– Эй! Сюда! – крикнула я, выпрямляясь на жесткой скамейке стадиона, чтобы привлечь внимание разносчика. До игры оставалось еще добрых сорок минут, и хотя скамьи начали заполняться, разносчики особым вниманием не отличались.
Он повернулся. Я прищурилась и показала четыре пальца – он в ответ показал восемь. Я поморщилась. «Восемь баксов за четыре хот-дога?» – подумала я, передавая деньги. Да ладно, все равно дешевле, чем билеты покупать.
– Спасибо, Рэйчел, – сказал Гленн рядом со мной, ловя из воздуха бумажный пакет, брошенный разносчиком. Положив его себе на колени, он поймал остальные, потому что у меня рука еще висела на перевязи и, разумеется, не работала. Один он передал отцу и Дженксу налево, следующий дал мне, и я передала его Нику. Ник слегка улыбнулся мне и тут же стал смотреть на поле, где разминались «Хаулеры».
У меня плечи поникли, и Гленн наклонился ко мне под предлогом развернуть для меня хот-дог.
– Дай ему время.
Я ничего не сказала, не отрывая глаз от ухоженного стадиона. Ник не хотел этого признавать, но между нами протянулась новая ниточка – страха. На прошлой неделе произошел у нас болезненный разговор, когда я из кожи вон лезла, извиняясь за то, что протащила через него такую массу лей-линейной энергии, и объясняла, что это было случайно. Он же настаивал, что все это было правильно, что он понимает, что он рад, что я так сделала, потому что это мне жизнь спасло. Он говорил серьезно и от всего сердца, и я знала, что он сам своим словам верит. Но он старался не смотреть мне в глаза и избегал прикосновений.
Будто чтобы доказать, что ничего не изменилось, он настоял вчера, чтобы мы ночевали вместе, и это было ошибкой. Разговор наш за ужином был ходулен до приторности: «Как у тебя прошел день, дорогая?» «Спасибо, хорошо, а у тебя как?» Семь часов таращились в телевизор – я сидела на кушетке, а он в кресле у другой стены. Я надеялась, что лучше пойдет дело, когда мы легли спать в безбожно раннее время – час ночи, но он притворился, что сразу заснул, и я чуть не разревелась, когда я тронула его ногой, а он отодвинулся.
И достойным венцом этой ночи было, когда он в четыре утра проснулся и попал из здорового сна в кошмар – чуть не завопил в панике, обнаружив меня у себя в кровати.
Я тихо извинилась, что должна немедленно ехать домой – пока не сплю, должна проверить, что Айви нормально добралась, а с ним мы потом увидимся. Он не стал меня удерживать. Сидел на краю кровати, спрятав лицо в ладонях, и не стал меня удерживать.
Я прищурилась на яркое солнце, шмыгнула носом, глотая остатки слез. Это от солнца, от солнца глаза слезятся. Откусила кусок хот-дога. Долго, с усилием жевала, и кусок камнем лег в животе, когда я его наконец проглотила. «Хаулеры» внизу перекликались и перебрасывались мячом.
Положив хот-дог на колени на бумажный пакет, я взяла в сломанную руку бейсбольный мяч. Губы беззвучно шевельнулись, произнося латинские слова, а здоровой рукой я молча вычерчивала сложный узор. Когда я произнесла последнее слово заговора, пальцы, держащие мяч, ощутили покалывание. С меланхолическим удовлетворением я смотрела, как питчер бросил свой мяч далеко-далеко мимо. Кэтчер потянулся было его достать, поколебался и снова встал в стойку.
Дженкс потер крылья, привлекая мое внимание, весело приветствовал эту крупицу лей-линейной магии поднятием большого пальца. Я на его веселый оскал ответила слабой улыбкой. Пикси сидел на плече капитана Эддена, откуда ему было лучше видно. Они сдружились за разговором о певцах кантри как-то вечером в караоке-баре. Что за разговор был, мне даже и знать не хотелось. Нет, честно.
Эдден посмотрел на меня вслед за Дженксом, и глаза за круглыми очками вдруг стали подозрительными. Дженкс отвлек его, громко восхваляя внешность трех дам, направляющихся к бетонным ступеням. Коротышка краснел, но продолжал улыбаться.
Благодарная Дженксу, я повернулась к Гленну и увидела, что он свою сосиску уже доел. Надо было ему две взять.
– Как там процесс по делу Пискари? – спросила я.
Он со сдержанным энтузиазмом повернулся ко мне, вытирая пальцы о джинсы. Без костюма с галстуком он выглядел совсем другим человеком. Свитер с эмблемой «Хаулеров» придавал ему уютный и безопасный вид.
