Сойдя с моста в гробовой тишине, мы потопали к такой недалекой, но желанной цели.
По поводу недалекой, я, конечно, поторопился — за десятку лет, совершенно из головы долой, что между мостом и целью еще километрик. С гаком.
— Ну и вонь. — Нэт старательно прикрыла нос сперва рукой, потом залезла в рюкзак и достала тонкий шарфик. Разодрав его на пополам, честно поделилась с подругой, игнорируя меня. — Это что, всегда так?
На моей памяти такой запах уже был. В одной из комнат лаборатории, где догнивали останки тех сотрудников «интерпола», что не прошли «карантин».
Учитывая безветрие и все усиливающийся запах, уже скоро мы будем проходить мимо эпицентра.
— Запах — оттуда! — Аша ткнула пальцем куда-то влево, где вдоль дороги тянулся металлический забор, оканчивающийся широкими воротами и одноэтажным домиком с прикрепленной синей табличкой. — Это что — скотобойня?
— Нет. «Зона». — Я с трудом вспомнил это заведение, настолько оно было неприметным и спокойным, предназначенным, по большей мере для тех, кто свое преступление совершил по неосторожности и теперь переживал от этого больше, чем мог.
— Как в «Сталкере»? — Не поняла меня Нэт.
— Нет. Тюрьма. Для «легких случаев и тех, кто раскаялся»… — Улыбнулся я.
— Их что — оставили здесь умирать?! — Размер глаз Аши мог поспорить со свалившимися вместе со столбами фарфоровыми изоляторами, что в изобилии валялись вокруг нас.
А мне стало дурно от того, что такая простая мысль, может оказаться правдой.
— Ждите меня здесь. — Сбросив с плеча тубус, достал из кармана носовой платок и, стараясь дышать носом, двинулся на все усиливающийся запах.
Ворота стояли незыблемо, а вот калитка оказалась даже и не заперта. Миновав пост охраны, пошел по территории.
Десяток бараков. Пяток двухэтажных административных, домиков.
И режущая вонь, выворачивающая наизнанку, вышибающая слезы из глаз.
Плац в центре пуст и аккуратно выметен.
Заглянув в окно одного из бараков, пожалел о том, что это сделал: разлагающаяся протоплазма человеческих тел шевелилась от количества червей, ее пожирающих.
Пройдя корпуса, только и успел порадоваться, что коротко подстригся, «на всякий случай» — пустых зданий не было. Везде одно и то же: черви и протоплазма…
За территорией тюрьмы отчаянно выворачивала на дорогу собственный желудок, Нэт, не послушавшая меня и сунувшая нос, куда ее не просили.
— Там же тысячи… — Она сползла по стенке и посмотрела на меня так, словно это я расстрелял этих людей.
— В трех заведениях города — 34 тысячи 236 человек. — Из административного здания, отделенного от тюрьмы забором, вышла Аша и протянула мне бумажку. — Они их всех…
Я молчком изучал сделанный под копирку, рапорт.
Все верно: «Принято на баланс, списано с баланса. Истрачено отравляющего вещества».
Сухие строчки, которые мне лично, читать не внове.
— Там еще и это, было. — Аша достала документ и со вздохом протянула мне.
Из тридцати тысяч, двадцать шесть — граждане других стран…
Вот и понятно, почему никто здесь и не был, с момента закрытия города.
Восток и Демократия договорились, избавившись от людей.
А что, можно подумать, кто-то будет искать здесь бедных з\к?
А так, разом, избавились от множества проблем.
«Нет тела — нет дела…»
— Надо все задокументировать… — Нэт бледная и решительная, встала со своего места. — Нам иначе не поверят…
— Сиди. — Вздохнул я. — Уже задокументировал…
Я постучал по левому углу воротника, с вшитой камерой — подарок от нашей технической службы.
Одно из маленьких дел, о которых пришлось подумать, прежде чем совать голову в пасть неизвестно кому.
— Там, — Аша кивнула головой в сторону домика, из которого она вышла. — Труп. В форме и без головы. Застрелился…
— Хоть у кого-то, совесть оказалась… — Нэт шмыгнула носом. — Может, похороним?
