Хороший, плохой, неживой

Глава двадцать восьмая

Пискари поднес руку ко рту слизать остатки моей крови – и дернулся.

– Святая вода? – Его бесстрастное лицо скривилось мимолетной гримасой отвращения. Полой халата он стер с себя мою кровь, только ладонь осталась слегка красноватой. – Такой ерундой мне можно разве что слегка досадить. И не тешь себя иллюзиями, я не собираюсь тебя кусать. Ты мне даже не нравишься, зато тебе было бы приятно. Вместо этого ты умрешь медленно и мучительно.

– Давай, зови его, – прохрипела я, валяясь у него в ногах. Перед глазами все плыло.

Он отодвинулся на эти сволочные восемь футов, встал между мной и лифтом и начал тщательно произносить латинские слова. Некоторые из них я узнала – эти слова произносил Ник. С участившимся пульсом я лихорадочно оглядела белую плюшевую просторную комнату, ища хоть чего-нибудь. Так глубоко под землей мне не найти лей-линии. А сейчас здесь будет Алгалиарепт. Пискари меня ему отдаст.

Он произнес имя демона, и я похолодела. Язык обволокло вонью жженого янтаря, в круге вызова образовался красный туман безвременья.

– Смотри-ка, демон, – прошептала я, подтягиваясь к упавшему столу и вставая. – Все лучше и лучше.

Покачиваясь, я смотрела, как туман раздувается, превращаясь в шестифутовую фигуру. Краснота безвременья втянулась внутрь, и открылось атлетическое тело янтарного цвета в набедренной повязке с каменьями и цветными лентами. У Алгалиарепта оказались голые мускулистые ноги, невероятно тонкая талия, великолепная скульптурная грудь, которая заставила бы позеленеть Шварценеггера. А сверху – шакалья голова с остроконечными ушами и длинной свирепой мордой.

У меня отвалилась челюсть. С портрета египетского бога смерти я перевела глаза на Пискари, с новым пониманием разглядывая внешность вампира. Он что, древний египтянин?

Пискари нахмурился:

– Я тебе велел не являться передо мной в таком виде, – сказал он сухо.

Маска смерти осклабилась, как будто была живой частью демона.

– Забыл, – протянул он невероятно низким голосом, от которого у меня кишки зарезонировали. Между зубами шакала высунулся тонкий, красный язык и облизал морду. Щелкнули зубы.

У меня застучало сердце, и Алгалиарепт, будто услышав, повернулся ко мне.

– Рэйчел Мариана Морган, – сказал он, насторожив уши. – И сюда успела.

– Заткнись, – сказал Пикари, и глаза Алгалиарепта прищурились щелками. – Что ты возьмешь с меня, чтобы допытаться у нее о ходе работ Каламака?

– Шесть секунд с тобой вне этого круга.

От неприкрытого желания убить Пискари, прозвучавшего в этом голосе, у меня будто лед по спине прополз.

Пискари покачал головой, не теряя ни капли хладнокровия.

– Я ее тебе отдам. Мне все равно, что ты с ней сделаешь, лишь бы она больше не ходила по эту сторону лей-линий. Взамен ты заставишь ее мне рассказать, насколько продвинулся Трент Каламак в своих исследованиях. До того, как унесешь. Согласен?

Только не в безвременье, только не с Алгалиарептом! Собачья морда демона довольно улыбнулась:

– Рэйчел Мариана Морган в уплату? М-м-м, согласен. – Египетский бог сцепил руки и шагнул вперед, остановившись у границы круга. Шакальи уши насторожились, собачьи брови приподнялись.

– Не имеешь права! – возмутилась я, чувствуя, как колотится сердце. Я посмотрела на Пискари. – Так нельзя. Я не согласна. – И снова Алгалиарепту: – Он не владеет моей душой и не может тебе ее отдать!

Демон глянул на меня мимоходом:

– Он владеет твоим телом. Кто владеет телом, держит в руках душу.

– Так нечестно! – кричала я, но никто меня не слушал.

Пискари подошел к кругу, встал в агрессивной позе, упираясь руками в бока.

– Ты не станешь, – заговорил он с нажимом, – пытаться меня убить или каким бы то ни было образом ко мне прикоснуться. А когда я скажу, ты немедленно исчезнешь и вернешься в безвременье.

– Согласен, – сказала шакалья голова.

Струйка слюны упала с клыка и зашипела, упав на разделяющее их безвременье.

Не отводя взгляда от глаз демона, Пискари большим пальцем ноги разорвал круг.

Алгалиарепт выскочил наружу.

Я ахнула, попятилась. Мощная рука схватила меня за горло.

– Стой! – крикнул Пискари.

Задыхаясь, я пыталась отодрать от горла золотистые пальцы. Три кольца с синими камнями впились мне в кожу. Я извернулась, пытаясь ударить ногой, и Алгалиарепт сжал сильнее, уходя от удара. Из моего горла донесся влажный хрип.

– Брось ее! Она не твоя, пока я не получил, что хочу!

– Я добуду эту информацию иным способом, – сказал шакал, и рокочущий его голос слился с шумом крови у меня в ушах. Голова, казалось, вот-вот взорвется.

– Я тебя вызвал, чтобы ты добыл информацию от нее, – сказал Пискари. – Если ты ее сейчас убьешь, ты нарушишь условия вызова. Мне нужно это знать сейчас, а не через неделю или через год.

