Хранитель вечности

Глава 20. Проблемы памяти

- Я потеряла сына несколько месяцев назад, - выговорила женщина и замерла.

- Мне очень жаль это слышать. Потерять близкого человека всегда непросто. Вы, должно быть, тяжело переносите его утрату.

- Все не совсем так, доктор. Я прожила долгую жизнь и потеряла не одного близкого человека. Я приняла смерть и научилась с ней примиряться. Хотя, конечно, смириться со смертью «бессмертного» человека далеко не так просто. Я вообще не понимаю до сих пор, зачем мы продолжаем называть себя бессмертными, если смерть все равно забирает нас снова и снова. Это не бессмертие, а просто увеличенное долголетие, искусственно продленная жизнь, вечная молодость – как угодно, но только не бессмертие.

Альбер внимательно слушал ее и аккуратно кивал головой, давая понять, что он остается вовлеченным в беседу и внемлет каждому ее слову. Женщина, немного успокоившись, продолжала:

- Я прожила дольше, чем многие люди. Моя семья была одной из первых, кто получил право на «безвременное продление жизни» - так эта процедура называлась в самом начале и я прошу заметить, что ее первоначальное название было ближе к истине. Нужно было все так и оставить. Но нет, людям такого невзрачного названия показалось недостаточным. Они хотели получить нечто большее, ту мифическую силу богов, которые существовали в древних преданиях - бессмертие. В итоге в языке закрепилось именно это понятие, и мы вновь сами себя обманули. Величаво называем себя бессмертными, а продолжаем гибнуть, как садовые мухи. Просто посмешище, - она нервно засмеялась и отбросила прядь волос с лица резким движением руки, - Но ладно. Я понимаю, что вы не об этом у меня спрашивали. Мой сын.. Его звали Серафим. Когда он родился, он был, точно маленький ангелочек… Он умер совсем молодым. Ему было только 130 лет. Сто тридцать! Вы понимаете? Совсем еще ребенок. Он мог жить и жить, но несчастный случай забрал его у меня.

- Если вы можете, расскажите, что с ним произошло.

- Говорю же, несчастный случай. Если вам нужны подробности, то… - ее голос сделался жестче.

- Обстоятельства смерти часто влияют на наше отношение к ней. Я просто пытаюсь понять, повлияли ли они как-то на вас, - смягчил ее Альбер.

- Он работал археологом на одной из периферийных планет и угодил в сошедшую лавину. Смерть случайная, но вполне пристойная.

Альбер понимающе заглянул ей в глаза. Женщина быстро перевела дыхание и заговорила дальше:

- Сын мой умер, как герой, выполняя свой долг. Я не виню ни его, ни кого-либо другого в его смерти. Просто так вышло. Такое случается. Конечно, мне потребовалось время, чтобы свыкнуться с мыслью, что его больше нет. Два месяца я была в трауре. Но потом стало легче.

- Что же случилось?

- По закону о хранении памяти я получила квартон с воспоминаниями сына. Всего один, на нем были записаны первые сто лет его жизни.

- Вы его посмотрели?

Лицо женщины переменилось, губы исказила выгнутая в обратную сторону улыбка, она едва удержала себя от слез.

- Да, я посмотрела его. От начала и до конца. Не выходила из дома полтора месяца и просмотрела фактически всю его жизнь.

- Это усугубило вашу боль, верно?

Женщина не выдержала и зарыдала навзрыд. Сколько бы тысяч лет ни прошло, люди плакали вновь и вновь, как маленькие дети, когда в жизни их случалась трагедия.

- Я видела себя его глазами. Как он тянул ко мне свои маленькие ручки, пока еще был младенцем, как весело смеялся, когда я играла с ним, как сладко засыпал у меня на руках, пока я пела ему колыбельные. Я видела его первые шаги, слышала первые слова. Я и сама позабыла обо всех этих моментах. На его квартоне я просмотрела все самые яркие моменты его жизни и узнала моего сына так хорошо, как будто мы с ним были чрезвычайно близки от самого начала и до конца… Понимаете, часто как бывает. Родители воспитывают ребенка первые годы его жизни, а потом начинается постепенный процесс отделения. Ребенок, который был частью семьи, вырождается в отдельную личность и чем более зрелой она становится, тем слабее оказывается связь с родителями. После определенного периода родители даже не знают, чем живут их собственные дети, о чем думают, от чего страдают, о чем мечтают, какие совершают ошибки. И так и должно быть. Родители не должны лезть в жизнь к своим детям и, уж тем более, не должны наблюдать, как те оступаются. Это слишком болезненно. Я же просмотрела все его воспоминания, все сто первых лет его жизни. Я видела все ключевые события в его жизни, все счастье и грусть, все утраты и лишения, все мелкие и не очень прегрешения, все те ошибки, которые он хотел бы забыть и оставить в прошлом. Я как будто была рядом все это время и не отходила на шаг, и от этого осознание его смерти оказалось невыносимым для меня. Я не могу так больше жить. Я не хочу так больше жить.

