Художник, что рисует…

Глава 14

— Где он! — Ворвавшийся в кабинет мужчина был донельзя возбужден.

— Кито? — Несколько безразличным тоном спросил сидящий за столом Узбек.

— Художник.

— Эй, Я иго вигналь! Цирьк мне устроиль тут. Кролик-шапка давставаль, фрукт доставаль, кишмиш доставаль. Я говориль зачем мне Цирк-мирк? Рука шар клал, ваще пустой!

— Идиот! Давно ушел? — Вбежавший в комнату дернулся было к дверям.

— Эй, он ушель, твой вошель. Один секунд.

— Песец. Мастер. — Мужчина, услышав слова хозяина кабинета, рухнул на стул и схватился за голову.

— Эй, послюшай, зачем мастер? Зачем песец? Хочешь фокус-покус ходи Цирк.

— Ты, идиот! А не он. — Воскликнул тот встакивая.

— Зачем так говоришь, обидна, да.

— Ты придурок, когда рассылки последний раз читал?

— Давно читал, совсем время нет, понимашь.

Появившийся так неожиданно в комнате мужчина, подошел к стене покапался в лежащих там папках, и снял оттуда какую-то брошюрку. Раскрыл ее и, сунув под нос сидящему за столом узбеку, ткнул пальцем в отмеченную там дату.

— Времени нет говоришь? Три года назад рассылка пришла, до сих пор времени не нашел, чтобы прочитать? Ты не просто идиот, ты самый настоящий вредитель. Сегодня же, доклад уйдет в центральную коллегию.

— Эй, что случиль, зачем центра, зачем доклад?

— Читай скотина!

Тот водя пальцем по строкам спотыкаясь, проговаривая вслух, и останавливаясь, когда попадалось сложное слово наконец осилил несколько строк текста и произнес.

— И, чё, такой страшний? Щас найдем, не ушель далеко.

Подняв со стола колокольчик, позвонил в него и когда в кабинет заглянула его бессменная секретарша произнес по-узбекски:

— Мириам-апа, я мальчика выгнал догоните и верните его пожалуйста.

— Какой мальчик. Из кабинета никто не выходил. — Ответила она на том же языке.

Мужчина, слушавший этот разговор, глядя на этих двоих с некоторым презрением, оборвал их перепалку на полуслове и гаркнул:

— Мне надоело слушать этот бред. Если ты идиот не понимаешь элементарных вещей, то какого черта занимаешь это кресло?

После чего вышел из кабинета, хлопнув за собой дверью так, что со стены упал чей-то портрет, и посыпалась штукатурка.

Баба Тоня оказалась дома и очень обрадовалась звонку Семена. Хотя тот уже давно предупредил ее о том, что носит имя Андрей, она все также общаясь с ним называла его по старой памяти Сёмой. Недолго поговорив с нею уточнил у женщины, изменилось ли что-то на ее балконе, и после того, как услышал:

— Ох, Сёма, ну что там могло измениться, я и захожу-то туда раз в неделю, когда белье сушить вешаю. А сейчас даже его там нет. А что ты хотел?

— Хотел навестить бабушку, мы сможем съездить к ней?

— Конечно Семен, давно пора.

— Тогда я через пол часика у вас появлюсь, только не пугайтесь, хорошо?

— В смысле появишься, ты уже здесь, в Москве?

— Нет, в Ташкенте, но я же одаренный, помните. У меня есть возможность перейти сразу к вам в квартиру. Не выгоните?

— Ну конечно же нет, я сейчас чайник поставлю!

— Через полчаса, надо же вам гостинцев захватить.

Зайдя по дороге на один из рынков, я затарился свежими фруктами и купил пару только завезенных на базар мраморных арбузов. Вернувшись в свой подвал взял документы, собрал все подарки рюкзак, когда-то приобретенный уже здесь, достал из тайника деньги, а затем подумав, прихватил с собою присланные когда-то бабушкой метрики и сберегательную книжку выписанные на Семена Степанова. Закинув рюкзак за плечи, погасил в комнате свет, и через дверь ведущую в ванную комнату перешел в Калининград, на балкон бабы Тони.

