Всю дорогу, пока Егор шел за незнакомцем, он будто предугадывал его мысли. Четкие отпечатки лошадиных копыт на мягкой земле показывали знакомый путь, где он ходил много раз. Сначала Егор задавал себе вопросы: куда, зачем и для чего этот человек едет? Ведь Спиртоносная тропа, где он должен грабить золотарей, осталась далеко позади. Этот огромный, глухой, дикий кусок Саянских гор китайцы и русские всегда обходят стороной, за исключением тех, кто в поисках золота на кон ставит свою жизнь. И далеко не всегда выигрывает в этой игре. Когда-то он бродил здесь в поисках своего баснословного богатства, но нашел лишь грехопадение: обман, жестокость, смертоубийство, ложь, что с уважением и почестями приветствуется в рядах братства таежных разбойников. Потому что иначе было нельзя. После этого он много раз пытался хоть как-то изменить эту жизнь, бандитские законы, но все безрезультатно. Пока однажды не понял, что этот мир будет жив, пока будет золото.
Сначала от этого восприятия у Егора было разочарование, будто он сам выпустил из своих рук синекрылую птицу удачи. Но прошло время, которое подсказало, что все отрицательные моменты настоящей жизни можно направить в нужное русло во благо того же человека, который обречен, но еще не знает этого, с помощью тех самых разбойников. Для этого лишь стоило предугадать последующий шаг нового «хозяина» Спиртоносной тропы и избавить этот район от разной залетной нечисти.
И вот он — след очередного хозяина Спиртоносной тропы, возомнившего себя здесь неприкосновенным королем. Считающим, что только он вправе распоряжаться человеческими жизнями и выставлять угодные только ему законы и порядки. Сколько он уже здесь? Два или три года? И как много успел сделать? Неизвестно, сколько старателей лишил жизни, как много чужого золота успел положить в свою котомку. Стрелял в него, Егора. Убил его друга Ивана Колобуева. Но это ничто по сравнению с тем, что два года назад убил «Чернооспинца». А это уже кровная месть, которую его товарищи не забудут никогда.
Кто он, этот отчаянный бандит, разбойник, спокойно, уверенно и смело передвигающийся по тайге так, будто он здесь родился? Егор представлял его себе много раз. На общем фоне появляющихся здесь мимолетных бандюганов видел его наглым, бесцеремонным, жестоким, хладнокровным убийцей, в одну минуту попивающим крепкий китайский чай и тут же нажимающим курок приставленного ко лбу жертвы ружья. Вероятно, он, как и все бывшие безмозглые молодцы, был не старый. Ему еще нет тридцати лет, потому что так, как двигается он, может ходить далеко не старый мужик, ежедневно покрывая по тайге двадцать-тридцать, а то и гораздо больше километров. И это очень опытный в разбойничьих делах козырь, которого трудно застать на одном месте по простой причине: он бывает всегда один и никогда не повторяется.
Дважды Егор приходил на место, где он мог находиться. Но успевал только к догорающим головешкам избы или балагана. Будто насмехаясь над ним, зная, что Егор тут скоро будет, вешал рядом на сучок пустую, дырявую с обеих сторон банку из-под консервов. Что на старательском языке понималось как «Ищи ветра в поле, а меня в тайге!»
Чем дальше шел по следам Егор, тем больше удивлялся простоте действий и отсутствию страха у едущего на лошади впереди разбойника. Он не таился и не путал следы, не останавливаясь, ехал по тайге, будто был на большой дороге и прятаться не от кого. Егор понимал, что его логово где-то тут, неподалеку, может, вон за той высокой, скалистой горой. И что встреча с ним сегодня будет неизбежна. «Почему он не прячется? Почему не петляет? Он же вечером наблюдал за нами и наверняка меня узнал, — рассуждал про себя Егор. — Он же понимает, что я пойду за ним».
