Холод (СИ)

9

— … Твой «Европейский подарочек» мы исследовали… — Шеф тяжело вздохнул, и перед ним материализовалась кружка с кофе.

Такая же, появилась передо мной, исходя благородным парком и божественным ароматом.

— Найти бы, кто догадался, о таком простом отличии и себе прибрать… — Шеф сделал глоток, поморщился и «явил» себе сахарницу. — Теперь, увы, ниточки нет… Угораздило, тебя…

Я пожал плечами и развел руками — действительно, кто бы мог подумать, что из четверых «гастролеров» выживет только один — которому я разбил голову. Остальных, дорезал псих — фанатик, вместо того, чтобы вызвать скорую.

Бремя славы, черт его возьми! «Свободная Европа», как ни как… Вот так, станет плохо в сортире, и не докричишься!

Вру, конечно.

В Европе, на помощь придут намного быстрее, чем в той-же Москве, Питере или Астане. В любом городе.

Ну, а мне, за мои «художества»… Тоже сидеть больно, если честно. «Мы вершим справедливость», этот лозунг действует в обе стороны, как ни крути. Меня, конечно, не пороли и в тюрьму отправлять не собирались — но урок преподали.

Марша меня потом сутки горячим черным чаем отпаивала, старательно прижимаясь и молчала, Чудо Моё, по-женски мудрое!

— …Не знал бы я, твою маниакальную брезгливость к использованию ножа — решил бы, что Ты их и грохнул! — Утешил меня шеф, после экзекуции. — Терпи. Справедливость — штука двояковпухлая!

— … Сайд! Ты меня снова игнорируешь? — Шеф вздохнул, поймав мою кривую улыбку. — Прости. Сам виноват.

Я отмахнулся: платить за свои косяки я приучился в том самом, 2003, году. Так что — все нормально. Если не давать нам, вот таких «пинков», мы действительно можем возомнить о себе черти что и перейти все писаные и не писаные рамки и границы. А остановить нас — дело очень не простое…

— Кстати, Сапфирр снова проявился… — Шеф вышел из-за своего стола и подошел к окну, разглядывая на панораму огней большого города с высоты сотого этажа. — Появился, как всегда, не там где ждали, сделал то, чего не ожидали и смылся так, как и подумать не могли!

— Что на этот раз? — Насторожился я. Появление Безобраза всегда сопровождалось шумихой и кровью. Взрывами и разрушениями.

— Подводная лодка, класса Е. — Шеф уперся лбом в оконное стекло, снимая головную боль. — И весь флот сопровождения. Все шесть кораблей.

Силы у Безобраза было просто немеряно — утащить шесть кораблей, напичканных приборами, вооружением и людьми — это сильно!

— Не утащить, Сайд. Утопить… — Шеф развернулся ко мне. — За полторы минуты.

— Шеф… — Я постучал ногтями по столешнице. — Может, отпустите, на «охоту»? Пора уже.

— Ничего не пора! — Шеф ткнул в меня пальцем. — Женился? Так вот сиди и учи детишек. Жену радуй. С Сапфирром и без тебя, есть кому разобраться! За «конструкт», новый, премию получишь! Займись, наконец-то, жизнью, а не наблюдениями и анализом! Кстати, наблюдательный ты, наш, Ты хоть знаешь, на ком женился, фрукт?

— Знаю. — Расплылся я в улыбке. — Марша все рассказала. И про паспорт, и о папе — тоже!

Это была очень странная ночь…

Называется — «Сделал предложение»…

Зато теперь — спим спокойно, не ожидая «выстрела из прошлого».

Да. Я ее люблю…

— И о том, что папа — активный участник ИРА?! — Шеф открыл рот.

— Ага. Между прочим, надеюсь, папа будет на свадьбе… — Огорошил я новостью шефа, любуясь его реакцией. — Самолет, через два часа будет в Дублине…

31 января мы подали заявление.

Я и Марша.

Муж и жена…

Иногда, наблюдая за своей женщиной из-под полуприкрытых век, я понимал правильность пословицы: «Мужчина — голова. Но вертит головой — шея!» Вот мне и досталась — «шея».

А спим мы, на все тех же матрасиках! Марше понравилось — падать не высоко…

И мои друзья, как-то сразу приняли ее в свою компанию. И студенты не приревновали. Заодно, отвалились все пересуды по поводу меня и Стеллы. А с Альбой, Марша поговорила сама. По словам Лиззи, наша блонда теперь, при одном только имени «Марша», бледнеет и ищет пятый угол.

