Художник, что рисует…

Глава 4

Под утро я забылся и проснулся только в тот момент, когда начали разносить воду, и выводить в туалет. Быстренько оправившись, и перекусив надоевшим до отвращения ржавым соленым самом и основательно зачерствевшим хлебом, перекурил, и устроившись под шконкой, на полу возле стены, начал набрасывать контуры будущего люка, который откроет мне путь к свободе. Вообще-то нахождение на полу не приветствовалось. Это место чаще всего предназначалось для низшей тюремной касты — опущенных, обиженных, и прочих. С другой стороны, я и сам если бы не пришел в себя вполне мог оказаться среди них. И еще пару дней назад место под шконкой было для меня вполне законным. Но сейчас, я находился в камере один, и большой надобности в этом не было. С другой стороны, еще совсем недавно караульные видели мое состояние и потому когда я устроился под нижней полкой, чтобы порисовать, это ни у кого не вызвало удивления, или какого-то подозрения.

Контуры будущего люка, я набросал достаточно быстро. За основу был взят люк открывающий проем в мой собственный погреб из прошлой жизни. Учитывая, что тот люк от и до был сделан моими руками, я помнил его, можно сказать, до малейшей царапины и трещинки, и потому ничуть не сомневался, в том, что у меня все получится. К тому же он, как и стена вагона был покрашен в радикальный серый цвет. И потому воспроизвести все его оттенки было гораздо проще.

Я рисовал его, почти не отрываясь, лишь изредка выбираясь на полку, чтобы размяться и перекурить. Все же лежать на голом полу было не слишком удобно. Подобное место для рисунка, я выбрал по нескольким причинам. Во-первых, несколько опасался того, что караульный, увидев, чем я занимаюсь, решит, что это вполне благоприятный повод, и просто лишит меня карандашей. Ведь фактически я наносил рисунок на стену вагона а это было запрещено. А без карандашей нечего и думать о свободе. Вообще-то, отбирать у зэка разрешенные к провозу вещи было нельзя, по той простой причине, что он мог пожаловаться, и тогда, мало того, что вещь пришлось бы возвращать, так еще и за это можно было получить нагоняй. В моем случае, вполне могли обвинить в том, что я рисую на стенах, следовательно порчу окраску вагона. Именно поэтому карандаши могли быть изъяты, и никакие мои жалобы не помогли их вернуть.

Во-вторых, и пожалуй эта причина не менее важна, так это то, что за стеной нет лестниц и мне придется выпрыгивать с высоты. К тому же я не знаю что именно будет находиться за стенкой вагона в момент побега, и потому постарался расположить рисунок как можно ниже к полу, чтобы высота между проемом и насыпью оказалась минимальной. Можно было бы конечно сделать его и в полу, но прыгать под колеса вагона, тоже не самая лучшая идея.

К обеду следующего дня рисунок был полностью готов, я я даже чувствовал, как он оживает, стоит мне только потянуться к нему рукой. Но бежать было пока рано. Все-таки хотелось выбрать момент, когда вагон либо остановится, либо замедлит движение, чтобы как можно сильнее обезопасить свой побег.

А еще у меня появилась некоторая идея, как отвлечь внимание караульных не только от меня но и вообще от всех здесь находящихся. Насколько я помнил из рассказов своего дружка, прямо за стенкой моей камеры, находится купе караула, которое ничем не отличается от обычного купе пассажирского поезда. Правда, учитывая, что в карауле примерно семь человек не считая начальника караула, у которого отдельное купе, чуть дальше по коридору, то для отдыха используются все три полки включая багажную. И эти полки, находятся примерно на той же высоте, что и полки расположенные в камерах для зэка.