На эти вопросы Бочкарев пока что ответа дать не мог. Каким бы ни был опытным в таежных делах Егор, но даже в самых ужасных предположения он не мог представить, что убийца сейчас не едет на коне впереди, а идет сзади него на некотором расстоянии, дожидаясь удобного момента и места, чтобы в него выстрелить. Да, он сел на коня, какое-то расстояние проехал, но потом спрыгнул за кусты, дал мерину команду, чтобы тот шел на место, а сам дождался Егора, был в трех метрах в зарослях жимолости, когда тот прошел мимо.
Поднявшись на небольшой пригорок, Егор узнал знакомые места. Вон там, в небольшом логу он нашел сцепленных кандалами Дмитрия Скороходова и Василия Акимова. Вспомнил, как убивали братьев Гуляевых, с чего все начиналось. Хотя след коня вел его прямо в гору и надо было идти по нему, ноги сами повели его вниз, к Кандальному ручью. После тех событий он здесь никогда не был, захотелось посмотреть, что тут есть. А посмотреть было на что.
С некоторого расстояния он почувствовал запах дыма, знакомый звон. Подкравшись за деревьями, как много лет назад, увидел знакомую картину: двое закованных в цепи мужиков промывали на бутаре поднятый из шурфа золотоносный песок. «Мир не меняется», — тяжело вздохнув, подумал он и, хорошо осмотревшись, не заметив никого, кроме этих бедолаг, вышел из укрытия.
Те встретили его усталыми, раздавленными, угнетенными взглядами. Когда подошел ближе, обратились с тем же вопросом:
— Есть что покушать?
Он достал из котомки что было, отдал все до последнего кусочка. Они стали с жадностью есть предложенную пищу. Когда насытились, остатки спрятали в дальний угол балагана под пихтовый лапник. Усевшись друг перед другом, молча закурили. Они больше ни о чем не просили Егора, не умоляли освободить их или доложить в горную полицию, что они находятся здесь. Знали, что все это бесполезно.
— Давно вы тут? — нарушив молчание, спросил Егор.
— С ранней весны, еще снегу было много, — ответил рыжий парень, глубоко втягивая дым табака из пущенной по кругу трубки Егора. — Забрал нас троих из конторы, обещал много, всю дорогу поил. Как привел сюда, так сразу заковал, пока вусмерть пьяные были.
— А где третий?
— Бежать хотели. Поймал, пристрелил друга Борьку. Нас опять вернул, — равнодушно, будто убили рябчика или голубя, проговорил другой парень с черными волосами.
— Говоришь, пристрелил? Сколько их всего?
— Один.
— Один? — не поверил Егор.
— Да. Но сила и реакция, как у дьявола. Сам видел, на слух с изворота в летящую монету из винтовки попадает.
— Винтовка, говоришь? Что за винтовка?
— Винтовка знатная, нигде такой нет. С подзорной трубкой для близости цели. Хвалился, что делали на заказ в Англии, — склонив голову, проговорил рыжий.
— Не говорил ли он в запарке или хмельном угаре, как его зовут или откуда родом?
— Говорил, — покосился на Егора рыжий. — Изначально, как только встретились, представился. Так и говорит нам со смехом: «То вам не тайга гремучая, не вода кипучая, не мошка едучая, не судьба плакучая. Это с вами Васька-зверь тешится!»
— Как-как ты сказал? Судьба плакучая? Васька-зверь? — вздрогнув, сузил глаза Егор. — Повтори!
Рыжий кандальник повторил присказку, нервно посматривая по сторонам.
— Уходить бы тебе надобно, мил-человек, пока он тебя тут не застал. Убьет ведь и не поморщится. Да и нам спокойнее, — посоветовал черноволосый.
— Как же вы?
— Что мы? — тяжело вздохнули оба. — На все воля Божья. Все же обещал отпустить, как первые зазимки пойдут.
— Не отпустит, тут вон в шурфе похоронит, — холодным голосом прогнозировал Егор. — Да только вы, братцы, не думайте о плохом. Я вас скоро вызволю.
