Хроника одного скандала

Глава четырнадцатая

После субботнего свидания я не один день провела, вспоминая разговор с Бэнгсом и прикидывая, насколько велики шансы, что Бэнгс с кем-нибудь поделится услышанной новостью. Усыпив Порцию, я вернулась домой и за вечер написала не меньше трех покаянных писем Шебе — и все их сожгла в кухонной раковине. Тоскливый настрой вернулся ко мне с новой силой, подстегиваемый чувством вины. Кроме того, на меня навалилась масса мелких проблем со здоровьем. Стоило лечь, как правую ногу начинало крутить и дергать, отчего сон не шел вовсе. Меня замучила постоянная головная боль. Вскоре после того, как я приехала в Истбурн, на подбородке высыпали прыщи, а ногти на ногах изуродовал грибок. Совершенно очевидно, что организм таким образом реагировал на стресс, но я убедила себя, что все недуги — это возмездие за грех, кара за измену Шебе. Я еще и укрепилась в этом суеверии, когда поняла, что ни от одного из рекомендованных местным аптекарем лекарств эффекта ни в малейшей степени ждать не приходится. На Рождество один из почерневших ногтей отвалился, и я рыдала как безумная в туалете Марджори, в полной уверенности, что подхватила проказу.

На День коробочек Полли убежала из дома. Я еще гостила у сестры и сообщение Шебы получила только на следующий день, когда вернулась в Лондон. Услышав голос Шебы на автоответчике, взволнованно произнесший: «У нас тут кое-что случилось!» — я предположила самое худшее. Не буду скрывать, что вздохнула с облегчением, через несколько секунд узнав, что у Хартов исчезла дочь. Я перезвонила немедленно.

— О, Барбара! — воскликнула в трубку Шеба. — Простите за беспокойство. Все уже в порядке. Полли нашлась. Безмозглая девчонка сбежала к бабушке. Завтра я лечу за ней в Шотландию.

Шеба отправлялась за дочерью одна: Ричард должен был приглядывать за Беном. Мое предложение составить ей компанию Шеба сначала отклонила, объяснив, что старается без крайней необходимости не навязывать общество матери своим друзьям. Но мы поговорили еще немного, и Шеба заколебалась. Вдвоем все же веселее, вслух размышляла она. Да и машина пришлась бы кстати. Я в самом деле не против? Разумеется, еще раз подтвердила я, отнюдь не против.

На следующее утро, когда я заехала за Шебой, она выглядела неважно — измученное лицо, подпухшие глаза. На улице, прежде чем сесть в машину, я взяла Шебу за руку:

— Мне очень жаль…

Она слабо улыбнулась:

— Ничего. Полли перебесится, и все придет в норму. Лет через десять, уверена, мы будем вспоминать об этом как об одном из этапов ее взросления.

— Нет, я не о Полли. Мне очень жаль, что между нами так случилось… тогда, в мастерской. Боюсь, я сильно расстроилась из-за Порции.

— Ах, вы об этом, — сказала Шеба. — Не стоит вспоминать. Как ваша нога?

— Хорошо. Вот только… — Я сморщилась, удерживая слезы. — Порция умерла. Мне пришлось ее усыпить. Перед самым Рождеством…

— О-о, Барбара! — Шеба схватила меня за руки, как будто собралась обнять.

Я отстранилась.

— Да, грустно. Очень грустно, но ничего не поделаешь.

— Сожалею, Барбара.

— Ладно… — Я открыла дверцу машины. — В путь?

К Шебе я ехала с намерением все рассказать о Бэнгсе. Я понимала, что сделать это необходимо, но оказавшись рядом с ней в машине, почувствовала, как решимость меня покидает и от перспективы испытать на себе гнев Шебы наваливается слабость. Я не знала, даже как начать. Мне нужно вам кое-что сообщить, Шеба… Нет, не могу!

— Что у вас с подбородком? — спросила Шеба, наклоняясь, чтобы рассмотреть мою сыпь. — Аллергия на что-нибудь?

— Нет-нет, — буркнула я, с досадой отмахиваясь. — Это просто от усталости.

— Боже, как я вас понимаю. Сама совершенно измотана.

Я сочувственно кивнула:

— Еще бы. Наверняка напугались до смерти.

— Ну конечно… — Шеба запнулась и добавила с шаловливой ухмылкой: — К тому же вчера засиделась допоздна со Стивеном.

— Вон оно что.

— Если честно, я здорово рисковала. Знаете, что я сделала? Притащила Стивена к нам, когда Ричард с Беном легли спать. Целый час пробыла с ним в своей студии.

Я скосила на нее глаза, в ужасе не столько даже от опасности, которой она себя подвергала, сколько от радости, с которой она признавалась в собственной безрассудности.

— Стивен пришел в кошмарном пуловере, подаренном родителями на Рождество, — весело продолжала Шеба. — Цвет такой… блекло-голубой. Жуть…

— Прошу вас, Шеба. Вы могли бы сейчас не говорить о Конноли?

Она пожала плечами:

— Ладно.

— Я не хотела показаться…

— Ничего. Я понимаю. Больше о нем ни слова.

Она отвернулась, глядя в окно.

— Знаете, — после долгой паузы сказала я, — мы с Бэнгсом недавно обедали вместе.

— Что? — Шеба уставилась на меня. — Когда?

— В субботу, перед окончанием четверти. Он…

— В выходной? Барбара!

Я покраснела.

— Нет, он…

— Но это же великолепно, Барбара! Хорошо провели время?