Не сговариваясь, мы с Ашей покрутили пальцами у виска.
— Отдышалась? Осмелела? — Яд в моем голосе был просто медом, истекающим из сот.
Нэт сжалась, но хорохориться не перестала.
— Тогда, пошли.
Через триста метров, нашим глазам предстал серый бетонный забор, увитый по верху кольцами колючей проволоки.
— Вот и цель. — Мягкий пасс рукой и «конструкт», подсмотренный у Аши, оставляет в заборе глобальную дыру, рассыпав в прах целый пролет. — Милости прошу, в наш прекрасный завод… Градообразующий и градоубивающий — одновременно… Просьба, прежде чем лезть, хорошенько принюхаться…
Нырнув в пролом, мы замерли, изучая Завод.
Граница света и тьмы, добра и зла.
Зыбкая и не логичная.
Мир перестал быть «я» и превратился в третье лицо, что наблюдало за нами со стороны, занося наши действия на скрижали, выбивая чеканку по меди и царапая острой палочкой по глиняной дощечке.
С этого момента и до…
Не стало меня, Аши или Нэт.
Остались мы, как единое целое.
И каждый из нас остался собой, помня лишь себя, контролируя свое тело, свое я…
Мы замерли, изучая завод…
«…Они замерли, изучая завод.
… Каждый из них по-своему сканировал периметр: Аша — искала следы живых; Нэт — мертвых. А Сайд ловил Изменения.
— Здесь все мертвое. — Сквозь зубы пробормотала Аша.
— Не мертвое — умертвленное… — Поправила Нэт.
— Умерщвленное. — Поправил автоматически Сайд. — Нам надо вон в то здание.
Его палец уперся в едва видимое строение с синими воротами и без единого окна.
— До здания 750 метров. Внутри три двери: желтая — энергоцех; черная — бытовка; белая — управление. Сейчас разделимся, встречаемся через восемь минут у черной двери. Время пошло.
Троица рассыпалась в полуруинах заводских построек, с торчащими из бетона фундаментами снятых станков.
Отсутствие крыш, проломы в стенах — следы человеческих рук, вывозящих дорогое оборудование любыми путями.
Каждый пошел своим путем…
… Нэт собиралась рвануть напрямую, но, в последний момент свернула направо, змеей протиснулась в щель между двумя стоящими торчком плитами, поднялась на десяток ступеней вверх, на одном дыхании пролетела длинный коридор, выпрыгнула в выбитое окно, кувыркнулась в лужу с водой.
Отметив краем глаза взметнувшийся над крышей дуговой разряд, взмолилась, чтобы это не кто-то из своих, охнула, когда здание напротив рухнуло, обдав ее облаком известковой пыли.
— Чтобы я, еще раз! — Зареклась Нэт, проползая по извилистой промоине, мимо стоящего экскаватора, угрожающе накренившегося в ее сторону. Прилетевшая откуда-то балка, смачно чавкнула, погружаясь в остатки того, что еще недавно называлось асфальтом.
Еще один бросок по бывшему газону. На мгновение Нэт окутала серебряная пелена, сбивая ее с шага и уводя от удара.
Вот и постройка, на которую ткнул пальцем Сайд.
Миг и она внутри. Черная дверь — слева…
… Аша, проводив взглядом Нэт и Сайда, сосредоточилась и вплыла в тот, исконно свой мир, где ей никто не угрожал. Проведя прямую линию на дом, указанный Сайдом, она медленно поплыла в нужную сторону.
Вторым, «тонким» зрением она ощущала бешеную злобу там, снаружи. Чувствовала своим обострившимся «Я», как прогибается под ударами из вне, стена, отделяющая ее мир от всего остального.
На самой границе сознания мелькали образы Нэт и Сайда. С Нэт было все в порядке. По крайней мере, пока. И, дадут небеса, надолго. Странная, непонятная сила оберегала ее, прикрывая, сбивая, где надо, с пути; где надо, подталкивая под руку… Очень странная, сила.
Сайд моргал, то появляясь, то исчезая.