Пальцы у меня на горле разжались, я рухнула на ковер, ловя ртом воздух. Сандалии на демоне были кожаные, с толстыми лентами. Я медленно подняла голову, ощупывая горло.

– Всего лишь передышка, Рэйчел Мариана Морган, – сказала шакалья голова, причудливо вращая языком. – Сегодня ты будешь согревать мою постель.

Я стояла на коленях, мучительно втягивая воздух и стараясь не думать, как я буду согревать ему постель, если буду мертва.

– Ты знаешь, – просипела я, – мне это уже сильно надоело.

Сердце стучало, когда я встала на ноги. Он согласился на работу – он снова может быть вызван.

– Алгалиарепт! – отчетливо произнесла я. – Я призываю тебя, собакоголовый убийца, сукин сын, пес смердящий!

У Пискари лицо вытянулось от удивления, а Алгалиарепт – могу поклясться – мне подмигнул.

– А можно мне явиться в виде того, в коже? – сказала шакалья голова. – Бойся его, я люблю им быть.

– Да чем хочешь, – сказала я, стоя на трясущихся коленях.

Мигом явились черные кожаные мотоциклетные перчатки, поза собакоголового египетского бога из скульптурно-жесткой стала уверенно-развязной. Передо мной стоял Кистен, с головы до ног одетый в черную кожу, в черных ботинках на толстой подошве. Звякнули цепочки, пахнуло бензином.

– Вот это красиво, – сказал демон, блеснув клыками и приглаживая светлые волосы. Из-под руки они вышли мокрые и пахнущие шампунем.

Мне тоже показалось это красивым. К сожалению.

Медленно выдохнув, копия Киста покусала нижнюю губу, чтобы она покраснела, мелькнул язык, оставивший на ней влажный блеск. У меня пробежала дрожь по телу – я вспомнила, какие мягкие у Киста губы. Будто прочитав мои мысли, демон вздохнул, сильные его пальцы опустились вниз, к штанам, привлекая мой взгляд. Над глазом появилась царапина, недавно полученная Кистом.

– Чертовы вампирские феромоны, – прошептала я, отталкивая воспоминание о лифте.

– Не в этот раз, – ухмыльнулся Алгалиарепт. Пискари смотрел, недоумевая:

– Я тебя вызвал! Ты будешь делать, что я сказал!

Копия Киста повернулась к Пискари и нагло показала ему палец:

– И Рэйчел Мариана Морган тоже меня вызвала. У нас с этой ведьмой существуют неурегулированные долговые обязательства. И если у нее хватит хитрости победить после вызова демона без круга, то я их буду выполнять.

Пискари скрипнул зубами и бросился на нас.

Я ахнула, отпрянула. Потом возникло какое-то мучительное ощущение, и я увидела, как Пискари налетел на стену безвременья и свалился кучей рук и ног. Поняв, что это Алгалиарепт поставил собственный круг, я похолодела.

Густой красный туман пульсировал и гудел, давил на меня, хотя я была в двух футах от него. Пискари встал, оправил на себе халат. Я коснулась барьера пальцем – его поверхность пошла рябью, и ледяная струйка холода побежала у меня от пальца вверх. Никогда не видела такого мощного, толстого слоя безвременья. Ощутив на себе взгляд Алгалиарепта, я убрала руку и вытерла палец об штаны.

– Не знала, что ты такое умеешь, – сказала я, и демон засмеялся. Если подумать, то это понятно. Он демон, он в безвременье живет. И знает, конечно, как с ним работать.

– Я научу тебя, как работать с такими массами безвременья и оставаться в живых, Рэйчел Мариана Морган, – сказал он, будто прочитав мои мысли. – За свою цену, конечно.

Я покачала головой:

– Может быть, позже.

С криком бессильной ярости Пискари схватил проволочный стул и хряснул им о барьер. Я вздрогнула, во рту пересохло.

Алгалиарепт бросил на разъяренного вампира скучающий взгляд. Пискари оторвал от стула ножку и попытался пронзить ею барьер как шпагой. Демон презрительно облокотился на барьер круга, обернувшись ко мне тугими ягодицами в кожаных штанах.

– Проваливай, старая перечница. – Он в точности изображал британский акцент Киста, отчего Пискари взбесился еще больше. – Солнце скоро встанет, через три минуты у тебя будет шанс.

Я вскинула голову.

Три минуты? Восход уже так близко?

Пискари в бешенстве швырнул отломанную ножку – она поскакала, вертясь, по ковру. Глаза его превратились в черные ямы, и он начал медленно, мерно кружить вокруг нас в предвкушении.

Но пока что, в круге Алгалиарепта, я в безопасности.

И что же в этой картинке не так?

Заставив себя опустить руки, я посмотрела на фальшивое окно Пискари, увидела солнечный блик на самом высоком здании. Три минуты. Я приложила пальцы ко лбу.

– Если я тебя попрошу убить Пискари, сравняет ли это наш счет?

Он обернулся вполоборота:

– Нет. Хотя убить Птаха Амона Финеаса Хортона Мэдисона Паркера Пискари входит в список моих дел, все равно это просьба, и она увеличит твой долг, а не освободит тебя от него. Кроме того, если ты пошлешь меня против своего врага, он сможет сам меня вызвать, как ты сейчас, и мы вернемся к тому, с чего начали. Единственная причина, по которой он сейчас не может меня призвать – мы не договорились ни о чем и, так сказать, находимся в преддверии процесса призывания.