— Как ты нас вызволишь? — заблестели глазами кандальники. — Ведь чтобы нас освободить, прежде надо Ваську-зверя убить.
— Вероятно, так и будет, — как заклинание проговорил Егор. — Либо я, либо он. Третьего не случится. Коли я его, так скоро буду. А если через неделю не явлюсь — простите, — поднимаясь с места, проговорил Егор и пошел не поворачиваясь.
— У него где-то в горе логово, будь осторожен! — предупредил черноволосый, а рыжий троекратно перекрестил его: — Спаси тебя Христос!
Возвращаясь назад, где оставил след лошади, Егор верил и не верил, терзался сомнениями: «Неужели это он?..» Только один человек когда-то знал и говорил поговорку. Но ведь давно до него дошел слух, что его убили. Тогда кто это мог быть?
Он не сомневался, куда его приведут отпечатки копыт коня на земле: на озеро, где когда-то жили братья Гуляевы, совершая оттуда свои разбойничьи дела. Того зимовья нет, Егор сжег его тридцать лет назад, чтобы оно не служило притоном для других бандитов. Но его могли построить заново, потому что свято место пусто не бывает. Если это так, то есть вероятность, что сегодня Егор увидит его, потому что знает все подходы и выходы, ему так просто не уйти. И не сомневался, что сделает после того, как задаст несколько вопросов. Но все оказалось с точностью до наоборот.
Спрятанная в тайге избушка появилась неожиданно, будто выросла из-под земли. Едва не ткнувшись в бревенчатую стену, Егор замер, ожидая, что сейчас раздастся выстрел. Поспешил вернуться в густой пихтач, приготовил ружье, осторожно прошел, скрываясь за деревьями, к входу. Встал напротив двери за кедром, стал ждать. Из глинобитной трубы сочится дым, но внутри зимовья тихо. В стороне услышал шум: перекинул туда стволы ружья. В пригоне под навесом лежит черно-белый в яблоках конь. Смотрит на него большими, спокойными глазами. Иногда трясет головой и ушами, отгоняя мошку.
Где-то в стороне едва журчит маленький ручеек, берущий начало из родника и скрывающийся через десять шагов под землю. В сенях — поленница дров. На матице под крышей мешок с продуктами, чтобы не достали мыши. Неподалеку от кедра, где спрятался Егор, залитое дождем кострище. Уложенные в корнях пустые, успевшие покрыться ржавчиной банки из-под консервов. Одна из них — большая, литровая, вероятно, брошенная совсем недавно. Наклонившись, достал ее, осмотрел. Крышка вскрыта ровно, аккуратно, не топором и не ножом. На ней иностранные буквы. Понюхал — пахнет не то колбасой, не то ветчиной. Осторожно сунул ее за пазуху — пригодится под котелок.
— Все проверил? — вдруг раздался сзади глухой, низкий голос. — Даже не думай поворотиться, даже не узнаешь, что убит!
Егор едва не упал от неожиданности, выронил ружье, которое выстрелило от удара о землю взведенным курком. Когда рассеялся дым и стих грохот выстрела, чувство стыда от поражения сковало тело. Стараясь выправиться от шока, медленно поднялся. Чувствуя на затылке взгляд глаз противника, замер, ожидая, что будет дальше.
— Нашел-таки, — продолжал бандит сзади сдавленным баритоном. — Что же тебе на месте не сидится? Ведь предупреждал тебя в прошлом году, ты не понял.
— Ты в меня стрелял у Чистого ключа за Перепадом?
— Я.
— Что ж не насмерть? Рука дрогнула?
— У меня не дрожит, попал, куда целил. Только убивать не хотел.
— Что так?
— Потому что не мне вершить твою жизнь.
— Вот как? — удивился Егор. — А других, значит, можно убивать?
— Других — это кого? — нисколько не меняя тона, так же спокойно спросил бандит.
