Христа ради юродивый старец Паисий, рясофорный инок Киево-Печерской Лавры

IX

Борьба монастырского инока со своими страстями и похотями бывает велика, опасна и тяжка. Враг рода человеческого искусен, настойчив, лукав. Он употребляет всевозможные усилия, чтобы погубить человеческую душу. Недаром слово Божие уподобляет его рыкающему льву, ищущему кого бы поглотить. В особенности тяжко бывает новоначальным инокам. Прелести мира непрестанно волнуют их мысли и чувства. Неокрепшее терпение порождает уныние, малодушие, ропот. Необходим наглядный пример для подражания. Необходима сильная нравственная поддержка извне. Необходима чудесная помощь свыше. А если ее не видно? Если помощи нет? — Инок спотыкается, падает. Благо, если он крепок верой и преисполнен мужества и терпения. Такой падает и снова подымается. Но горе слабому, неискусному, малодушному. Искушения, соблазны и страсти охватывают его могучим кольцом. И неискусный борец гибнет в бурных волнах этой пропасти. Смалодушествовал раз — и конец. Нет более сил остановиться, укрепиться оглядеться кругом, если только невидимая десница Божия чудесно не избавит от погибели. Так бывает и в нашей жизни вообще. Пока сапоги чисты, мы делаем большой обход грязи, но лишь они замарались хоть немного, — мы не жалеем их и шагаем куда попало. Но горе нерадивым слабым. Человек, не владеющий духом своим, что город разрушенный и без стен (Притч. 25, 28).

Для таких малодушных и слабых, изнемогающих в неравной борьбе с помыслами и страстями, блаженный Паисий являлся истинным утешителем, укрепляя и возбуждая ослабевший в скорби и унынии дух их.

— Душко! — говорит он. — Брат от брата помогает, яко град тверд. Мы без помощи Божией ничего не значим. Мы как младенцы бессильные, неразумные.

Заповедь о миролюбии есть самая важная, первая и необходимая. Мир имейте со всеми, говорит апостол. Ибо Сам Господь есть Бог мира, и Царство Его — царство мира. Душевный мир — это благодатный плод Духа Святого, а всякая вражда от диавола. Где нет мира, там нет истинной любви христианской. А без любви ничтожны все наши дарования, бесплодны добрые дела, бесполезны подвиги, даже мученические. И если бы каждый из нас следовал учению апостольскому, сколько исчезло бы на земле зол, сколько исчезло бы нестроений и бед, отягчающих жизнь христианского общества.

Об этом всеми силами старался и блаж. Паисий. Если два брата, обитающие в одной келии, были недовольны друг другом и близки к ссоре, блаженный неожиданно заходил к ним и вразумлял какими-либо приточными способами к примирению.

Жили два брата между собою не в ладу, а помещались оба в одной келии. Заходит к ним блаженный и говорит:

— Душки! Читали вы в Псалтырке: Се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе (Пс. 132, 1).

Но те не образумились и продолжали враждовать. Тогда блаженный заходит вторично, схватывает с постели одного простыню и, разорвав ее пополам, отдает каждому по равной части:

— Аще кто речет, яко люблю Бога, а брата своего ненавидит, ложь есть (1 Ин. 4, 20).

В скором времени их разъединили.

Послушник из клирошан Р. был из новопоступивших. Жил себе «по-божески», на дело спасения души особенно не налегал, а шествовал «царским путем». Была Великая Суббота, канун святой Пасхи. Вышел Р. на минутку из церкви домой, да и думает: «Надо в лавочку сбегать. Маслица для лампадки купить. Завтра Пасха, а у меня даже и лампадка не зажжена!» Но, подойдя к дверям, остановился и раздумал: «Экие предрассудки… Зачем мне лампадка. Ведь и так Бога величаю, в церкви пою. Не пойду, не куплю». И воротился с этой мыслью в церковь. Проходит мимо о. Паисий (а он в форме стоял), а блаженный на него:

— «Не пойду! Не куплю!» Эх вы, нехристы. Идолопоклонники! Жиды! Чтобы лампадка сегодня же горела. Слышишь!?