Его охраняли опыт, чувства и ненависть. Яркая, черная и сжигающая его изнутри, ярость. Но ярость рассудочная, взвешенная, холодная и оттого — страшная. Страшнее чем то зрелище, что они увидели не так давно.
Иногда, он скользил сквозь ЕЕ мир, и она видела его так отчетливо, что хотелось подбежать и коснуться. Иногда, он был под или над ее миром, используя нечто такое, о чем она не имела ни малейшего понятия.
Хотя преподаватели в Академии считали…
Дважды, Аша стала свидетелем короткой расправы Сайда, над нападающими охранниками периметра.
Их просто не стало.
Поежившись, она представила себе двух людей, с пережженными синапсами, заглаженными извилинами, стертыми воспоминаниями.
И ту ее мир лопнул, как мыльный пузырь.
Рухнув в весеннюю грязь, Аша разозлилась.
До нужного дома всего десяток метров — пара секунд легкой пробежки… Черная дверь — справа…»
— Ты опоздала, на сорок секунд… — Я курил, прислонившись спиной к стене. — В другой раз, пожалуйста, будь точнее…
Втоптав окурок, я открыл рюкзак, достал из него обычную бумажную коробку с символом радиационной угрозы, поверх которой нарисован обычный красный крест.
— Берите. — Потребовал я, представляя, как выгляжу со стороны: приказной тон, блестящие, как у наркомана глаза, выверенные, как у робота движения.
Мой откат.
Владение шестым уровнем, также накладывает свои отпечатки.
— За время пробежки, милые леди, вы хапнули не маленькую дозу. Пока вы этого не чувствуете, но… Стоит ли желать себе худшего? — Коробка раскрылась, и на свет появились сигареты, россыпью. Странные, красные, сигареты с белым черепом и костями. — Одна сигарета, дает возможность продержаться без последствий, в течении 15-ти минут, в зоне ядерного реактора. Здесь — час, может быть — два. Курите, девочки, курите. И в карманы, набирайте… Про запас, на всякий случай.
Затягиваясь и кашляя, девушки мужественно скурили по сигарете, что создали в давнишние времена, почти для таких случаев, американцы.
«Сигаретки» не пошли в дело по одной, очень простой причине — дым вызывал сработку сигнализации и демаскировал солдат…
— Теперь, обе, отправляетесь в зал управления и ждете меня там. Ни к чему не прикасаться. Ваше основное задание — не дайте «убить» пульт. Марш, в белую дверь!
«И не дайте никому убить самих себя!» — Взмолился я, провожая их спины, скрывающиеся за дверью. — «Меня прибьют, если я выживу. И проклянут — если сдохну…»
Закусив губу я вышел из бытовки, выбил дверь энергоцеха и нырнул во тьму.
… Рывок во тьму, навстречу всему тому, что несет мне Судьба.
… И только так!
… Красиво жить.
… И тяжело умереть.
… Вперед.
… «Верша справедливость».
Первой удачей стало то, что кто-то ленивый не запер на замок стальную дверь энергощита, за которой прятались жгуты, толщиной в мою руку, энерговыводов.
Шарик огня спалил оплетку, вызвав фонтан искр. За спиной вспыхнуло аварийное освещение, завыла дурниной сирена.
Вал огня окутал меня, обжигая и ластясь, как избалованный или соскучившийся по ласке котенок.
«Остался только Холод!»
Пламя поникло, отдельные его язычки еще пытались пробиться сквозь защиту, но не в этот раз.
«Не от огня мне смерть на роду записана, ты прости меня, пламя!» — Я полу-шел, полу-скользил, стремительно уничтожая ловушки, поставленные еще 15 лет назад и казавшиеся тогда «венцом творения» и «адским уровнем сложности».
Сейчас, с нашими возможностями, даже и не смешно.
Так, досадная задержка, учитывая то, что мне надо дальше, вглубь.
На самое дно.
Разбитый погрузчик; обвалившийся под собственной тяжестью, кран; провал в полу. Век железок без человека недолог.
Аварийный лифт, подключенный к отдельной линии и кажущийся вполне рабочим, после нажатия кнопки просто рухнул вниз и заклинил где-то в шахте.
Выломав створку, я глянул, присвистнул и едва удержался от желания плюнуть, с досады. Метров десять до крыши лифта.
