Холод (СИ)

21

Ментат отдела «Европа» откровенно «чесал репу», говоря по-простому.

Вся его суть, прокуренная и пробитая паранойей, вопила, что я — «подстава», а профессиональные навыки и опыт убеждали в том, что подстава я не для своей службы.

— Вынуждена признать… — Стефания Чиханн махнула рукой и потянулась за сигаретами, решив последовать за профессионализмом, а не за паранойей. — Существуют следы вмешательства. Но, с таким же успехом это могут быть следы от просмотра «агрессивной рекламы» или пост стрессовые последствия. Мой дар молчит и угроз, в обозримом будущем, от этого человека, нет.

Сладострастно затянувшись вонючими сигариллами без никотина, крашеная брюнетка откинулась на спинку кресла и выдохнула клуб дыма прямо мне в лицо, язва.

— Ограничения считаю излишними, допуск к работе рекомендую полный. — Снова затяжка и я погружаюсь облако «безникотинового», очищенного и освеженного, по всем стандартам европейской культуры, табачного дыма.

Лучше бы она кальян потягивала, право слово, чем тянуть в себя дым пропитанной духами, бумаги.

У «мертвых» самый большой процент курильщиков. Нам не грозят онкозаболевания, мы и так ходим по лезвию. Врачи обещают нам, в случае ведения здорового образа жизни, 150–170 полных лет разумного существования, однако, пока самый долгоживущий из нас — 86 летний Оян Ши, который ведет затворническую жизнь где-то в горах, держась как можно дальше от всего мирского.

— Сайд. — Амина чуть тронула меня за плечо. — О чем задумался?

— О 170 годах жизни, которые нам прочат. — Признался я. — Смешно, правда? Мы курим, как паровозы. Бухаем, чернее чем врачи, учителя и полицейские, вместе взятые. Выжимаем из себя все, без остатка, вкладывая в свои «конструкты». Сходим с ума, от видений. Срываемся, видя несправедливость и сгораем, как мотыльки над огнем свечи. «Верша справедливость».

— Шел бы ты… К жене… — Амина мрачно огрызнулась, в тайне соглашаясь с моим мнением. — Когда еще, сможете по Парижу, прогуляться…

Мне всегда везло с руководством, всегда везло с окружающими меня людьми, но… Собственная голова и язык, однозначно доведут меня до могилы. И намного быстрее, чем в 170 лет.

Ментат вернул меня на службу — очень замечательно.

Дел накопилось — уйма.

Пришла пора дать отпор Айрику, который нещадно бомбардирует меня с этим «Отельным Робином», веря в то, что я смогу докопаться до истины.

А я — не хочу. Мне нравится, то, что «отельный Робин» творит. Нравится его любовь к демонстративной жестокости и максимальной эффективности. Мне симпатично его решение проблем. И, нет у меня желания искать человека, «потрошащего» всяческую… Ну, нет и хоть ты динамит закладывай!

Да и дела, которые лежат в ящике стола, в отделе, тоже надо закончить. И, теперь уж мне точно никто не помешает втретиться с Волл дэ Марром и вволю почесать язык.

— Вижу-вижу. — Обрадовала меня Марша, встречая на выходе из этого серенького и неприметного здания, в котором обреталась целая служба контроля, управляемая ментатами. — «Годен»?

— Годен. — Я подхватил жену за талию и закружил вокруг себя, в лихом темпе. — Все возвращается, на круги своя. Так что, с понедельника, возвращаю кухню под твое чуткое руководство.

Мы бродили по улочкам города, рассматривая достопримечательности, и пугали бесстыдных, но уже становящихся такими же серыми, парижан, своими яркими нарядами и блестящими глазами.

Грязная Сена, совершенно не впечатляла, а судя по душку — в ней кто-то сдох, причем уже давно.

Питерские каналы и мосты, на мой, совершенно не патриотичный взгляд, на добрый порядок милее и более чем на десять — душевнее. А уж с бескрайними берегами родного Иртыша, дикого и вольного, вообще сравнение не в пользу утисканной в каналы, как проститутка в корсет, Сены.

Только презервативы, разбросанные мимо урн, как напоминание толерантности и сексуальной революции. Слабая попытка украшения города, красивого только на картинке.

Марша со мной была не согласна.