Он осклабился, и я отвернулась. Пискари стоял и слушал, думая о чем-то.

– Ты можешь меня отсюда вытащить? – спросила я, подумав о спасении.

– С помощью лей-линии – да. Но на этот раз это будет стоить тебе души. – Он облизал губы. – И ты станешь моей.

Варианты – один другого лучше.

– Можешь ли ты мне что-нибудь дать для защиты от него? – взмолилась я, начиная отчаиваться.

– Столь же дорого… – Он подтянул перчатки. – И у тебя уже есть все, что тебе нужно. Логика событий тебя сюда привела, Рэйчел Мариана Морган. Все, что спасет твою жизнь, потребует твоей души.

Пискари ухмылялся, и у меня живот свело судорогой, когда он застыл в восьми футах от меня. Мой взгляд метнулся к сумке с флаконом, который дал мне Кист – она была на той стороне барьера.

– Что же мне просить? – отчаянно выкрикнула я.

– Если я отвечу на этот вопрос, лапонька, у тебя не останется, чем платить, – прошептал он, наклоняясь ко мне и шевеля дыханием мои волосы. Я отпрянула, учуяв «бримстон». – Но ты же изобретательная колдунья, – добавил он. – Любой, кто может заставить звонить городские колокола, может выжить в схватке с вампиром. Даже таким старым, как Птах Амон Финеас Хортон Мэдисон Паркер Пискари.

– Но я же на три этажа под землей! – возразила я. – Мне отсюда не достать лей-линии.

Заскрипела кожа – это он ходил вокруг меня, сцепив руки за спиной.

– Что ты хочешь сделать?

Я выругалась про себя. Вне нашего круга ждал Пискари. Если я даже уйду от него, он выйдет сухим из воды. Вряд ли я смогу просить Алгалиарепта выступить свидетелем…

Вытаращив глаза, я подняла голову.

– Время? – спросила я.

Изображение Киста посмотрело себе на запястье, и там появились часы – точно такие, как те, что я раздолбала молотком для мяса.

– Минута тридцать секунд. У меня похолодели щеки.

– Что ты хочешь за свидетельские показания, что Пискари и есть серийный убийца колдунов?

Алгалиарепт осклабился:

– Мне нравится ход твоих мыслей, Рэйчел Мариана Мор-,ган.

– Сколько? – выкрикнула я, видя, как выползает солнце сбоку от домов.

– Моя цена прежняя. Мне нужен новый фамилиар, а добывать душу Николаса Грегори Спарагмоса – слишком долго.

Моя душа. Нет, этого я не могу сделать, даже пусть это удовлетворит Алгалиарепта и спасет Ника от потери души и похищения в безвременье, где он станет демонским фамилиаром навечно. С серьезным лицом я так пристально глянула в глаза Алгалиарепта, что он даже мигнул от удивления. У меня возникла мысль. Дурацкая и опасная, но, быть может, достаточно безумная, чтобы сработать.

– Я стану твоим фамилиаром добровольно, – прошептала я, не зная, смогу ли пережить те потоки энергии, которые он будет через меня тянуть или заставит меня для него удерживать. – Я становлюсь твоим фамилиаром бесплатно, но сохраняю душу.

Может быть, если я сохраню душу, он меня не сможет затащить в безвременье. Я смогу остаться по эту сторону лей-линий. Он сможет использовать меня лишь пока солнце не взойдет. Может быть. Вопрос был вот в чем: не будет ли у Алгалиарепта времени понять, в чем фокус?

– И я хочу, чтобы ты свидетельствовал до того, как мои обязательства по этому соглашению вступят в силу, – добавила я на случай, если выживу.

– Добровольно? – спросил он, и контуры его стали чуть размытыми. Даже Пискари был поражен. – Так не делается. Никто никогда раньше не становился фамилиаром добровольно. Я даже не знаю, что это значит.

– Это значит, черт побери, что я – твой фамилиар! – рявкнула, зная, что стоит ему задуматься, он тут же поймет, что получает от меня только половину. – И соглашайся сейчас, а то через тридцать секунд либо я, либо Пискари будем мертвы, и ты ничего не получишь! Ничего! Договорились или нет?

Образ Киста подался вперед, и я отпрянула с визгом. Он посмотрел на часы.

– Добровольно?

Глаза его блестели от радости и алчности. Я кивнула, охваченная паникой. Потом буду беспокоиться – если это «потом» еще будет.

– Договорились, – ответил он так быстро, что я подумала, не сделала ли я ошибку. Но все же меня заполнило облегчение, а потом реальность дошла до меня как пощечина. Господи, помоги мне! Мне предстоит быть фамилиаром демона.

Он тронул меня за запястье, и я отдернулась.

– Договорились, – повторил он, с вампирской быстротой схватив меня за руку.

Я ударила его ногой прямо в живот. Ничего не случилось – он только покачнулся от силы удара, но и все. Я ахнула, когда он процарапал черту поперек моей демонской метки. Полилась кровь. Я дернулась, и демон, издавая успокаивающие звуки, наклонил голову и подул на рану.

Я попыталась освободиться, но он был сильнее. Меня мутило от крови, от всего вообще.

Демон отпустил меня, и я рухнула, скользнув по дуге его барьера, ощущая покалывание в спине, и тут же поглядела себе на руку. Где была одна черта, теперь стало две, и новая выглядела не новее старой.