Жена — страшная сила, доложу я вам, господа…

Через месяцок, я надеюсь, Марша перестанет обесцвечиваться и я увижу во всей красе ее рыжие, ирландские лохмы!

А характер у нее, уже — будь здоров!

Я даже представления не имел, как же это здорово, когда тебя встречают у порога, когда на столе — горячий обед, а в постели — горячая женщина, вся, от ноготка на пальчиках ног и до кончика волос на голове — твоя!

Моя супруга — Марша О' Хэммильд… Офигеть!

— Сайд! Вернись, на грешную землю! — Снова шеф вернул меня самым прозаичным способом — грубым окриком. — Разговаривать с тобой, сейчас, бесполезно… Какая тебе «охота» на Сапфирра?! У тебя в голове, совсем другая, «охота»!

Зря так шеф.

«Охоту» на Безобраза я веду уже давно, только — безрезультатно. Безобраз, как хитрый, старый волк, ведет себя очень осторожно. Его проявление на первое сентября, последнее, касающееся непосредственно меня, проявление. Тем не менее, чувствуя я, что мы еще встретимся. И хотелось бы, что бы встреча прошла по моим правилам и на территории, что не жалко…

— Чего опять замолчал? — Шеф насторожился.

— Поведение Сапфирра, его поступки, не укладываются в обычную логику. — Принялся рассказывать я. — Обладая подобной силищей, он, словно невидимка. Полное отсутствие, видимой нами, логики. В то же время — поступки настолько просчитаны… Похоже на поведение шизоида…

— Наши аналитики пришли к тому же выводу. — Шеф снова занял свое место во главе стола. — Теперь осталось найти его… Кстати… Ты когда свой телефон поменяешь?!

Моя «цээмдэшка», для техотдела, как красная тряпка для быка. Уж не знаю, что там в ней не так, но… Отследить меня по ней, не получилось еще ни у кого! По какому-то странному бзику, моя мобилка цепляется не к Ближайшей соте, а к самой Дальней, разворачивая радиус поиска… Причем, словно живя своей собственной жизнью, она может взять, и в середине разговора «перецепиться» за другую, дальнюю, соту. Стоящую напротив. Это у нее в порядке вещей. А техотдел — воет, сучит ножками и спускает кипяток, из нижнего клапана, ошпаривая себе колени и бедра.

«Дудки они у меня ее получат!»

В кабинет шефа, без стука, влетел еще один мой хороший друг.

Госпожа Анна Кройц.

Уже с видимым «пузиком» и все так же прячущаяся от папаши ребенка. И молчащая в трубочку, о том, кто же это! Впрочем, Марша вернется — натравлю ее на Анну. Есть, конечно, опасность… Но…

Плюхнувшись на сиденье напротив меня, Анна потянула носом в сторону кофе, но шеф ее опередил — перед Анной возникла чашка «шиповникова» отвара.

Вот не дано мне стать начальником. Глядя на шефа, я просто поверить не мог, как тот умудрялся держать в голове столько информации, привычек своих сотрудников и ничего не перепутать!

Сделав глоток, Анна передернула плечами и «сердито» засопела.

— Что прилетела? — Без «Здравствуй и привет», поинтересовался шеф.

— Соскучилась! — Анна показала язык и обратилась ко мне. — Знаешь, Сайд… Вечно забываю тебя пнуть, за твоих «пяток» редких! Слабо было сказать, что остальные — «Уники»?! Скотина! Я же в первый день так подставилась!

— Анна! Ну, виноват я, виноват… Исправлюсь! Наверное…

— Ага… Твое счастье, что ты жену привез… — Анна сделала еще глоток. — Так, чего я принеслась, то… Сапфирр появился. Самолет гробнул.

— Какой самолет? — Страшное предчувствие резануло по сердцу.

— «Боинг», рейс 0173 до… Сайд?!

Мир сжался до размеров спичечного коробка и снова развернулся.

Красная пелена, упавшая вдруг, отступила.

Помотав головой, начал старательно дышать, вентилируя легкие.

Кабинет дрожал и мерцал, слева, под панелями прятался пулемет, сверху — «два нелетальных» ствола. За окном — мерцал город, перемигиваясь огнями светофоров и суетой фар.