— Иван Колобуев, к случаю помянутый. Всадник из «Черной оспы»: ведь его товарищи тебе этого не простят.
— Иван Колобуев случайно под выстрел попал. Что касаемо всадника — сам виноват. Догнал, зарезать хотел, вот и получил что искал. А месть — так это им еще меня поймать надо! — захохотал он с такой издевкой, будто был бессмертен.
— А парни те? — тихо спросил Егор.
— Какие парни? — притих он.
— Что на тебя в шурфе в Кандальном ручье горбатятся.
— Что ж такого? Захотели золото мыть — пусть моют, каждому свое.
— Но ведь ты же сам когда-то был на их месте, на братьев Гуляевых пахал! — с затаенным дыханием проговорил Егор, задавая этот вопрос. — Нужда — не тайга гремучая, ты ж ведь сам так говорил!
— Что такого? Говорил, когда на их месте был… — согласился тот и осекся. Понял, что проговорился.
— Васька, это ведь ты?! — медленно поворачиваясь к нему, после некоторого молчания спросил Егор. Ждал, что тот сейчас выстрелит.
Увидел в густом пихтаче в трех шагах направленный на него ствол, бородатое, испещренное морщинами лицо, проницательные глаза, глядевшие на него безотрывно. Встретившись взглядами, какое-то время смотрели друг на друга. После продолжительной паузы тот наконец-то пошевелился:
— Нет, я не тот, о ком ты спрашиваешь. Более не спрашивай ни о чем, бери ружье, иди отсюда, покуда жизнь дорога. Преследовать не смей, застрелю сразу.
— Нам не место вдвоем на тропе, — проговорил Егор. — Два медведя в одной берлоге не живут.
— Знаю. Подожди до осени. После хищной охоты уйду сам.
Более не говоря ни слова, Егор медленно поднял ружье, пошел прочь. Сначала хотел резко обернуться, чтобы выстрелить в него и решить все одним махом: кто кого! Подавлено подумал, что даже не успеет, как тот нажмет на курок. Да и неизвестно, в каком стволе пуля, а где пустая после выстрела гильза.
Чем дальше отходил от его стана, тем быстрее становился шаг. В голове хлюпались скользкие, будто грибной рассол, мысли: «Как так он мог меня перехитрить? Подкараулить меня у своего логова скорее, чем это сделал я?» Было очевидно, что он гораздо умнее и предусмотрительнее Егора, всегда смотрит дальше, чем видит он. На душе было мерзко и страшно, как попавшему в ловушку медведю: вот она воля, рядом, но очутиться на ней невозможно из-за крепких венцов. Это было сравнимо с тем, как если бы ему дали хорошего пинка и выгнали из родного дома. Непонятно, как жить и быть дальше. Одно успокаивало, что как бы разбойник ни крутил, Егор понял и не сомневался, что это был Васька Акимов.
Добравшись к вечеру второго дня до Каратавки, узнал от Назара, что его срочно хочет видеть Кузька. Тут откуда ни возьмись, из тайги вывалилась Стюра. Он наказал ей, чтобы Кузя явился для разговора. Тот не заставил себя ждать, пришел в ту же ночь, принес плохую весть: его и Катю ограбили, и никто другой, как беспалый Власик. Это была еще одна неприятная проблема, разрешить которую стоило большого труда.