– На этот раз не было больно, – сказала я, слишком заторможенная, чтобы быть потрясенной.

– И в первый раз тоже не болело бы, если ты не попыталась зашить разрез. То, что ты чувствовала – это выгорало волокно нити. Я демон, а не садист.

– Алгалиарепт! – крикнул Пискари, но наше соглашение уже было заключено.

– Поздно, – ответил ухмыляющийся демон и пропал. Барьер у меня за спиной исчез, я рухнула назад, визжа, а Пискари бросился на меня. Упершись спиной в пол, я двинула его обеими ногами и перебросила через себя, а рукой схватила сумку и запустила в нее пальцы. Нащупала флакон, и в этот момент Пискари дернул меня на себя.

– Ведьма! – зашипел он, сжимая мне плечо. – Я получу, что мне нужно. А потом ты умрешь.

– Иди ты к черту, Пискари! – рявкнула я, с тихим хлопком открывая фиал и выплескивая ему в лицо.

Он вскрикнул, резко от меня оттолкнулся. Я смотрела, лежа на полу, как он отпрыгнул, лихорадочными движениями стирая с лица жидкость.

С колотящимся в горле сердцем я ждала, чтобы он упал, чтобы потерял сознание. Он ни того, ни другого делать не стал.

У меня ребра стянуло страхом, когда Пискари вытерся и поднес пальцы к носу.

– Кистен, – сказал он. Отвращение в его голосе смешивалось с усталым разочарованием. – Ох, Кистен… что же ты?

Я с трудом проглотила слюну:

– Оно безвредно?..

Он посмотрел мне в глаза:

– Ну ты же не думаешь, что я мог бы прожить так долго, если бы рассказывал детям, чем меня на самом деле можно убить?

У меня не осталось ничего. Три секунды я глядела на него, и губы его сложились в плотоядную усмешку.

Я попыталась вскочить, но Пискари небрежным движением поймал меня за лодыжку, и я упала, отбиваясь свободной ногой, два раза сумев попасть ему в лицо, пока он подтащил меня к себе и навалился всей тяжестью.

Шрам у меня на шее вздрогнул ударом пульса, и страх разошелся вместе с этим ударом, создавая тошнотворную смесь.

– Нет, – сказал Пискари, прижимая меня к ковру. – За это тебе придется помучиться.

С обнаженных клыков капала слюна.

Я пыталась вздохнуть, пыталась из-под него выбраться. Он сдвинулся, завел мне левую руку за голову. Правая осталась свободной и я, стиснув зубы, ударила ему в глаза.

Пискари отдернулся, с вампирской силой перехватил руку и сломал ее с хрустом.

Мой вопль эхом отдался от высокого потолка, спина выгнулась от боли. У Пискари загорелись глаза.

– Говори, есть ли у Каламака работающий образец! Легкие требовали воздуха, дикая боль поднималась от руки волнами и отдавалась в голове.

– Иди ты к черту… – прохрипела я.

Прижимая меня телом к ковру, он сжал мне сломанную руку.

От дикой боли я задергалась в судорогах. Все нервные окончания жгло огнем. У меня вырвался нечленораздельный звук – боли и решимости. Я ему не скажу.

Тем более, что ответа не знаю.

Он навалился на сломанную руку всем весом, и я завопила снова, чтобы не сойти с ума. Глаза его горели злостью, и страх наполнял болью мой череп. У Пискари глаза становились все чернее, инстинкты, раззадоренные моим сопротивлением, брали верх. Я слышала собственные стоны будто откуда-то снаружи, серебристые искры болевого шока заиграли между Пискари и мной, и я почувствовала облегчение – сейчас я потеряю сознание.

Слава тебе Боже!

Пискари тоже это заметил.

– Нет, – прошипел он, успевая подобрать языком слюну с клыков, чтобы не капнула. – Не будет тебе такого счастья.

Он перестал давить мне на руку, и я застонала, когда волна боли схлынула, оставив рябь.

Он наклонился ко мне поближе, глядя в зрачки холодно и отстраненно, а серебристые искры исчезли, я снова видела. Под внешней бесстрастностью Пискари ощущалась горячая волна возбуждения. Если бы он не успел насытить свой голод с Айви, то не удержался бы, чтобы не выпить у меня всю кровь. Увидев, что я в сознании, он улыбнулся, предвкушая.

Вздохнув, я плюнула ему в лицо, смешивая слюну со слезами.

Пискари только закрыл глаза с таким видом, будто я ему надоела. Но, чтобы утереться, ему пришлось отпустить мое левое запястье.

Основанием ладони я нацелилась ему в нос.

Он перехватил мою руку, удержал ее, блестя клыками, и я посмотрела туда, где он оставил мне царапину, чтобы оживить свой амулет, и сердце у меня гулко грохотало в груди. По локтю медленно стекала ленточка крови, на ее конце вырастала красная капля, набухала и падала мне на грудь, теплая и мягкая.

Я дышала прерывисто, смотрела, не в силах оторвать глаз. Он все сильнее напрягался, мышцы его затвердели, глаза смотрели на мое запястье. Упала еще одна капля, я ощутила ее тяжесть.

– Нет! – взвизгнула я в ответ на его плотоядный стон.