Стучать в застекленную дверь ведущую с балкона в квартиру, пришлось довольно долго. Я даже успел выкурить сигарету, и посетовать на то, что не догадался предупредить старушку о том, что появлюсь именно на балконе. Та же, хоть и слышала мой стук никак не могла догадаться где я нахожусь и металась, то к входной двери, то выглядывала в кухонное окно, хотя квартира и располагалась, далеко не на первом этаже. То заходила в собственную комнату, но так и не догадалась заглянуть в зал. Я уже собирался было кричать, потому что двери были закрыты, и я не мог даже вернуться обратно. Как наконец женщина появилась в дверях большой комнаты и тут же встретившись со мной взглядом, похоже несколько испугалась, тут же опустившись на стул не сводя с меня взгляда и в тоже время не подходя ко мне. Я же не зная, как объяснить ей, что я именно тот кого она ждет, пытался что-то показать, махая руками. Наконец снял с плеч рюкзак, и начал доставать оттуда только что купленные свежие фрукты, арбузы. Достал метрики выписанные на Степанова и развернув приложил их к стеклу. Может быть именно это и дало понять старушке, что я пришел с добрыми намерениями, и та наконец поднялась со своего стула, подхватила стоящую в углу швабру, и подойдя вплотную к застекленной двери ведущей на балкон воскликнула:

— Ты кто? И как ты там оказался.

Ну да, вопрос не тривиальный, все же восьмой этаж как-никак, просто так сюда не влезешь.

— Да Семен я, Семен! Я же звонил вам баб Тонь, полчаса назад.

— Не похож.

— Так я уже давно рыжий, я же говорил об этом.

Старушка на какое-то время задумалась, видимо пытаясь вспомнить. А после спросила.

— А как на балконе оказался? Дукумент покажи!

Вновь приложил развернутую книжицу свидетельства о рождении к стеклу двери, и долго ждал, пока женщина искала очки, затем вглядывалась в текст. Я уже начал сомневаться в правильности своих действий, но деваться было просто некуда. Пока дверь на запоре, я никуда от сюда не денусь. А с собою, нет даже карандаша, чтобы нарисовать обратный путь. Может и есть какой-то другой способ, но я пока не знаю его, поэтому надо как-то объяснить старушке, что я свой и чтобы она меня выпустила от сюда. На переговоры, и общие воспоминания, ушло еще минут пятнадцать. Наконец та вроде бы поверила и согласилась впустить меня в дом, при этом, так и не выпустив из рук швабру и стараясь не поворачиваться ко мне спиной.

В конце концов, мне удалось ее убедить, и она предложила остаться у нее на пару дней погостить. Было заметно, что женщине надоело быть одной и очень хотелось поговорить. Переночевать у нее в зале, на диване, на следующее утро взяв такси, отправились на кладбище. Могилка бабушки оказалась обихоженной, хотя и не слишком роскошной. Я было заговорил о памятнике, но баба Тоня прервала меня, сказав что ее подруга была категорически против него, мотивируя тем, что будет давить. Многие, насколько я помнил отказывались, или скорее озвучивали эту именно эту причину, не желая тратить деньги. С другой стороны, может и правильно. Покойнику уже все равно, а деньги можно потратить и на что-то более нужное. Кстати спросил и старушки кто организовывал похороны, и на чьи деньги.

Как оказалось, у бабули были кое-какие сбережения, но их не хватило на все, а те, что лежали на моей книжке, снять не позволили. В общем, появилась еще одна проблема, которую нужно будет решить. Честно говоря, я просто не подумал об этом, когда шел сюда из своей мастерской. Можно было разумеется сходить и сейчас, но мне показалось более правильным забрать те деньги, что лежат на моей книжке.

Пообещав бабушкиной подруге компенсировать все ее затраты вышел прогуляться на улицу, заодно посетил и сберегательную кассу, где был открыт счет на мое имя. Разумеется, даже заводить разговор о том, чтобы забрать с нее деньги официальным путем не стоило. С меня сразу же потребовали бы паспорт на мое прошлое имя. А так как я значился уже под другим, ничего сделать бы не удалось. Разве что нарваться на неприятности. Но и оставлять бабулины сбережения, которые уйдут в итоге государству, мне тоже совсем не хотелось. Поэтому я решил пойти пусть не совсем законным путем, но по сути вполне оправданным путем, итак уже отдал стране столько, что впору было требовать долги с нее. А так я оставлю на месте записку о том, что деньги сняты их хозяином, но из-за известных обстоятельств, получение их законным путем, оказалось невозможным. Поэтому пришлось действовать именно так.