- Всегда можно найти причину ради чего жить. У вас получится…

- Вы не понимаете. Я не собираюсь кончать с собой. Я просто не хочу жить больше так, как сейчас. Не хочу хранить в себе все эти воспоминания, которые вызывают непрекращающиеся приступы душевной боли. Я хочу забыть их и не вспоминать никогда. Я хочу помнить о сыне ровно столько, сколько я знала о нем до просмотра его памяти, не больше и не меньше.

- Кажется, я понимаю. Вы хотите, чтобы я выписал вам направление на досрочное извлечение памяти?

- Да! – женщина воспрянула духом и заулыбалась, словно увидела свершение чуда, - я хочу забыть воспоминания своего сына. Но по нынешним законам для того, чтобы пройти процедуру досрочного извлечения памяти, я должна получить заключение психотерапевта о том, что она мне действительно необходима.

- А она вам действительно необходима? – аккуратно спросил Альбер без какого-либо подтекста.

- Да, необходима. Я чувствую, что только так смогу жить счастливо дальше.

- Хорошо, раз так, я выдам вам такое заключение. Вы получите его по гиперсети сегодня ближе к вечеру.

Женщина сердечно поблагодарила Альберу. В минуту своей слабости она показала свою истинную натуру – ранимую, чувственную, живую. Ее тоненькая фигура быстро нашла выход из квартиры и скрылась в ярко освещенном коридоре.

Альбер высунулся наружу, там никого не было. Он вернулся в комнату, подошел к окну и заглянул за штору. Глаза обожгли яркие солнечные лучи, его кожа, отвыкшая от прямого попадания ультрафиолета, ощутила приятное пощипывание. С высоты восемьдесят третьего этажа своего дома он мог увидеть немногое. Большую часть обзора перегораживали более высотные здания, настроенные со всех сторон. Он прошелся взглядом по огромной магистрали, растянувшейся на несколько десятков километров. Весь город точно стоял вдоль одной нескончаемо долгой дороги. И, по большому счету, так оно и было. Главный проспект пронизывал город насквозь, создавая множественные крестообразные перекрестки с дорогами поменьше, которые его пересекали.

До прихода следующего пациента оставалось пятнадцать минут, и Альбер решил немного отдохнуть. Кофейная пауза, сдобренная порцией хорошей современной музыки – вот, что ему было нужно. Он включил радио. Как и все величайшие изобретения в истории, оно было создано идеальным с самого начала и в каких-либо доработках не нуждалась. Радиоволны, распространяемые в среде со скоростью света, по-прежнему оставались прекрасным способом передачи информации в рамках одной планеты. Волнами распространялись они по пространству, неся в себе биты заложенной информации. По радио это, конечно, была музыка. На человеческой планете чаще всего звучала музыка, созданная людьми. Чужую музыку люди не слишком жаловали.

Контрфлесные трели сменялись бекуганскими постукиваниями, а смодулированные голоса музыкантом меняли тональности, звуча то как детские, то как старческие, то как мужские, то как женские, то как не принадлежащие человеку вовсе. Современная музыка отличалась своей напористостью и плотным звучанием. Паузы и промежутки, дающие необходимую уху остановки и создающие тем самым мелодию, практически полностью исчезли. Музыканты старались наполнить каждую секунду музыкальной композиции по максимуму. И в этом был практический смысл. Минута врени в радиоэфире становилась все дороже и дороже с каждым тысячелетием. Попасть на радио становилось все сложнее. Квоты начинающим исполнителям выделялись в малых количествах. В итоге на радиоволнах столетиями крутились одни и те же исполнители. В свое время они выбили себе местечко на музыкальном Олимпе, и не собирались отдавать его юным дарованиям.