Из рюкзака пришлось доставать тонкую колбаску взрывчатки, взрыватель и сбрасывать это все вниз, надеясь на «Авось», ибо хорошая мина, при плохой игре — залог верного выигрыша…
Через 30 секунд внизу сперва ухнуло, потом ахнуло и вверх полетели обломки лифта и ударная волна, пьяным слоном в посудной лавке прокатилась по цеху, сметая незакрепленные предметы, ржавые части всевозможных деталей и превращая их в жестокую шрапнель.
— Упс… Перебор! — Я отряхнулся, как собака, размотал тонкий шнур, накинул петлю на основание допотопного станка и сделал шаг вниз. Руки, отвыкшие от подобных заморочек, обожгло. Замелькали, стремительно уходя вверх, кирпичики кладки.
«… Еще чуть-чуть и полста метров. Половина пути вниз, к чертям в преисподнюю». — Мои мысли метались, как тараканы на включенной газовой плите.
На самой грани сознания мелькнула идиотская мысль: «сдаться»! Ведь это так легко: всего лишь закрыть глаза и разжать пальцы…
И тут сверху посыпались кирпичи, пыль и металлические предметы — ржавые и блестящие, вперемешку.
«Надо, надо ускоряться, по утрам и вечерам, ну а тот, кто не ускорится, отмечаться будет Там!» — Я расслабился, получил по голове гайкой на 34 и решил, что с меня хватит.
Тем более что крыша от лифта казалась совсем не далеко, а прыгать я умел с ранних лет. Отпустив веревку, рухнул на останки лифта, пробил, и в очередной раз возблагодарил свою судьбу, за ее не равнодушное ко мне отношение — дверцы уже были открыты, демонстрируя мне длинный коридор, в котором разгорались люминесцентные лампы, из расчета одна на тридцать шагов.
Прикрывая свои многострадальную голову руками — бейсболка не шлем, а пуговка на макушке, и подавно не помпон — ринулся по коридору, навстречу приключениям, глаза бы мои их не видели, а мозги даже и не подозревали об их существовании!
За спиной клубилась пыль, а через несколько секунд двери многострадального лифта «выперло» наружу качественным фурункулом из смеси битого кирпича, перекрытий и куском металла, гарантированно ставя крест на этом месте, как месте эвакуации.
Где-то наверху проскрежетали балки, пыль все прибывала.
Коридор, такое чистенький, пока в нем не появился я, отчаянно сопротивлялся, но бороться с человеческим безумием, можно только человеческими средствами.
— Смелый мышонок!
— Ага. Мне тоже нравится! — Признался я, чувствуя, что неестественно высокий фон начал свое подлое дело: меня знобило, а в голове начали проявляться совсем не интересные мне личности.
Стены коридора норовили превратиться в тугой узел, проваливаясь стенами в бесконечную бездну.
Поток ошеломительно ледяной воды окатил меня с головы до ног. Пропал и снова появился, сбивая тугими струями с ног.
Сознание прояснилось.
Ослепительно белая комната, выложенная скользким кафелем; из форсунок на потолке и стенах хлещет белесая ледяная вода.
«Комната первичной очистки — дезактивации».
Стянув мокрую куртку, протер глаза от ядреной жидкости и принялся искать дверь.
«Первичная обработка проведена. Покиньте помещение». — Обрадовал меня женский голос из зарешёченного отверстия динамика.
Потоки воды исчезли, втягиваясь в отверстия на полу, двери жутко заскрежетали и, разойдясь на полметра, застряли.
— И на том — спасибо! — Поблагодарил я автоматическую систему и вывалился в комнату, вдоль стен которой висели антирадиационные костюмы.
«Регистрируется повышение радиационного фона до 52 микрорентген. Рекомендуется вторичная обработка». — Динамик заперхал и, плюнув белым дымом, сдох, оставляя меня в полной тишине.
Стянув с себя мокрую одежду, закинул ее в стоящий у стены приемник «стиральной машинки», радостно пискнувшей и принявшейся размеренно отсчитывать минуты до завершения цикла стирки.