Вдыхая воздух города Дюма и Парижской коммуны, она круглыми глазами смотрела по сторонам, видя только то, о чем говорилось, не замечая того, что творилось.

Множественные лавчонки, с «профильными носами» их владельцев, кучки громко гогочущей молодежи и бесконечные уныло-матерные граффити на стенах.

Полицейские, провожающие нас взглядами, вздрагивали от чужого языка и жались к своим машинам.

Один-единственный раз, пара молодых патрульных подошла к нам и попросила предъявить документы.

Увидев корочки «Фемиды», широко улыбнулись и отвалили в сторону, о чем-то сообщая по рации своему диспетчеру.

Попытка подняться на Эйфелеву башню, едва не закончилась полным фиаско — очередь из японцев, индийцев и прочих, дважды опоясывала опоры башни и двигалась в час по чайной ложке.

На помощь пришли уже знакомые полицейские, отконвоировав нас через шумную толпу, прямо к лифту и пошептавшись там с местной службой охраны.

Вид сверху, действительно кружил голову.

Марша замерла у перил и словно завороженная, рассматривала город.

А я — любовался ей.

— Останемся здесь на ночь? — Марша сидела напротив меня в маленьком кафе, под открытым небом. — Пожалуйста.

— Выбирай, где остановимся. — Подмигнул я.

Сказки хочется всем.

Жаль, не так мы воспитаны, чтобы целоваться в присутствии лифтера.

Лифт, размером с комнату, собирал постояльцев и развозил их по этажам со скоростью неспешно плетущийся улитки, важно открывал свои зеркальные двери и тихонько шипел в динамиках Азнавуром.

Сделанный под старину, с обилием зеркал, откидными скамеечками и золотыми финтифлюшками, тем не менее, это был совершенно новый лифт, со всеми функциями безопасности.

Очень интересная модель.

Богатая.

И толпа собралась, вовсе не маленькая — человек 25-ть, не меньше.

Толпа оттеснила нас с Маршей к самой стенке лифта, а нам того и надо — никто не смотрит.

Судорожно дернувшись, лифт замер. Снова дернулся и поехал вниз.

Дернулся и сменил освещение на аварийное.

Азнавур сменился вежливым женским голосом, объясняющим, на трех языках по очереди, что причин для паники нет и надо просто оставаться на своих местах.

Французский сменился английским, английский — русским.

Девушка, отбарабанила обращение на русском языке и добавила неопределенный артикль.

Ага, тот самый, из анекдота.

Судя по смешкам — русских в лифте было немало.

Лифтер, выражая всем своим видом уверенность, перекрыл доступ к управляющей панели, заложив руки за спину и расставив ноги на ширину плеч.

И мягко сполз вниз, оставив на стенке за собой пятно крови и выбитых мозгов.

Неопределенный артикль зазвучал громко и отчетливо. Запах пороха и отсутствие звука выстрела меня несколько напрягли.

Неужто, «Отельный Робин»?!

— Господа! — Голос в динамике принадлежал плохо говорящему по-французски человеку.

Судя по окончаниям — кто-то из наших братьев-славян. Скорее, даже поляк. Или венгр. А может быть и «хороша, страна Болгария!», но в таком случае, дела совсем плохи.

С болгарским акцентом разговаривал только один человек, пообщаться с которым хотелось «интерполу». Очень давно хотелось. Но, тщетно.

Я знаю, дело по этому «Болгарину» лежит у меня в ящике стола и я над ним как раз работал.

В своем роде, очень честный человек — не играй с ним и все будут живы.

Только требования…

— Я рад вас приветствовать. Меня зовут Мишель. И у меня только две просьбы. Не шумите и не пытайтесь покинуть лифт. Мои люди плохо говорят по-французски, но хорошо стреляют. — При этих словах пятеро разномастных молодых людей и две девушки, растолкав всех, подошли к дверям лифта и обнажили оружие. — Пока я разговариваю с полицией, Вам придется посидеть на полу этого чудесного творения. Не скрою, если мы не договоримся — будут пострадавшие.

Безукоризненно вежливый, спокойный голос просто завораживал.

Толпа покорно уселась на пол.

Марша потянула меня за собой, но один из «охранников», видя, что я продолжаю стоять, направил на меня ствол своего пистолета и поманил пальцем к себе.