Композиция закончилась громким стуком. Как будто кто-то сбросил металлическую гирю со стометровой высоты прямо на полую металлическую коробку, и она образовала в ней знатную вмятину. Уши Альбера от такого музыкального эффекта едва ли не перекрутились вокруг своей оси. А наступившая на кратчайшее мгновение тишина, стала настоящим искуплением всех грехов. Ради таких моментов и стоило слушать музыку.

Радиоведущий не заставил себя долго ждать и принялся тараторить со скоростью пяти слов в секунду.

- Хэй Хэй! Все кому за два тысячелетия поднимите руки вверх и давайте танцевать. Старички шеститысячники, вы тоже присоединяйтесь к нам. Возраст это всего лишь цифра в паспорте. Мы то на радио «Сильвер» прекрасно это знаем. И повод потанцевать у нас также имеется. Сейчас вашему вниманию будет представлена одна из редчайших композиций в истории. Честно скажу, я не могу слушать ее, предварительно не выпив чего-нибудь семидесятиградусного. Поэтому если есть чего налить, то, пожалуйста, поскорее. Время на радио, как известно, дороже золота. В общем, композиция эта не новая. Ей уже пятьсот пятьдесят лет. Автор нам ее прислал тогда и заплатил сразу на тысячу лет вперед, чтобы мы ее прокручивали раз в месяц. Так и сказал, что не шедевр, но своего слушателя должна будет сыскать. И вот уже пять с половиной веков мы ее крутим и пока ни один из слушателей не признался в том, что она его нашла. Может быть, это будете именно вы. Включаю! – последнее слово прозвучало, как последнее предупреждение.

- Из стереодинамиков, вмонтированных в полы и стены по периметру квартиры, раздалось истошное вскрикивание, словно кто-то прочищал горло от застрявшей там рыбьей кости. Оно продолжалось несколько секунд, поднимаясь и опуская то вверх, то вниз. Наконец, началась музыкальная часть. Неизвестный инструмент принялся издавать из себя звуки, похожие на плоские удары ладошкой по песку, и неизвестный голос выдал первое слово:

ВСЕЛЕННАЯ!!!

Альбер чуть не выплюнул собственное сердце от быстро поднявшегося звукового давления. Если начало у песни было около шестидесяти пяти децибел, то ее первое слово прозвучало на громкости в девяносто децибел. Альбер хотел было выключить радио, но второе слово оказалось быстрее:

РЕГУЛЯРНО!!!

Хлопки становились быстрее и беспорядочнее и наслаивались на звуки разлагающегося мусора – иначе их описать было невозможно. Эдакое развертывание бумажной упаковки, смоченной соленым раствором.

ПРОХОДИТ!!! – 100 дб, не меньше.

Барабанные дроби на какой-то совершенно нечеловеческой скорости, как будто отыгранные множеством барабанщиков одновременно.

ЧЕРЕЗ!!!

Альбер поскорее выключил систему, не в силах больше насиловать свои уши. Из затихающих динамиков на все еще слышимой громкости раздалось последнее, вырванное из песни, слово:

ЦИКЛЫ!!!

Тишина приласкала уши Альбера и напоила их царским елеем. Он какое-то время просто сидел в кресле, уставившись глазами в белизну потолка, испытав при этом такое чувство облегчение, словно пережил бомбардировку. А, может, он вообще умер, и эта тишина стала для него персонифицированной версией рая? Всякое могло случиться после прослушивания такой музыки.

Альбер бегал по комнате и орал во все горло. ВСЕЛЕННАЯ!!! РЕГУЛЯРНО!!! ПРОХОДИТ!!! – барабанная дробь ладонями о бедра до красных следов на коже – ЧЕРЕЗ!!! ЦИКЛЫ!!! ЦИКЛЫ!!! ЦИКЛЫ!!! Можно было не сомневаться - песня, наконец, обрела своего слушателя! Жаль только, что на радио «Сильвер» об этом так никто и не узнал, и песню продолжили давать в эфир. Альбер подумал, что стоило бы туда позвонить и сказать, что она нашла своего получателя и можно заканчивать.

