себя! Раз уж исчезнуть с пользой для нас, у тебя не получается! И не звони сюда…

— … А то придет папа и… — Я только и успел, что закрыть Марше рот поцелуем.

Это у нас, такие выкрики с места, пьяной женщины — ничего не стоят. В их «еропеяндиях» — вполне гарантированный иск. От штрафа и до тюремного заключения.

Оно нам надо?!

— Еще! — Потребовала Марша, когда я оторвался от приятного занятия, чтобы выключить мобилу.

Валяясь на постели с сопящей на моей груди Маршей, задумался о ее словах: «не знаю, что мне делать».

Все так и есть — когда женщине нечем заняться, она начинает делать, что попало.

Хорошо, хоть наконец-то рассказала, что случилось!

Подумать только, а я-то всегда считал себя идиотом!

Хм, вот и не верь в пословицу: «Муж и жена — два сапога. Оба — левые. И оба — кирзовые!»

Надо бы ее раздеть — крепкий алкоголь срезал мою половинку не хуже, чем серп подрезает пшеницу, по осени.

Не привык культурный западный народ пить паленый коньяк, не привык.

Наладить, что ли, импорт этой гадости? Назвать ее как-нибудь круто, типа «Poleonka» и пусть все думают, что это женское имя! Или, вообще — народный алкоголь поляков, родни моей несравненной, заклятой… Будь ей трижды все хорошо, за все хорошее!

«Сайд! Анна родила! Мальчик! 4860, рост 54!» — Обрадовала меня Альба, торопливой скороговоркой, по «лайну». — «Мама спит, малыш здоров! Выписка через три дня!»

«Так, вроде — рано?!» — Почесал я затылок, вспоминая сроки, называемые Анной.

«Тебя не спросили!» — Отрезала Альба и отключилась, оставив меня в тягостных раздумьях.

Что-то промелькнуло в голове такое, при этом известии, что я очень даже сильно напрягся.

Что-то очень простое и… Вот!

«Альба, мальчику сделали тест Борисовича?»

«Нет. А зачем?» — Легкомысленная Альба отмахнулась и снова отключилась.

Первое, что сделала Марша, проснувшись — метнулась к белому другу и долго-долго с ним разговаривала.

Так и прошел у нее день — между кроватью и, хм, простите, унитазом.

Глядя на ее мучения, я пытался ей помочь.

Она упорно отталкивала мои руки и вяло перебирая, либо стремительно семеня ножками — в зависимости от того Туда или Обратно, она держала путь — дорогу, и смотрела на меня своими глазками, в которых читалась неземная тоска и печаль…

Плюнув, в конце-концов, на все ее «желания» или «не желания», тихонько подкрался и «накинул» на нее лечебный «конструкт», дождался, когда она отрубится и перенес в комнату с сапфиром — пусть чистится.

Сам, прикинув время на лечение, отправился на кухню — готовить поздний обед.

Или ранний ужин, в зависимости от того, насколько я промахнулся по своим расчетам.

Промахнулся я конкретно — Марша проснулась далеко за полночь, приняла душ, слопала ужин и снова вырубилась, едва головой прикоснулась к подушке.

Подоткнув ей одеяло, перебрался на кухню и стал проверять задания.

Через полчаса, очень сильно пожалел, что вылил сивуху в раковину.

Понимаю, что минутная слабость. Понимаю, что я головой стукнулся.

Но, очень захотелось…

Из десяти проверенных работ — семь «копипаста». А всего, на проверку, было чуть меньше семидесяти работ.

На работу я шел зевая и слегка покачиваясь — полтора часа сна, с головой, упавшей на стол… Не самое лучшее, что могло случиться со мной.

И теперь, уважаемые студенты, весь ваш день будет не самым лучшим.

Моя группа, видя играющую на моих устах улыбку, обреченно пошли на занятия — мой урок шел последним, так что… Либо им достанется за всех, либо я выдохнусь, и сия чаша их минует.

Ага, как же, минует.

Я неделю провел в больнице, так что моих сил хватит на всех!

Первые две группы выползли из аудитории веселые и смеющиеся — им очень понравилось, читать пометки на полях своих работ.

Интересно, когда им объяснят, что на самом деле эти пометки — цитаты из очень знаменитой книги и означают они отнюдь не мое восхищение — куда кинутся детишки?

Третья группа, пометки сразу опознала и замерла в ужасе — час расплаты, как он сладок и притягателен!

Что? Учителя так не поступают?!

Они еще и не так поступают, поверьте уж мне на слово.