– Со свидетельством твоего демона, можно считать, дело достаточно надежно, – ответил он. – Я ожидал всплеска насильственных преступлений, но их число упало. – Он покосился на отца. – Думаю, младшие дома ждут, пока Пискари будет официально осужден, и только тогда начнут войну за его территорию.
– Не начнут. – Мои слова и пальцы выбросили за пределы стадиона еще один мяч всплеском энергии безвременья.
Труднее стало брать силу из близлежащей лей-линии – включалась охрана стадиона. – Дела Пискари взял на себя Кистен, – сказала я мрачно. – Бизнес есть бизнес.
– Кистен? – он наклонился ближе. – Он же не мастер-вампир. Проблем из-за этого не будет?
Я кивнула, направив не в ту сторону отбив. Игроки замедлили движения, наблюдая с удивлением, как мяч ударил в стену и покатился в неожиданном направлении.
Гленн понятия не имел, сколько из-за этого будет проблем. Айви – наследник Пискари. По неписанному закону вампиров главная теперь она, хочет она того или нет. Это перед ней, отставным агентом ОВ, ставило серьезную моральную дилемму – конфликт между ее вампирскими обязанностями и необходимостью быть честной перед собой. Она игнорировала призывы Пискари из тюремной камеры, как и многое другое, что тем временем нарастало.
Прикрывшись тем предлогом, что наследником Пискари по-прежнему считают Киста, она не стала делать ничего, утверждая, что Кист обладает нужной хваткой, чтобы все держать по-прежнему, не говоря уж о том, что находится на месте. Выглядело это не очень красиво, но я не стану ей советовать браться за руководство делами Пискари. Она не только посвятила свою жизнь ловле тех, кто нарушает закон – она сломается, пытаясь обуздать жажду крови и власти, которые на таком посту только усилятся.
Не дождавшись новых комментариев, Гленн скомкал бумажный пакет и сунул в карман.
– Да, Рэйчел, – сказал он, глядя на пустое сиденье рядом с Ником, – как твоя подруга? Лучше?
Я откусила еще кусок сосиски.
– Справляется, – сказала я с набитым ртом. – Она бы сегодня приехала, но солнце ее действительно беспокоит – последнее время.
Много чего ее беспокоило с тех пор, как она наглоталась крови Пискари: солнце, слишком сильный шум, отсутствие шума, тормозящий компьютер, мякоть в апельсиновом соке, рыба у нее в ванне беспокоила, пока Дженкс не устроил из нее на заднем дворе барбекю для своих детишек – поднять им уровень белка перед зимней спячкой. Ее корежило и трясло сегодня после возвращения с полуночной церковной службы, но она собиралась продолжать на них ходить. Мне она сказала, что это ей помогает отделять себя от Пискари. Духовно отделять, очевидно. Времени и расстояния хватило бы, чтобы прервать связь с низшим вампиром, но Пискари – мастер. И связь будет держаться, пока он не решит положить ей конец.
Мы с Айви постепенно находили новое положение равновесия. Когда солнце стояло высоко и ярко, она была Айви, моя подруга и партнер, искрящаяся едким юмором, когда мы придумывали розыгрыши для Дженкса или обсуждали возможные перестройки нашей церкви, чтобы в ней удобнее было жить. После заката она менялась так, что мне видеть не хотелось, что делает с ней ночь. Она была сильной при солнце и жестокой богиней после заката, балансирующей на грани беспомощности в той борьбе, которую вела сама с собой.
С этими неуютными мыслями я зачерпнула энергии из лей-линии и отправила подачу питчера далеко в стену за спиной кэтчера.
– Рэйчел? – позвал меня капитан Эдден, наклоняясь ко мне через Гленна, и глаза его за очками стали жесткими. – Скажешь мне, если она захочет говорить с Пискари. Я был бы рад случайно отвернуться, если ей захочется его отлупить.
Он сел обратно, и я ему слабо улыбнулась. Пискари был передан в тюрьму ОВ, сидел плотно и надежно в камере для вампиров. Предварительные слушания прошли удачно – благодаря сенсационности дела в расписании суда вдруг обнаружилось окно. Алгалиарепт явился подтвердить, что он надежный свидетель. Газеты от него обезумели – он превращался во что только мог придумать, до дрожи напугав всех присутствующих в зале. Меня больше всего обеспокоило, что судья испугался маленькой растрепанной девочки, хромой и шепелявой. Демон явно хорошо повеселился.