Вот я и подумал, что если, устроившись на верхней полке, нарисую там небольшое окно, а затем «аккуратно, но сильно», столкну вниз спящего там солдатика. Естественно, что при падении с такой высоты он слегка поранится, и внимание караула, будет отвлечено на него, а я в это время, более спокойно покину вагон, не особенно опасаясь, что на меня обратят внимание. К тому же, я был очень зол на караул. И за то, что меня не выводили в туалет, когда мне этого хотелось, и за то что не давали воды, и даже за то, что иначе чем идиотом, меня не называли. В принципе, тогда я и был именно идиотом, но согласитесь слышать постоянно подобные оскорбления, не слишком приятно. Вот именно поэтому в моем, может еще не слишком отошедшем от помутнения сознании, и зародился план мести. Пусть эта месть выглядела немного по-детски, но даже такая, была способна отвлечь внимание, и я решил, что это пойдет мне на пользу.

Моя задумка оказалась даже более удачной, чем предполагалось ранее. Небольшой проем закрытый фанеркой и напоминающий окошко регистратуры местной поликлиники, был нарисован всего за пару часов. И я уже подумывал о том когда его стоит открыть, когда случайно услышал разговор караульных о том, что скоро будет большой разъезд, с магазином, на котором поезд обычно стоит не меньше получаса. При этом, один из караульных посетовал о том, что прапорщик Голованов такая сука, что ни за что не выпустит никого из вагона, пока в нем есть хоть один зэка. Все это меня очень обрадовало. И то что поезд остановится на долгое время, и наличие магазина, и то, что из вагонов никого не выпустят, а следовательно никто случайно не выглянет через открытую дверь в тамбуре. В общем пора было начинать действовать.

Первым делом, я переложил свой чемодан, сложив в него остатки хлеба. Взглянув на сало, решил, что лучше потерплю. Тем более что разъезд говорил о том, что где-то рядом должен находиться поселок. Следовательно, при наличии денег, вполне смогу что-то купить там, и не останусь голодным. Просто за эти четыре дня, это сало до того обрыло, что я на него уже не мог даже смотреть. Застегнув чемодан, и спустив его вниз, поближе к нарисованному мной выходу, я влез на третью полку и осторожно сдвинул воображаемую фанерку в сторону.

Тут наверное стоит сделать небольшое отступление. Дело в том, что в отличии от обычного караула в конвое разрешено отдыхать в любое время суток, при условии, что ты не стоишь на посту и не бодрствуешь. К тому же в отличие от обычного караула здесь не три, а четыре смены караульных, и хотя по уставу на посту стоят два часа, здесь принято это время увеличивать до четырех. Тем более, что стоять приходится в коридоре вагона, допускается (неофициально) курить. Ну куда они денутся из закрытых камер? Да и всегда модно найти себе какое-то занятие на время поста. Например, устроиться у открытого окошка, и смотреть на проплывающую за ним природу, время от времени прохаживаясь по коридору, да и поговорить с зека тоже не особенно возбраняется. Отстояв четыре часа, караульный переходит в бодрствующую смену, а дальше следует восемь часов отдыха. Так что выспаться успевают все. Просто некоторым удается сделать это ночью, а другим днем, но тем не менее обиженных не бывает. Да и любые проявления дедовщины, остаются в части. Во Внутренних войсках это не особенно принято, особенно учитывая то, что в любой караул ходят с боевым оружием и патронами. Мало ли какой идиот найдется, обидится и перестреляет всех. Тем более, что такое иногда случалось.

Единственное ограничение при такой службе, состоит в том, что отдыхать разрешается полностью одетым. Разве что допускается снятие сапог и головного убора. Но ремень, и висящая на нем кобура с пистолетом в течении всего караула находится у караульного. С автоматами в конвой не выезжают.

Стоило мне приоткрыть окошко, как прямо перед моими глазами нарисовалась кобура с пистолетом, и свернувшийся расстегнутый ремень. Похоже солдатик, когда прилег отдохнуть, расстегнул ремень, и тот свалился с его пояса свернувшись колечком возле стены. Заглянув в открытый проем, и убедившись, что караульный не подозревая о том, что сейчас лишится оружия бессовестным образом дрыхнет похрапывая, я осторожно расстегнул кобуру, вынул оттуда пистолет, достал из бокового кармашка запасную обойму, отстегнул пистолет от кожаного тренчика, который уложил обратно, и вновь застегнув кобуру, сразу же отшатнулся от проема. Убедившись, что тот благополучно закрылся, и на стене не осталось никаких следов, сунул пистолет за пазуху, а запасную обойму в карман, спустился вниз.