Идут дорогой два инока: Вадим и Нафанаил. Первый впереди, второй сзади. Подходит блаж. Паисий к о. Нафанаилу и как бы жалуется:

— Душечко! Ноги-то у меня болят… Так болят, что и ходить не могу…

Вскоре о. Нафанаил так серьезно заболел ногами, что не мог даже на постели без помощи передвигаться.

Иеромонах Димитриан, будучи послушником, ездил на побывку домой. Возвратился в Лавру, а денег ни копейки нет. Все на поездку да на бедных родных издержал, даже на необходимое нет, а одалживать у людей не любил. Идет по Лавре задумчивый, грустный. Видит, о. Паисий около Великой церкви вдоль стены под водосточными трубами пролазит. Увидал о. Димитриана и кричит:

— Душко, любко, голубко, подождите! Деньжонок, знаете, деньжонок нет… Все на бедных родных издержал… Так вот, извольте.

Сунул ему сверток, а сам и убежал. Взглянул о. Димитриан, а там около 14 рублей. Бросился за блаженным вдогонку: «Не надо мне, о. Паисий. Возьмите, Христа ради, назад»… Но не тут-то было. Насилу часть взял обратно.

Поехал послушник К. на призыв. Вернулся в Лавру — беда, на его место другого приняли. Пошел с плачем к о. наместнику — наотрез отказал. Возвращается К. оттуда грустный-прегрустный. Вдруг о. Паисий встречается и подает ему огарок свечи:

— Сховай, душечко, за пазуху. Скоро тебе пригодится воск.

Наутро пришло приказание от о. наместника принять К. в Лавру и послать на послушание на свечной завод.

Увидит, бывало, блаженный игумена Герасима, прежде начальника Китаевской пустыни, а потом благочинного Лавры, и кричит вслед:

— Зарежут вас, душечко, зарежут… Ножичком — чик! А душечка где будет?

И сколько не отгоняли, о. Паисий все свое твердил. Испуганный о. Герасим, опасаясь сбытая слов блаженного, был особенно внимателен к себе. Но в 1901 году его назначили экономом Софийского митрополичьего дома, и здесь он опасно заболел. У него образовался рак в желудке, — врачи решили, что ему необходима операция. Больной был в отчаянии, но все-таки решился на это. И что же? Сейчас от операции и скончался.

Была зима. Идет в шубе отец эконом Лавры иеромонах Полихроний. Глядь, о. Паисий к нему, переодетый в какой-то кожух. Сел на снег и ну барахтаться, да снегом себя засыпать.

— Ой, ратуйте! Лихоманка забирает. Как осиновый лист трясет!

О. эконом был человек сердитый. Не раз о. Паисия пробирал. Стал и теперь прочь его гнать. А блаженный кланяется и подает о. Полихронию зеленую свечечку.

— Благоволите, душечко, принять эту свечечку. Скоро я совсем уезжаю! Далеко уезжаю. Скоро я совсем уезжаю! Далеко уезжаю. Никогда уже не вернусь назад. Прощай дорогая святыня. Прощайте братия и отцы!

Вскоре о. Полихроний простудился и серьезно заболел. По настоянию врачей уехал было лечиться к специалистам в Варшаву, но назад в Лавру так и не вернулся: там Богу душу отдал.

Инок, посвящающий себя на служение Богу, всецело отрекается мира и всего, яже в нем. Но забыть навсегда своих родных он не в силах. Поэтому, думы о том, как живут братья, сестры, отец, мать — зачастую проносятся в его голове и погружают в раздумье. Изредка получая от родных известия, инок утешается тем, что беседует с ними хоть письменно. Но известия эти не всегда радостны. В этих случаях блаженный старец притчами старался предупредить того или другого инока о случившемся несчастий в его родном доме.