Не зря, самая любимая присказка всех педагогов: «Каждой твари — по паре!»

— Сайд… Можно мы пересдадим? — Самый умный и быстрый парень на всем потоке, жаль, не «уник», но умничка — «Трижень».

Точнее — Евгений Евгеньевич Евгеньев, 15 лет, рост 178 сантиметров, цвет глаз — карий.

— Можно. — Я улыбнулся. — Два дня. Не менее пятнадцати страниц А4. Никаких распечаток — только ручкой. Бог в помощь, все свободны!

Группа, со скрежетом зубовным, потянулась из аудитории. Надеюсь, в библиотеку.

— Женя. — Остановил я парнишку в дверях. — Группы 3А и 3Д… Объясни им, что надо делать.

— А-а-а-а… — Потянул Женя, придумывая, что потребовать, за работу и старание.

Я погрозил ему пальцем и подросток, по уму уже давно обогнавший большую часть нынешнего человечества, понятливо кивнул и исчез с моих глаз.

Вот и появилось у меня маленькое «окно», продолжительностью в целый час.

Можно было смотаться домой, перекусить.

Можно было поесть в столовой.

Вот только нужно сейчас сделать совсем не это.

Надо звонить будущему тестю и «наводить мосты».

Запершись в лаборантской, сварил себе кофе и взялся за мобилу.

Самое страшное в любом общении — сделать первый шаг.

Мы боимся, требуем, чтобы первый шаг делала противная сторона и удивляемся, что все так плохо.

Открою тайну, которую постиг на собственной шкуре — сделав первый шаг, сказав «да» или «нет» впервые, мы получаем такой фонтан чувств и эмоций, что можно долететь до Марса и вернуться обратно, за пару часов.

— Дик. Добрый день. Это Сайд! — Произнес я в трубку, едва на мой звонок ответили. — Звоню извиниться…

— Доброе утро… — Буркнул тесть. — Погоди, разогнался… Перезвони, минут через двадцать — я себе кофе сделаю, тогда и поговорим… Обо всем и…

Я всегда знал, что «лиха беда — начало».

С тестем мы прообщались ровно до прихода моей группы и не скажу, что мы не поругались вновь — нет, мы поругались, но… Как то слишком правильно, изящно и цивильно — когда я заявил об этом Дику, он замер на пару секунд, переваривая услышанное, ругнулся, на не понятном языке, со вздохом заявил: «Приеду — разберемся» и повесил трубку, не прощаясь.

— Сайд! Мы уже все осознали! — Поспешил заверить меня Уран, когда я появился на пороге лаборантской. — Все исправим, честно-честно!

— Вам исправлять, почти и нечего. — Пожал я плечами. — Только… Кто-нибудь, сможет мне дать ответ, почему я заставляю Вас писать рефераты — ручками? Время пошло, господа студенты! Тик-так!

— Это, как раз, очень просто! — Усмехнулась с переднего ряда Сантана. — Чем больше мы пишем, тем больше внимания уделяем своим «каракулям», улучшая почерк. Чем лучше почерк — тем лучше мелкая моторика. Чем лучше мелкая моторика — тем мы внимательнее и собраннее…

— Ответ на тройку. — Я снова уселся на стол, перед своими любимцами. — Думайте еще.

— Чем мы больше пишем руками, тем больше читаем… — Начал размышлять Уран вслух. — Чем больше мы читаем — тем больше остается у нас в голове, ведь мы переносим на бумагу только основное, стараясь избегать лишней писанины. Так что, получается, что чем мы больше пишем — тем больше в голове знаний!

— Пять. — Расплылся я в улыбке. — Порадовали, господа учащиеся, порадовали.

Я с гордостью рассматривал свою группу.

Такие разные, не похожие и такие — свои, родные.

— Сайд! — Под руку тихо влезла Нэт. — А тренировки, теперь, когда начнутся?

А ведь у них и вправду, на лицах тихая печаль — тренировки, которые до самого упора вела Анна, теперь уплыли в непонятную даль.

«Надо будет Анну обрадовать!» — Улыбнулся я, но, кажется, не очень удачно улыбнулся — первый ряд слегка побледнел, приготовившись к новым шишкам. Пришлось успокаивать детишек — ничего плохого они сделать не успели, а значит мести, пока, не заслужили.

Конечно, все было не так просто, с этими тренировками. Само появление Анны, ее согласие на проведение занятий, беременность — все маленькие слагаемые тотального контроля за учащимися со стороны различных государственных учреждений. Не возможно государству просто так, взять и бросить без своего «чуткого вмешательства», целую орду детей, чьи способности перекрывали возможности маленькой, но хорошо вооруженной армии.