– Теперь понимаю, – сказал он до ужаса тихо, и под этой сдержанностью бесился обузданный голод. – Не удивительно, что Алгалиарепт так долго искал, чем тебя напугать. – Прижав мне руку к полу, он приблизился, наши носы терлись друг о друга. Я не могла ни дышать, ни шевельнуться. – Ты боишься желания, – прошептал он. – Скажи мне то, что я хочу знать, ведьмочка, или я тебя распотрошу, наполню собой твои жилы, сделаю своей игрушкой. Но дам тебе помнить свободу – в вечном у меня рабстве.

– Иди к чертям! – ответила я в ужасе.

Он отодвинулся заглянуть мне в лицо. Халат его съехал в сторону, и его кожа там, где меня касалась, горела жаром.

– Начну я отсюда, – сказал он, вытягивая мою кровоточащую руку так, чтобы мне было видно.

– Нет… – прохрипела я тихим испуганным голосом – страха не могла скрыть.

Попыталась подтянуть руку к себе, но Пискари держал крепко. Медленным контролируемым движением он вытянул мою руку, как я ни сопротивлялась. От сломанной руки по телу расходились волны тошноты каждый раз, когда я пыталась ею шевельнуть, толкая его слабее, чем мог бы котенок.

– Нет, Господи, нет! – заорала я, удваивая усилия, а он наклонил голову и лизнул мне локтевой сгиб, постанывая от удовольствия, медленно подводя язык туда, где текла кровь. Если его слюна попадет мне в жилы, он будет мною владеть. Вечно.

Я извивалась, билась. Теплая влажность языка сменилась холодной остротой зубов, покусывающих, но не прокусывающих.

– Скажи, – прошептал он, поднимая голову так, чтобы заглянуть мне в глаза, – и я тебя убью сразу, иначе буду убивать сто лет.

Во мне булькала тошнота, смешиваясь с чернотой безумия. Я выгнулась, брыкаясь, пальцы сломанной руки нашли его ухо, я вцепилась, метя в глаза. Я дралась как животное – инстинкты повисли туманом между мной и безумием.

Он задышал резко и отрывисто – мое сопротивление и боль вогнали его в горячку воздержания, которую я слишком часто видела у Айви.

– Да ну его к черту, – произнес он, и меня обдало его резким голосом, как горячей волной. – Я тебя выпью сейчас, а то, что мне нужно, узнаю другим способом. Пусть я мертв, но все равно я мужчина.

– Нет! – взвизгнула я, но было поздно.

Он оскалил зубы. Прижав к полу мою кровоточащую руку, он запрокинул голову, целясь в шею. Туман боли вознесся до экстаза, когда он сжал мне сломанную руку, и я заорала, а он ответил мне нетерпеливым стоном.

Меня потряс далекий звук взрыва, и пол подо мной вздрогнул. Меня дернуло судорогой, теплый восторг от сломанной руки сменился слепящей болью. Сквозь туман тошноты донеслись кричащие мужские голоса.

– Они не успеют, – буркнул Пискари. – Для тебя уже слишком поздно.

Только не так! – думала я, сходя с ума от страха и проклиная себя за глупость. Он нагнулся с перекошенным от голода лицом, я сделала последний вздох…

Он вырвался из меня взрывом, когда зеленый шар безвременья ударил прямо в Пискари.

Его вес чуть-чуть сместился на мне, и я задергалась. Не отпуская меня, Пискари зарычал и поднял голову.

Рука моя оказалась свободной, и я смогла просунуть между нами колени. Слезы застилали глаза и мешали смотреть, но я отбивалась с возрожденным отчаянием. Кто-то пришел. Кто-то пришел мне на помощь.

Еще один зеленый взрыв ударил в Пискари, он откатился назад. Упираясь ногой, я смогла приподнять нас обоих и сбросить его с себя.

Кое-как встав, я схватила стул и замахнулась – попала ему по голове, и удар отдался у меня в руке.

Он обернулся с разъяренным лицом, подобрался, готовясь на меня прыгнуть.

Я быстро попятилась, прижимая к груди сломанную руку.

И третий удар зеленого безвременья просвистел мимо меня, сбил Пискари с ног и бросил его спиной на стену.

Я повернулась к далекому лифту.

Квен.

Он стоял рядом с большой дырой в стене возле лифта, в облаке пыли, и в руке его рос очередной шар безвременья, пока еще красный, но уже приобретающий оттенок его ауры. Наверное, он запас энергию в своем ци, потому что мы слишком глубоко были под землей, чтобы достать до лей-линии. У ног его стояла черная сумка, из-под расстегнутой молнии торчали несколько похожих на меч кольев. За дырой открывалась лестница.

– Вовремя, – пропыхтела я, пошатываясь.

– На переезде застрял, – ответил он, шевеля руками в воздухе – это он творил магию лей-линий. – Не надо было притягивать сюда ФВБ.

– Я не стала бы, не будь твой босс такой заразой! – крикнула я, делая еще один неглубокий вдох и стараясь не закашляться от пыли. Моя записка оказалась у Кистена – как же сюда могло попасть ФВБ, если не Квен его сюда привел?

Пискари поднялся на ноги, посмотрел на нас и обнажил клыки в улыбке:

– А теперь еще эльфийская кровь? С самого Поворота я так не наедался.

С вампирской быстротой он бросился через всю комнату на Квена, по дороге сбив меня ударом наотмашь. Я отлетела спиной в стену и сползла на пол. Оглушенная, почти потерявшая сознание, я увидела, как Квен уклонился от удара Пискари, похожий на тень в своем обтягивающем костюме. У него в одной руке был деревянный кол длиной с мою руку, в другой – растущий шар безвременья. Он произносил латинские слова, слова черной магии, прожигающие мозг.