Сидят однажды около келии иеросхимонах Самуил с иеромонахом П. и беседуют. Подходит к ним блаженный и, подавая каждому по горбушке белого хлеба, говорит:

— Отслужите, душечко, панихидку…

Вскоре пришло известие, что у о. С. умерла мать, а у о. П. родная сестра.

Проходит на хорах Великой лаврской церкви монах Тит, а блаженный встречает его и низко кланяется:

— Конечно, душечко… Ничто уж ей не пособит…

В этот же день скончалась у о. Тита мать.

Когда имело случиться в Лавре какое-нибудь происшествие или несчастье, блаженный Паисий всегда предостерегал кого следует притчами и побуждал к бдительности и вниманию.

Выходит из Великой лаврской церкви экклесиарх архимандрит Валентин. Блаженный перебегает ему дорогу и кричит:

— О, экклесиарх! Это все московские наделали. Московские — чертовские. Приехали, разломали, вынесли и прочь увезли.

О. Валентин хорошо блаженного понимал. Созывает церковных сторожей и советует им: «Будьте бдительны… О. Паисий что-то пророчит нам». И действительно, дня через два случилась бурная, дождливая, темная осенняя ночь. Приезжие злоумышленники, прикрываясь темнотой и шумом ветра и дождя, взломали в Великой церкви оконную решетку, обокрали денежный свечной ящик и безнаказанно смылись.

Скорби и страдания в жизни человека — это и есть настоящая, неподдельная жизнь. Иже не приимет креста своего и вслед Мене грядет, несть Мене достоин, — говорит Господь (Мф. 10, 38). Без страданий человек не нашел бы на земле истинного удовольствия. Ибо от скорби происходит терпение (Рим. 5, 3). Недаром же и земная жизнь наша называется юдолью плача и сетования. И не было еще такого человека на земле, который не испытал бы в своей жизни мучительных скорбей.

Но скорби и страдания живущих в монастыре во много раз мучительнее, чем живущих в мире. В мире имеются для человека многочисленные способы к рассеянию скорбей, то в виде всевозможных увеселений, то в форме разнообразных забав и житейских дел. Но для инока один способ облегчения скорбей — слезы, упование, терпение и молитва. Правда, способ этот надежнее и прочнее перечисленных, но не все вмещают его.

Сам шествуя этим узким и прискорбным путем, блаж. Паисий отлично понимал его тяжесть. А потому в минуты скорби и печали был истинным другом и наставником и утешителем и для других.

Случится, бывало, какому-либо брату скорбь или уныние, блаженный — тут как тут. Лицо его полно духовного веселья и радости. Придет, утешит и всякие мрачные мысли и думы как рукой снимет.

Идет монах N по Лавре грустный, унылый и скорбный. Его жестоко обидели — хоть на свет Божий очей не показывай. А блаж. Паисий к нему:

— Чего грустишь, душечко? Вспомни Христа Спасителя. Как Его безжалостно били, как заушали, плевали на Него. И не Он ли претерпел позорную крестную смерть? А все ради кого? Ради нас, душечко.

Видя в блаженном такого мудрого и любвеобильного наставника, иноки и сами нередко обращались к нему за советом. Одних блаженный встречал с радостью и любовью, других — приточно и строго.

Монах Ф-т имел страстное желание ехать в Иерусалим на поклонение святым местам. Но для «испытания» обратился прежде к блаженному за советом. А блаженный, провидя его тайное намерение, вместо ответа дает о. Ф-ту полный горшочек какой-то бурды. И действительно, во время поездки великая «смесь» приключений и соблазнов случилась с о. Ф-м.

Любопытство свойственно каждому человеку. Но если кто из братии особенно стремился постигнуть тайники помышлений и разгадать приточный смысл речей о. Паисия, на таких блаженный весьма ополчался и не стеснялся жестоко подчас наказывать их.