Следующие пять минут я провел, как на иголках, потому что караульный, стоящий на посту, никак не хотел отходить от открытой форточки, прямо напротив двери в мою камеру. И мне оставалось только курить ожидая, когда он наконец смоется с этого места. В этот момент, поезд начал притормаживать, а вскоре и совсем остановился. Нужно было срочно дергать когти, а этот придурок, продолжал стоять на своем месте, что-то разглядывая за окном. Мгновением спустя, я услышал как открывается дверь ведущая на «чистую» половину, и чей-то грубый голос ворвался в наш коридор:

— Кулдашев, бля, а тебя что устав караульной службы не касается? Или решил, что ума дох***? А ну живо закрыл все окна, что забыл, что на стоянке они должны быть закрыты? И идиота закрой, а то воняет из его камеры как с параши! Бегом, мать твою!

Идиот это похоже я. Тем более, что девятка, то есть одиночная камера, в которой я обитал, единственная из всех камер вагона помимо основной решетки была снабжена еще и металлическими складными дверьми. Вообще-то эта камера предназначалась для особо опасных преступников, которых было положено возить под двойными запорами, но сейчас, это только играло мне на руку.

Караульный сорвался со своего места, тут же зарывая сложенную металлическую дверь, отсекая меня от общего коридора, а затем и все форточки, одна за другой. С облегчением вздохнув, тут же бросился на пол. Залез под нижнюю шконку, и только потянул за ручку нарисованного люка, как почувствовал, что вагон дернулся, и потихоньку двинулся с места, набирая скорость. Но проем был уже открыт, и в него вывалился чемодан, а следом за ним и я сам.

Довольно сильно ударившись о крупные камни щебня, насыпанные возле железнодорожного полотна, я остался лежать на месте, провожая взглядом, отъезжающий от меня все быстрее и быстрее железнодорожный состав. Когда тот скрылся где-то вдали, я приподнялся и наверное впервые с момента попадания в это теле свободно вздохнул. Все-таки момент побега оказался очень нервным, и даже сейчас меня основательно потряхивало, но все пока было хорошо и это радовало. Закурив, я осмотрелся по сторонам.

Место где я находился представляло собой какой-то разъезд, состоящий из отстойника и нескольких линий со стрелками перенаправляющих поезда в разные стороны. Чуть в стороне возвышалась небольшая, основательно пошарпанная платформа собранная из пустотных плит перекрытия лежащих на нескольких бетонных фундаментных блоках. Сверху по краю плит проходил старенький местами ржавый заборчик, к которому, на небольших стойках из арматуры был прикручен слегка покосившийся плакат. На последнем виднелась полустертая надпись: «ОП 3277 км» — похоже, означающая остановочную платформу для пригородных поездов. Это меня даже обрадовало, хотя бы тем, что отсюда можно будет достаточно свободно выбраться. Но прежде чем думать об этом, нужно было привести себя в порядок.

Наличие платформы, по моему мнению предполагало недалекое расположение какого-то поселка или возможно дачных участков. И то и другое мне вполне подходило, хотя дачи были наверное даже предпочтительнее. Не думаю, что все они действующие и наверняка можно было найти либо заброшенную, либо пустующую. Для меня сейчас главным было наличие воды, и места где можно было бы переночевать.