Я поправила красную шляпу с эмблемой «Хаулеров», отгораживаясь от солнца, а тем временем отбивающий подошел к горке питчера немножко побросать в инфилд. Держа на коленях хот-дог, я шевельнула пальцами и одними губами произнесла заклинание. Щиты стадиона подняли повыше, и мне пришлось пробить в них дыру, чтобы добраться до лей-линии. Меня залило внезапным потоком энергии безвременья, и Ник вздрогнул. Извинившись, он протиснулся мимо меня, бормоча, что на минутку, сбежал по ступеням и скрылся.
Расстроенная, я добавила энергию безвременья в бросок питчера. Бита с резким хрустом сломалась. Отбивающий швырнул обломки, выругался так, что мне даже слышно было, и с видом обвинителя посмотрел на трибуны. Питчер уперся перчаткой в бедро. Кэтчер выпрямился. Я довольно прищурилась, когда тренер дал свисток, созывая команду.
– Отлично, Рэйчел, – одобрил Дженкс, и капитан Эдден вздрогнул и вопросительно на меня посмотрел.
– Твоя работа? – спросил он. Я пожала плечами. – Смотри, выгонят тебя.
– А не надо было им мои деньги зажимать.
Я действовала осторожно, никто не пострадал. Я/же могла повывихивать лодыжки полевым игрокам и направить неточные броски в них же, если бы хотела. А я не хотела, я только слегка мешала им на разминке.
Я пошарила в салфетке, в которую был завернут хот-дог. Где, черт побери, кетчуп? Ну совершенно безвкусно получается.
Капитан ФВБ неловко пошевелился:
– Да, кстати, насчет твоих денег, Морган…
– Забыли, – быстро перебила я. – Я считаю, я еще в долгу у вас, что выкупили мой контракт с ОВ.
– Нет, – сказал он. – У нас было соглашение. Не твоя вина, что занятия отменились…
– Гленн, можно твой кетчуп? – резко перебила я Эддена. – Не знаю, как вы можете без него хот-доги есть. Какого вообще Поворота мне этот разносчик кетчупа не дал?
Эдден отодвинулся, тяжело вздохнув. Гленн послушно пошарил у себя в бумажном пакете и нашел белый пластиковый пакетик. Потом посмотрел на мою сломанную руку и нерешительно предложил:
– Открыть тебе его?
– Спасибо, – сказалая не очень довольная, потому что не люблю быть беспомощной.
Детектив тщательно оторвал уголок, отдал пакетик мне, и я, установив хот-дог на коленях, неуклюже выдавила на него кетчуп. Это потребовало почти всего моего внимания, и я едва заметила, как Гленн поднял руку и украдкой облизнул пальцы.
Гленн?
Тут же я вспомнила наш пропавший кетчуп – и все встало на место!
– Ты… – начала я, брызгая слюной, – ты…
Его лицо исказилось страхом, он протянул руку и чуть не накрыл мне рот ладонью, но опомнился.
– Не надо, – взмолился он, наклоняясь поближе. – Ничего не говори.
– Ты взял наш кетчуп! – ахнула я, потрясенная.
На плече у Эддена пошатывался от смеха Дженкс: он вполне слышал наш шепот, поддерживая при этом с капитаном отвлекающий разговор.
Гленн виновато покосился на отца.
– Я за него заплачу, – сказал он. – Что хочешь сделаю. Только отцу не говори. Рэйчел, это его убьет.
Какую-то секунду я могла только смотреть на него. Он взял наш кетчуп. Прямо со стола.
– Мне нужны наручники, – сказала я вдруг. – Нигде не могу найти настоящих, не обклеенных лиловым мехом.
Испуганный взгляд стал осмысленным, Гленн чуть отодвинулся.
– В понедельник.
– Меня устраивает. – Я говорила спокойно, но в душе у меня все пело. Я получу наручники обратно!
Кажется, день складывался удачно. Гленн воровато оглянулся на отца:
– Слушай, а ты мне бутылочку острого не достанешь? Я резко обернулась к нему.
– И соуса для барбекю?
Мне удалось закрыть рот раньше, чем туда ворона влетела.
– Запросто.
Не могла сама себе поверить. Снабжаю подпольным кетчупом сына капитана ФВБ.
Подняв голову, я увидела, что ко мне идет работник стадиона в красном полиэстерном жилете, оглядывая лица. Он встретился со мной взглядом, и я улыбнулась. Пока он шел к нам по сравнительно пустому пролету, я завернула остатки хот-дога и уложила на сиденье Ника, потом кинула бейсбольный мячик в сумку, с глаз долой. Забавно было, пока продолжалось. В игру я вмешиваться не собиралась, но они этого не знали.