Власик — племянник Коробкова, двадцатисемилетний сын его брата Андрея Степановнича. Субьект достаточно скользкий и ненадежный в любом отношении, он, с детских лет привычный к вольной жизни и большим тратам, имеет потребности, превышающие его возможности. Кое-как закончив горное училище, Власик пошел работать на Амыльские золотые прииски мастером, но роскошь и бесконечная любовь к благородному металлу сгубили его. Не более как через два года он с помощью таких же двух балбесов попытался ограбить свое же хранилище, которое к тому же оказалось пустым, так как золото вывезли в Минусинск три дня назад. При нападении на охранника Власик получил увечье: казак, в ту ночь находившийся в караульном помещении, оказался далеко не робкого десятка. Защищаясь, смахнул шашкой два с половиной пальца на его правой руке. Его подельники, увидев кровь, побросали ружья и разбежались, оставив раненого товарища наедине с судьбой. Власику грозила тюрьма, но значительное положение и влияние Коробкова Василия Степановича защитило его от позора и дальнейшего падения. Так как золото не пропало и никто при этом не пострадал, дело замяли, заплатив бравому казаку тысячу рублей, чтобы молчал. Тот был рад внезапно подвалившему вознаграждению, предлагая подозрительным лицам еще заглядывать в караульное помещение, когда он несет охрану.
Обо всем этом Егору рассказал сотник Кравцов из Каратуза, когда несколько лет назад казаки объединяли усилия в чистке территории от разбойников. Власика взял под свое крыло дядя, пристроил делопроизводителем по бумажным делам, надеясь, что тот вырос из безмозглого возраста. Но амыльский урок, вероятно, ничему не научил его. Власик продолжал водиться с подозрительными личностями, барачными ворами и спиртоносами, мечтая о баснословном богатстве, которое скоро свалится ему на голову. Егору было непонятно, почему Василий Степанович смотрит на действия племянничка сквозь пальцы и, возможно, даже способствует грабежам Власика на таежных тропах, как это было в случае с Кузей?
Егор догадывался, что на Крестовоздвиженском прииске происходит утечка драгоценного метала — золото воруют. Но не знал, кто и как это делает, да и не надо было ему этого знать до сей поры. Подозрения на Василия Степановича были сомнительными: зачем ему это надо? Ведь он управляющий прииском, получает от добычи большой процент, должно хватать не только на жизнь, но и на коммерческое развитие. Единственное отступление от правил — желание застолбить свой, еще никем нетронутый прииск. Но этого хотят все, кто связан с золотом, это нормальное желание для предприимчивого человека. Будь Егор на его месте, также старался бы добиться этого. И чем дальше он углублялся мыслями в этом направлении, тем больше упирался в стену непонимания ситуации, из которой пока что не было выхода.
Если Власик ограбил Кузю, то его золото и «Рука Золотухи» должны быть еще здесь, на Крестовоздвиженском прииске. Но как их перехватить? Вызвать «Черную оспу»? Или выставить строгий надзор в лице Стюры за малейшими передвижениями Власика? Как только он засобирается в дорогу, остановить и проверить дорожные сумки. Но есть вероятность, что он будет выжидать до осени, пока не кончится сезон, чтобы потом, под шумок вместе с обозом, под усиленной охраной горной полиции и казаков спокойно, не опасаясь нападения, выехать в город.
И все же опираясь на опыт, Егор предпологал, что все будет не так. Слишком большой куш был в руках Власика. Не часто попадаются такие самородки, которые не дают покоя. «Руку Золотухи» не спрячешь под кровать, надо более укромное, надежное место. А раз так, то Власик должен скоро выехать в Минусинск. А уж там, где-то на дороге, «Черная оспа» проверит содержимое его котомок. Таков был план Егора.
Для его претворения в жизнь Егор не случайно позвал Захмырина, Стюру и китайца Ли. Знал, что предстоит большое оперативное дело. Пантелей должен вызвать «Черную оспу», которая будет ждать назначенного часа столько, сколько надо, а за это он выдаст им место нахождение Васьки Акимова. Стюра обладает природным даром, может день и ночь дотошно следить за тем, что делается на Крестовоздвиженском прииске. Китайцу Ли надо спровоцировать мнимое нападение на прииск: проще говоря, предостеречь власти насчет возможного появления хунхузов, котрые якобы собираются ограбить хранилище. Это отвлечет горную полицию и ускорит события: Власик занервничает и приблизит выезд. А уж тогда будет видно, кто прав, а кто виноват. Так думал Егор. Но получилось несколько иначе.