— Вы не поняли. Это был самый обычный обед.

— Ну вы и хитрюга! Неудивительно, что о вас в последнее время ни слуху ну духу!

Я в ярости ударила кулаком по рулю:

— Ради всего святого, Шеба, избавьте меня от вашей опеки! Я не настолько одинока, чтобы связаться с Бэнгсом! Единственное, из-за чего я упомянула об обеде… — Я помолчала. Развернувшись на сиденье, Шеба не сводила с меня взгляда. — Видите ли, у меня создалось впечатление, что Бэнгс знает о вас и Конноли.

Эта увертка родилась сама собой, захватив меня врасплох. Пока я собиралась с духом, чтобы исправиться, Шеба ахнула, округлив глаза и рот.

— Что? Нет! Откуда ему знать? — прошептала она.

Признайся, убеждала я себя, скажи, что ты наделала.

Но Шеба уже обрушила на меня поток испуганных, смятенных слов:

— То есть как это — «создалось впечатление»? Он что, сказал, что знает?

— Может, не совсем так, но что-то ему известно, он дал понять, будто что-то знает.

Все. Поздно. Назад дороги нет.

— Дал понять? Как именно? Какими словами? Повторите!

Хлопнув ладонью по лбу, Шеба так и не убрала руку. Несмотря на всю трагичность ситуации, в глубине души я была рада ее отчаянию.

— Он сказал что-то о «необычных отношениях нашей коллеги» с одним из учеников.

— Черт! Он точно имел в виду меня?

— А кого еще?

— Почему вы мне раньше не передали? А что вы ответили?

— Само собой, разыграла недоумение. Ответила, что не понимаю, о чем это он.

— Повторите дословно. С чего вдруг вообще об этом речь зашла?

— Я не могу воспроизвести наш разговор слово в слово, Шеба. Мы обедали, обсуждали школьные дела, а потом Бэнгс произнес что-то вроде: «Я обратил внимание, что одна наша коллега, как мне кажется, очень близка с одним из учеников».

— «Очень близка»? Так он сказал? Или «необычные отношения»? Господи, Барбара! Поверить не могу, что вы не рассказали мне этого раньше.

— Э-э… По-моему, он произнес и то и другое. Сначала «очень близка», а когда я спросила: «О чем это вы?» — он уточнил: «Ну, у нашей коллеги сложились довольно необычные отношения с одним из учеников одиннадцатых классов». Да. Что-то вроде этого.

— А каким тоном? Осуждающим?

— Гм-м. Я бы не сказала, что он был в восторге.

— Боже, о боже! А как по-вашему, доказательства у него есть? Или это всего лишь подозрение?

— Откуда мне знать, Шеба. Произнесено это было достаточно уверенно. Послушайте, я вам до сих пор не рассказывала, чтобы зря не волновать.

— Не волновать?! О чем вы только думали?

— Не хотелось портить вам Рождество…

— Ох, Барбара… Черт! Плохо дело.

— Да уж.

— Но как он узнал? Думаете, расскажет кому-нибудь?

— Не берусь утверждать. Об этом речи не было. И все же послушайте моего совета, Шеба: вам нужно немедленно все это прекратить.

Шеба прижала кулаки к глазам.

— Будь проклят Бэнгс, — простонала она. — Будь он проклят!

Шотландский рейс был битком: люди возвращались домой к Новому году, и на борту царила атмосфера праздника. За те полчаса, что нас продержали на взлетной полосе, несколько пассажиров опустошили фляжки и завели песни. Шторка, отделявшая кухонный закуток от салона, не скрывала, что даже стюардессы украдкой прикладываются к пластиковым чашечкам. Шебу, явно расстроенную моей новостью, всеобщее веселье выводило из себя. Когда из динамиков раздался дружелюбный голос командира, объяснившего причины задержки и поблагодарившего пассажиров за терпение, Шеба повернулась ко мне и выпалила с абсолютно неестественным для нее жаром:

— Какого черта он благодарит меня?! У меня терпения ни на пенни!

Вскоре после взлета по проходу двинулась стюардесса, позвякивая тележкой с закусками и выпивкой.

— Сэндвич с мясом или сыром? — спросила она у Шебы.

Той потребовалось выяснить, какое именно мясо предлагают:

— Что у вас там, говядина или?..

— Значит, с сыром, — вздохнула стюардесса и шлепнула завернутый в целлофан треугольник на столик перед Шебой.

— Она пьяна! — прошипела Шеба в спину девушке.

От Эдинбурга до Пиблза мы доехали на такси. Расточительность непомерная, но поездом, по словам Шебы, слишком долго. Она изнывала от желания вернуться в Лондон и поговорить с Конноли об угрозе разоблачения со стороны Бэнгса. В машине я пыталась отвлечь ее расспросами о матери. Сначала Шеба не желала затрагивать эту тему, отнекивалась, но постепенно поддалась на уговоры.

Ее отношения с матерью, сказала Шеба, близкими не назовешь. Любимым ребенком был Эдди, а дочери всю жизнь внушали, что она неудачница.

— В Оксфорд я не поступила, а потом и вовсе поставила на себе клеймо, выйдя замуж не за выпускника Оксфорда. О Ричарде мама всегда отзывалась так… знаете, соболезнующе… как будто само собой разумелось, что в великой охоте за мужьями Ричард — третьеразрядный приз. Мамочка у меня тот еще сноб. Жены академиков все, как правило, такие, но мама — это что-то из ряда вон. А кичиться ей совершенно нечем. Ее единственное достижение — пешие детские туры по «историческим местам Северного Лондона», которые она организовала в начале семидесятых. Да и то основной труд взяла на себя ее подруга Иоланда.