Пришлось поцеловать Маршу в макушку и, осторожно лавируя между сидящих людей, подойти.

— Самый смелый? — Поинтересовался парень на русском и замер с отвиснувшей челюстью, услышав в ответ, куда он может пойти.

Пальчики у него побелели, но кидаться с кулаками на меня он почему-то не решился.

— Встань на место лифтера! — Потребовала одна из девушек. — И стой ровно. Иначе — первая пуля тебе, вторая — твоей… Девушке.

Ругаться и она не стала.

«Вежливость» — визитная карточка Мишеля Крупинеску, полу грека, полу болгарина. Вся его организация, занимающаяся захватами заложников, наркотиками и заказными убийствами — вежлива, внимательна к мелочам, аккуратна и эффектна при исполнении своих акций.

Не знал бы я то, что знаю… Решил бы, что «Отельный Робин» из их числа.

Устроившись рядом с панелью, слегка прикрывая ее спиной от наших вооруженных охранников, вспоминал правила поведения при захвате заложников и уже дважды связался по «лайну» с Аминой, рассказывая о творящемся у нас беспределе.

В ответ узнал, что среди постояльцев отеля — три русских бизнесмена, английская группа гребцов и французский политик, которого выгнала из дома жена, после того как он застал ее в постели с любовницей.

С её, любовницей.

Скандал разгорался не шуточный, но сейчас было не до него: Амина предупредила, что штурмовать лифт — занятие не для слабонервных и, среди парижского полицейского бомонда, таковых смелых не нашлось.

Так что, ждем, когда «Фемидовские полевики» отработают по схемам и минут через тридцать, будем гулять свободно.

Слабонервные полицейские, первым долгом озаботились о переговорах. И самым первым вопросом стал «а заложники не пострадали»?

Наши бизнесмены на «великом и могучем», вклинились в разговор и стало очень не уютно — в лифте заорал динамик, прибивая к полу всех, своим ревом.

Через десяток секунд, нас предупредили, что за выкрики с места, если мы не понимаем хорошего отношения, нас будут наказывать.

— Сайд. Меня зовут Мухаммад и я «Обсервер». — Голос в мозгу, спокойный и уверенный, сразу расставил все по местам, просто одним своим присутствием. — Рассказывай, что у вас?

Оперевшись спиной на стенку, принялся повторять диспозицию.

— Семеро из двадцати?! — Мухаммад присвистнул. — Регистрирую наличие оружия у 11 человек.

Передав мне картинку сканирования, Мухаммад затребовал объяснений.

И, что я ему объясню?

Стволы у меня и у Марши.

Еще один — на крыше лифта, надеюсь не «Робин» и кто-то еще с пистолетом, в толпе. Судя по схеме — вон та женщина, что сейчас усердно молится, шевеля губами.

Не могу не признать, Льюис Кэрролл — гений, а «Алиска» — шедевр всех времен и народов. Особенно на русском языке, с его «страньше» и «чудесатее».

— Наши переговоры зашли в тупик. — Посетовал Мишель. — К моему величайшему сожалению, я вынужден подстегнуть принимающих решение, активными действиями. Думаю, трех будет достаточно, для первого раза.

Девушка развернулась в мою сторону и подняла пистолет.

Я зажмурился и нажал на эти три проклятые кнопки, что лежали у меня под пальцами уже десять минут.

Свет погас и разорвалась световая-шумовая граната, следом — дымовая, наполняя лифт черным дымом.

Крики и выстрелы.

Отстрелявшись, замер. Кто-то скулил. Народ лежал на полу, ожидая, чем все закончится.

А все уже и закончилось.

Нажав на кнопку экстренного открывания дверей, впустил в лифт свежий воздух и трех «полевиков», упаковавших, лежащих у дверей террористов. Без деления на живых и не очень.

— Выходите по одному. — Потребовал женский голос. — Кто не может идти — оставайтесь на своих местах, вам будет оказана медицинская помощь.

Один из русских, нервно хохотнул и обозвал голос из коридора «капитаном Очевидностью». Англичанин выразился несколько более эмоционально.

— Очень жаль. — Голос Мишеля ворвался в дымную пелену лифта и заставил меня напрячься. — Мы так не договаривались, но… Мягкой посадки.

Сверху что-то шумно хлопнуло, и лифт просел на целый метр.