Касса, оказалась самой обычной, похожей на любую другую. Заодно разглядел и сейф стоящий в ее глубине и увидел что на верхней полке находится порядка десятка банковских упаковок с деньгами. После чего спокойно вернулся в квартиру бабы Тони. Разговаривали мы долго, и когда наконец разошлись по своим комнатам, было уже за полночь. Дверь на балкон, баба Тоня разрешила держать открытой заодно и выходить туда, если захочу закурить. Дождавшись, когда из ее комнаты донесется посапывание спящей старушки, осторожно прикрыл дверь в зал, и подхватив заранее приготовленную записку, свидетельство о рождении Семена, которое мне было совершенно не нужно, сберегательную книжку и кусок, обычного школьного мела, перешел в кассу. Свет разумеется включать было нельзя, но благодаря уличному освещению, в кассе царил некий полумрак, который позволил мне прекрасно обходиться без дополнительного освещения. Добравшись до стоящего в глубине операционного зала сейфа, я встал на приставленный к нему стул, и на верхней крышке нарисовал обычный провал, находящийся на горизонтальной поверхности. Что-то вроде открытого канализационного люка. Активировав его я заглянул в сейф и достав с верхней полки несколько банковских упаковок с деньгами, присел возле какого-то стола, и отсчитал себе восемь тысяч триста сорок рублей. Двух рублей не оказалось, а вскрывать дополнительные кассы из-за мелочи не хотелось. Поэтому прописав в приготовленной заранее записки ту сумму, которую мне удалось изъять, все лишнее оставил на столе, и спокойно перешел в квартиру бабы Тони. Разумеется, вся операция была проведена в тонких резиновых перчатках купленных еще днем в аптеке. Учитывая, что ни на кого не произведет впечатления оставленная мною книжка со свидетельством о рождении, копать будут по всем правилам. Поэтому вешать на себя лишние проблемы не хотелось. А так, отпечатков пальцев они не найдут, двери тоже все на запоре, а кто из своих подкинул Сберегательную книжку и свидетельство о рождении, пусть разбираются.

Наутро, я распрощался с гостеприимной тетушкой, пообещав ей, как-нибудь позвонить. Заодно и отдал ей деньги, которые она потратила на похороны, добавив к ним еще довольно большую сумму. И хотя та всячески отказывалась от этого, сумел ее убедить, хотя бы тем, что сам я не смогу здесь часто появляться, а она ухаживает за могилой, и деньги ей в этом помогут. Хоть на такси другой раз проедет, а не на общественном транспорте, или помянет мою бабушку, и то польза будет. И наконец уговорил. Одним словом, мы расстались довольные друг другом, и я так же через балкон ушел в свой подвал, успев заметить округлившиеся глаза старушки, когда я исчезал, прямо на ее глазах.

Стоило мне только появиться в своей мастерской, и зажечь свет, как оказалось, здесь находится милицейская засада, и меня тот час взяли под руки, а один особо рьяный еще и попытался вывернуть мою руку так, что я чуть не закричал от боли. Прямо на моих глазах, мастерская, к этому времени уже перевернутая вверх дном, еще раз была демонстративно обыскана, а мне предъявили бумагу, с требованием подписи, о том что обыск проводился в рамках правил проведения подобных мероприятий. А когда я отказался это сделать, просто избили на глазах директора техникума и заведующего хозяйством находящимися в подвале, в качестве представителей техникума или понятых. А затем вывели из подвала, посадили в воронок и отвезли в отделение милиции. И только там наконец выяснилось, что меня обвиняют в многочисленных грабежах. Причиной этому, стало то, что собираясь к бабе Тони, я без задней мысли, выложил из карманов куртки, весь улов, собранный после очередного похода по пляжам города, там были несколько колец, сережек и пара цепочек, и куча мелочи. Куртку решил надеть, собираясь в Подмосковье, предполагая, что там будет гораздо прохладнее, чем в Ташкенте. Вдобавок ко всему и в моем чемодане, тоже лежало золотишко, которое я еще никуда не успел переложить. О том, что в мое отсутствие сюда может зайти кто-то еще, я просто не подумал. Как оказывается зря. Хотя до сиз пор, сюда действительно никто не заходил в мое отсутствие.

Пока я гостил у бабы Тони, сюда наведался завхоз нашего техникума. Что он здесь забыл было непонятно, но одного его взгляда на богатство, лежащее на столе, оказалось достаточно, чтобы тот вызвал милицию. Меня правда не нашли, но решили, что засада будет как нельзя к месту. И, как говорится, взяли тепленьким. Дополнительными доказательствами моего причастия к преступной деятельности стало то, что во время личного обыска у меня в карманах обнаружили более семи с половиной тысяч рублей, «снятых» мною с Калининградской кассе. А разобранный до последнего гвоздика чемодан дал милиции все остальное, что там находилось. То есть остатки денег в сумме чуть больше шести тысяч рублей. Оказалось, что за три года, я истратил довольно большую сумму. Там же обнаружилось лезвие для ножа, который я так и не извлек, множество мелкого инструмента и кое-какие медикаменты, которые сразу же были названы — наркотическими средствами.