Пройдя вдоль железнодорожной линии около полукилометра, я заметил небольшое здание магазинчика с вывеской «Коопторг», в данный момент на двери висела тяжелая железная полоса заканчивающаяся огромным висячим замком. И судя по пыли на его крыльце, закрыт он был уже достаточно давно. Но с другой стороны, чуть в стороне от него из земли выходила обычная труба, торчащая на метр вверх, снабженная краном и загибающаяся к земле. То есть обычная водопроводная колонка, и стоило мне лишь слегка крутнуть кран, как из него пошла вода. Большего мне пока было и не нужно. Оглядевшись, заметил и лавочку, стоящую неподалеку под развесистым деревом, где положив на нее свой чемодан разделся донага, достал из чемодана рыльно-мыльные принадлежности, и наконец привел себя в порядок, избавившись от пропитавших меня насквозь запахов. То в чем я был одет, с некоторым сожалением было выброшено, только из-за того, что хотя и имелась возможность все это постирать, но совершенно не было на это желания, да и сушить тоже было негде. Я все еще надеялся на то, что мне уже сегодня удастся покинуть это место, и перебраться куда-то поближе к цивилизации.

Переодевшись в чистое белье, имеющееся в чемодане, рабочие брюки и футболку, я решил, что этого пока вполне достаточно и потому подхватив свой чемоданчик, двинулся в обратном направлении к платформе, размышляя по пути о том, что делать с доставшимся мне пистолетом. С одной стороны наличие при себе ствола, дает какую-то надежду защиты, тем более, что я в принципе умею им пользоваться. Стрелял из него и в армии, да и у Жорика было нечто подобное, правда не для пулевых патронов, но по его утверждению механизм был идентичен с настоящим. Так что при необходимости смогу, и выстрелить, и разобрать, и почистить, и даже собрать обратно. Другое дело, что любая проверка и обнаружение при мне ствола, гарантирует мое задержание, со всеми последующими проблемами. Но и выбрасывать пистолет тоже не хотелось. Все же решил пока оставить, но разрядив иего положил на самое дно чемодана, завернув в куртку, чтобы не было заметно. Дальше будет видно.

Ожидание электрички затянулось минут на сорок, но зато, за это время, мне удалось достаточно аккуратно извлечь из-под крышки чемодана три пятидесятирублевых купюры, и даже собственное свидетельство о рождении. Что автоматически делало меня уже не сбежавшим из под стражи Семеном Сергеевичем Степановым уроженцем города Калининграда Московской области, 1961 года рождения, а Андреем Борисовичем Марковым родившимся на год раньше в городе Ташкенте. Учитывая, что по возрасту вполне подхожу для этого документа, да и сам документ не подделка, а действительно выдан районным отделом ЗАГС, его вполне можно будет предъявить по первому требованию. Особенно учитывая то, что у сбежавшего Семена по определению не могло находиться на руках никаких документов. Что до фотографии, имеющейся в моем деле, мало ли похожих людей на свете? Тем более, что имеющийся на руках документ хоть и не имеет фотографии, но выписан совсем на другое имя.

Что же касается вопроса, что я делаю так далеко от дома? Так ведь лето. Каникулы, вот и приехал в гости к родной тётушке. Да и вряд ли подобная проверка вообще будет иметь место, разве что, когда я уже сяду на поезд и отправлюсь куда-нибудь подальше от этих мест.

Вместо обычной электрички подошел дизель-поезд состоящий из четырех вагонов и окрашенный в бурый цвет. Надпись на его борту гласила, что конечная станция будет в Новосибирске, что меня вполне устраивало. Новосибирск город большой, в нем достаточно легко затеряться, да и купить билеты в любую сторону тоже можно без особых проблем. Правда некоторые опасения вызывал тот факт, что поезд из которого я сбежал тоже отправился в ту же сторону, и наверняка, мой побег уже обнаружен, но в конце концов, мне же не обязательно ехать до вокзала, можно вполне сойти немного раньше, а появиться на вокзале, когда все слегка утихнет.