Анна молчала.

Шеф сидел как истукан, с кем-то общаясь по лайну.

В кабинете под нами шла дружеская пирушка — надо будет зайти, напроситься на чашку коньяка — справа, взволнованное запросом шефа, гудело наше «информбюро», собирая данные и готовясь провесить проход к точке падения самолета и приступить к спасению… Если есть кого спасать.

Судя по экранам, там сейчас ветрено и вода — ледяная… Счет идет на минуты. Потянулся, разыскивая в мешанине волн любимое сознание.

Тишина и покой.

Мимоходом, зацепился за крик, заглушаемый ветром, и скинул точку «провешивающему».

Мгновение и в «проход» хлынула вода и тело человека в легкой белой рубашке.

Операционное поле заполнили медики и оперативники — лиха беда начало — первая точка есть, а значит уже можно начать прочесывать воды, в поисках биологических объектов.

Еще сознание и снова поток воды, в этот раз окрашенный красным — раненный.

«Опера», прочесывающие квадрат, тоже начали выдавать координаты.

Сперва — по одному. Потом — двое, трое. Следом — целый ряд «Боинга», с пристегнутыми к сиденьям пассажирами.

Сознание разделилось — одной частью я ощущал спокойствие, другой — наблюдал за происходящим в зале, страшась увидеть… Третью часть, словно засасывало глубиной.

Отступил страх, пропал покой.

Осталась глубина и холод.

Кабинет шефа стал стираться, словно песочный замок, на берегу океана. Волна за волной, синие, холодные. Все тоньше стены замка, все меньше защитников его.

Океан, извечный страх и колыбель человечества, всегда собирает свою жатву.

Горячая боль, обожгла лицо. Еще раз и еще, до текущей из носа и разбитых губ, крови.

Глубже! Если нет здесь, значит она — глубже!

И снова боль.

От удара Анны, отлетел вместе со стулом и больно ударился затылком.

Вытер лицо и рассмотрел ладонь — вся в крови.

Анна совершенно не сдерживалась, когда била меня по морде, возвращая в бренный мир.

— Спасибо! — Я снова приставил стул к столу и принялся размазывать кровь по лицу, все еще не сообразив достать носовой платок, который сегодня, с утра, сунула в карман Марша. — Я вернулся.

Жутко хотелось жрать. И спать. И напиться.

Сделал глоток кофе и удивился — кофе оказался холодным.

Посмотрел на часы.

— Поисково-спасательные работы длятся уже полтора часа. — Правильно истолковала мой жест Анна и хотела что-то добавить, но махнула рукой.

В нагрудном кармане рубаки, закрытом на кнопку, прыгала на вибре сотка. Трясущимися руками, достал телефон, пачкая рубашку в крови.

Номер неизвестный, на четыре тройки и девятку.

— Сайд. Говорите. — Я приготовился услышать все, от соболезнований и до…

— Сайд! Сайд, миленький! — Голос Марши в трубке оказался тем прутиком, что едва не сломал хребет верблюду. — Не волнуйся за меня! Сайд! Я, на рейс опоздала! Я проспала, Сайд! Милый, не беспокойся, я в порядке! Я просто — проспала! Проснулась, а тут… Я сразу Тебе звонить! Пришлось карточку купить, новую… Слышишь, милый, не молчи! Я знаю, я дура…

— Как же я тебя люблю, моя соня! — Только и смог я сказать в трубку, как меня настиг «откат».

Само понятие «откат», которое любят фантасты всех времен и народов, это единственное, что они предсказали очень точно. Только, природа у отката, не имеет отношения ни к физиологии, ни к энергетикам разных мастей, а к — психологии!

Тело оператора «конструктов», даже самого слабого, первого уровня, способно создать девятиэтажку, с полным комплектом мебели и замков. Только это самое тело, подохнет от офигения и переоценки собственной значимости. Сил, энергии — хватит. А понимания — нет! Вот и учат нас, в первую очередь не здраво оценивать собственные силы, коих в человеке больше чем в табуне лошадей, под капотом БелАЗ-а, а собственную психологическую гибкость. В свое время, Лиззи, чтобы я сделал маленький шажок вперед, после многолетнего топтания на месте, выбила у меня из под ног табуретку, выстрелила из допотопного револьвера и облила бензином.

