Хроники неприкаянных душ

17

1334 год

Остров Уайт

К счастью, месса Первого Часа была самой короткой из всех, что служат за день, иначе Феликс не выдержал бы. Он был до предела измотан, голова снова раскалывалась от боли. Братья и сестры вдохновенно повторяли слова молитвы в унисон с пением птиц на деревьях за окнами собора. Стояла та редкая погода, когда в соборе было не прохладно и не жарко. Досадно покидать этот мир в такую пору.

Монахи украдкой бросали беспокойные взгляды на Феликса. Их тревожило не только его здоровье, но и собственная судьба. Ибо за смертью настоятеля всегда следует изменение установившегося уклада. Новый настоятель неизбежно заведет иные порядки. А к Феликсу за эти годы все привыкли. Даже полюбили. Вдобавок ко всему неясно, кто станет преемником. Приор Пол слишком молод, и епископ вряд ли его назначит, а другого подходящего кандидата на пост настоятеля в монастыре нет. Значит, придет человек со стороны. А это скверно. Феликс был бы рад продолжать жить ради спокойствия монашеского братства, но он лучше остальных знал, что Божьи планы давно установлены и неизменны.

С высоты резной кафедры он искал взглядом ночного гостя, но Лука на мессу не пришел. Впрочем, это не так важно. Главное, что человек прибыл вовремя. Сразу, как только Феликс закончил свое исповедальное послание. Определенно это знак Божьего провидения. Господь откликнулся на его молитвы.

Положенный мессе Первого Часа Псалом 116 близился к завершению, и охваченный радостью настоятель решил продолжить его одним из своих самых любимых старинных гимнов мессы Первого Часа «Уже встает утренняя заря», написанным много веков назад святым Бенедиктом Нурсийским.

Паства подхватила гимн. Высокие голоса молодых монахинь эхо разносило по всему собору и за его пределы.

Когда служба завершилась, Феликс почувствовал небольшой прилив сил, хотя глаз по-прежнему сильно болел и предметы двоились. Стараясь этого не замечать, настоятель на выходе из собора подозвал брата Виктора и велел привести к нему ночного гостя.

В трапезной сестра Марта начала потчевать его сдобренной медом овсянкой и чаем. Чтобы ее успокоить, Феликс поел немного и жестом попросил убрать посуду. В дверь постучал брат Виктор.

Феликс смотрел на Луку, вспоминая день, случившийся более сорока лет назад, когда он, будучи приором, впервые увидел его. К монастырским воротам в поисках приюта пришел рослый крепкий парень, похожий на воина. Он сказал, что был подмастерьем сапожника в Лондоне, но, наслушавшись рассказов о благочестии и добродетельности здешней общины и величественной красоте монастыря, решил стать монахом. Феликса подкупила искренность парня, и он принял его в послушники. Лука оправдал надежды — с усердием отдался учению, молитвам и труду. Возвышенность его духа радовала сердца всего монашеского братства.

Теперь перед Феликсом стоял пожилой мужчина, по-прежнему крепкий, но обрюзгший. Когда-то красивое одухотворенное лицо теперь было испещрено морщинами. Одет он был в простое облачение мастерового, а волосы с проседью туго затянул сзади в узел.

— Войди, сын мой, и сядь рядом, — произнес Феликс. — Мне жаль, дорогой Лука, что безжалостное время вырядило тебя стариком.

— И мне жаль, отец, что вы постарели и хвораете, — промолвил Лука.

— Да, сын мой, — вздохнул Феликс, — я рад, что ты пришел навестить меня сегодня. Ибо завтра, возможно, ты бы навестил мою могилу. Садись, садись.

Лука опустился на мягкий, обитый лошадиной шкурой стул.

— Мне горько слышать эти слова, отец.

— Я в руках Божьих, как и каждый смертный. Тебя накормили?

— Да, отец.

— Скажи мне, почему ты не пришел в собор на мессу Первого Часа?

Лука смущенно пожал плечами.

— Не смог.

Феликс печально кивнул. Он понимал этого человека. Тяжело возвращаться туда, где случилось такое. Тяжело вспоминать прошлое. Сам он помнил события того дня, будто все случилось несколько минут назад.

— Куда ты отправился, после того как нас покинул? — спросил настоятель.

— Мы отправились в Лондон.

— Мы?

— Да. Я и эта девушка, Элизабет.

— И что дальше?

— Она стала моей женой.

— Есть дети?

— Нет, отец. Она бесплодна.

Ненастное октябрьское утро тридцать семь лет назад. Лука сквозь завесу дождя в ужасе смотрит, как сестра Сабелина тащит за руку испуганную молодую послушницу Элизабет. На задворках монастыря есть небольшая часовня. Она тянет ее туда.