Глядя на костюм, покачал головой — старинная старина, но дозиметр продолжает работать, система дыхания, смешанная или как сейчас модно говорить «комбинированно-гибридная», функционирует, показывая 100 % заполнение баллона с дыхательной смесью. Впрочем, как всегда все сдохнет именно в тот момент, когда будет нужнее всего.
Покачав головой, не доверяя глазам своим, натянул костюм, нахлобучил на голову огромный шлем с квадратным иллюминатором перед глазами и сделал шаг в сторону двери, украшенной знаком радиационной опасности и массивным штурвалом механической фиксации замка двери.
Открыв замок, толкнул освинцованную дверь шлюза, и мир вокруг заиграл красными сполохами тревоги.
Обычно, в такие моменты из динамиков начинает литься музыка о «несанкционированном» проникновении, но динамик умер слишком рано, даруя мне редкие минуты тишины.
«А крепко строили предки…» — Хмыкнул я, разглядывая стены шлюза. — «Жаль, что идиоты детки…»
Каламбур, конечно, так себе, но меня развеселил и отвлек от того момента, когда вторая дверь стала открываться.
Высокочастотный визг-писк ударил по мозгам, прокатился под сводами помещения, отразился от стен, ввинтился в кости черепа, с легкостью «пробив» шлем, разбивая клетки моего бедного мозга на мелкие частицы, превращая его в жидкий, серый студень.
Миг, удар сердца и все пропало.
Только за открывшейся дверью, прислонившись к стене напротив входа, сидел человек.
«Не человек». — Поправил я себя, делая поправку и страшась тому, что дела у меня очень не радостны. — «Некто без костюма антира…»
«Некто без костюма» шевельнулся.
Скрипнула, заскользившая по полу резиновая половица.
Фигура легко перетекла из положения «сидя» в положение «стоя» и в красном мигающем свете в ее руках появились полуметровые стальные клинки.
«Млин. И вправду, хорошо строили предки!» — Я начал стремительно себя жалеть, опознавая фигуру.
Слабое ее подобие мы все видели в первом Терминаторе, где робототехники от души поиграли со своими игрушками, демонстрируя нам киборга-уничтожителя во всей его красе.
Мне встречались «ребятки» этой серии.
Спасибо, можно я пойду домой? Прямо сейчас? Ладно?
Потемневшая от времени, пыли и активности фигура развернулась в боевую форму и металлическим голосом потребовала ввода пароля.
Уже понимая, что попал, пожалел только о том, что оставил оружие в комнате очистки, надеясь на свои способности и извечное «авось».
Ну и жадность, конечно, не маловажный фактор — после посещения этого места, с ними пришлось бы расстаться, однозначно.
Выждав ровно минуту, киборг вновь потребовал пароль и, не дождавшись от меня ответа, занес для удара обе руки, со сжатым в них оружием.
«Выдохнув» «конструкт» по борьбе со снегом, снес киборга в сторону и завалился на бок: мир вокруг меня замедлился, киборг — замер с нелепо поднятыми руками.
«Ну, это то я откуда прихватил?!» — Не понял я, отстраненно наблюдая за собой со стороны, за миром, который сжался до размеров спичечного коробка, окруженного красной пеленой. — «Еще один проклятый божий дар! Как же меня все это… И куда я его дену? Кому всуну?!»
«Секунду назад все было просто и понятно: цель рядом.
Сейчас, в который раз, меня окружает полный мрак, как привет из темных времен, когда он был единственным моим приятелем, защитником, собеседником и собутыльником.
И только в дольнем закутке сознания, содрогаясь от ледяного озноба, затаилось одно-единственное чувство, иррациональное, глупое, но — последнее — Вера.
И жуткий холод во всем теле.
Надежды больше нет!
А любовь?
Любовь осталась с тем единственным человеком, которого я любил, желал и верил.
Пусть ей будет тепло.
А мне сейчас остался только Холод.
Огненная искра скользит по венам, отнимая то последнее, что остается от меня, как от мира. Страшного моего, внутреннего мира. Моих тайн и…
Не отдам.
Просто, если я отдам «это», то, что останется мне? Что останется от меня? Что останется со мной?
Ненависть? Это слишком скучно, я так уже жил.