Вмиг, организм захотел жить и все стеночки, что возводила психика, оказались сметены и рассыпаны в прах. И пусть веревка была надрезана, на полу лежал мат, револьвер был заряжен холостым, а от бензина остался только запах, но я то, всего этого не знал!

Я оказался готов сделать шаг.

А вот оставшаяся в живых Марша — прямое подтверждение того, что я готов и дальше шагать по жизни с гордо поднятой головой и в обнимку с любимой женщиной — едва не отправила меня на больничную койку, зараза любимая!

После моего «отключения», шефу пришлось применить все свое красноречие, доказывая, что со мной все в порядке и отрубился я от счастья и, нет, возвращаться не надо, минут через 30, максимально — час я ей перезвоню, сам.

Потом, в том же самом, Маршу убеждала уже Анна, а меня, в это время, старательно «откапывали» и «обкалывали», прямо в кабинете шефа.

Снедаемая сомнениями, Марша вылетела следующим рейсом на родину, давая мне шанс прийти в себя, а остальным, в очередной раз высказать всё, что они обо мне думают.

Думали не так уж и много, но очень эмоционально…

Марше я перезванивал уже из больничной палаты, куда меня определили на сутки — побыть под присмотром врача.

Первое, что пришло мне в голову, когда я проснулся утром, в чужой постели, это то, что теперь Безобразу я объявляю личную вендетту! Ибо — задолбло!

Второе, как то неожиданно странно всплыл наш разговор с шефом… Что он там говорил по поводу «редкоземельного вещества, используемого, в очень узкоспециализированных отраслях»?

С кровати не слез — слетел, в предвкушении разговора, что наклевывался…

Вернувшись домой, позвонил Марше и нарвался на ее папочку — моего будущего тестя.

А ничего, чувствую — еще не раз выпьем, с тестем… Понравился мне ее бодрый старичек — и чувство юмора, вполне и суждения — здравые.

Одно плохо — дочку, кажется, боится.

Поворковав, с полчасика, отправился на работу, «работать».

Первой, принесла свои глубочайшие соболезнования, Альба.

Я так и не понял, имела ли она в виду, что Марша выжила, или просто была не в курсе, что Марша выжила?

Сказав «спасибо», в любом случае — человек старался, отправился на занятия.

Сегодня у меня было шесть занятий с разными группами и два со своей собственной.

По дороге остановила Стелла и предложила перенести занятия.

Снова сказав «спасибо», пошел в аудиторию.

Студенты сегодня были дисциплинированы, внимательны и послушны, аж страшно стало — куда пропали «отроки во вселенной», полные юношеского максимализма, жеребячьего задора и молодецкой удали?!

Искусанные губы, думаю, добавляли мне трагичности вида.

Мои тоже добили — по своим местам скользнули, как мышки! На вопросы отвечали спокойно и не громко, словно боясь разрушить атмосферу трагедии. Ни шепотка, ни единого затылка…

На втором занятии, собрав работы, отпустил их по «домам».

Должно же быть хоть какое-то вознаграждение, за примерное поведение?

Да и смеяться в туалете, точнее — ржать, конечно, не стоило, но… Люди, пожалуйста, я вас так люблю, с вашей внимательностью…

Из двухсот человек пассажиров, «Фемида» успела вытащить сто пятнадцать — живыми и здоровыми, сорок семь — ранеными.

Носовую часть самолета до сих пор ищут.

Вернувшись домой, снова разложил документы, что «присвоил» из закрытого отделения.

Слишком много информации там было обо мне…

И о городе, который я ненавижу, всеми фибрами души!

Перелистывая старые дела и перекладывая фотографии людей, пошедших в разработку — поражался своему городу. Самый высокий процент «мертвых», по всей нашей «банановой» стране! Причем, исключительно у рожденных до 80-го года. Потом, как отрезало!

Как ни крути — проклятое мы поколение, рожденное в 77–79 — х годах… Все, что нам досталось — начальное образование. И — мечта.

Яркая, манящая и такая недоступная…

Восемьдесят девять тысяч «мертвых», на триста тысяч населения города…

В живых, на данный момент — тридцать две тысячи.

Самое страшное для нас, в тот год — мы поняли, как относятся к нам люди.

Мы теряли друзей, бродили по темным улицам, напивались и уходили.

Правда, страшно.