Билет обошелся мне в один руль двадцать копеек, на сдачу с десятки, которую я еще в вагоне достал из сигаретной пачки, мне отсыпали целую кучу мелочи, но это было даже к лучшему. Устроившись у окна подремать я, был разбужен двумя словоохотливыми тетками, севшими в вагон на следующей остановке и решившими обсудить все сплетни собранные с округи. Вначале хотел было пересесть подальше от них, но невольно прислушался к их беседе, и сам того не ожидая узнал из их разговора много полезного для себя.

Кстати именно от них, впервые с того момента, как я здесь оказался, услышал слова «Одаренные». При этом в голосе тетки проскользнули, казалось совершенно несопоставимые понятия, отчего показалось, что она относится к этим «Одаренным» одновременно и с огромным показным уважением переходящим чуть ли не в преклонение, и вместе с тем с едва скрытым презрением. Что именно они собой представляют я пока так и не понял, зато к еще большему удивлению узнал, что во главе Новосибирска сейчас находится граф Адашев. На какое-то мгновение, мне захотелось отсесть от теток подальше. Мне почему-то показалось, что обе они сбежали из какого-то дурдома, и сейчас рассказывают друг другу о своих маниакальных симптомах. Но, что удивительно с виду они выглядели совершенно нормально, да и во всем остальном их рассуждения были вполне разумными. Еще большим изумлением для меня оказалась перетяжка, замеченная на одной из улиц пригорода Новосибирска, гласящая: «Слава советский Одаренным — преданным строителям Коммунизма». Последнее меня удивило настолько, что я едва не проглотил свою сигарету, которая в тот момент оказалась у меня в зубах, потому что я выходил в тамбур вагона, чтобы перекурить.

Сошел с поезда я не доезжая до конечной пары остановок, на улице Революции. По словам тех же теток, сошедших вместе со мною, неподалеку от нее располагалась средняя школа № 3 в которой учился один из «балбесов» этих уважаемых женщин. А школа, как нельзя лучше, подходила мне, для временного пристанища, особенно учитывая тот факт, что даже имея паспорт в гостиницу, как я помнил из своего прошлого, было поселиться практически невозможно, а другого места для ночлега найти несовершеннолетнему просто не светило. Оставался либо какой-нибудь пляж, либо школа. Последняя была даже предпочтительнее в том плане, что именно сейчас были летние каникулы, и она пустовала.

Платформа, на которой я оказался была облагорожена небольшим навесом, спасающим от дождя и даже автоматическими камерами хранения, одной из ячеек которых, я немедленно воспользовался. Таскаться с чемоданом по улицам, я не решился, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. К тому же в нем находились все мои деньги, и пистолет и потому не хотелось лишиться не того ни другого. А так у меня в кармане имелось больше ста пятидесяти рублей с мелочью, вполне достаточная сумма, чтобы не остаться голодным, и чтобы уже завтра, обновить свой гардероб. И последнее требовалось обязательно, если я не собираюсь здесь оставаться, а думаю отправиться в теплые края.

Пройдя по улице Революции, как рассказывала одна из женщин, я свернул на Октябрьскую улицу, где должна была находиться школа, и увидел стоящий возле дороги гастроном. Учитывая то, что последний раз я что-то закидывал в свой желудок еще утром, когда приводил себя в порядок у колонки в примерно шестидесяти километрах от города, есть хотелось очень сильно. К моему удивлению, особого дефицита продуктов в магазине не наблюдалось. Поэтому я тут же выбил чек на двести грамм докторской колбасы, пачку сахара рафинада, банку растворимого кофе, производства львовской фабрики, и сдобного батона к чаю и не удержавшись добавил к этому банку шпрот в масле. За все отдав около семи рублей денег. В соседнем отделе, я купил капроновую авоську, чтобы все купленное не нести в руках, и на руках после всех покупок у меня осталось двадцать копеек, которые тут же были обменены на мороженное.

Помахивая авоськой и с аппетитом поедая сливочную вкуснятину, я направился в сторону школы, где предполагал остановиться на сегодняшнюю ночь, а заодно и поужинать. Пока все складывалось можно сказать идеально.