За четыре года послушания на Вектисе он не раз слышал рассказы братьев о существующем в монастыре подземелье и обитающих там загадочных существах. О странных обрядах, которые проводит тайное сообщество, Орден Имен. Лука внутренне отмахивался от слухов: пусть им верят простодушные, а он сосредоточится на службе Богу. И только на ней.

Господь послал Элизабет к Луке, чтобы испытать его стойкость. С того первого дня, как он увидел девушку у опочивальни сестер, где она развешивала выстиранное белье, ее лицо начало возникать перед ним во время молитв и размышлений о Божественном. Длинные душистые, еще не подстриженные по-монашески волосы Элизабет, прекрасное кроткое лицо, зеленовато-голубые глаза, влажные губы, грациозное тело воспламеняли его, вызывали сумасшедшее брожение. Но он крепился, зная, что если победит свои желания и откажется сойти с избранного пути, то сильнее укрепится в служении Богу.

Накануне они встречались, очень коротко. Элизабет была в смятении, умоляла Луку о спасении. Сказала, что утром ей предстоит идти в часовню, где под землей есть страшный склеп. Там ее заставят лечь с мужчиной. Она поведала Луке о девушках, которых водили к мужчинам, обитающим в подземелье. Потом девушки вынашивали от них детей, рожали, страдали, сходили с ума. Элизабет умоляла Луку лишить ее невинности прямо тут, на сене, чтобы избавить от жуткой участи. Но он не смог взять на себя такой грех.

И вот утро. Лука прячется за деревом, откуда видна дорожка, ведущая в тайную часовню. Тишина. Не слышно ничего, кроме шума дождя и плесков волн. Порывисто вдыхая свежий соленый воздух, Лука наблюдает за старой, высохшей монахиней, сестрой Сабелиной. Она тащит всхлипывающую Элизабет в деревянную часовню. Проходит несколько минут, прежде чем он решается сделать шаг, который изменит весь ход его жизни.

Лука входит в часовню.

Она пуста. Выложенный лазуритом пол, на стене позолоченный деревянный крест. Во внутренней стене тяжелая дубовая дверь. Он толкает ее и видит освещенную факелами узкую каменную винтовую лестницу. Она ведет вниз. Лука спускается по ней в небольшую холодную комнату. Видит дверь, старинную, со вставленным в замок огромным ключом. Дверь полуоткрыта и легко поворачивается, когда он ее толкает. За ней обширный зал.

Лука стоит несколько секунд, чтобы глаза привыкли к тусклому свету свечей. Перед ним множество рыжеволосых мужчин и отроков с бледными лицами. Они сидят плечом к плечу за длинными столами и сосредоточенно пишут что-то на листах пергамента, окуная гусиные перья в чернильницы. Приглядевшись, Лука видит стариков и малолетних отроков. Все необыкновенно похожи друг на друга. Лица совершенно бесстрастные, словно маски. Зеленые глаза устремлены на пергамент, где быстро возникают строчка за строчкой.

Сводчатый потолок зала белый, чтобы лучше отражать свет. Лука подсчитывает. Столов пятнадцать. За каждым сидят по десять писцов. Позади столов у стен наставлены койки. Некоторые заняты спящими рыжими существами.

Писцы не обращают на Луку внимания. Он чувствует себя в этом волшебном царстве невидимкой. Но времени что-то осмыслить нет. Откуда-то слышатся жалобные вопли Элизабет.

Лука замечает справа сводчатый проход и бежит туда. Там темно, сыро и воняет мертвечиной. Он на ощупь двигается по катакомбам, что-то задевает — кажется, скелеты, уложенные в стенных нишах. Со стуком сыплются кости.

Крики девушки становятся громче, и вскоре Лука видит сестру Сабелину со свечой в руке. Он подкрадывается ближе. Свеча освещает бледного рыжего писца. Парень голый. Тощие ягодицы и длинные тонкие руки, вяло повисшие по бокам. Рядом Элизабет, съежившаяся на полу.

— Я привела тебе девушку! — кричит Сабелина. — Коснись ее.

Лука бросается вперед, хватает рыжего за костлявые плечи и отшвыривает в сторону. Он легкий как ребенок.

— Откуда ты здесь взялся? — взвизгивает Сабелина.

Не слушая ее, Лука поднимает дрожащую Элизабет.

— Брат Лука, оставь нас, — возмущается Сабелина. — Ты осквернил святыню.

— Без нее я не уйду, — отвечает Лука. — И это место не святыня, а обитель дьявола.