Дженкс перелетел от Эддена ко мне. Одет он был весь в красное и белое – цвета команды, – и от его яркости в глазах рябило.
– Ну и ну, – сказал он насмешливо. – Ты влипла.
Эдден последний раз глянул на меня с предупреждением и тут же стал смотреть на поле – явно отделяя себя от меня, чтобы его с нами не вышибли.
– Миз Рэйчел Морган? – спросил юноша в красном жилете.
Я встала вместе с сумкой:
– Да, это я.
– Мэтт Ингл, лей-линейная охрана стадиона. Вы не могли бы пройти со мной?
Гленн поднялся, расставив ноги и уперев руки в бока.
– Проблема? – спросил он с самой своей злобной миной «рассерженного молодого чернокожего». Я еще не отошла от шока от его любви к кетчупу и не смогла рассердиться за попытку меня защитить.
Мэтт покачал головой, совершенно не испуганный:
– Нет, сэр. Владелица «Хаулеров» узнала об усилиях, которые миз Морган потратила на возвращение нашего счастливого талисмана, и хотела бы с ней поговорить.
– Буду только рада, – сказала я, а Дженкс фыркнул, и крылья у него ярко покраснели. Хотя капитан Эдден не сообщал в газеты моего имени, весь Цинциннати и все Низины знали, кто раскрыл убийства колдунов, изловил виновного и привел демона в зал суда. За сутки я из кое-как сводящего концы с концами предпринимателя превратилась в крутого-крутейшего агента. И чего же мне бояться от владелицы «Хаулеров»?
– Я с тобой, – сказал Гленн.
– Я как-нибудь сама справлюсь, – ответила я, слегка оскорбленная.
– Я знаю, но мне хочется с тобой поговорить, а мне кажется, что сейчас тебя выставят со стадиона.
Эдден тихо засмеялся, вдвигаясь поглубже в сиденье. Вытащив цепочку с ключом из нагрудного кармана, он протянул ее Гленну.
– Ты думаешь? – спросила я, помахала рукой Дженксу, движением пальца и кивком показав ему, что мы увидимся в церкви. Пикси кивнул, снова устроился на плече у Эддена, крича и завывая – слишком ему тут было весело, чтобы уходить.
Мы с Тленном пошли за охранником к ожидающему микрокару, и он повез нас вглубь стадиона. Там было прохладно и тихо, шум невидимых тысяч народу превратился в едва слышный рокот далекой грозы. Глубоко уже на территории «посторонним вход запрещен», посреди черных костюмов и шампанского, он остановил машину. Гленн помог мне выйти, и я сняла шляпу, отдала ему и вспушила волосы. Мои джинсы и белый свитер мне шли, но у всех, кого я последние две минуты видела, были галстуки или бриллиантовые серьги. Или то и другое вместе.
Мэтт, несколько волнуясь, провез нас на лифте и оставил в просторном шикарном зале, откуда открывался вид на поле. Приглушенно гудели разговоры, расхаживали нарядно одетые гости. Слабый запах мускуса пощекотал мне ноздри. Гленн попытался отдать мне шляпу, и я жестом попросила его оставить ее у себя.
Завидев нас, от группы мужчин, извинившись, отошла женщина небольшого роста и направилась к нам.
– Миз Морган! – сказала она на ходу. – До чего же я рада с вами познакомиться! Я миссис Саронг, – добавила она, протягивая руку.
Она была пониже меня и явный вервольф. Темные волосы пестрели тонкими седыми прядями, что ей шло, а руки у нее были маленькие и сильные. Хищная грация ее движений останавливала взгляд, глаза ее замечали все. Мужчины-вервольфы очень стараются скрыть свои острые углы. Вервольфы-жен-щины предпочитают их подчеркивать.
– Рада с вами познакомиться, – ответила я, когда она слегка коснулась моего плеча – правая рука у меня была на перевязи. – Это детектив Гленн, из ФВБ.
– Рад, мэм, – коротко сказал он, и миниатюрная женщина улыбнулась ему, показав ровные белые зубы.
– Польщена, – ответила она приятным голосом. – Вы нас простите, детектив? Нам с миз Морган нужно немножко поболтать перед игрой.
Гленн наклонил голову:
– Хорошо, мэм. Я вам принесу что-нибудь выпить, если можно?
– Это было бы прекрасно.