Сработали «экстренные настройки торможения» и лифт замер, как влитой.

Женщина, что тихо молилась, продолжала молиться, совершенно забыв о том, что у нее в сумочке лежит пистолет.

Сверху, наконец-то, закапала красная жидкость — сидящий на лифте боевик, либо подорвался, либо, все-таки, получил свою, именную, пулю.

Через пару минут, лифт опустел, выпуская из своего нутра клубы дыма, что засасывались в гостиничную вытяжку.

Потерпевшие рассаживались вдоль стен, накрываясь одеялами и выслушивая медработников, что набежали не хуже тараканов.

— Привет! — Подошедший ко мне молоденький парнишка в форме, протянул руку. — Я Мухаммад!

Я едва поймал челюсть. Судя по голосу в голове, я представлял себе несколько иного человека.

Отсмеявшись и представив «обсервера» Марше, задал вопрос, который меня беспокоил больше всего.

— Мы можем идти?

Мухаммад покачал головой и требовательно протянул руку.

— Оружие покажи.

Повертев мои 2000-е и выщелкнув из обоймы тупоносую пулю, «обсервер» развернулся к Марше.

— Теперь, ты.

Марша достала из сумочки своего «китайца» и протянула парню.

— Н-да… — Выдохнул Мухаммад, изучая острую пулю калибра 5,8. — Такое надо запрещать, для продажи частникам. Марк! Покажись…

Марк, медведь по развороту плеч, показался мне очень угрожающим. И расстроенным, одновременно.

«Обсервер», не глядя, протянул руку, расстегнул один из многочисленных кармашков на бронежилете Марка и достал оттуда титановую пластину, с застрявшей в ней остроконечной пулей.

— Это называется — «дружественный огонь». — Вздохнул Марк. — На пяток сантиметров правей и выше…

Марша изменилась в цвете лица и прижалась ко мне еще сильней.

— Страшная сила. — Мухаммад расстегнул свой бронежилет и протянул Марше пробитую пластину. — Держи. На память.

По полу лифта, хрустя битым стеклом, уже топтались эксперты-криминалисты, выковыривая гильзы и вытаскивали тело террориста с крыши лифта.

Мир снова вошел в привычную колею.

Еще час, не более, и вышколенные горничные вычистят ковры, уберутся в лифте и завтра, уже ничто не будет напоминать о случившемся.

Разве что, рапорты полицейских да новостной сюжет, на местном телеканале.

Да царапина на шлеме Мухаммада, что оставила моя пуля, пробив двери лифта.

Муж и жена, муж и жена…

Никуда от этой пословицы не денешься.

Дальше было не интересно, обычная трудовая рутина полицейских будней.

Опросы свидетелей, допросы подозреваемых и прочая бумажная волокита, вошедшая в рамки законности.

Вот, объясните мне, зачем носить в сумочке пистолет, если он у тебя закрыт на замочек? А ключ от замочка — в другой сумочке?!

Европейская свобода, ничуть не лучше любой восточной свободы.

Везде и все одно и то же.

Старенький 767 Боинг, на борту которого мы покидали такую непонятную мне Францию, подпрыгнул и очутился в небе, с ловкостью прыгуна в высоту.

Кажется, гравитация для этого монструозного авиалайнера совершенно не писана.

Слева и справа от нас, сидела пара «воздушных маршаллов», призванных проследить, что территорию Европейского союза мы точно покинем. И именно на этом самолете, а не каким либо иным, образом.

Система, никуда от нее не денешься!

Амина предлагала провесить проход, но замшелые консерваторы от юриспруденции, развели руками. В их книгах написано, что самый быстрый и надежный способ покинуть территорию — улететь на самолете, значит, улететь на самолете.

Правда, билет на самолет, пришлось оплатить нам — считать деньги они умеют.

Учитывая, что ночка у нас выдалась совершенно бессонная, время перелета мы провели в состоянии полного отруба, привалившись друг к другу и не обращая внимания ни на стюардесс, ни на сопровождавших нас, ни на красоты под крылом самолета.

Аэропорт «Летицы», новенький, с иголочки, функционирующий всего два года, вместо «Домодедово», так же прошел мимо нашего сознания.

Нас поднять — подняли, а разбудить — забыли.

Расписавшись в планшете, что свое оружие обратно получил и претензий не имею, я провесил проход в квартиру, закидал в него обе наши спортивные сумки и дальше — снова не помню.