Слышать, как тебе говорят: «ты — самый-самый» и добавляют в уме: «большой чудак»!

Через букву «М».

Мы читали мысли, резали себе вены и открывали газ, слушали родных и шли топиться или вешаться, потому что быт во лжи — уже достал…

Во всех этих документах, виделась растерянность и недоумение — как помочь тем, кто помощи не просит? Кто упрямо лезет мыть окна на девятом этаже и разгоняется на свежекупленном авто…

Перелистывая документы, отсматривая файлы на своем старом стационарном компе, постоянно возвращался к тому, что я пропустил нечто важное.

Сигареты и кофе. Кофе и сигареты.

Как слова старой песни, чередовались и скрещивались у меня столе два этих «продукта».

За пару часов, что я вернулся домой и засел за работу, атмосфера в квартире превратилась в плотное дымное марево, отвратительно воняющее никотином. Даже аромат кофе уже не спасал дело.

Пришлось выползти на лестничную площадку, где Валентин, заботливо поставил пепельницу, оставив в квартире настежь открытые окна и балконную дверь.

Впервые, за всю свою «курительную» жизнь, я курил в квартире. Да и на лестничной площадке, если честно, я тоже не частый гость. Курю, по привычке, на балконе.

«Может, бросить, к чертовой матери?!» — Задавил я сигарету и закрыл пепельницу крышкой. — «Надоело…»

Закрыв окно, поежился — февраль крутил мороз, присыпал его снежком и раскручивал вьюгу, полируя поземкой каток и плохо вычищенные дороги. Фонари едва пробивались сквозь стену снега, блеклые, желтушные и мерзкие. Тротуары и дороги академии, еще час назад полные счастливых и молодых парней и девчонок — пустели. Погасли окна в аудиториях и только в библиотеке, светится окно ночного абонемента. В библиотеке и в деканате. Стелла снова мучается от бессонницы. Или ругается с Альбой.

Или устроила очередное совещание, на которое я, по своему обычаю, не пошел. Все что надо — скажут утром, в двух словах, а терпеть бесконечные переливание из пустого в порожнее… Поболтать я могу и с Маршей! Ладно бы хоть диалог вели… Так ведь нет — обличительные монологи и добровольное поднятие рук.

Только повращавшись в учебном коллективе, понял смысл сразу трех пословиц: восточной — «Только скудоумный берется учить ребенка»; Советской — «Те, кого обидят Боги — подавайтесь в педагоги» и свежей, не давно узнанной — «Не учите ребенка — учите себя!»

Самые лучшие результаты срезов показывали именно те группы, в которых педагоги не «учили», а «делились», знаниями.

Чем ярче был препод, тем быстрее находил общий язык с группой. И тем больше его пытались шпынять и нагружать — старички.

Правда, тут уже нашла коса на камень…

С появлением Анны, многие молодые преподаватели занялись собой — имея пример глазами, сложно остаться равнодушной. А когда беременность стала явной… А «яркость» не уменьшилась! Началось паломничество в кабинет нашего тренера по рукопашному бою.

Странные такие существа — люди…

Неужели нельзя понять раз и навсегда простую аксиому: «Если вы не хотите делиться радостью, тогда идите в жопу с вашей горестью!»

Анна, как никто другой, легко и быстро смогла донести ее сперва до молодняка, а затем и до части преподавательского состава.

Жить стало на порядок легче.

«Сайд, тебе будет интересно!» — Шеф, сегодня просто сама сестра таланта!

Сообщение и растворившееся окно провешенного прохода.

Как был, в домашнем, так и прошел. От приглашения шефа, отказывается лишь самоубийца! Себя к таковым я не причисляю — жизнь только начинается!

Короткий коридор, освещенный искрами разного размера, цвета и формы, чуть выше меня и чуть шире в плечах — «экономичненько» и «симпатичненько», не скрою, шеф умеет удивлять — вывел меня в конференц-зал, освещенный лишь экраном на котором разворачивались графики и столбцы и скрытая в тени фигура докладчика, посверкивающая линзами очков.