Мы обе рассмеялись.

— Суть в том, — продолжала Шеба, — что мама испытывает глубочайшую жалость ко всем, кому не повезло с замужеством. А повезло только ей, поскольку она вышла за Рональда Тейлора. При жизни отца она тешилась идеей, что Ричард его боготворит, и тратила немало сил на то, чтобы оградить папу от моего мужа. По-моему, она была уверена, что стоит ей хоть на секунду расслабиться, как Ричард намертво прилипнет к отцу, начнет добиваться его автографа и все такое. Ну не идиотизм? Да Ричард от экономики в тоску впадает. На отца ему, по большому счету, было наплевать. Но разве мамулю переубедишь? Всякий раз, когда папа рассказывал анекдот, она трепала Ричарда по коленке — в утешение за злосчастный рок, лишивший его имени Святого Рональда.

— А меня ваша мама одобрит, как вы думаете?

— Что? — недоуменно переспросила Шеба. — A-а! Не волнуйтесь, вас она едва заметит. Все ее силы уйдут на то, чтобы расчехвостить меня.

«Скромный коттеджик» миссис Тейлор в пригороде Пиблза на деле оказался особняком эпохи Георга, с парой акров земли в качестве заднего двора. Мы с Шебой на подъездной дорожке доставали из машины сумки, когда на крыльце появилась миссис Тейлор.

— Ага! То-то мне шум мотора послышался, — сообщила она. — Входите. Чай как раз готов. — Миссис Тейлор была в бесформенном ажурном свитере, вытянутых на коленях лыжных штанах со штрипками и чепчике в стиле Жанны Д’Арк, обрамляющем хищное лицо.

— Познакомься, это Барбара, моя коллега и подруга, — сказала Шеба.

Миссис Тейлор холодно кивнула, остановив на мне немигающий взгляд круглых глаз.

— Добрый день, — буркнула она.

Мы вошли в дом.

— Как полет? Измотал? — спросила миссис Тейлор.

Шеба пожала плечами:

— Нет, почему же. Не так уж и плохо. — Она смотрела на «мартинсы» Полли, брошенные под вешалкой.

— Она у себя наверху, — сказала миссис Тейлор, перехватив взгляд дочери.

— Это где же? — Шеба, похоже, неприятно поразил тот факт, что Полли заняла ее детскую спальню.

— На чердаке. Я отделала стены чудесной шотландкой. Полли только глянула — и решила, что будет жить там.

— Что она делает?

— Спит. Ну и ну! Вот это сон! Я уж и забыла, что детей не добудишься. Настоящая летаргия.

Шеба скривилась.

— Хоть бы мне разок разрешила продрыхнуть до трех часов дня, — шепнула она, как только ее мать проследовала дальше по коридору.

— Ну что ж, дорогая, — донесся до нас голос миссис Тейлор. — Выпьем чаю и поболтаем, пока Полли не проснется?

Она пригласила нас в гостиную — ледяную, мрачную комнату с неряшливыми домоткаными гобеленами на стенах и очень недурным антикварным буфетом. Остальную обстановку явно приобретали на оптовых складах офисной мебели. Миссис Тейлор внезапно шагнула к дочери и с откровенной неприязнью дернула ее за пояс.

— Новый? — каркнула она.

— Да. Купила в магазинчике на углу, в двух шагах от дома. Прелесть, правда?

— Н-да? — протянула миссис Тейлор. — Ты, как я погляжу, опять без комбинации. Если куда-нибудь пойдем, наденешь мою. Ни к чему стращать Клема с почты. Ладно. Присаживайся, дорогая. Сейчас принесу чай.

— Взбесилась из-за пояса, — шепотом объяснила Шеба, когда миссис Тейлор вышла из комнаты. — Мамочка одежду вообще не покупает. Обращать внимание на внешность, по ее мнению, вульгарно. Когда я подросла и начала интересоваться косметикой и прочими штучками, она надо мной буквально издевалась. Закатить скандал могла только за то, что я душ приняла два раза за день. Чрезмерная гигиена, говорит, — это так мелкобуржуазно.

— Ах, какая жалость, — крикнула из кухни миссис Тейлор, — что тебе в этом году не удалось приехать ко мне на Рождество. Мы повеселились на славу.

— Правда? — крикнула в ответ Шеба, закатив глаза.

Рождество и День коробочек Эдди с семьей всегда отмечают в Пиблзе, а вот Шеба уже пять лет как не появляется. Она объясняет это тем, что Ричард должен праздновать с дочерьми. (Марсия с девочками традиционно приходят в Рождество на обед к Шебе.) Однако это всего лишь предлог. А на деле, по словам Шебы, Рождество слишком дорогой для нее праздник, чтобы позволить матери его испортить.

Довольно долго мы в молчании прислушивались к звону посуды на кухне.

— Поесть ничего не хотите? — снова крикнула миссис Тейлор. Судя по голосу, положительного ответа она не только не ждала, но и не приняла бы.

— Нет, мам, не нужно! — отозвалась Шеба. — Вы не хотите есть, Барбара?

— Нет, спасибо. Я…

— У меня, собственно, почти ничего нет, — продолжала миссис Тейлор, — но на крайний случай могу предложить остатки индейки.

— Нет-нет, мы не голодны, мам!

