Хозяйка старого дома, или Жена поневоле

Глава 2. В обмороке

– Не бей её, поздно, не вернёшь! – молодой писклявый голос раздался над ухом, хватка ослабла, и моя голова упала на подушку. – Мама, неужели мне придётся выйти замуж за этого мужлана? Не хочу, не пойду! Откуда только взялся этот королевский приказ. А-а-а… – противно на одной ноте взвыл непонятно кто.

– Не реви! Верну, не будь я жена главы семейства. Сколько лет кормили эту дрянь, чтобы она, не успев выйти замуж, решила утопиться? – очередная пощёчина была невероятно больнючей. Из моего горла вырвался тихий стон. – Жива, гадина, подействовала магическая пилюля, – меня с силой встряхнули.

– Мама, – простонала я и подумала: «Что за странные реанимационные действия? Неужели я почти утонула в фонтане?».

– Впервые за столько лет назвала мамой, – в женском голосе промелькнуло удивление, мне под нос подсунули что-то сильно пахнущее, я тут же распахнула глаза.

– Жива, – тучная женщина, одетая в яркое платье, наконец отпустила меня.

Болело всё тело, включая горло, грудь и даже ноги.

– Что со мной, где я? Это похищение? – дёрнув связанными руками, в ужасе посмотрела на двух незнакомок, одна из них была почти ребёнком, на вид лет пятнадцати, красивая, с чёрной косой за спиной, вторая же в годах. – Вы кто? Развяжите. Где я, где мама, Сергей, свадьба? Почему вы меня связали? Не смешно! – дёрнувшись ещё раз, замолчала и поняла, что не в свадебном платье, а в каких-то серых лохмотьях.

Голова болела, то, что я видела вокруг, точно не больница, не гостиница и не скорая. Неужели, падая, ударилась головой о мрамор и нахожусь в коме? Почему мне тогда больно? Было больно, когда эта ненормальная била меня по щекам, да и сейчас боль не уходит, даже говорить тяжело, серьёзно она отходила меня по лицу. А может… Точно, я без сознания, а больно, потому что применяют медицинский аппарат, как же он называется, дефибриллятор.

– Матушка, нет, ты её слышишь? Пытается разыграть потерю памяти! Сбежала, опозорила семью, мужа, да если бы не слуга, которого мы отправили за тобой следить, – слова, смешанные с визгом, вырывались изо рта молоденькой девушки. – Лилиан, если твой муж узнает, что ты хотела убежать с Хогсом, то он тебе ноги вырвет и будет в своём праве.

– Какой же у тебя противный голос, – не выдержала я. – Заткнись, пискля.

– Мама, нет, ты слышала, после утопления точно умом тронулась! – ещё громче завизжала девчушка, а её мать с силой размахнулась и вновь залепила мне пощёчину.

Слёзы брызнули из моих глаз, всхлипнув, дёрнулась.

– Лилиан, не дерзи, ты в этой семье приживалка, ноги должна целовать нам за то, что тебя по королевскому указу замуж выдали, – женщина отряхнула ладони. – Нетли, милая, пойдём. А ты посиди тут день-другой, мы твоему мужу скажем, что заболела. Не поешь ещё дня два, – она почесала нос. – О, и без воды, более болезненной выглядеть будешь. Оправдаемся.

Широкие двери громко закрылись за вышедшими родственницами.

Лежать на деревянной жёсткой кровати было больно. Не спасал и тонкий, набитый соломой, которая торчала из прорех, матрас. С трудом села и осмотрелась. Комната, в которой меня заперли, была небольшая, пол деревянный, стены и потолки побелены, окно квадратное, без фрамуги, чем-то затянутое, но не пузырём, а какой-то странной полупрозрачной плёнкой.

Постанывая, поднялась. Радовало, что женщины не додумались связать мои руки за спиной. Повозившись с узлами, развязала ноги, а потом и руки. На это ушло прилично времени, живот урчал от голода. Почему я в обмороке испытываю боль и голод?

Доковыляв до двери, подёргала за ручку. Заперто. Хотелось есть, пить, оставался один выход – окно.

Присмотревшись, так и не поняла, на что крепится эта плёнка, поэтому с силой нажала ладонями на середину, плёнка тут же порвалась, а я, не удержавшись на ногах, качнулась и выпала в окно.

– Тоже мне похитители, – поняв, что цела, поднялась, отряхнулась. – Пока меня спасают, нужно подкрепиться.

Не скрываясь, направилась вдоль дома. Не понятно, почему я так была уверена, что без сознания в больнице. Скорее всего, потому что никто меня похитить со свадьбы из фонтана при сотне свидетелей не мог.