— … Действия Сапфирра укладываются в строгую систему холодного расчета математических переменных. Появление — не чаще одного раза в месяц, с вероятность плюс-минус два, максимум три, дня. Нанесение удара — по точкам, вызывающим наивысочайший резонанс, как политический, так и структурный. Чем больше сил тратит Сапфирр на удар, тем слабее удар в последующий месяц, либо отсутствие такового вообще. — Новый ворох формул и графиков на экране, из которых я смог понять, что периодичность появления Безобраза не зависит от физических или иных процессов. В это верилось с трудом. С дуру, я это я ляпнул…

Личность в очках печально вздохнула и предложила мне самому выявить, откуда взялась эта периодичность появления и как с этим бороться, раз уж я такой умный.

— Может быть… — Начал я, осторожно подбирая слова, боясь спугнуть странную мысль, бродящую по закоулкам и тыкающуюся по углам. — Может быть, закономерность зависит от скорости восстановления сил? Обращения или лунных фаз? Как один из гейзеров, что…

— Я уже понял! — Поднял руку докладчик, прерывая меня. — Представьтесь, пожалуйста, а то мне, с этого места, ни х… не видно!

— Сайд. — Я оторвал пятую точку от кресла на последнем ряду и помахал рукой.

— Ага. Завтра милости прошу ко мне, обсудим варианты. — Мужчина снял очки. — Думаю, часиков в 12, будет нормально?

— Нет! — Сразу открестился я. — Завтра у меня пересдача, и это затянется часов до трех…

— Ага. Препод. Странно. Нелинейное мышление. Может быть, для нашего образования не все и потеряно… — Докладчик замолчал, а мне «стукнули в лайн», пересылая номер телефона, для связи. — Жду звонка, как освободитесь!

— Энергетическое наполнение не соответствует психологическому… — Продолжил докладчик, словно мгновенно забыв обо мне и снова переходя к делу. — Затраты на уничтожение «Боинга», уничтожение подводной лодки — слишком масштабно и наиграно. Привлечение внимания. Игра на чувствах и эмоциях. Запугивание. Отсутствие системы. «Заигрывание» с террористическими и анархическими организациями — в самом начале и проведение столь мощных акций сейчас. Все говорит о каждодневно тренирующемся таланте. Возможно, подпитываемом…

«Шеф! А что за вещество было на оборудовании?» — Вспомнил я при словах о «подпитке».

«Завтра!» — Шеф оказался не в духе.

Бывает.

— Согласно утверждению пассажиров борта, носовая часть самолета оказалась отсечена неведомой силой. — Докладчик снова перешел от теории к делу. — Что совершенно не объясняет количество выживших — раз; скорость падения самолета — два; износ структур металлических конструкций самолета — три. Из всего вышеперечисленного, складывается неприятное ощущение, что наш Сапфирр использует в своих операциях фактор, нам пока не подвластный. А именно — Время. Свои выводы я уже передал комиссии, и буду настаивать на них. Так же, вынужден обратить внимание, что фактор использования времени, как аккумулятора сил, известен давно, но применяется в самом его «убогом» варианте — «подождем». Сапфирр демонстрирует уже более продвинутый — «используя» время в собственных целях. Пока мы еще можем считать себя в относительной безопасности — в качестве используемого, применяется короткий отрезок, не более пяти минут. При наращивании, мы рискуем потерять не только собственные жизни, но и все, что нас окружает.

Народ зашумел, переваривая услышанное.

С докладчиком я согласился сразу — время, это самое поганое, что могли придумать боги, чтобы наказать человечество. И его применение, в корыстных целях, чревато…

В голове крутился «Конец Вечности», в котором все хоть и закончилось красиво, только… Слишком много… Время не простит своего «использования», так что, боюсь, икнется и нам, и Безобразу.

Народ уже поплелся к выходу, как меня осенило — а если это и есть, та самая, пресловутая сила, что «вечно жаждет зла»?

«Теория заговора», как ни крути, тоже имеет право на существование!

Но время, время, время!

Все мои мысли крутились вокруг времени.

— Ага. — Замер напротив меня человек в очках, рассматривая в упор. — Решили задержаться? Есть вопросы?

Свет в конференц-зале уже горел во всю, заливая все уголки и суету техников, собирающих приборы.

— Да, какие, к чертям, вопросы! — Вырвалось у меня. — Тут, только ощущения, проклевываются… И разбиваются о время…

Покачавшись на сиденье откидного кресла, как в детстве, прислушался к легкому скрипу шарнира. — Вот, к вопросу о времени — когда зарегистрировано первое появление Безобраза? И, чего он ко мне, тогда, прицепился?