От всех этих любезностей я мысленно закатывала глаза и вздохнула про себя с облегчением, когда миссис Саронг положила мне руку на плечо и увела меня прочь. От нее пахло папоротником и мхом. Под взглядами всех присутствующих мужчин мы вместе подошли к окну, откуда было видно поле как на ладони. Далеко внизу, у меня немножко голова закружилась.
– Миз Морган, – начала она, и в глазах ее близко не было извинения, – до моего внимания только что дошло, что с вами был заключен контракт на возврат нашего талисмана. Который, как выяснилось, никогда не пропадал.
– Именно так, мэм, – ответила я, сама удивившись, как мало из меня исходит почтения. – Когда мне было об этом сказано, мои затраты времени и усилий учтены не были.
Она медленно выдохнула:
– Терпеть не могу выковыривать дичь из-под земли. Вы колдовали на поле?
Ее откровенность мне понравилась, я решила ответить тем же.
– Я три дня билась над тем, как проникнуть в офис мистера Рея, а я ведь могла в это время работать над другими делами. И хотя я понимаю, что вина здесь не ваша, кто-то должен был меня известить.
– Вероятно, но факт остается фактом: рыбка не пропада-i ла. У меня нет привычки откупаться от шантажа. Вам придется перестать.
– А у меня нет привычки шантажировать, – ответила я, не испытывая ни малейшего искушения сорваться в присутствии ее стаи. – Но я бы поступила небрежно, если бы не поставила вас в известность о своих чувствах. Я вам даю слово, что не стану вмешиваться в игру. Потому что мне это и не нужно будет. Пока мне не заплатят, каждый раз, когда мяч уйдет в сторону или треснет бита, ваши игроки будут думать, не моя ли это работа. – Я улыбнулась, не показывая зубов. – Пятьсот долларов – очень небольшая плата за душевное спокойствие ваших игроков.
Вшивые пятьсот долларов. Надо было в десять раз больше брать. Какого черта охранники Рея тратили на меня пули ради какой-то вонючей рыбешки, я до сих пор не могла понять.
Она приоткрыла губы, и я готова поклясться, что в ее вздохе послышалось рычание. Спортсмены славятся своей суеверностью. Она заплатит.
– Не в деньгах дело, миссис Саронг, – сказалая, хотя сперва дело было именно в деньгах. – Но если хоть одна стая обойдется со мной как с дворнягой, я ею и стану. А я не дворняга.
Она отвела взгляд от поля:
– Не дворняга, – согласилась она. – Вы волк-одиночка. – Грациозным движением она подозвала ближайшего верволь-фа – чем-то он показался мне знакомым. Он поспешно вышел вперед с переплетенной в кожу чековой книжкой размером в библию, которую приходилось держать двумя руками. – Одинокий волк – самый опасный, – сказала она, выписывая чек. – И живут они меньше всех. Найдите себе стаю, миз Морган.
С громким треском она оторвала чек. Я не очень поняла, были ее слова советом или угрозой.
– Спасибо, уже нашла, – ответила я и спрятала чек, не глянув на сумму. Гладкий мячик коснулся моих пальцев, я его вытащила и положила в ее подставленную ладонь. – Я уйду до начала игры, – сказала я, зная, что обратно на скамейки мне уже никак не попасть. – На сколько мне запрещено посещение?
– На всю жизнь, – ответила она, улыбаясь как сам дьявол. – Я тоже не дворняга.
Я улыбнулась в ответ – она мне искренне нравилась. Гленн подошел поближе. Я взяла из его руки бокал шампанского и проставила на подоконник.
– Всего наилучшего, миссис Саронг.
Она наклонила голову, как королева, отпускающая подданных, держа в руке второй бокал из принесенных Гленном.
У нее за спиной притаились три молодых человека, мрачных и хорошо ухоженных. Я бы на ее должности работать не взялась, хотя, кажется, льготы тут серьезные.
Ботинки Гленна звучно ступали по бетону на обратном пути к воротам – нас теперь не вез Мэтт на микрокаре.
– Ты там попрощался со всеми от моего имени? – спросила я, имея в виду Ника.
– Конечно.
Глаза его смотрели на большие знаки с буквами и стрелками, показывающими на выход. Когда мы туда добрались, солнышко приятно грело и, дойдя до автобусной остановки, я успокоилась. Гленн остановился рядом и отдал мне шляпу.
– Насчет твоего гонорара… – начал он.
– Гленн, – перебила я, надевая шляпу, – я уже твоему папе сказала, чтобы вы не парились. Я благодарна за то, что выкупили мой контракт в ОВ, а с двумя_ тысячами, которые дал мне Трент, вполне перебьюсь, пока у меня рука пройдет.