После очередной долгой паузы Шеба сказала:

— Мам, я хотела тебя поблагодарить. Ты нам очень помогла с Полли.

— Глупости. — Миссис Тейлор с подносом в руках появилась на пороге гостиной. — Я счастлива видеть Полли. Бог свидетель, уж я-то знаю, как это ужасно, когда твоему ребенку вдруг взбредет в голову, что он тебя ненавидит.

Шеба скрестила руки на груди.

— Представления не имела, что Полли меня ненавидит.

Миссис Тейлор опустила поднос на стол.

— Не надо кипятиться, дорогая. Вот, бери печенье. Ясно, что в данный момент ты у нее не в чести. Так что ж? Все подростки через это проходят. Не принимай на свой счет. — И она оскалила в улыбке неприятные, цвета могильной плиты, зубы.

Шеба яростно разламывала печенье.

— Бывали в наших краях? — обратилась ко мне миссис Тейлор.

— Да, жила когда-то в Дамфризе…

— Понятно.

— Но вообще-то я мало знакома с Шотландией.

Мы умолкли.

— У вас тоже есть дети? — наконец спросила миссис Тейлор.

— Нет.

— Угу…

— У меня есть племянник и племянница.

С полминуты миссис Тейлор изучающе смотрела на меня, после чего развернулась к дочери:

— Говорят, в Лондоне отвратительная погода?

— Точно, — подтвердила Шеба. — Ураганы бушуют. А мне нравится.

— Неужели? — Миссис Тейлор стиснула губы. «Дочь у меня извращенка, — всем своим видом говорила она, — но я на ее провокации не поддамся». — А вот Ричарда ветер наверняка угнетает, — добавила она с надеждой, что хоть кому-то лондонская непогода приносит несчастье. — Бедняга Ричард. Сидит взаперти в своем кабинете… Как продвигается книга?

— Ричард в порядке, — сказала Шеба. — Сейчас отдыхает от книги — пишет доклад для конференции. Купил себе в кабинет обогреватель, так что холод ему нипочем.

— Бог ты мой, какие мы важные! (По словам Шебы, непостижимое мотовство Шебы и Ричарда всегда было излюбленной темой ее матери.) — Ну а Бен там как?

— Отлично. (От меня не укрылось, что замечание насчет обогревателя изрядно обозлило Шебу.) — У него теперь… — она явно передумала рассказывать матери о новой «подружке» Бена, — масса дел. Он у нас молодец. — Шеба выпрямилась на стуле. — Слушай, мам, может, я пойду разбужу Полли? Пусть по крайней мере узнает, что я приехала.

— Нет, дорогая, это ни к чему, — возразила миссис Тейлор. — Еще будет дуться, если ты ее поднимешь.

Плечи Шебы поникли.

— Она будет дуться, что бы я ни сделала, — пробормотала Шеба себе под нос.

Ее мать склонила голову набок и укоризненно прицыкнула:

— Ну-ну, дорогая…

Шеба проглотила печенье. И еще одно.

— А ты в курсе, — прервала молчание миссис Тейлор, — что ей кажется, будто у тебя роман на стороне?

Собственные секреты по-разному действуют на людей. Кто-то живет в вечном страхе разоблачения, а кто-то — в заносчивой уверенности, что тайна останется при нем. К последним относится и Шеба. Ее поразил — чтобы не сказать разъярил — тот факт, что дочь узнала больше, чем сама Шеба позволила ей узнать.

— С чего это она взяла? — рассмеялась Шеба.

Позже она мне объяснила, что читала в журнале статью о том, как определенные жесты и мимика с головой выдают лжеца. Помня об этом, она изо всех сил старалась смотреть матери прямо в глаза и не размахивать руками.

— Уж не знаю, дорогая. — Взгляд матери тоже не отрывался от лица Шебы. — Быть может, женская интуиция подсказывает?

— Ой, я тебя умоляю. Что за абсурд, мама. Все гораздо проще: Полли растет в очень счастливой, прочной семье, ей нечем оправдать свое безобразное поведение — вот она и стала сочинять…

Шеба умолкла, не договорив. Еще в начале последней фразы она отвела взгляд, уставилась в пол и принялась крошить печенье на скатерть.

Миссис Тейлор долго изучала бисквитную пыль на столе.

— Если не ошибаюсь, она считает, что ты врешь Ричарду. Говоришь, что работаешь в студии, в то время как тебя там нет, — сказала она и повернулась ко мне: — Прошу прощения, Барбара, — семейные проблемы. Еще чашечку чаю?

Шеба ткнула пальцем в изумленное лицо миссис Тейлор и замахала у нее перед носом:

— Ну уж нет! Нет, мама, этого я не потерплю! — взвизгнула она. — Очень мило с твоей стороны принять Полли, и я очень рада, что у тебя вдруг возник интерес к благоденствию внучки, но права допрашивать меня ты не заслужила. Поздновато, черт побери, разыгрывать семейного психолога!

Миссис Тейлор зажмурилась, словно от боли. Медленно покачала головой.

— Дорогая, — сказала она, дождавшись конца тирады дочери, — что с тобой происходит? Прошу прощения, — повторила она, вновь обращаясь ко мне. — Я очень сожалею.

— Оставь, мама, оставь! — выкрикнула Шеба. — Я понимаю: ты решила, что между тобой и внучкой возникла особая связь, но поверь мне на слово — Полли заявилась к тебе только для того, чтобы насолить мне!

Шеба на миг умолкла, словно поражаясь собственной отваге.