В затылке забилась волнами боль, и когда я коснулась там, где болело, меня затошнило, но крови там не было. Черные пятна перед глазами растаяли, сквозь завесу пыли от проломленной стены я стала глазами искать сумку.

Низкий крик боли заставил меня оглянуться на Квена, и сердце будто остановилось.

Пискари его схватил и, обнимая как любовника, присосался к шее. Квен обмяк, деревянный меч выпал у него из руки, крик боли сменился стоном восторга.

Опираясь на стену, я встала.

– Пискари! – крикнула я, и он обернулся с красными от крови зубами.

– Жди, пока очередь подойдет.

– Я первая здесь была!

Разозленный, он бросил Квена. Будь он голоден, его бы ничто не отвлекло от схваченной добычи.

Квен вяло поднял руку, не вставая. Я знала, почему – это слишком хорошее ощущение.

– Не умеешь ты вовремя остановиться, – сказал Пискари, надвигаясь на меня.

Из меня полились латинские слова, прожженные в мозгу голосом Квена, руки задвигались, творя черную магию. Язык распух от вкуса фольги, я тянулась к лей-линии – и не находила ее.

Пискари врезался в меня, я открыла рот, не в силах дышать, а он на меня навалился, тянулся зубами.

И что-то разорвалось от этого страха, поток безвременья захлестнул меня с головой, я услышала свой удивленный крик от этого водопада силы. У меня из рук хлынул взрыв золотой энергии, переплетенной с черным и красным. Пискари оторвало от меня, подбросило в воздух и ударило в стену так, что затряслись лампы.

Я кое-как поднялась, пока он валялся на полу, и поняла, откуда пришла эта энергия.

– Ник! – в страхе воскликнула я. – Ник, прости меня, о Боже мой!

Я зачерпнула из линии через него как своего фамилиара. Энергия текла ко мне через него. И зачерпнула я больше, чем он мог вынести. Что я наделала?

Пискари валялся у стены, но уже шевельнул ногой и вскинул голову. Глаза у него еще смотрели мутно, но были черны от ненависти. Нельзя было дать ему встать.

Чуть не теряя сознание от боли, я схватила отломанную им ножку от металлического стула и побежала через всю комнату, шатаясь.

Он вскочил, опираясь на стену, халат на нем почти расстегнулся, глаза вдруг стали осмысленными.

Держа металлический стержень как бейсбольную биту, я уже на ходу замахнулась.

– Это тебе за то, что убить меня хотел, – сказала я, нанося удар.

Металлический прут ударил его за ухом с влажным шлепающим звуком. Пискари покачнулся, но не упал.

– А это за то, что Айви изнасиловал! – крикнула я, и моя злость за обиду такой сильной и такой ранимой Айви придала мне сил. Я замахнулась, крякнув от усилия.

Затылок его под ударом издал такой звук, будто я попала по дыне.

Я покачнулась, поймала равновесие. Пискари упал на колени, с черепа его текла кровь.

– А это, – сказала я, чувствуя, как жжет глаза и расплывается все от слез, – за моего отца!

С мучительным криком я размахнулась в третий раз. Удар пришелся по голове. Развернувшись по инерции, я рухнула на колени, железная палка выскользнула из бесчувственных пальцев. У Пискари закатились глаза, и он рухнул.

Дыша частыми всхлипываниями, я посмотрела на него и тыльной стороной руки вытерла слезы. Пискари не шевелился. Я глянула из-под волос в фальшивое окно. Солнце уже взошло, осветило здания. Наверное, он не придет в сознание до наступления темноты. Наверное.

– Убей его, – просипел Квен.

Я подняла голову. О нем я и забыла.

Квен уже поднялся, зажимая рукой шею. Кровь, капавшая из-под пальцев, растекалась на ковре мерзким узором. Он бросил мне второй деревянный меч.

– Убей его сейчас.

Я поймала меч, будто всю жизнь только этим и занималась. Дрожащими руками я повернула его острием к ковру и использовала, как костыль. Из дыры в стене доносились крики, разговор возбужденных голосов – ФВБ прибыло. Как всегда, поздно.

– Я агент, – сказала я. Получилось сипло – трудно говорить поврежденным горлом. – Я свои цели не убиваю, а доставляю живыми.

– Тогда ты дура.

Я плюхнулась в мягкое кресло, пока не свалилась просто на пол. Опустив голову между колен, я уставилась на ковер.

– Тогда убей его сам, – прошептала я, зная, что он все равно услышит.

Квен, покачиваясь, подошел к своей сумке возле рваной дыры в стене.

– Не могу. Меня здесь нет.

Я с трудом выдохнула – это было больно. Квен направился ко мне, ступая медленно и осторожно. Поднял с пола меч, сунул его в сумку окровавленной рукой. Мне показалось, что там мелькнула тротиловая шашка – тогда понятно, как он пробил дыру в стене.

Вид у него был усталый, тощая фигура скособочилась от боли. Шея у него не выглядела сильно поврежденной, но я бы предпочла полгода проходить с вытяжением, чем получить один укус со слюной Пискари. Квен – внутриземелец, и вампиром ему не стать, но, судя по некоторому оттенку страха, примешавшемуся к его независимой уверенной манере, он знал, что Пискари мог привязать его. А с вампиром таким старым привязка может действовать всю жизнь. Ладно, время покажет, сколько привязывающей слюны добавил Пискари в этот укус и добавил ли вообще.