Во дворе, кроме того дома, где меня держали, был ещё один, большой и двухэтажный, там-то уж точно должна быть еда.

Войдя в широко распахнутые двери, сразу почувствовала приятный аромат еды, принюхиваясь, повернула вправо. На большой кухне суетились две девушки, одетые как служанки. Даже служанки в этом сне выглядят лучше меня, я посмотрела на свои лохмотья.

Находясь ко мне спиной, они не заметили, как я вошла и присела на стульчик в уголок, к столу, на котором стояли готовые блюда. Тут и жареная курица была, и варёная картошка, политая маслом и посыпанная зеленью, даже хлеб и салат нашлись. Изысков не наготовили, но и на этом спасибо.

Хотелось помыть руки, но голод пересилил, в одной руке оказалась картошка, в другой куриная ножка.

– Марта, ты слышала, что Лилиану выловили из реки? – неожиданно произнесла одна из девушек.

– Слышала, – вздохнула вторая, что-то перемешивая в большой кастрюле. – Настрадалась, бедняжка. Столько лет терпела издевательства родственников, – она понизила голос. – А когда нашёлся добрый красивый жених, согласный отдать за неё выкуп, случилось такое. Госпожа вне себя от злости, пришлось отдать Лилиан замуж за нищего и совершенно даром.

– Марта, я слышала от личной служанки госпожи Нетли, что это она должна была стать женой того бедняка. Невероятное дело, по императорскому указу женить. Слушай, а может, этот Ренгель при какой-то битве императору жизнь спас, что его так наградили? Свадьбой на благородной, магически одарённой девушке.

Я чуть не подавилась картошкой. Какой девушке? Магически одарённой? Вот моя фантазия чудит.

– Всё возможно, – поддержала предположение Марта. – Он появился в нашей деревне полгода назад, поселился на окраине в лачуге и всё это время болеет. Я лишь два раза видела, как он на охоту ходил. Чем только питается?

– Во второй раз он лося принёс, продал, наверное, хватает, – пожала плечами вторая служанка. – Мне Хибес, что живёт недалеко от этого охотника, говорил, будто по ночам из крайнего дома крики доносятся, мол, охотник от жуткой боли орёт. И что за магия его так разрывает?

– Непонятно одно, зачем ему жена, если он весь больной? Её же кормить надо, одевать, бедная Лилиан, – Марта сняла кастрюлю с огня.

– Так императорская благодать, с ней не спорят. Возможно, он сам попросил жену, чтобы та за ним ухаживала во время приступов, еду готовила. Бр-р…

– Ты чего, Эмилия? – Марта удивлённо посмотрела на вздрогнувшую девушку.

– Да вспомнила, какой этот мужчина угрюмый. А его густая чёрная щетина? Волосы лицо закрывают, один глаз лишь видно, я слышала, что он специально их отрастил, ужасный шрам скрывает, – перешла на шёпот Эмилия. – Руки словно брёвна, ноги длинные и жилистые. Как думаешь, он будет бить Лилиан?

Марта вздохнула:

– Это как получится. Лилиан девушка тихая, застенчивая. Если будет во всём его слушаться, может, и не забьёт её в приступе ночной лихорадки.

От её слов стало неприятно, скорее бы очнуться, вновь битой быть не хотелось, щёки при каждом жевке отдавали болью.

– Девушки, а можно водички попросить? – доев, решила прервать поток сплетен служанок.

Те громко взвизгнули и подпрыгнули на месте. Марта схватилась за половник.

– Лилиан, откуда ты тут? Тебя же в комнате закрыли, магией запечатали и связали?

– Есть захотелось, – ответила я, поднимаясь. – Можно воды? – повторила вопрос.

Эмилия трясущейся рукой подала кружку, пока я пила, они пришли в себя и в голос закричали:

– Что ты наделала?!

Марта бросилась к столу с готовыми блюдами.

– Лилиан, ты никогда бы не посмела взять господскую еду, – Марта с ужасом смотрела на меня. – Ты понимаешь, что слуги сейчас придут за тарелками? Умереть захотела? Госпожа и господин не простят, палками отходят.

– А как же императорский приказ о свадьбе? Если я умру, то тётке придётся Нетли за нищего отдавать.

Служанки прикрыли рот фартуками, поняв, что наболтали лишнего при свидетеле.

В следующий момент меня резко скрутило, живот заболел. Падая в обморок, услышала слова:

– Дней пять её не кормили за непослушание, а она столько съесть успела, да всухомятку.

В следующий раз я очнулась вновь связанная, но уже в полной темноте.