— О да, ты была бы счастлива промариновать меня тут до ночи, — продолжила она, — доискиваясь, кого я трахаю, курсируя между мной и дочерью с посланиями и восхищаясь собственным долготерпением и тактом. Не надейся! Не будет этого!

Миссис Тейлор смотрела не на Шебу, а куда-то вбок, через комнату. Ее лицо исказилось, на нем было написано смятение. Шеба не сразу расшифровала эту гримасу, поначалу решив, что ее гнев достиг цели, что мать в кои-то веки услышала, что мать наконец проняло. Вспышка фантазии — мгновенная, безумная — явила Шебе небесную картинку: все их с матерью прежние обиды развеяны и осень отношений отмечена прежде неизведанным теплом. Как это было бы прекрасно… Выходные мама проводит в Лондоне; вместе с Шебой они ходят по музеям, угощаются в итальянских ресторанчиках, секретничают о мужчинах, делятся кулинарными рецептами…

Полет воображения Шебы оборвался, когда в проеме двери она увидела дочь.

— Трахаешь, мам? — проговорила Полли с театральной бесстрастностью, свойственной подросткам. — Трахаешь? — Громыхнув дверью, она бросилась обратно, вверх по лестнице.

— Полли, дорогая… — Миссис Тейлор поднялась из-за стола.

— Нет, мама, — мрачно осадила ее Шеба. — Я сама.

После ее ухода мы с миссис Тейлор с минуту-другую обменивались неловкими улыбками. Наконец миссис Тейлор встала:

— Пойду взгляну, как там дела.

Я тоже поднялась, но она жестом вернула меня на место.

— Нет. Вы там совершенно не нужны, — оскорбительно заявила миссис Тейлор.

Я прождала, казалось, целую вечность, пальцами выстукивая на столе барабанную дробь. Развитие событий я против собственной воли встретила с облегчением. Если родная дочь Шебы подозревала мать в измене, то мой разговор с Бэнгсом представал в более безобидном свете. Кто знает, сколько еще народу догадывается об интрижке Шебы?

Минут через пять сверху понеслись крики. Я еще чуть-чуть подождала, не зная, что делать, а потом все же решила нарушить приказ миссис Тейлор и подняться на чердак. Пока я преодолевала ступеньки (устланные на редкость непотребной циновкой), крики Полли стали складываться в более-менее внятные фразы. «Тебе плевать на меня, на Бена, на папу! — кричала Полли. — Хочешь показать, какая ты замечательная, какая ты прекрасная?!» И наконец, я услышала: «Сука!»

На площадке второго этажа я натолкнулась на миссис Тейлор — она уцепилась за приставную лестницу, что вела на чердак. Заслышав мои шаги, обернулась и пригвоздила меня своим чудовищным неподвижным взглядом.

— Нет, какова! — прошипела она. — Сказано же, что вы тут лишняя…

Спорить с ней не было никакого смысла; я начала взбираться по лестнице. Задача оказалась не из простых: приставная лестница крутая, а на мне юбка. Поднимаясь (в весьма непристойной позе) по ступенькам, я ощущала, как инквизиторский взгляд миссис Тейлор прожигает мое нижнее белье. Добравшись до верха, я просунула голову в крохотную комнату со скошенным потолком. Шеба стояла в одном углу комнаты. Полли распростерлась на кровати в другом углу. «Чудесная шотландка» миссис Тейлор, густо-красного цвета, отбрасывала зловещий отблеск на весь чердак, включая Шебу с Полли.

— Шеба? Я могу чем-нибудь помочь?

— Ну нет! Только не она! — взвыла Полли. Малиновый румянец придал ей сценическую эффектность — она выглядела дьяволенком в девичьем обличье.

— Не смей так говорить о моей подруге! — крикнула Шеба. У меня потеплело на душе — ведь Шеба с таким пылом защищала меня!

— Да иди ты в жопу, — сказала Полли.

Шеба откинулась на стену, скрестив руки на груди.

— Не говори так со мной, Полли!

— Это почему?

— Потому что я такого не заслуживаю.

— Правда? Чего же ты заслуживаешь?!

— Для начала — каплю уважения.

— Ой, умереть не встать!

Шеба пересекла комнату и присела на кровать. Полли, дернувшись, откатилась на край.

— Отвали! — прошипела она.

Глянув на меня, Шеба улыбнулась.

— Извините, Барбара, — сказала она, — но нам было бы проще во всем разобраться наедине.

— Да, конечно. — Я кивнула. — Буду внизу. Понадоблюсь — зовите.

У подножия приставной лестницы миссис Тейлор встретила меня победоносным взглядом.

— А я говорила, что вам там не…

— Мам? — крикнула Шеба сверху.

— Да, дорогая?

— Уйди и ты. Пожалуйста.

— Но, дорогая…

— Прошу тебя. Дай нам минутку побыть наедине, ладно?

Миссис Тейлор нехотя последовала за мной. Топала она, надо сказать, как людоедша из сказок — весь дом вибрировал от ее поступи.

На площадке первого этажа я остановилась.

— Пойдемте, Барбара. Покажу, где вы сегодня будете спать. Я приготовила для вас раскладушку в кабинете Рональда.

— Лучше я немного побуду здесь. Подожду.

— Глупости, милая. Вы там не нужны. — Миссис Тейлор схватила меня за локоть. — Пойдемте.

Я не двинулась с места.

— Нет. Думаю, мне лучше остаться здесь. На всякий случай.