События последних двух суток оказались для меня чересчур замудренными. Все эти реверансы и экивоки, партийные движения и политические течения, для моего аналитического мозга оказались слишком.

Было смешно наблюдать, как усравшийся от страха судья, уже начинающий попахивать, вылетел из совещательной комнаты.

С какой довольной лыбой выходил из здания полицейского участка, отпущенный под залог, один из террористов.

С каким странным взглядом провожал Мухаммад адвоката, только что договорившегося об условном сроке, для остальных, выживших.

И как было удивительно слышать в свой адрес фразу, о «неправомерно жестоком превышении права на самооборону».

— Сайд. — Марша поставила на стол передо мной кружку с кофе. — На работу не опоздаешь?

— Нет, Лисс. — Ляпнул я и замер, ожидая реакции.

Надо отдать Марше должное, запираться она не стала. За оружие хвататься — тоже. Только села на стул, напротив и крепко сжала чашку.

— Когда догадался?

— Сначала — когда мобилку проспорил, в тире. — Я сделал глоток и покрутил головой, разминая шею. — Ну, а в лифте, только все подтвердилось. Не многие знают секреты таких лифтов.

— Не многие. — Качнула головой моя рыжая. — А откуда их знаешь Ты?

— Черт. Прокол. — Признал свое поражение, я. — Например, я прочел о них в деле «Отельного Робина»…

— А я, например, работала горничной. — Марша растянула губы в улыбке. — Например… Привет, Робин!

Я шутовски склонил голову и поднял кружку, признавая ее правоту.

В 2008 году, шутки ради, я выложил на одном закрытом сайте, примерный сценарий ликвидации гипотетического персонажа, в лифте. Не подумайте ничего такого — сценарий был и в самом деле — именно сценарием. Для книги.

Через три месяца, я получил анонимный денежный перевод.

А через месяц, появился «Отельный Робин».

Так и началось мое сотрудничество с сообществом рисковых писателей, со снесенными головами и напрочь отмороженным чувством самосохранения.

Сперва, от испуга, чуть не сдал весь сайт.

Потом — втянулся. Идеи показались мне не лишены толики здравого смысла, а за исполнением своих сценариев я следил от и до. Разумеется, не собственной персоной — не настолько голова сорвана у меня.

Лисс появился семь лет назад и выполнил, из пятнадцати сценариев — восемь.

Дважды попав на камеры видеонаблюдения.

Кто бы сказал мне, что Лисс — женщина — не поверил бы, честное слово.

— Поверить не могу, я вышла замуж за Робина… — Марша качала головой и таскала столовой ложкой мед из банки, совсем как некий медвежонок таскал мед из горшка, лапой. — Ведь такой сценарий, даже и на сайт не выложишь — засмеют и освистают!

— Забросают минусами. — Согласился я. — Хватит мед таскать. Нечего, стрессы зажевывать. Врачи вообще, рекомендуют стресс другим образом, снимать.

— На «другим образом», у нас времени уже нет. — С сожалением облизав ложку, вздохнула Марша. — Но, впереди целый вечер и, как знать, что будет…

Мы оба не ангелы, но однажды принятое решение: оставить прошлое — прошлому, мы будем исполнять до упора. Нет смысла биться головой об стену и вопить, что твоя половинка, в отдаленном прошлом, совершенно не белая и пушистая.

Тем паче, что и сам ты — не в белом фраке.

— Тебя подвезти? — Марша замерла у своего новенького авто, ожидая моего решения.

Красно-черная «Тьма», от немецкого концерна, что занимался авто лишь из любви к искусству.

Два и восемь литра, триста двадцать км\час, сотенку за неполных три секунды — моему «корветику» и в страшном сне такого не видать! Да и слава небесам, если честно. Убьюсь, ведь!

Отмахнувшись от предложения, подмигнул и открыл проход.

Первая, кого встретил в коридоре — пани Агни Паневка, широко мне улыбнулась и подмигнула.

Так же странно отреагировали на мое появление Толик и Айрик.

Даже Лесенька, при виде меня расплылась в улыбке.

У меня, что, морда в помаде? Или трусы поверх штанов?! Или, на спине плакатик? Нецензурный?

Сколько я не вертелся, в ответ лишь смешки да улыбки.