Но нееет, пусть остальные тоже приобщаются к прекрасному, хотя бы еще лет триста.

Можно было продолжать поиски дальше и включать следующий квартон. Вот только что-то саднящее сердце не позволило ему быстро его переключить. Его любопытство жаждало довести начатое до конца и узнать, что же там беспокоило Кьеркегора, и чем должна была закончиться его психотерапия. Остальных пациентов, впрочем, выслушивать у него не было никакого желания, раз больше это занятие не приносило ничего в копилочку соцполезности. Он быстро промотал воспоминания до следующего сеанса с Кьеркегором и встретился вновь со своим старым пациентом лицом к лицу в маленькой квартирке, где не было ничего лишнего, и в то же время было все, чтобы открыть свою душу незнакомцу.

Во время второго сеанса Кьеркегор чувствовал себя определенно более уверенно. Он сразу же определил себя в нужное кресло и выложил пачку сигарет на стол. Альбер предусмотрительно приготовил для него пепельницу. Разговор завязался сам собой, как у двух старых друзей:

- Как вы поживаете? Произошли ли какие-то изменения в последние дни?

- Нет, я так сказать не могу. Как чувствовал себя не очень. Помните, я вам рассказывал в прошлый раз про операцию по смене внешности?

- Да, а что с ней?

- Ничего, операция прошла успешно. Просто все те двенадцать часов, что она проходила, мне хотелось бросить все инструменты на середине процесса и покинуть операционную. Что-то внутри меня словно сопротивлялось всему, что я делал. Мне кажется, что я сам перестал одобрять операции по смене внешности, но я совершенно не понимаю, почему это внезапно со мной случилось.

- У меня есть кое-какие предположения на этот счет. Постараемся все выяснить.

- Расскажите мне все, что можете об этой своей пациентке, которая решила внешность сменить. Это было ее решение?

- Меня в такие подробности никто не посвящает. Моя работа, как хирурга, сводится к тому, чтобы кроить и резать. Но, конечно, у меня есть определенный опыт, я много чего повидал в своей жизни, и нет, я думаю, что решение о смене внешности ей навязали.

- Кто и зачем?

- Муж, конечно. История стара, как мир. Мужчина устает видеть с собой одну и ту же женщину десятками лет и в какой-то момент он просит ее сменить внешность и голос, чтобы освежить их отношения. Если женщина находится от него в зависимом положении, то женщина соглашается на все, чтобы сохранить эти отношения. В том числе на перемены внешности. Я имею в виду не только финансы, но эмоциональную зависимость.

- Я понимаю, о чем вы говорите. Как вы к этому относитесь?

- Безразлично. Это не мое дело, по какой причине и по чьей воле кто-либо решает сменить свою внешность. В конце концов, все можно вернуть обратно при желании. Технологии уже давно не те, что в начале моей карьеры. Следов от операции не остается совсем. Можно менять внешность хоть по десять раз в месяц, были бы только деньги. Обращаются к нам в клинику люди обеспеченные. Так что при всей кажущейся сложности, процедуру эту можно считать обыденной. Ну, скажем, как покраску волос или смену цвета кожи. Сейчас это делается в два счета в любом салоне красоты.

- И все же что-то вызывает внутренний конфликт. Вы говорили, что просматривали воспоминания о своих родителях. Можете рассказать мне о них?

- Конечно. Мой отец долгое время был преподавателем философии. С мамой они познакомились прямо на лекции. Она была его студенткой.

Альбер улыбнулся глазами. О связи его родителей с философией он уже успел догадаться и сам.

- Они любили друг друга? Жили вместе? Как вы можете описать их отношения?

- О, родители мои были лучшей парой из тех, что я когда-либо знал. Они прожили вместе двести семьдесят восемь лет и были верны и преданы друг другу от начала и до самого последнего дня. В наше время таких людей больше не осталось. Люди и раньше то не отличались большей верностью. Но сейчас, когда мы стали жить так долго, эта проблема стала особенно ощутимой. И дело даже не в том, что люди часто меняют партнеров. А в том, что они даже не стремятся к тому, чтобы развить и сохранить одни единственные отношения. Ценности изменились. Времена изменились. На самом деле я все могу понять. Раньше, скажем, люди вполне могли найти себе партнера до конца жизни. Ведь сколько той жизни было? Провести с одним человеком вместе 30-40-50 лет не выглядело чем-то невозможным. Но а возможно ли провести с другим 500-700-1000 лет? Несколько тысяч? "Любовь до гроба" исчезла из нашего лексикона, а вместе с ней и всякая возможность построить подобные отношения.