И это — без оружия. На одних «конструктах». А если обучить их…

— Сайд. — Аша вывела меня из задумчивости. — А почему Вы не даете нам «лидер-тесты»?

— Хочется узнать, кто из вас — «альфа»? — Я почесал бровь. — Можно, конечно. Только — не нужно. В любом человеке, дремлет «альфа» — только нужны подходящие условия. Чаще всего такие, что «мама, не горюй!» Тесты, выявят склонности. Но «проявится или нет» — только звезды знают. Да и не важно, на самом деле, кто из вас прирожденный лидер, а кто — нет. Мало кого из Вас ждет дорога вне социума. А в нем, самое главное — не первые. Самые главные в нем — вторые. Те, кто поддерживает, кто тянет на себе целый воз проблем, что создает неуёмный лидер. Не сложно рассчитать сферу — сложно ее воплотить в материале. Лидеры нужны, как первоначальный толчок, как изменение пути. Они могут гордиться тем, что начали торить тропинку. Но превращать тропинки в дороги им не дано.

Группа помалкивала, ловя мои слова.

С ними легко и одновременно — сложно. Детские характеры. И недетские проблемы, что подложила им природа.

Например, Элла. «Уник». Сбежала из дома в 12 лет, в 13 — пела в церковном хоре. В 14 — кастрировала попа, что начал к ней приставать. Не медикаментозно — просто создала свой первый «конструкт». И теперь, педофилы всего человечества, гниют заживо, в диких болях, не снимаемых ни какими лекарствами. И как «его» выдернуть из «энергополя» Земли — хрен его знает. Всего две «нитки» и такой результат!

Уран — «попрыгунчик»… Ага! А еще, по слова Анны — «боевик от Бога»! Еще бы не «боевик» — с семи лет в подростковой банде, причем в семье об этом узнали, только когда ему исполнилось 14! Очешуительная семейка!

И все они — такие. Им бы нормальных людей в окружение, с самого детства, да друзей, не как у меня… А теперь — надо заставлять их понимать, думать и дышать полной грудью, ибо — заслужили. Потому что — дети.

Прозвеневший звонок с урока стал мне наградой: иногда общаться с моим ученичками, просто сущее наказание. Хочется обнять их и сказать, что все будет хорошо.

Только — нельзя. Разбалуются. Тем паче, что я их и так балую, до невозможности. Стелла уже пару раз намекала, что так с детьми нельзя — сядут на шею. Пока — не заметил, если честно.

— Группа! — Остановил я вскочивших со своих мест, студентов. — Завтра, в 15.00 — общий сбор, в актовом зале. Явка строго обязательна. Это — все, до завтра.

Миг, и стайка моих «воробышков» упорхнула из кабинета, наполняя коридоры академии своими голосами и стуком каблуков, по бетонному полу.

Уже закрыв кабинет и шагая в деканат, улыбался, как влюбленный полудурок — жизнь снова стала на свои рельсы. А значит — все, может быть, будет хорошо?

— Сайд! — Приветственно помахала мне банкой с тоником, Лиззи. — Привет! Как ты? Как Марша? Голова — в порядке?

Стерев улыбку — натянул загадочное выражение лица. Не выдержал и снова начал улыбаться.

— Ага, значит… — Лиззи сделала глоток, — Свадьба, таки, состоится! Это хорошо — подарок я уже купила… На какое число, торжество намечаете?

— На День Космонавтики. — Подмигнул я, забирая из кофе машины свою чашку с крепким кофе.

— Ага. Месяц и две недели… — Лиззи замерла, что-то подсчитывая. — Жесть. Не-а. Хотя…

Вот ее талант общаться междометиями, был сродни таланту нашей секретарши повсюду вставлять «прямо»… Прямо бесит!

Поймав мой взгляд, Лиззи подмигнула и объяснила: «А платье, Марша, уже заказала?! Успеют сшить? И гостей, предупредили? Все ответили?»

Узнав, что мы решили ограничиться не торжественной регистрацией — она повертела у виска пальцем, постучала себя по лбу, намекая на мое умственное состояние и гордо вышла из кабинета.

Следом, ободряюще потрепав меня по плечу, вышел Орлан.

Устроившись за длинным столом, с удовольствием принялся проверять оставшиеся работы. Завтра у меня еще две группы и короткий «разговор» со своими — держать их в тонусе, пока Анна не займется с ними физически, я намеревался «путем увеличения давления на неокрепшие детские мозги». Главное — не переусердствовать…