Смуглокожий человек, метис у которого от «перворасы» проявились только черные, курчавые волосы, теперь уже изрядно тронутые сединой, уселся рядом со мной, в коричнево-красное откидное кресло и достал из кармана сотку, углубляясь в поиски.

— Первое появление Сапфирра, Безобраза, как вы его называете, зарегистрировано три года назад. Но это — не точно. Экстраполяция. — Мужчина убрал телефон и протянул руку. — Якоб. Якоб Руби.

Я пожал протянутую руку и снова представился.

Пожатие у Якоба было будь здоров — хорошо, мама приучила не играть в эти игры, а дальнейшая жизнь подтвердила, что меряться пи… Силами, надо в другом месте… И желательно — силами мозгов. Которые, на данный момент вертелись лишь вокруг одного. Нет — двух, действий. Позвонить Марше и заставить ее возвращаться, как можно быстрее — желательно в течении этой недели. И, почему Безобраз, так напоминает мне шизоида? Причем, очень хорошо знакомого шизоида. Словно я его видел, слышал или даже был знаком!

— У вас есть… Предположения? Варианты? — Якоб своим вопросом вывел меня из задумчивости и заставил почесать затылок.

— Как вариант — перечитать «Понедельник…», «Град…» и, боюсь, придется захватить «Хищные вещи…» — Сдал я с потрохами свою тайну добывания вариантов, предположений и ловли Музы, на живца. — Да еще, как бы не пришлось «Спектр», прихватить…

— А почему — «Безобраз»? — Якоб и бровью не повел, на мои перечисления книг, но вот живо заинтересовался моим названием существа.

Не существа — человека!

В этом я был уверен. Человека, с хорошей фантазией, начитанного, гениального и авантюриста, до самого последнего кончика волос…

Вывалив свои ощущения на голову Якоба, я заслужил хмурый взгляд и требование пройти в лабораторию, немедленно.

Зараза шеф, требование поддержал, вывернувшись, словно из-под земли.

«Ага», как любит говорить Якоб, а спать я буду на пересдаче?!

Пришлось топать за этими двумя и зевать.

Провешав свой знаменитый проход, шеф подхватил Якоба под руку и повел вперед.

Я опешил — Якоб оказался — «Живым»! Без единого следа сил или возможностей! Да он, даже «прохода» не видел-то!

Вот теперь я точно от них не отстану!

Из прохода вывалился в помещении, заполненном книгами, здоровенной маркерной доской, исчерканной формулами трех разных цветов, графиком, уходящим в бесконечность, камином, в котором уже догорали дрова, столом, ломящимся от книг и бумажек и журнальным столиком, на котором лежала пачка сигарет, зажигалка и поднос с графинчиком, наполненным коричневой жидкостью и пятком бокалов.

На свободной стене, висело оружие и веселый рог, украшенный драгоценностями, а окно выходило на зеленую поляну, на которой сидело тесным кружком больше десятка детишек, внимательно слушающих высокую светловолосую женщину, читающую им книгу.

Почувствовав мой взгляд, женщина подняла голову, кивнула, здороваясь, и вернулась к детям.

— Моя супруга — Алиция. — В голосе Якоба послышалось восхищение и искренняя любовь. — Она учитель!

Алиция, судя по тому, что я видел — была из «нас».

Очень и очень мощная. Просто сияющая аура. Такого человека ни в коем случае нельзя привлекать к оперативной работе — сгорит. А вот дети — Да! Это то, что ей нужно.

— Сайд. — Шеф ткнул меня в ребра. — Не так громко. Она — слышит!

— А я что? Я — восхищаюсь! — Отмазался я и женщина подняла вверх большой палец, давая понять, что она действительно все слышит.

Интересно, это появление Марши, в моей жизни, стало привлекать и знакомить меня со столь интересными людьми?

Или это откровенное предупреждение, что меня ждет полная жопа?

В любом раскладе, решил познакомить Маршу и Алицию. Да и общение с Якобом, думаю, будет весьма результативным…

Шеф фыркнул, а Алиция вновь подняла большой палец.

— Устраивайтесь, господа. — Пригласил Якоб, подкатывая столик к камину и подбрасывая дрова. — В ногах правды нет.

— В жопе — тоже. — Автоматически ответил я и, не смотря на то, что сказал я это по-русски, меня прекрасно поняли.