А чуть позже стало и не до вопросов — пришли данные по «парижскому отелю» и все понеслось вскачь.

Амина тихо свалила на совещание, оставив за себя нашу панну; Толик свалил, переведя стрелки на ночную смену, а ночная смена — послала меня к Генри.

Из материалов, что мне подкинули, получалась какая-то нелепица. Захват заложников, в котором нам удалось приложить свои грязные лапки, странные требования и все завязано на том моменте, что все европейское сообщество, даже если оно достанет самую большую ядерную дубинку, на это государство повлиять не сможет.

Ни одной стране не удалось завоевать Афганистан.

Как клал он на все правила и приличия, так и будет продолжать это делать. А то, что им в руки попало — считай, что пропало с концами и возвращать никто и ничего не будет.

Так что Мишель, видимо с дуба рухнул, взявшись за это дело.

Или, все-таки, нет?

Убрав со стола миниатюрную Эйфелеву башню, подкинутую неизвестным доброжелателем, разложился на всей поверхности стола, укладывая листочки бумаги с написанными на них фактами, в одном мне понятном, порядке.

Забавная получалась картинка.

Паутина фактов, правильным образом разложенная, давала три точки приложения.

Точку первую «обломал» в свое время Безобраз.

Точку вторую — «Отельный Робин», отправив к праотцам наследного принца и, по совместительству, одного из экспортеров высоколиквидного товара, незаконного, но очень желанного.

Третью точку обломали мы с Маршей, сорвав захват.

Все три точки, буде они пришлись не на «обломы», могли спровоцировать новый виток войны с Афганом.

А нужна эта война, только одному государству, тому самому, что за море — окияном…

«И еще есть вопрос — почему картошкой нос?» — Напевал я, внося данные на вырванный из тетрадки в клетку, листок. — И, на что же рассчитывает наш забубленный стратегический партнер, втравливая нас в этот конфликт?

По моему раскладу, получалось, что рассчитывает он на отдел «Восток», втравливая в «войнушку» не столько страны, сколько «Фемиду».

И, в таком раскладе, действия Мишеля очень даже становятся понятными — если втянется «Фемида», на свободе данный герой проживет совсем не долго. Оттого и не были заминированы «экстренные тормоза», а наблюдателя, от «заказчика», явно сняли отдельно, подложив десяток грамм взрывчатки, под его пятую, седалищную, точку.

Все выстроилось в стройную систему, завершившую свою жизнедеятельность.

Откинувшись на спинку стула, сгреб все клочки в одну кучу и отправил в урну.

Набарабанив одним пальцем отчет из трех предложений, отправил его в европейский отдел и, перекрестившись, занялся другими делами.

— … И что? Никак не отреагировал? — В комнате отдыха, где я расположился на кофе-брейк, появились Леська и Агни, что-то обсуждая конспиративным шепотом. — Представляешь?! Просто — убрал со стола!

Я насторожил уши, прикидываясь веником, стоящим в углу.

— Может быть, у него насморк? Или…

— Или он вообще — нюх потерял! — В КО нарисовался Айрик и с грацией носорога воткнулся в женский разговор. — Ему ее дважды на стол ставили! И, хоть бы хны! Если до приезда Амины, до него не дойдет — плохо будет. Всем.

— О чем речь, народ? — Не выдержал я.

Айрика и Леську сдуло ветром.

Более мужественная или все-таки — более мудрая? — пани Агни, со вздохом подняла вверх руки.

— Рассказывайте, пани. — Я развернул стул и предложил ей сесть. — Все, что я пропустил.

— О Максе и Жанне — ты в курсе?

Я качнул головой.

— А в курсе, чью фотографию нашел в кармане своей жены, Макс?

Снова пришлось качать головой.

— Между прочим — твою! — Пригвоздила меня к стулу, Агни и полезла за сигаретами. — Да еще и с дарственной… Так что, приперся он сюда на костылях, требовать возмещения. Упал. Очень долго матерился и грозился предать тебя анафеме и проклясть, самым страшным проклятьем. Еле мы его вывели. А вчера, кто-то приволок и поставил тебе на стол макет Эйфелевой башни.

— Ага. А что говорит его благоверная? — Эта история мне начинает нравиться: — «Теперь, только трупа добавить, и будет мексиканский сериал»!