– Можешь помолчать? – спросил он, копаясь в кармане. – Мы кое-чего придумали.
Я повернулась, увидела ключ у него в руках, посмотрела ему в глаза.
– Получить «добро» на компенсацию тебе отмененного курса мы не могли, но тут у нас попался реквизированный автомобиль. Страховая компания его списала, так что на аукцион мы его выставить не можем.
Машина? Эдден дает мне машину? Карие глаза Гленна сияли.
– Сцепление и трансмиссию мы починили. Еще барахли-. ла электросистема, но механик из гаража ФВБ ее наладил бесплатно. Мы ее отдали бы тебе раньше, – сказал он, – но департамент регистрации не понимал, что я пытаюсь сделать, и пришлось три раза туда ездить, чтобы перевести ее на твое имя.
– Ребята, вы мне купили машину? – спросила я прерывающимся от волнения голосом.
Гленн улыбнулся и подал мне полосатый, как зебра, ключ на цепочке с лиловой кроличьей лапкой.
– Деньги, вложенные в нее ФВБ, примерно те же, что мы тебе должны. Я тебя отвезу домой. Там переключение ручное, и вряд ли ты со сломанной рукой сможешь переключать передачи.
У меня вдруг застучало сердце. Я пристроилась в ногу с Гленном, осматривая стоянку.
– Которая моя?
Гленн показал, и стаккато моих каблуков по бетону дало сбой – я узнала красную машину с откидным верхом.
– Это машина Фрэнсиса, – сказала я, не совсем способная разобраться в своих чувствах.
– Это ничего? – спросил Гленн, внезапно озабоченный. – Ее собирались сдать на металлолом. Ты же не суеверна?
– Н-ну… – промямлила я, притягиваемая сияющим красным лаком.
Потрогала его, ощутила приятную гладь. Верх был опущен, и я повернулась, улыбаясь. Озабоченная мина Гленна сменилась облегчением.
– Спасибо, – прошептала я, не веря, что машина действительно моя. Нет, правда моя?
Осторожно ступая, я осмотрела машину спереди, сзади. У нее были новые индивидуальные номера: БЕГУНЬЯ. Совершенство.
– Она моя? – спросила я с бьющимся сердцем.
– Давай, садись, – сказал Гленн.
Лицо его преобразилось от довольного энтузиазма.
– Она чудесная, – сказала я, сдерживая слезы. Кончились просроченные автобусные проездные. Кончилось стояние на холоде. Не нужно маскироваться колдовством, чтобы меня впустили в автобус.
Я открыла дверцу. Кожаное сиденье было теплым от полуденного солнца, гладкое, как шоколадное молоко. Веселый звон открываемой и закрываемой дверцы звучал небесной музыкой. Я вставила ключ, проверила, что машина стоит на нейтрали, выжала сцепление и запустила двигатель. Гул мотора – это был голос самой свободы. Закрыв дверь, я обернулась сияющим лицом к Гленну.
– Это на самом деле? – Голос мой дрогнул. Он кивнул, улыбаясь во весь рот.
Я была в восторге. Со сломанной рукой я не могла работать рычагом передач, но могла потрогать все кнопки. Я включила радио и подумала, что это знаменье, когда загремела Мадонна. Отключив «Меркантильную девицу», я открыла отделение для перчаток – на регистрационном удостоверении было мое имя. Оттуда выпал большой желтый конверт, и я подняла его с пола.
– Я его туда не клал, – сказал Гленн с новой тревогой.
Я поднесла конверт к носу, и лицо у меня вытянулось, когда я узнала чистый запах сосны.
– Это от Трента. Гленн выпрямился.
– Выйди из машины, – сказал он властно и отчетливо.
– Не глупи, – ответила я. – Хотел бы он моей смерти, не посылал бы Квена меня выручать.
Шевеля желваками на скулах, Гленн открыл дверь. Моя машина запищала.
– Гленн, – заворковала я, открыла конверт и замолчала. – Гм… он не пытается меня убить. Он мне платит.
Гленн потянулся посмотреть, я повернула к нему конверт. Он приглушенно выругался.
– Как ты думаешь, сколько здесь? – спросил он, пока я засовывала конверт в сумку.
– Я думаю, восемнадцать тысяч, – попыталась ответить я небрежно, хотя пальцы дрожали. – Столько он мне предлагал за очистку его доброго имени.