– Са'ан в тебе ошибся, – сказал Квен устало. – Если ты не можешь пережить нападение вампира без чужой помощи, то твоя ценность под вопросом. Твоя же непредсказуемость делает тебя ненадежной, а потому небезопасной.

Квен кивнул мне, повернулся и пошел к лестнице. Я смотрела ему вслед с отвисшей челюстью.

Са'ан во мне ошибся, – подумала я саркастически. – Ну и гад лицемерный, этот Трент.

Руки болели, ладони покраснели – похоже, ожоги первой степени. Громко зазвучал голос Эддена на лестнице. О Пискари позаботится ФВБ, а я могу себе спокойненько ехать домой…

Домой к Айви, – подумала я, на миг прикрыв глаза. – Как же меня занесло в такую яму?

Усталая до невозможности, я поднялась на ноги, когда из дыры, проделанной Квеном, вывалился Эдден во главе вереницы фэвэбэшников.

– Это я! – крикнула я хрипло, поднимая здоровую руку, потому что сразу же неприятно защелкали предохранители. – Не пристрелите меня случайно!

– Морган! – Эдден всмотрелся сквозь пыль и опустил оружие. Его примеру последовала только половина сопровождающих офицеров ФВБ. Все же лучше среднего значения. – Вы живы?

Голос его звучал удивленно. Согнувшись от боли, я осмотрела себя, прижимая к груди сломанную руку.

– Ага, типа того.

И тут меня затрясло в ознобе.

Кто-то захихикал, все опустили оружие. Эдден сделал движение рукой, и его сотрудники рассыпались веером.

– Пискари вон там, – показала я глазами в ту сторону. – Отключился до заката. Я так думаю.

Эдден подошел ближе, внимательно рассмотрел Пискари. Халат у старого вампира распахнулся, обнажив приличный кусок мускулистой ляжки.

– Он что, соблазнить тебя пытался?

– Нет, – ответила я шепотом, хотя горло уже болело не так сильно. – Он пытался меня убить. – Поглядев в глаза Эддену, я сказала: – Тут где-то бродит живой вампир по имени Кистен, блондин такой, жутко сердитый. Его, пожалуйста, не убивайте. Кроме него и Квена я здесь видела только восемь живых вампиров там, наверху. Этих стреляйте, если хотите.

– Начальник службы безопасности мистера Каламака? – Эдден обвел меня взглядом, отмечая все травмы. – Он сюда приехал с тобой? – Он положил мне руку на плечо, помогая держаться ровно. – Кажется, у тебя рука сломана?

– Это не кажется, – ответила я и отдернулась, когда он к ней потянулся. Ну почему все всегда так делают – Да, он сюда приехал. А вы почему нет? – Вдруг разозлившись, я ткнула его в грудь: – Еще раз откажешься взять трубку, когда я звоню, и я тебе обещаю – Дженкс будет тебя месяц посыпать пыльцой каждую ночь.

Лицо Эддена стало надменным, он глянул на офицеров ФВБ, осторожно окружавших Пискари. Кто-то уже вызвал «скорую» ОВ.

– Я не отказывался взять трубку. Я спал. Когда меня будит разъяренный пикси и паникующий бойфренд, наперебой орущие, что ты пошла убивать кольями мастеров-вампиров Цинциннати, – это не самый мой любимый вид пробуждения. А кто тебе дал мой номер, которого нет в справочнике?

Боже мой, Ник! От воспоминания о лей-линейной энергии, которую я сквозь него протянула, у меня щеки похолодели.

– Ник! – залепетала я, – мне нужно позвонить Нику…

Но поглядев туда, где стояла моя сумка с телефоном, я задумалась. Кровь Квена исчезла – полностью. Наверное, Квен серьезно говорил насчет своего нежелания оставлять следы. Как он это сделал? Может, толика эльфийской магии?

– Мистер Спарагмос остался на парковке, – сказал Эдден. Приглядевшись ко мне, к моему помертвелому лицу, он поймал пробегавшего мимо офицера: – Достаньте одеяло. У нее начинается шок.

Я в некотором отупении позволила ему провести меня через комнату, к дыре в стене.

– Он, бедняга, упал в обморок, так за тебя переживал. Я велел ни его, ни Дженкса из машины не выпускать. – У него в глазах мелькнула мысль, и он взялся за рацию: – Скажите там Дженксу и мистеру Спарагмосу, что мы ее нашли целой и невредимой, – сказал он и получил в ответ какой-то неразборчивый треск. Взяв меня за локоть, он тихо спросил: – Слушай, ты действительно оставила на двери записку, что едешь на Пискари с осиновым колом?

Я не сводила глаз с сумки на другой стороне комнаты – там лежал мой амулет от боли, но на его слова резко обернулась:

– Нет! – У меня от слишком резкого поворота закружилась голова, я постаралась справиться с тошнотой. – Я написала, что еду с ним разговаривать, и что он и есть охотник на ведьм. Наверняка это сделал Кистен, потому что моя записка где-то здесь. Я ее видела!

Кистен подменил мою записку?

Задумавшись, я споткнулась, и Эдден поддержал меня, ведя под локоть. Кистен подменил мою записку, дав Нику единственный номер, который мог привести сюда ФВБ. Зачем? Чтобы помочь мне или чтобы прикрыть свою измену Пискари?