- Понятно, понятно, - Альбер одобрительно покачивал головой, - значит вы считаете, что такие отношения невозможно создать?

- Честно говоря, я не знаю, как ответить на ваш вопрос. Возможно, в глубине души я сомневаюсь, что в нынешних реалиях такое действительно возможно. Но глядя на свою жену, с которой мы вместе уже 80 лет, я испытываю такие приятные и светлые чувства, что никак не могу представить себя с другой женщиной. Я, наверное, последний романтик в этом мире, но мне хочется верить в то, что мы с ней будем вместе до самого конца.

- Ваша жена меняла себя внешность? – задал Альбер неожиданный для Кьеркегора вопрос.

- Что? Конечно, нет? Нам это не нужно.

- В чем же ваш секрет?

- Ну, мы хорошо общаемся, прекрасно ладим друг с другом, не ссоримся, с физической близостью полный порядок. Мы идеально друг другу подходим.

- А вот здесь вы ошибаетесь. Не существует людей, которые подходили бы друг другу идеально. Я полагаю, что разгадка в ваших родителях и той модели, которую они заложили в вашу голову. Она так крепко проникла в ваше сознание, что вы изначально искали себе такую женщину, с которой могли бы провести всю жизнь. И даже если она вам не подходила идеально с самого начала, вы сделали с ней все, чтобы это исправить. Вы работали над этими отношениями. Вот и весь секрет. И вы даже не задумывались об этом. Просто принимали как должное. Ну или считали, что жену вам послали высшие силы и ваш случай совершенно уникальный. В общем, списывали все на внешние обстоятельства от вас не зависящие. А потом посмотрели воспоминания о родителях и те ценности, что они вам прививали в детстве, всплыли на поверхность вашего сознания. И теперь, когда вы смотрите на людей, которые хотят менять внешность, чтобы угодить партнеру, у вас это вызывает такое сильное чувство отвращения, что вы не можете с этим примириться и отказываетесь выполнять работу. Но отказаться вы не можете, потому что связаны трудовым договором. В итоге получается конфликт, грусть, дисгармония в душе, что мешает вам в работе.

- Вот оно что. Я об этом даже и не задумывался. Но теперь, когда вы сказали мне об этом, все это прозвучало так, как будто ответ всегда был у меня под носом.

Альбер заулыбался:

- Выходит, что дело можно считать закрытым?

- Но вы же не сказали, что мне делать…

- Менять работу, другого выхода нет.

- Но как? Хирургия это важная часть меня. Я не хочу уходить из этой области. Я точно не стану так счастливее, поймите.

- В таком случае не уходите из хирургии. Даже из пластической можете не уходить. Просто найдите клинику, где пластические операции проводят по показаниям, а не по прихоти. Зарплата там, конечно, будет меньше, но ведь в вашем виде деятельности это не главное, так?

- Да, деньги никогда не были для меня самой причиной работать. Спасибо вам большое! Вы мне очень помогли!

- Пожалуйста. Берегите свою жену и ваши отношения. Таких как вы с ней уже почти не осталось. Вы вымирающий вид.

Кьеркегор ушел, и теперь уже Альбер захотел закурить и выложить свою душу на стол перед другим психотерапевтом. За всю его жизнь у него было множество отношений, причем все они длились не больше нескольких лет. Так ни с кем и никогда у него не получилось создать прочные долгосрочные отношения. Не было ни одной, с кем бы он мог увидеть себя через десять лет, не говоря уже о сотнях и тысячах. В конечном счете, он просто перестал пытаться и смирился с тем, что будет вечно холостым, вечно свободным, вечно одиноким.

Альбер из настоящего, к счастью, подобным размышлениям не придавался. Вместо этого он переключил квартон и продолжил разгадывать оставленную Фоноксом головоломку. По отношению к нему Альбер больше не испытывал злости. Время распрямило кривую его эмоций, и его вело вперед чистое любопытство. Интересно ведь было узнать, ради чего потребовалось столько сложностей, и что было на том квартоне, который Фонокс оставил для него.