Отведя волосы с глаз, я подняла голову – и у меня пресеклось дыхание. В зеркале заднего вида маячил на резервной полосе «серый призрак» Трента. Минуту назад его там не было. По крайней мере, я его не видела. Рядом с ним стояли Трент и Джонатан. Гленн увидел, куда я смотрю, и повернулся туда же.
– Ага, – сказал он озабоченно. – Рэйчел, я хочу подойти к,‹»ой вон билетной будке и поговорить с хозяйкой насчет возможности купить блок мест для пикника ФВБ в будущем году. – Он помолчал, закрыл дверь со звонким щелчком. Темные пальцы выделялись на светлой краске. – Ты как тут, ничего?
– Ага. – Я отвела глаза от Трента. – Спасибо, Гленн. Если он меня убьет, скажи папе, что автомобиль мне понравился.
Он едва заметно улыбнулся и отошел.
Шаги его затихли. Я все так же смотрела в зеркало заднего вида. Со стадиона донесся рев болельщиков – игра началась. У Трента шел разговор с Джонатаном на повышенных тонах, потом он оставил своего разъяренного собеседника и медленно направился ко мне. Руки он держал в карманах и выглядел хорошо. Лучше чем хорошо, на самом-то деле: в простых брюках, удобных туфлях, свитере грубой вязки от осенней прохлады. Из-под свитера виднелся воротник шелковой темно-синей рубашки, создавая чудесный контраст загару. Твидовая кепка затеняла зеленые глаза и не давала ветру трепать тонкие волосы.
Он медленно встал рядом со мной, все время глядя мне в глаза, ни на секунду не глянув на машину. Пошаркав нотами, он полуобернулся к Джонатану. Тут до меня доперло, что я помогла ему оправдаться. Он за полгода убил как минимум двоих, и один из них Фрэнсис. А я теперь сижу в машине мертвого колдуна.
Я ничего не сказала, сжимая руль здоровой рукой, держа сломанную на коленях, и напомнила себе, что Трент меня боится. По радио диктор скороговоркой передавал новости, и я вывела громкость почти в ноль.
– Деньги я нашла, – сказала я вместо приветствия.
Он прищурился, потом сдвинулся ближе к боковому зеркалу, чтобы скрыть лицо в тени.
– Всегда пожалуйста. Я всмотрелась в него:
– Что-то я не помню, чтобы я говорила «спасибо».
– Все равно для вас – всегда пожалуйста. Я поджала губы. Зараза.
Взгляд Трента упал на мою руку:
– Долго еще вам выздоравливать? Я удивленно моргнула:
– Не очень. Перелом без смещения. – Я тронула амулет на шее. – Были повреждены мышцы, поэтому я еще ею не владею, но сказали, что лечение никакое не нужно. Через шесть недель вернусь к оперативной работе.
– Это хорошо, – быстро сказал он, и наступило долгое молчание.
Я сидела в машине, думая, что же ему нужно. В нем ощущалась какая-то напряженность, брови были едва-едва заметно приподняты. Он не боялся, не был встревожен. Непонятно, чего он хотел.
– Пискари говорил, что наши отцы работали вместе, – сказала я. – Он соврал?
Солнце блеснуло на белых волосах Трента, когда он качнул головой. – Он не врал.
У меня по спине поползла льдинка. Облизав губы и смахнув с рулевого колеса пылинку, я спросила небрежно:
– А что они делали?
– Приходите на меня работать, и я скажу. Я вскинула на него глаза:
– Ты вор, мошенник, убийца и плохой человек, – спокойно сказала я. – Ты мне не нравишься.
Он пожал плечами – движение, от которого он казался совершенно безобидным.
– Я не вор, – сказал он. – Но я не против манипуляцией заставить вас на меня работать, когда мне это будет нужно. – Он улыбнулся ровнейшими зубами. – Не то что не против – мне это приятно.
У меня краска бросилась в лицо.
– Ты так собой доволен, Трент, – сказала я, жалея, что не могу поставить машину на задний ход и переехать ему ногу.
Он улыбнулся еще шире.
– Чего лыбишься?
– Вы только что назвали меня по имени, не по фамилии. Мне это нравится.
Я открыла рот – и закрыла.
– Созывай по этому поводу банкет и Папу Римского пригласи. Мой отец работал на твоего отца, но сам ты – дерьмо, и единственное, почему я тебе твои деньги не швырнула в морду, так потому что: а) я их заработала, и б) мне надо на что-то жить, пока заживут травмы, полученные, когда я твою задницу спасала от тюрьмы!
Его глаза блеснули весельем, и я вышла из себя.