Был в Лавре один человек, который действительно понимал блаженного глубоко, определенно и точно. Это — покойный иеромонах Паисий. Блаженный весьма любил его, частенько хаживал к нему в келью, и жили они друг с другом в духовном тесном родстве. Принимая от своего любимца подаяния, блаженный был весьма к нему расположен и откровенен. Но иеромонах Паисий был не из молчаливых и любил порассказать об этом другим. За это блаженный сердился и не раз укорял его:

— Ага, полиция?! Подсматривать?! Подслушивать?!

А раз даже наказал его за то железной палкой так чувствительно, что тот ощущал это довольно продолжительное время. Получив такое внушительное вразумление, Паисий ушел и думает: «Ну, теперь ко мне в гости не придет… И не надо… Только одно беспокойство с ним»… Но едва возвратился в келию, как блаженный является к нему и говорит:

— Извините, душечко. Хоть и беспокойство, а чайку с вами попьем.

Неоднократно и впоследствии накидывался на него блаженный и, как бы угрожая смертью, кричал: «Убью! Убью!» Слова эти оказались пророческими. Иеромонах Паисий был переведен в Преображенскую пустынь на покой. Страдая слабостью ног, он, опираясь на палочку, которая досталась ему по кончине блаженного, ходил к нему на могилку и беседовал с ним, как с живым. Пишущий это не раз заставал его там и пользовался любезным гостеприимством словоохотливого старца. При этом предметом наших бесед по преимуществу была жизнь блаженного, о котором о. Паисий так много знал и поведал мне. В 1907 году слова блаженного сбылись. Господь попустил пострадать о. Паисию от руки злодея: летом этого года иеромонах Паисий среди бела дня был убит в своей келии одним злоумышленником.

Жизнь людей современного века — погоня за призраком модных наук и учений. Повсюду являются лжеучители, сеющие плевелы ложных наук и нечестия. Сеет Сын Человеческий Свое Божественное учение — сеет и враг свои плевелы. Проповедуют пастыри учение Христово — проповедуют и сыны диаволаучение сатаны. Распространяют священные книги в народе служители Божии — ширят между народом свои душевредные книги и слуги сатаны. Слово Божие говорит: сотворен человек по образу и по подобию Божию (Быт. 1, 26), а диавол через безбожников уверяет: «Не верь… Случайно мы рождены и ничем не отличаемся от скотов. Дыхание в ноздрях наших — дым, а слово — искра в движении нашего сердца». Слово Божие учит: …помни о конце твоем, и во веки не согрешишь…Помни истление и смерть и соблюдай заповеди (Сир. 7, 39; 28, 6). А диавол через безбожников говорит: «Ешь, пей, веселись; наслаждайся земными благами, ибо земная жизнь наша кратка»… Слово Божие говорит: Воздай кесарево кесарю (Мф. 22, 21). Не прикасайтеся к помазанным Моим (Пс. 104, 15). Нет власти не от Бога. Всяка душа властям должна повиноваться (Рим. 13, 1). А диавол влагает в сердце развращенного свое: «Не повинуйся властям. Долой их. Все равны. Убивай начальников и старших». Слово Божие учит: слушайся Церкви Божией (Мф. 18, 12). Уважай священников (Сир. 7, 31). Почитай пастырей (Евр. 13, 17), ибо вне Церкви нет спасения. А диавол всевает свои плевелы: «Не надо Церкви. Уничтожь ее. Она поддерживает верховную власть царей и освящает насилие»… Слово Божие говорит: Чти отца твоего и матерь… Слушайся старших (Лев. 19, 32). А диавол учит по своему: «Не слушайся их. Они люди глупые, отжившие, отсталые».

И много, много других подобных плевел растет на ниве Христовой. И много уловляется слугами диавола молодых невнимательных и рассеянных душ. Но блаж. Паисий зорко следил за подобными людьми и, едва они появлялись где-либо, чтобы навести простодушных на соблазн и погибель, — вразумлял их бесцеремонно палкой и гнал далеко прочь.