Он ведет Элизабет к проходу. Сабелина вопит, пытается остановить его. Из зала наверху доносятся страшные звуки: стук ломающихся предметов, хрипы, стоны — и заставляют стоящего в оцепенении голого рыжего парня встрепенуться и поспешить к выходу.

Сабелина со свечой устремляется за ним, оставляя их в темноте.

— Ты пришел, — шепчет девушка, прижимаясь к Луке.

Они выбираются из катакомб в зал.

Увиденное навсегда запечатлеется в его памяти. Валяющиеся на полу тела рыжеволосых писцов, некоторые еще живы, и всюду кровь, кровь, кровь. Сестра Сабелина идет вдоль столов.

— Боже милостивый… Боже… — бормочет она.

Лука поскорее уводит девушку, чтобы она не смотрела на этот кошмар. Пробираясь к двери, он вдруг поворачивается и хватает со стола лист пергамента. Выбирает тот, что не запачкан кровью. Зачем он это сделал, не ясно до сих пор.

Они бегом поднимаются по винтовой лестнице и через часовню выскакивают под дождь. Лука заставляет девушку бежать, пока они не оказываются далеко от ворот монастыря, за которыми тревожно звонят колокола. Ему надо скорее добраться до пристани и увезти Элизабет с острова.

— Скажи, что подвигло тебя посетить Вектис? — спросил Феликс.

— Тревога и смятение души, — ответил Лука. — Мысли об увиденном в тот день не оставляли меня с тех пор ни на мгновение. И я не хотел уходить в могилу, не поняв сути.

Феликс вздохнул.

— А я до сих пор жалею, сын мой, что ты нас оставил. И помню твое благочестие и благородство духа.

— Этого давно уже нет, — с горечью проговорил Лука.

— Я опечален, сын мой. Ты счел, что наш монастырь есть обитель дьявола. Это не так. Мы служили и служим Господу нашему. А что касательно тех событий, то устремления наши были праведными.

— Какие устремления, отец?

— Мы содержали слабых, бессловесных писцов, исполняя Божью волю. Они вели запись, Лука. Запись прихода в этот мир и ухода из него всех чад Божьих. С начала и до скончания века.

— Разве такое возможно?

Феликс пожал плечами.

— Господь вложил им в руки перья и повелел писать. В остальном они были как малые дети, нуждающиеся в постоянном уходе.

— Не только в уходе, — буркнул Лука.

— Да, — произнес Феликс, повысив голос, — их род должен был продолжаться. Цель Господня неохватная. Писцы трудились сотни лет. Благодаря нам, Ордену Имен.

— Но разве не тяжкий грех, отец, заставлять сестер предаваться блуду?

— Это был не блуд, а служба! — воскликнул Феликс и скривился от острой боли в глазу. — Служба Господу нашему. Но понимание доступно лишь посвященным. — Он сжал ладонями голову.

Лука встревожился, что старик вдруг умрет, и перевел разговор на другую тему:

— Что стало с их трудами?

— Тут была огромная библиотека, Лука. Думаю, самая большая во всем христианском мире. В тот день ты находился с ней рядом, но так и не увидел. После твоего бегства настоятель Болдуин, да благословенна его память, повелел замуровать библиотеку, а часовню сжечь. Полагаю, библиотека тоже сгорела.

— Зачем это было сделано, отец?

— Болдуин счел, что род людской не готов к Божьим откровениям, собранным в библиотеке. И встревожился, что ты, Лука, раскроешь людям нашу тайну. Сюда явятся инквизиторы, начнут разбирательство, а нечестивцы тем временем употребят библиотеку себе на потребу. Настоятель решил, а я исполнил.

Лука увидел на столе свой лист пергамента. Он был свернут.

— Этот лист я взял тогда, не знаю почему. Скажите, отец, что значит эта надпись? Мысль о ней изводит меня.

— Лука, сын мой, ты узнаешь все, что памятно мне. Чувствуя приближение смертного часа, я, последний из ныне живущих, кто знает о библиотеке, решил снять с души груз и записал все на пергаменте. Прошу тебя, возьми мое послание. А вместе с ним и это.

Старик направился к сундуку и извлек оттуда тяжелую книгу. Лука ринулся к нему помочь.

— Это единственная уцелевшая, — пояснил Феликс. — Мы с тобой оба совершили странные деяния. Ты, не ведая зачем, взял лист пергамента, а я спас от огня книгу. Вероятно, нас с тобой направляла рука Божья. Возьми назад свой пергамент и эту книгу с моим посланием, вложенным внутрь. Возьмешь?

— Да, отец. Вы были так добры ко мне, тогда, много лет назад.

— Благодарю тебя.

— Что я должен с этим сделать?

Феликс воздел глаза к потолку.

— Сие решит Господь.