Зависть? Но у меня нет этого чувства.
Ревность? Никогда и никого не держал.
Или…? Боль?
Чем жить, когда все твое окружение враз становиться… Пустотой!
Пустая жизнь. Даже подумать страшно, сколько людей и «живых», и «мертвых», живет пусто, серо и… Громко, стараясь заглушить пустоту в своей голове.
Жить так? Стать одним из них? Клочком серой, алертной массы — не спешащей, не ждущей, не верящей.
Проще — не жить!
Хотя, если привыкнуть, то жить, то, как раз можно. Особенно если не задумываться, как ты живешь.
Нет уж. Не отдам!
Ни грана, ни секунды, ни миллиметра своей проклятой и благословенной жизни!
Она ровно такая, какой мне ее дано прожить и только мне судить, принимать, изменять и нести в себе.
Все остальное — шаг вниз по лестнице судьбы.
А мне надо вверх!
И гори оно, синим пламенем.
Буду жить дальше. Назло всем и вся, жить, не ожидая прощения и без оглядки.
Чтобы ангелы, если они есть, эти твари в перьях; чтобы демоны, эти твари в шерсти, знали — я пройду и небеса и глубины.
А там, за еще одним поворотом, снова будет свет. Или тьма.
Но это уже решать мне!
И, долой Холод!»
— … Ох, ну и на фига такое счастье! — Мой мир принял знакомые очертания.
Металлический пол морозил босые ноги. Ныли разбитые руки. Стекло шлема, принявшее первый удар металлического кулака, впилось в кожу лица причудливым узором.
То, что с большой натяжкой можно было назвать остатками киборга, перекрученные, покрытые слоем окалины и — клянусь! — следами зубов, вварены в метало-бетонную стену саркофага. На грудной пластине светится красно-зеленый отпечаток ладони.
— Нормалфно я так, пофоефал… — Я замер, выплевывая четыре зуба, выбитых по правой стороне челюсти.
Сдирая с себя клочки костюма, тихонько поскуливал: в некоторых местах, костюм отдирался от тела вместе с кожей.
Пока крутился, умудрился наступить клинок, выломанный из руки киборга.
Поскользнулся, рухнул голым задом на холодный пол и громко, отчетливо помянул всех богов, Шефа и небесную канцелярию.
Надеюсь, им икнулось.
Острая боль пронзила висок: там, далеко вверху, Нэт и Аша держали на последнем дыхании пульт управления, на котором светился всего один зеленый огонек.
«Мы лепили… Мандарин». — Я улегся на пол, сделал один глубокий, до боли в груди, вдох. — «Много нас, а он — один!»
«Эта долька для ежат!» — Мое сознание освободилось от слабого человеческого тела и помчалось, проламывая перекрытия, вверх, к ним.
«Эта долька для бобрят!» — Коснувшись сознания девушек, щедро поделился с ними своими запасами кислорода, чистого и сладкого.
«Эта долька для ушат!» — В голове вертелось, что я думаю как то не так, но, вместо гнилых разборок, полной мерой влил девушкам спокойствия и силы, снимая усталость.
«Ну а волк и сам ужат!» — Легкий удар по нападающим, не ожидавшим такого подкрепления, и на пульте горят все три зеленых огонька — полный контроль.
И вновь в голове некая неправильность.
Сознание вернулось и заметалось по огромной пустой комнате. По преддверию ада.
Здесь, за одной из стен тихо мурчал реактор.
«А стены тут, три метра бетона, стали и свинца!» — Моя тушка на полу отчаянно быстро остывала и поторапливала ленное сознание, угрожая, что через пару минут оно может и не возвращаться! — «Ну, где же ты, где, во имя всех Звезд?!»
Дверь нашлась.
Намертво заваренная.
Изумительная предосторожность — лучше бы такие меры безопасности, применяли на дорогах, заваривая тупых автолюбителей в их же консервных банках!
Я сел на пол, прямо на сохранившиеся чудом целые куски костюма.
Реактор закрыт намертво.
Проходы блокированы — постаралась команда очень хороших специалистов, не понаслышке знакомая с правилами проникновения на подобные объекты.