Миссис Тейлор разглядывала меня с выражением злобного изумления на лице. Она определенно не привыкла к неподчинению.

— На какой такой всякий случай? — холодно уточнила она.

— На случай, если я понадоблюсь.

— Ха. — Она недобро хмыкнула. — Не думаю, Барбара, чтобы…

Ее прервал родившийся наверху пронзительный визг Полли. Мы с миссис Тейлор мигом развернулись и начали повторное восхождение: я впереди, она — наступая мне на пятки. На втором этаже возникла секундная, несколько неприличная борьба за право воспользоваться приставной лестницей. Я победила.

Вновь просунув голову в чердачную комнатушку, я обнаружила Шебу и Полли примерно в том же положении, в каком и оставила, только Полли теперь сидела на кровати, прижав ладонь к щеке. При виде меня девчонка на миг прервала визг и выдохнула:

— Она меня ударила!

— Ради всего святого, заткнись! — крикнула Шеба.

Полли кинулась вперед в неуклюжей попытке расцарапать лицо матери. Шеба оказалась проворнее. Обхватив тонкие запястья дочери, она удерживала ее на расстоянии вытянутой руки. Какое-то время обе, точно дети, раскачивались взад-вперед на кровати.

— Прекратите! Немедленно! — приказала я, но они не обратили на меня ни малейшего внимания.

Улучив момент, когда преимущество было на ее стороне, Шеба опрокинула дочь на спину.

— Сука! — простонала Полли. — Ненавижу…

Шеба не дала ей закончить. Согнувшись пополам, она влепила дочери еще одну пощечину. Не пожалев, на мой взгляд, силы на удар. Ее ладонь опустилась на щеку Полли со звучным и, признаюсь, приятным для моего слуха шлепком. Визг Полли повысился минимум на октаву.

Тут и миссис Тейлор докарабкалась до верха лестницы.

— Шеба! Что ты наделала?

Невидящим взглядом Шеба уставилась на мать — и разрыдалась.

— Да пошли вы все к черту! — всхлипнула она и бросилась к лестнице.

Разумеется, я поспешила следом, но она сказала, что хочет побыть одна, опрометью слетела вниз — и вскоре я услышала, как хлопнула входная дверь.

Не зная, что предпринять, я помешкала на лестнице, после чего все-таки вернулась в гостиную и провела около часа за просмотром последних выпусков «Нью-Йоркского книжного обозрения». (Шеба просветила меня, что ее мать эти журналы не читает — просто-напросто из тщеславия не аннулирует последнюю подписку мужа.) Полли с миссис Тейлор чердак не покинули. По окнам гостиной застучали капли дождя. Я сильно проголодалась и уже с тоской подумывала об остатках индейки миссис Тейлор. Но, не желая, чтобы меня поймали хозяйничающей на кухне, осталась в гостиной и прочитала длинную статью о Балканах.

К возвращению Шебы я умирала с голоду и поспешила в прихожую, едва услышав щелчок замка.

— Где они? — прошептала Шеба. Лицо ее покраснело от холода, волосы облепили голову. Я указала наверх. — Господи! Простите, Барбара, простите. Я никак не хотела втягивать вас в это.

— Оставьте, какие могут быть извинения. Давайте-ка лучше побыстрее избавим вас от мокрой одежды.

Шеба опустилась на нижнюю ступеньку, и я начала стягивать с нее ботинки.

— Сделайте мне одолжение, Барбара, — сказала Шеба. — Позвоните в аэропорт, узнайте, нельзя ли завтра вылететь пораньше?

Я только начала набирать справочную, чтобы узнать номер аэропорта, когда сверху донесся громкий кашель. Мы с Шебой оглянулись — с площадки первого пролета лестницы на нас сверху вниз смотрела Полли.

— Я с тобой не полечу, — заявила она.

— Еще как полетишь.

За плечом внучки возникла миссис Тейлор.

— Пусть она задержится у меня, Шеба. Думаю, так будет лучше для всех.

— Нет, — отрезала Шеба.

Бабушка и внучка с недовольными репликами ретировались; я позвонила в аэропорт и заказала билеты на самый ранний утренний рейс, а потом мы с Шебой долго сидели рядышком, прислушиваясь к голосу Полли в бабушкиной комнате и голодному урчанию моего желудка.

— Если бы знала, что так будет, — мрачно произнесла Шеба, — ни за что не стала бы рожать.

Гораздо позже, когда все разошлись по спальням, я отправилась в туалет и обнаружила Шебу в прихожей, накручивающей диск телефона. Заметив меня, она поспешно опустила трубку.

— Все в порядке? — спросила я.

— Нет. Вы сами знаете…

— Я имела в виду… Вы ведь звонили, а уже очень поздно. Дома ничего не случилось?

Шеба мотнула головой:

— Нет… — Она спрятала лицо в ладонях. — Я пыталась дозвониться до Стивена.

Такси заехало за нами в шесть утра. Миссис Тейлор вышла на крыльцо прощаться в ночной сорочке. Наконец такси тронулось от дома к воротам; Полли, на щеке которой все еще краснел след от пощечины, встала на заднем сиденье на колени и жалобно замахала удаляющейся фигуре бабушки. Шеба, сидевшая рядом с шофером, с каменным видом смотрела перед собой.

По возвращении в Хайгейт я настояла на том, чтобы проводить мать и дочь в дом. Мы не прошли дальше прихожей, как навстречу, перепрыгивая через три ступеньки, сбежал Ричард.