Даже Алиция, погрозила мне пальцем и покачала головой.

— Да. Там тоже правды нет. — Согласился Якоб. — Но, через то место, правда, быстрее добирается до головы…

Отодвинув кресло, плюхнулся прямо на пол, оставив камин по левую руку.

Якоб удивленно вскинул бровь, а шеф устало махнул рукой.

Рука потянулась к сигаретам и замерла.

Прислушался к себе и понял — накурился.

— Сайд. — Шеф снова, в нарушении всех правил, материализовал кофе, в этот раз в здоровенном, литра на два, серебряном кофейнике. С печатью ресторана «Аллига — тор», который — я точно знал! — на вынос кофе не делает. — Расскажи профессору о своих встречах с Сапфирром. Только подробно и не торопливо.

Чашка на пол-литра, заполненная до самого верха горячим кофе, поплыла в мою сторону.

«Да… Сон — отменяется»! — Я сделал первый глоток и принялся соображать, с чего мне начать рассказ.

— Не торопливо… — Буркнул я и сделал еще глоток.

Кофе был очень и очень не плох — в меру крепкий, в меру горячий и — бездушный, как почти вся общепитовская жральня. И не надо на меня давить, мол, ты не едал в первоклассных ресторанах!

Господа, а вы пробовали венгерский гуяш, с пылу, с жару, с костра?

Нет?

Тогда сидите и не гавкайте!

В годы моего детства, попалась мне книжечка…

Впрочем, это рассказ другого времени, поверьте мне, я его вам еще расскажу.

Так, прокручивая в голове все, что бы я мог сказать и рассказать, прихлебывая кофеек и не прикасаясь к тлеющей в пепельнице сигарете, рассказывал.

— Камень, на анализ, дадите? Кусочек? — Якоб наклонился вперед, как хищник, ожидающий движения жертвы. — Да и в мир, ваш, прогуляться бы не мешало?

— Камень? — Я усмехнулся. — Ну, зайдите, вечерком, попробуйте отломить «кусочек». Пока — ни у кого не получилось. А в мир… Это, как Шеф разрешит. Он у нас, парадом командует!

Я решился подпустить шпильку в сторону шефа, за все хорошее.

— Хам. — Устало констатировал факт шеф. — Хам и мальчишка, не поротый. Возомнил о себе, понимаете ли…

Да. Я возомнил.

Перечитывая дела, наткнулся на интересный факт — шеф единственный, кто был против моей вербовки, в 03 году. Был против и бился до упора, что бы не отпустить на оперативную работу. Благодаря его решению, я просидел на наблюдении десять лет. Что на десять лет больше, чем мне бы хотелось.

Виталий Борисович, у которого ко мне претензий было намного больше, вел себя на порядок честнее.

И предпочитал бить морду. Пусть и на тренировке, но — Сам! Не гнушался и объяснял, за что бил морду и как этого избежать в дальнейшем. Сам так поступал и меня приучил — не врать и не юлить.

Может быть, оттого нас обоих и распихали по учебным заведениям?

Не хочется в это верить, но может быть и «Фемида» начала гнить?

— Ты, кстати, стволы — сдай. — Потребовал шеф, скрипнув креслом.

— Ага. Вот спешу и подпрыгиваю. А в воздухе — в попку целую! За мои деньги куплено, да и как сотрудник организации — имею право на хранение и даже — ношение! Так что — облезете и неровно обрастете! — Все еще будучи в задумчивости, честно ответил я.

— Ага. — Якоб рассмеялся и хлопнул себя по коленям. — Что, совсем молодежь от рук отбилась?

Шеф сердито засопел, обещая мне все кары господни.

Пусть пойдет и вздернется, седая зараза.

Год его донимал просьбами вернуть мои стволы!

Вот пусть теперь и сидит, обтекает. Сделать мне он ничего не сможет — по закону я в своем праве. А отозвать меня из академии — кишка у него тонка. Надоели мне все эти начальники, хуже кровавых мозолей!

Шеф дернулся и исчез, рассыпавшись ворохом разноцветных искр.

Прикольный «конструкт», насколько я успел рассмотреть — явный самопал, даже не улучшенный. Но — впечатляет, не скрою.

Профессор лишь покачал головой, укоризненно.

Я развел руками — всегда неприятно узнавать, что тобой манипулируют.

Ох уж мне эта «дозированность информации»!