А, все мои попытки доказать, что это всего лишь средства от головной и зубной боли, были проигнорированы, более того, в деле вдруг оказалось заключение экспертизы, доказывающее, что найденные медикаменты являются силдьнодействующими лекарственными препаратами из списка № 1. Но и это оказалось еще не все. Самым же большим обвинением в мою сторону, оказалось то, что я якобы ограбил какого-то Хаджи Рахматулло Абдрхмана имам-хатиба настоятеля мечети «Абу Сахи», украв у него драгоценные четки собранные из камней-слез, и подаренные ему знаменитым муллой Хаджи Насреддином-Бухарским.

— Какие чётки, я в глаза мне видел никаких четок! — Попытался воскликнуть я, но мне тут же предъявили мой альбом с изображенными на них, теми самыми найденными на одном из пляжей Ташкента, драгоценными четками и горкой золотых изделий лежащих рядом с ними. С другой стороны, я попытался доказать, что видел эти четки всего один раз а то, что нарисовано, вовсе не является доказательством их кражи.

Над моими словами просто посмеялись. А приглашенный художник подтвердил, что невозможно скопировать это произведение искусства столь точно, увидев его лишь однажды. В общем, все было против меня. И хотя в моих вещах так и не нашли этих четок, в итоге решили, что я их просто продал, а найденные у меня деньги, как раз и являлись той суммой которую я выручил от продажи. Еще со стороны милиции была попытка пришить к делу изображенный там пистолет с глушителем и патронами. Из-за этого изобржения мастерская была поставлена с ног на голову, перерыли все, но разумеется ничего не обнаружили. Конечно можно было попытаться показать свой талант, и извлечь из рисунка браслет. И возможно в этом случае обвинения были бы несколько иными, но я не стал этого делать хотя бы из-за изображенного оружия. Наверняка заставили достать и его, а он несколько «грязен» хотя бы из-за того, что взят при предыдущем побеге.

В отделении милиции меня, не били, не пытали, видимо посчитав, что «показательного выступления» в моем подвале было достаточно, но сразу же отвезли в Ташкентский Следственный Изолятор, и буквально в течении недели, дело было закрыто. Ко всему прочему, оказалось, что некоторые потерявшие свои вещи «хитромудрые» граждане, подавали в милицию заявления о кражах, рассуждая так, что потерю вряд ли будут искать, а вот если найдется «краденная» вещь вполне могут и вернуть, вероятно. Так оно и вышло. В итоге многие из найденных мною вещей были опознаны, и в деле появились дополнительные сведения о моей «преступной деятельности».

И уже скоро меня ознакомили с материалами дела, которое должны были передать в суд. По всем предпосылкам мне светила статья 161\3 кража в особо крупном размере, со сроком наказания от шести до двенадцати лет, или смертной казнью. Правда консультирующий меня юрист, рассказал, что последнее мне не грозит, так как кража была не у государства, а у частных лиц, но тем не менее срок может быть максимальным.

Вообще-то, по большому счету, я мог уйти отсюда в любое время. Если с этим и были какие-то проблемы в самой камере, только из-за того, что например ее стены, были отделаны под так называемую «шубу» то есть набросанный штукатурный раствор образующий на своей поверхности множество острых бугорков и ямок. Что-то нарисовать на ней было просто невозможно, как впрочем, и прислониться к стене, из-за боязни оцарапаться. Но уже однажды посетив душ, который по здешним правилам был доступен раз в неделю по пятницам, я обнаружил там как минимум пару дверей, вполне подходящих для перемещения куда угодно. Но с другой стороны, мне почему-то было даже интересно, чем все это закончится, и потому я плыл по течению, наблюдая за всей этой возней как бы со стороны. Да и по большому счету, совсем не страшился тюрьмы. Сказав при вселении, что являюсь художником, и доказав свое мастерство парой нарисованных портретов местных обитателей, тут же был причислен к когорте блатных. И если многих вновь поступающих испытывали на прочность, организовывая различные подставы, мне наоборот дотошно объясняли, что можно, а что нельзя делать на зоне. Оставалось только ждать.