— Полли! — воскликнул он, прижимая к себе дочь. — Дорогая, никогда так больше не делай, ладно? Ты так нас напугала… — Он отодвинул ее от себя, пригляделся: — Что у тебя с лицом?

— Я ее ударила, — быстро ответила Шеба. — Мы поскандалили.

Вспомнив о своих горестях, Полли немедленно уткнулась носом отцу в грудь и захныкала. Ричард в недоумении уставился на жену.

— В чем дело? — резко спросила Шеба. — О-о, ради всего святого! — Она обернулась ко мне: — Огромное вам спасибо, Барбара. Поезжайте домой.

Я предложила задержаться, помочь с ужином, но Шеба была непреклонна.

— Вы сделали все, что могли, и даже больше, — сказала она, провожая меня к выходу.

Мы расцеловались на прощанье, и я ушла, но не успела спуститься с крыльца, как Шеба вновь выглянула из двери:

— Барбара! Вы ведь дадите знать, если что-нибудь услышите о Бэнгсе, да?

Я кивнула:

— Обязательно.

После моего ухода Шеба скрылась у себя в спальне и набрала номер пейджера Конноли. Подождала минут пять — он не перезвонил. Шеба спустилась в гостиную, где Полли, устроившись в объятиях отца на диване, взахлеб жаловалась на ужасное поведение матери прошлым вечером. Шеба молча взяла сумочку, пальто и исчезла из дома.

В течение следующих трех часов она бесцельно колесила на велосипеде по Лондону. Сначала каждые пятнадцать минут останавливалась, чтобы набрать номер Конноли, а потом потеряла надежду. Должно быть, отключил пейджер, решила она, или оставил дома, а сам где-нибудь гуляет. До Нового года оставалось два дня, и в столице еще царило послерождественское затишье. Улицы были практически пусты. Морозный воздух, казалось, серебрился, и, делая вдох, Шеба словно набирала полную грудь мелких осколков. С приближением вечера на Лондон опустился ледяной туман. Фонарь на велосипеде Шебы не работал, и теперь она старалась по возможности держаться тротуаров. Время от времени ей встречались пешеходы — укутанные до бесформенности фигуры, внезапно выступающие из густой, как суп, мглы. Какая-то женщина крикнула вдогонку Шебе «С Новым годом!», а чуть позже старик с неожиданной яростью обругал ее за езду без фонаря.

К пяти часам Шеба промерзла до костей. Она ехала по пустынному городу, выискивая открытое кафе. Нашла в Клеркенуэлле — обшарпанную забегаловку, где было очень жарко, дымно и шумно от звона посуды. Шеба заказала яичницу с тостами, чашку чая и задумалась, что же ей делать дальше. Надо было возвращаться домой — успокаивать дочь, объясняться с негодующим мужем. Шеба понимала, что семья давно тревожится за нее, но не могла себя заставить. Вернуться домой, не поговорив с Конноли хотя бы по телефону, было выше ее сил. Где-то на задворках сознания крепла мысль, что если ей не удастся поговорить с Конноли этим вечером, то уже не удастся никогда. А потом ее осенило: надо поехать к дому Конноли! Понятно, что объявиться на пороге нельзя, но ведь можно покричать под окошком или бросить камешек, если по-другому не выйдет. План обретал очертания, и у Шебы посветлело на душе. Воодушевленная перспективой встречи с Конноли, Шеба расплатилась и вышла из кафе.

Путь до района Конноли оказался неблизким; к тому же, добравшись туда, Шеба потеряла еще полчаса, заплутав в хаосе зданий. Шеба сбилась с ног, пока нашла нужный квартал. Как и в первый раз, она проехала по переулку позади дома, забыв, что окно спальни Конноли выходит на другую сторону. Пришлось разворачиваться и делать круг. Увидев свет в его комнате, Шеба не сдержала радостного возгласа. Наконец хоть какой-то проблеск удачи.

Шеба постояла, глядя на окно и мысленно умоляя Конноли почувствовать ее присутствие. Потом тихонько позвала его. Она побоялась крикнуть слишком громко, и сначала у нее ничего не вышло — голос сорвался. Но Шеба не сдавалась. Стиии-вен, пищала она. Стиии-вен. Конноли не отзывался, зато в окне соседнего дома дрогнула занавеска и появилось лицо женщины. Шеба замолкла: не хватало ей объясняться с соседями. Она поискала глазами какой-нибудь подходящий снаряд, чтобы бросить в стекло, но ничего не нашла. Ни камешка, ни пробки от бутылки.

И тогда ей в голову пришла еще одна идея. Нужно позвонить Конноли из уличного телефона-автомата! Номера Шеба не знала — из конспирации она прежде вызывала Конноли только по пейджеру, — но ведь в автомате есть телефонный справочник. А если трубку снимет кто-то из родителей, она назовется его одноклассницей. Шеба удивлялась, как это до сих пор до такого не додумалась.

Ближайший телефон не работал. Ей повезло со следующим, напротив винной лавки на Олбани-Уэй. Будка провоняла сырым табаком и мочой, но аппарат был в порядке. Шеба нашла в справочнике телефон семейства Конноли, потренировалась немного, изображая школьницу, после чего набрала номер.

Трубка противно липла к уху. Услышав голос миссис Конноли, Шеба была так потрясена собственным безрассудством, что на миг потеряла дар речи.

— Алло! — повторила миссис Конноли. Из глубины дома доносился шум работающего телевизора.

— Алло-алло, — наконец пискнула Шеба. — А Стив дома?