«Блин, не Шеф ли здесь поработал?» — Промелькнула в голове шалая мысль и замерла, забившей испуганной птицей в сети. — «Шеф, заразец, поганец крупномасштабный, а ведь Ты всегда в кармане держишь тройку козырей! И это — не считая туза в рукаве и джокера под браслетом часов! И, чтобы Ты, да не оставил лазейку… Не верю!»
Уж и не знаю, с чего у меня прорезалась мысль о шефе…
Стоп. Знаю.
«Кто войдет без стука — вылетит без звука!» — Простой лист пожелтевшей бумаги, из тетрадки в клеточку, с нарисованным зеленым человечком, получающим пинка…
«Ага. «Осторожно! Амина!»» — Кивнул я самому себе и встал на карачки, шаря руками по полу, не доверяя своим глазам.
В одном месте меня слегка тряхнуло слабым разрядом, в другом — потянуло легким сквозняком.
«Кабель-каналы!» — Все беды и тяготы показались от такой находки, далекими и вполне оправданными. Все окупилось сторицей.
Отыграв «конструкт» самолечения, поднял с пола клинок, отломал по одному, пальцы киборга, все так же сжимающие рукоять и примерился.
А ничего так, ножичек…
Поднял клинок и, разгоняя его «конструктом», вырывая из себя остатки сил, вбил в узенькую щель.
Сперва запахло горелой изоляцией.
Потом — озоном.
Смерч силовых линий расчертил пол на неравные прямоугольники, скользнул по стенам.
«Что, «УПС?», наверное…»
Комната вокруг меня вспыхнула радугой цвета электрик, свернулась в холодный кокон, наполненный ярким звуком и, с треском лопнула, выкидывая в странное место.
Сиренево-сизая дымка покрывала почву плотным слоем, небо — бордовое, красное, красно-коричневое — полнилось синими и зелеными облаками; горизонт упирается в отвесную стену, сложенную из осколков скульптур, с торчащими во все стороны частями тел.
И не только человеческих: хобот слона я разглядел совершенно точно.
А вот в довершении праздника, очень знакомая фигура.
Вот и свиделись.
И дождь, с запахом весны в городе.
— Тебе не пройти здесь. Даже я, предпочел бы уйти, будь я на твоем месте…
— Ой, как Вы задрали… «На твоем месте, на твоем месте» — Передразнил я. — Ты — не на моем месте, так что… Валил бы, уж… На свое, место!
Изо дня в день, из года в год, слышал я эту фразу.
От друзей, от родни, от знакомых и даже — любовниц!
Надоело хуже горькой редьки, право слово!
Поймите Вы, уже давно не уважаемые — я менял деньги на свободу. Менял и обратно. Был никому не нужен, и любим — многими.
Но никогда и никому я не сказал: «будь я на твоем месте»!
Безобраз замер, переваривая мои слова и расхохотался, переварив.
— Смело. И… Глупо! Я — сильнее! И наши встречи…
— О, да! Наши встречи всегда были наполнены глубоким смыслом, только вечно нас прерывали и всячески мешали. — На меня, как и на Безобраза напал словесный понос. — И, все наши с Вами встречи, обычно либо заканчивались ничем, либо — не в вашу пользу.
— Вот именно, что прерывали! — Фигура облеклась в знакомый мне до боли, серебристый доспех. — Теперь, я дам тебе шанс…
Существо сняло шлем.
Это лицо, как последствие тяжелого сна алкоголика, как жуткий кошмар обсмотревшегося на ночь «ужастиков», подростка, как суровые галлюцинации обожравшегося на ночь, толстяка.
Лицо Безобраза, каждое мгновение то хмурилось, то прояснялось, то морщилось, покрываясь безобразными шрамами и морщинами. Злилось, веселилось — и все это венчалось золотым нимбом.
Старина Янус, с его двумя ликами, обзавидуется многогранности и тонкой игре!
«Впечатлившись», развел руками, признавая недоумение: «Ну и что?! За годы работы, насмотрелся такого… И на фото, и в реальности…»
— Мышонок. Мне жаль тебя. Ты своеобразный противник… Неглупый, упрямый, волевой, образованный и — абсолютно не логичный.