— А «благоверная» ничего не говорит. — Агни поерзала на стуле, что для пожилой женщины, выглядело как-то странно, как минимум. — После того, как подала на развод, его благоверная объелась таблетками и попала в реанимацию. Иначе, как ты думаешь, с какого перепуга Макс полез по ее карманам?

— Ага. — Я отчаянно морщил лоб, пытаясь понять, каким образом, в эту кашу попал я. — И, дальше, что? Жанна, кстати, как себя чувствует? Синяк прошел?

— А, откуда ты о синяке?! — Потрясению Агни не было конца.

— Карина рассказала. — Легкомысленно бросил я, не задумываясь о последствиях.

— Значит, все-таки, что-то было! — Торжествующе вскинула брови наша отделовская Мисс Марпл. — Нет дыма, без огня!

— Есть. Называется «дымовая шашка». — Я уже не знал, смеяться мне или плакать.

— Марша в курсе? — Вот, теперь я понял, что погубит Польшу быстрее, чем разъяренная Россия — Любопытство! Любопытство и любовь к сплетням.

Боги звездные! А ведь именно этой крови у меня — ровно четверть!

Чур, меня, чур!

— Агни. — Я взял себя в руки, стараясь не начать ржать, как конь на конопляном поле. — Вот ты, умудренная женщина, работающая со мной уже больше… Тучи лет… Любопытная, хуже котенка и упрямая, страшнее горного ишака… Ты, раскрывшая дел, которыми можно забаррикадироваться и сладко спать пару месяцев, пока тебя откопают… Куда подевалась вся твоя логика и правила анализа?! Не ты ли, пыталась познакомить меня со своей дочкой? И что ты услышала от меня, в ответ на такое лестное предложение?

— Где живу, где работаю — там не охочусь… — Агни уставилась на меня так, словно я из воздуха только что, достал ободранную тушку кролика. — Я поняла.

Мило допив кофе в тишине, я вернулся за свой стол, где обнаружил записку, в которой аноним предупреждал меня.

— Люди! — Не выдержал я, перекрикивая рабочий шум. — Вам что, так скучно? Ну, так пойдите и сдайте зачеты по стрельбе. А тот, кто еще раз, помянет моё имя всуе… Пойдет сидеть на горшок! И, это будет лучше, чем если сюда придет моя жена и отвертит пару голов, потому что языками не удовольствуется. А за «базар» надо отвечать…

Несколько минут в отделе висела тишина. Она звенела в ушах и народ слушал ее.

— А! Вот и наш герой-любовничек! — Появилась на пороге отдела наша прекрасная и неповторимая Амина Семеновна. — Ой…

Черно-белая молния промелькнула и скрылась за дверью собственного кабинета.

Народ вжал голову в плечи и вернулся к работе.

Слово сказано.

Дело — сделано.

До конца рабочего дня в отделе было тихо.

Я изучал макет башни, пытаясь понять, кто же мне его подбросил.

Айрик, Леська и Агни обходили мой столик по «третьему кольцу», а остальные, воочию увидев, что им грозит, старались даже и не смотреть в мою сторону.

Жаль, очень редко мои угрозы становятся реальностью.

Потому и не угрожаю я. И вообще, веду себя тише воды, ниже травы. Обычно.

Амину жаль, попала под горячую руку.

Впрочем, все по заветам великого христианского божка — лупи ближнего, а дальний свалит сам. И пофиг, что ближний как раз ни в чем не виноват!

Протяжный скрежет, резанул по ушам.

Макет башни начал раскручиваться, отделяя подставку с ножками, от центрального шпиля.

Миг и мне в руки выпала записка.

«Стыдно быть в Париже и уехать без сувенира! Мухаммад. P.S. Я хотел купить магнитик на холодильник, но их разобрали японцы…»

«Надо будет ему, потом рассказать, во что его подарок, меня втравил!» — Вытирая слезы, выступившие из глаз, от смеха, подумал я. — «И, не забыть!»

Понимая, что я все едино накосячил, отзвонился Марше и остался на вторую смену.

Старые, добрые, «висяки». Ковыряясь в делах, доставшихся мне «по наследству», дважды наткнулся на имя Круз. Или это фамилия?

Начал гонять по поиску и наткнулся на интересную закономерность — этот самый Круз, был свидетелем в 23 судебных разбирательствах. Давал показания и… Исчезал!