– Спасибо, что обелили мое имя.
Он подошел потрогать мой автомобиль, но остановился, когда я издала предупреждающий звук, и тогда он это движение превратил в полуоборот – посмотреть, не ушел ли Джонатан. Не ушел. И Гленн тоже за нами наблюдал.
– Насчет этого можешь просто забыть, – ответила я. – На охоту за Пискари я вышла, спасая жизнь моей матери, а не твою.
– Все равно спасибо. И еще – на случай, если для вас это что-нибудь значится сожалею, что бросил вас на крысиную арену.
Я пригнулась к окну, чтобы разглядеть Трента, отвела от лица волосы, заброшенные порывом ветра.
– И ты думаешь, это для меня что-нибудь значит? – сказала я сурово. И покосилась на него украдкой: он едва ли не приплясывал на месте.
– Подвиньтесь, – сказал он наконец.
– Чего? – уставилась на него я.
Он посмотрел мне за спину на Джонатана и снова на меня.
– Я вас отвезу, подвиньтесь. Джон никогда не пускает меня за руль, говорит, это ниже моего достоинства. – Он обернулся на Гленна, незаметно стоящего у столба. – Или вы предпочитаете, чтобы вас отвез какой-нибудь детектив из ФВБ, ни разу не превысив скорость?
От удивления у меня даже злость не прозвучала в голосе:
– Вы умеете водить с ручным переключением?
– Получше вас.
Я посмотрела на Гленна, снова на Трента и медленно откинулась на спинку сиденья.
– Знаете что? – сказала я, подняв брови. – Можете отвезти меня домой, если по дороге будем держаться одной темы.
– О вашем отце? – спросил он, и я кивнула. Кажется, я начинала привыкать к договорам с демонами.
Трент сунул руки в карманы, покачался на каблуках, глядя в небо и раздумывая. Потом, вернувшись на грешную землю, кивнул головой.
– Сама себе не верю, – сказала я себе под нос, забрасывая сумку на заднее сиденье и неуклюже перелезая через рычаг переключения передач. Сняв красную хаулерскую шляпу, я скрутила волосы в пучок и натянула шляпу покрепче, ожидая встречного ветра.
Гленн двинулся к нам, но замедлил шаг, когда я ему помахала. Качая головой, будто не веря своим глазам, он повернулся и пошел обратно на стадион.
Я застегнула ремень, Трент открыл дверцу и сел на место водителя. Поправил зеркала, дважды прогазовал перед тем, как выжать сцепление и включить первую скорость. Я уперлась в приборную панель, ожидая рывка, но он тронулся с места так плавно, будто зарабатывал на жизнь парковкой автомобилей.
Джонатан поспешил к своему лимузину, я украдкой глянула на Трента. Прищурилась, когда он, настраивая радио, пока мы стояли на светофоре, не тронулся даже когда включился зеленый. Я хотела на него рявкнуть, чтобы не трогал мое радио, но он нашел станцию, где передавали Такату, и включил ее. Раздосадованная, я ткнула в кнопку «оставить».
Светофор переключился на желтый, и Трент резко бросил машину через перекресток, ускользая от поперечных машин, под визг шин и рев клаксонов. Стиснув зубы, я про себя поклялась, что ежели он мою новую машину разобьет раньше, чем я смогу сделать это сама, я его засужу.
– Я не буду снова на вас работать, – сказала я, когда он дружески помахал оставшимся позади разъяренным водителям и влился в трафик магистрали.
Моя злость несколько поуменьшилась, когда я поняла: он застрял на зеленый, чтобы оставить Джонатана на светофоре.
Я посмотрела на Трента недоверчиво. Видя, что я его поняла, он вдавил педаль газа в пол. Восторг быстрой езды охватил меня, а Трент улыбнулся мне уголком губ – ветер бросал волосы ему на глаза.
– Если вам так легче думать, миз Морган, продолжайте, будьте добры.
Ветер теребил мою одежду, я закрыла глаза от греющего лицо солнца, всем телом, костями ощущая гул шин по бетону. Завтра я уж буду думать, как избавиться от соглашения с Алгалиарептом, убрать демонскую метку, разорвать связь, делающую Ника фамилиаром, и жить с вампиршей, старающейся скрыть, что она снова практикует. Сейчас я ехала в собственной машине, вел ее самый влиятельный холостяк Цинциннати, а в кармане у меня восемнадцать тысяч шесть долларов и пятьдесят семь центов. И никто не капает на мозги насчет превышения скорости.
Учитывая все обстоятельства, неплохой результат недельной работы.