– Кистен? – спросил Эдден. – Тот живой вампир, которого ты просила не убивать? – Он взял из чьих-то протянутых рук синее фэвэбэшное одеяло и набросил мне на плечи. – Давай, поднимайся наверх, а с этим разберемся потом.

Тяжело опираясь на его руку, я потуже завернулась в одеяло, вздрогнув от прикосновения к рукам грубой шерсти. Глядеть на руки не хотелось, но все же это ерунда по сравнению с тем, сколько грязи я приняла надушу, произнеся черное заклинание, которому меня научил Квен. Я медленно сделала вдох: Какая разница, знаю я черные заклинания или нет? Я буду фамилиаром демона.

– Бог ты мой, Морган, – сказал Эдцен, убирая рацию обратно на пояс. – Это ты такую дыру в стене пробила?

– Нет, – ответила я, фиксируя взгляд на ковре в трех футах от меня. – Это Квен.

Вниз, в комнату, сбегали еще и еще офицеры, и я в таком обилии официоза ощущала себя чужой.

– Рэйчел, Квена здесь нет.

– Ага, – ответила я, вся трясясь и оглядываясь через плечо на девственно-белый ковер. – Я все сама придумала.

Адреналин схлынул, усталость и тошнота овладевали мною. Вокруг сновал народ, и у меня от этого мельтешения голова кружилась. Рука превратилась в сплошную боль. Я хотела добраться до сумки и амулета, снимающего боль, но мы шли не в ту сторону. И кто-то вообще прицепил к сумке бирку вещественного доказательства. С-супер.

И настроение у меня испортилось еще сильнее, когда женщина в мундире ФВБ возникла прямо перед нами, помахивая перед Эдденом моим пистолетом. Он был в мешке для вещественных доказательств, и я не смогла удержаться, чтобы не протянуть руку.

– О, мой пейнтбольный пистолетик, – сказала я, и Эдцен ну совсем не был этим доволен.

– Бирку, – сказал он, и голос у него был виноватый. – Отметьте миз Морган как несомненного владельца.

Женщина с почти испуганным видом кивнула и повернулась уходить.

– Эй! – возмутилась я, и Эдцен меня удержал, чтобы я за ней не пошла.

– Рэйчел, извини, но это вещественное доказательство. – Он быстро оглядел собравшихся офицеров и шепнул: – И хорошо, что ты его оставила там, где мы его могли найти. А то бы Гленн не уложил всех тех живых вампиров.

– Но…

Но женщина уже исчезла наверху с моим пистолетом. Пыли вокруг прибавилось, и я проглотила слюну, чтобы не закашляться и не потерять сознание.

– Пойдем, – сказал Эдден усталым голосом, таща меня вперед. – Очень мне это не нравится, но я должен снять с тебя показания до того, как Пискари очнется и выдвинет обвинения.

– Обвинения? В чем? – Я выдернула руку из его пальцев, отказываясь идти дальше.

Что, черт побери, здесь происходит? Я только что поймала охотника на ведьм, и меня же за это арестовывают?

Стоящие вблизи офицеры тщательно нас слушали, а круглое лицо Эддена стало еще более виноватым, чем было.

– В нападении, избиении, клевете, нарушении границ частного владения, незаконном проникновении, злостном уничтожении чужого имущества и во всем вообще, что еще придумает его адвокат, Поворот бы его побрал. Ты вообще понимала, что делаешь – когда приехала сюда и попыталась его убить?

Возмущенная, я кинулась возражать:

– Я его не убила, хотя видит Бог, как он это заслужил! Он изнасиловал Айви, чтобы заставить меня приехать, потому что он хотел меня убить за то, что я выяснила: охотник на ведьм – это он! – Здоровой рукой я взялась за горло, будто это могло утишить боль изнутри – там оно было как ободранное. – И у меня есть свидетель, готовый показать, что Пискари его нанял убивать тех колдунов. Тебе этого хватит?

Эдцен приподнял бровь, посмотрел на Пискари, окруженного нервными офицерами ФВБ, ожидающими «скорую».

– И что за свидетель?

– Лучше тебе не знать.

Я закрыла глаза. Я стану фамилиаром демона. Зато я жива. И не потеряла душу. Будем мыслить позитивно.

– Я могу идти? – спросила я, увидев первые ступени за дырой в стене. Как я по ним по всем поднимусь – я понятия не имела. Может, если бы Эдден меня арестовал, меня бы тогда понесли на руках.

Не ожидая его разрешения, я двинулась вперед, прижимая к себе сломанную руку, прямо в неровную брешь стены. Только что я изобличила самого мощного в Цинциннати вампира как серийного убийцу, и вот – все, чего мне хочется, это блевать.

Эдден пошел за мной, не отставая и не отвечая.

– Могу я хотя бы свои ботинки взять? – спросила я, увидев, как Гвен нацелила на них видеокамеру, аккуратно пробираясь по комнате и фиксируя все подряд.

Капитан ФВБ вздрогнул, посмотрел вниз, мне на ноги.

– Ты всегда ловишь мастеров-вампиров босиком?

– Только когда они в пижамах. – Я туже завернулась в одеяло – хреново мне было. – Чтобы по-честному было.

Круглое лицо Эддена расплылось в усмешке.

– Гвен, кончай ерундой заниматься, – сказал он громко, беря меня за локоть и помогая подняться по лестнице на нетвердых ногах. – Тут не осмотр места преступления, а производство ареста.