Его не убивали, его не искали. Его показания всегда были верны и точны, до четырех девяток, после запятой. Всегда один и тот же человек.

Вот только этот свидетель, заявленный пять раз по делу «Отельного Робина», ни разу на слушание так и не явился.

Зато, эта самая личность присутствовала в зале, когда выносили приговор по «Огненной змее».

И, вот убей меня столом — ни в один из пяти дней, я его там не видел.

А на фото, вот он — третий ряд, шестнадцатое место. Все пять дней, как пришитый.

Высокий, сероглазый шатен. Возраст около 38–40 лет, из особых примет — обкусанные ногти.

Обычный, «серый человек», как любят изображать агентов спецслужб.

Хотя, заседание было закрытым, после чего нам всем «подтерли» память… Так что, может быть, может быть…

— Сайд. Зайди. — Освободившееся начальство, наконец-то призвало меня к себе.

Слегка бледная, Амина сидела в кресле и увлеченно курила, рассматривая нечто, на экране планшета.

— Вызывали, Амина Семеновна?

— С каких это пор, вдруг и на «Вы»? — Подозрительно тяжелый взгляд уставился на меня, просвечивая насквозь. — А! Нет, Сайд, не тяни на себя одеяло. Желудок у меня уже второй день бунтует. Но совпадение, забавное, не скрою.

Радостно выдохнув, расслабился.

— Твой пропуск. — Босс толкнула в мою сторону пластиковый прямоугольник. — Странный выбор студентов, но тебе виднее.

Скрыть от Амины, хоть что-то, касающееся работы, просто невозможно.

Иначе, не стала бы она начальником отдела «Н».

— Может, откажешься?

— Я знаю, что лезть туда не надо. — Я сложил пальцы в замок и прикрыл ими рот и нос. — Но, как мне объяснили, других-то нет.

— Заедь в Институт к Якобу Руби. — Амина неожиданно мне подмигнула. — Желательно, прямо сейчас.

Сделав мне ручкой, Амина вернулась к изучению своего планшета, давая понять, что дальше уже я должен сам шевелить собственной пятой точкой.

Узнать адрес института, при наличии единой справочной службы и моего доступа — дело двух минут. Созвониться с Якобом и предупредить, что скоро буду — еще пять. Еще две минуты на «проход» и просторный холл института «Природных субклиматов и смежных аномалий», с приглушенным, по случаю позднего ночера, освещением, принял меня в свои объятия.

Охранник лишь сонно приоткрыл один глаз, кивком головы делая отметку о моем «финише».

— Сайд! — Якоб замахал мне из глубины распахнувшего свои дверцы, лифта. — Сюда!

Пришлось пробежаться.

— Привет! — Якоб Руби просто лучился от счастья. Даже сто ваттная лампочка, вкрученная в патрон над нашими головами, светила тусклее, чем его довольное лицо. — Здорово, что ты именно сейчас! У нас тут, такой прорыв, такой ажиотаж…

Стоило ему повернуться ко мне в профиль, как я замер, готовясь к неприятностям.

С левой стороны, от виска и прячась за ухо, убегала синяя полоса кристалла, отчетливо видимая на темной коже.

— Трижды ты был прав, Сайд. — Якоб широко улыбался, а я принялся считать этажи и прикидывать, куда буду бежать. — Надо всего-навсего, разговаривать… Спрашивать и слушать.

— Якоб. Что это? — Я провел рукой у себя по левой стороне, намекая на кристалл.

— Это, Сайд, будущее. — Профессор Руби смущенно погладил себя по кристаллу. — Решение такого количества вопросов, что мне и представить страшно. Военные пока не знают, а вот Людвигу я сразу сообщил…

Лифт замер, и дверцы неторопливо разъехались, выпуская нас в короткий коридор, с одной-единственной дверью.

Якоб провел рукой над замком, гостеприимно распахнул дверь и пропустил меня вперед.

— Ничему не удивляйся. — Предупредил он, щелкая выключателем.

Мягкий свет спрятанных в потолок светильников, осветил помещение воистину гигантских размеров, полностью уставленное различным оборудованием.

Пяток пустующих операторских кресел и одно — занятое.

Человек в кресле развернулся в мою сторону, и я принялся искать пути ретирады…