— Хватит называть меня «Мышонком», Безобраз! — Потребовал я, слегка забывшись, кто именно замер передо мной, с тяжелым мечом, воткнутым в землю неведомого мне измерения. — Правда, достал…
— Оскорбление — оружие слабейшего! — Попенял мне мой противник.
— Это не оскорбление. — Усмехнулся я. — Это попытка поименовать явление, стоящее напротив меня. Дать имя, проще говоря. Имя, соответствующее твоему облику — образу. Которого — в принципе — нет. Хоть с нимбом, хоть с рогами.
— Язык у тебя подвешен на гибком сочленении, — Безобраз коротко хохотнул, — я возьму его на память!
— Язык? Или сочленение? — «Не понял» я, стараясь разозлить своего противника.
— Чувство юмора выражено крайне слабо. — Выплюнула мне в лицо свои обвинения новая маска, очень знакомая. — Нет, мне никогда не понять, почему, таких как ты, считают весельчаками и душами компаний…
— Не поверишь — я тоже! — Подмигнул я в ответ. — Может быть… Слишком много говорим?!
На самом деле, я признавал правоту Безобраза, никуда не деться.
Безобраз вытянул клинок эспадона из земли и сделал шаг в мою сторону.
Уверенный в себе, спокойный, играющий на своей территории.
На территории своей силы, своей воли и своего права.
Сколько я не злил его, отчаянно пытаясь тянуть время, сбить с настроя — все тщетно.
Дымка расступалась перед ним, дождь испарялся на раскаленной броне, светящейся в странном свете незнакомого светила.
«Вот только не так я представлял конец своего жизненного пути!» — Признался я самому себе, гоняя в голове целые рои растревоженных пчел-мыслей. Пустых, трусливых, напуганных зрелищем приближающегося Безобраза, закованного в кипящую серебром броню.
Словно и не было у меня многих лет тренировок, призванных подготовить к разного рода неприятностям. Лишь обман и самолюбование, надо признать.
И вот теперь я понял, каково было нашим предкам вставать навстречу прущему на них танку.
«Да ну и… Помощи я не просил, а надежду — оставьте себе! Сдачи не надо!»
Вызывая в себе состояние боевого амока, бешеной ярости смертельно раненного воина, сделал шаг навстречу, еще и еще один, налетая грудью на удивленно остановившегося от такой наглости, Безобраза, забывшего о мече в латной рукавице.
Наши тела встретились, вспыхнул доспех, отражая мою глупую атаку и я, словно камень вылетевший из под копыта несущегося во весь опор коня, полетел над сиренево-сизой дымкой, оставив на латах прикипевшую к ним кожу и куски своего собственного, очень дорогого мне, мяса.
Низ-з-з-з-э-э-энько, так, полетел…
Но, довольно далеко.
Под предательски нежной дымкой оказались камни и, что-то еще.
Конечность, с зажатым в ней клинком!
Пока Безобраз не торопясь подходил, успел разжать металлические пальцы, освобождая оружие.
«Спасибо, дружище!» — Мысленно поблагодарил я киборга, так удачно поделившегося со мной оружием, понимая, что не все так и плохо!
И тут стало еще хуже:
Подкравшийся Безобраз пребольно двинул по почкам, оттянул за волосы голову и, склонившись, тривиально укусил за ухо, лишая меня мочки.
Даже боль не остановила истеричный смешок, вырвавшийся из моего горла.
Стальные, раскаленные пальцы разжались, оставив на голове очередной ожог.
Извернувшись так, словно всю жизнь был змеей и сражался с раненными на всю голову мангустами, попытался отползти в сторону, разрывая дистанцию.
Дымка окутала меня, лишь на мгновение скрыв от глаз Безобраза.
— Это мой мир и тебе в нем не спрятаться. — Флегматично оповестил меня мой противник, размеренно тыкая перед собой оружием. — Но, если хочешь поиграть…
Запнувшись, Безобраз удивленно смотрел на свою отваливающуюся руку, отсеченную моим ударом.
— Очень хочу! — Выдавил я из себя, мысленно прося прощения у своих студенток. — Ангард!