(Я как-то упросила Шебу изобразить школьницу: на редкость неубедительно.)

Миссис Конноли не ответила. Шеба уж было решила, что та повесила трубку, но потом услышала оклик: «Стивен! К телефону!»

— Алло? — Конноли снял трубку другого аппарата.

— Стивен, это я, Шеба. Целый день пытаюсь с тобой связаться. Ты, наверное, пейджер отключил?

— М-м-м?

Нейлоновый хруст подсказал ей, что Конноли разговаривает из своей комнаты, лежа на покрывале с гоночными машинами.

— Ты в порядке, Стивен?

— Угу. Нормально, — бесцветным голосом отозвался он.

— Ты не волнуйся, я притворилась твоей одноклассницей. Послушай, я тут, неподалеку. На Олбани-Уэй. Можешь на минутку выскочить?

В трубке молчали.

— Стивен?

— He-а, не выйдет.

— Ну пожалуйста. До смерти хочу тебя увидеть. Приди хоть обнять меня.

— He-а. Не могу.

— Полли убежала из дома. Пришлось лететь за ней в Шотландию.

— Угу.

— Стивен?

— Усек.

— Стивен! — Шеба с трудом сдерживала гнев. — Мне нужно рассказать тебе кое-что очень важное!

— Ну, позванивай, — сказал Конноли. — Увидимся. Пока.

И он отключился.

На добрую минуту, вспоминала потом Шеба, она окаменела, устремив взгляд на стену будки. Затем повесила трубку, села на велосипед и направилась обратно.

Она уже проехала квартал и собиралась свернуть в сторону Хэмпстед-роуд, когда ее внимание привлекли голоса и, оглянувшись, она увидела парня и девушку на крыльце дома Конноли. Сам Конноли стоял позади них, в проеме двери. «Вы там поосторожней», — донеслось до Шебы его напутствие. Дальнейший разговор она не расслышала. А потом Конноли спустился по ступенькам и поцеловал девушку-то ли в щеку, то ли в губы, Шеба не увидела. Она вцепилась в руль велосипеда. Голова у нее пошла кругом. Второй парень что-то сказал, все трое рассмеялись. «Пошел ты! Ревнуешь небось», — хохотнул Конноли.

Гости Конноли зашагали в сторону Шебы, и она помчалась прочь. «Боже, боже, боже, — стоном срывалось с ее губ. — Боже, не дай ему влюбиться в другую!»

Ричард ждал Шебу в гостиной, застыв в кожаном кресле.

— Господи, Шеба! — сказал он при виде вошедшей жены. — Это уже предел. С твоей стороны крайне безответственно не дать о себе знать. Ты что, не могла позвонить? Один ребенок у меня уже на шее есть, и второй мне ни к чему.

— Пожалуйста… — пробормотала Шеба. Она стояла перед ним в пальто, чувствуя, как от тепла покалывает ладони.

— Пожалуйста — что? — повысил голос Ричард.

— Просто… пожалуйста! — Шеба устало прислонилась спиной к двери.

— Прошу прощения за беспокойство. Разумеется, ты была слишком занята, чтобы вспомнить о мелких семейных неурядицах. Почему бы нам отныне не решать все проблемы пощечинами?

— О-о, — протянула Шеба, опускаясь на диван. — Я знала, что ты не упустишь шанса меня наказать…

— Если уж на то пошло… — Ричард скрестил руки на груди, — я постарался придержать свое мнение при себе, пока не услышу твою версию событий.

Вытянувшись на диване, Шеба смотрела в потолок.

— Ах, какой ты у нас мудрый арбитр! — сказала она.

В канун Нового года у Шебы с Ричардом никаких вечеринок не намечалось. Они собирались пригласить друзей на ужин, но после случившегося оба решили, что принимать гостей не в настроении. Полли отправилась на рок-концерт в Брикстон, а остальные отметили праздник тихим семейным обедом.

Мне тоже негде было отмечать Новый год, но это уж как водится. За долгие годы я выработала собственные традиции проведения выходных и праздников. В этот Новый год, как и во все иные на протяжении последнего десятилетия, я купила бутылку хереса и вечер напролет напивалась в компании Джейн Остин.

В первую неделю января мы с Шебой общались только по телефону, и всякий раз она казалась мне на грани истерики. Конноли по-прежнему не отвечал на звонки, и Шебе волей-неволей, но пришлось взглянуть в глаза тому вопиющему факту, что ей дали отставку. Почему Конноли ею пренебрегает? Этот вопрос занимал все мысли Шебы. Она вызывает в нем отвращение? Или у него появилась другая? Быть может, всему виной та маленькая шлюшка, с которой он целовался на пороге своего дома? Ответов на этот поток бессвязных вопросов у меня не было, а потому я в основном ограничивалась ролью слушателя.

Единственной темой, отвлекавшей Шебу от Конноли, был Бэнгс. Есть у него доказательства ее романа или нет? Доложит он о ней кому-нибудь или нет? Я же к этому времени заметно успокоилась насчет Бэнгса. С каждым прошедшим днем он представлялся все меньшей угрозой. Я начала подозревать, что преувеличила опрометчивость своих слов в его квартире. Что я, собственно, такого сказала? Да он наверняка и не поверил.

— Бэнгс не любитель скандалов, — вновь и вновь убеждала я Шебу. — Он не станет трепать языком.

На что Шеба всегда реагировала с умилительным пылом:

— Вы так считаете, Барбара? Вы вправду так считаете?