И не иссякнут родники

Ю. Кормильцев ЗЛАТОУСТОВЦЫ

— Вы спрашиваете, какое у меня партийное поручение? Я шеф-наставник начинающих сталеваров. Депутат горсовета. А еще я часто выступаю перед школьниками и на различных собраниях… Как-то просматривал статьи и речи С. М. Кирова и очень понравилась мне одна мысль. Сергей Миронович сказал, что главное партийное поручение для каждого коммуниста — это работать с полной отдачей сил, трудиться так, чтобы не стыдно было людям в глаза смотреть. Понятно, что мало самому ударно работать. Надо, чтобы и рядом с тобой, особенно молодые, трудились не хуже. Чтобы не было у нас невыполняющих норму. Вот почему я считаю своим партийным поручением передавать знания, опыт молодым рабочим…

(Из разговора со сталеваром В. И. Татьянохой).

Четверо рослых парней примостились на деревянных ящиках и оживленно о чем-то беседовали. Позади гудели электропечи, но парни, кажется, напрочь забыли о них. Сидят себе, похохатывают. И только изредка бросали неторопливые взгляды на отрешенную фигуру мастера. А Владимир Иванович Татьяноха не спеша нажал клавишу телефонного аппарата и говорил с химической лабораторией, затем склонился над плавильной картой, достал логарифмическую линейку, которая казалась игрушечной в его больших руках, снова звонил и считал… Наконец, быстро встал и негромко, но четко сказал парням:

— Так, двадцать пять!

Это означало, что в ванну надо добавить двадцать пять килограммов феррохрома. И парней словно ветром сдуло. Беззаботности как не бывало! Подручный сталевара Вадим Сташков взял тяжелый прут с ложкой на конце и запустил его в клокочущую печь. Его красная рубаха полыхала, как пламя. Секунда — и в стаканчик вылита расплавленная сталь. Татьяноха ковырнул прутиком содержимое и принес мне.

— Вы спрашиваете, как определить усадку. Видите — металл не вспучивается. Значит, усадка нормальная. Отчего может вспучиваться? Так ведь наш «самовар» весь в трубах водоохлаждения. Хозяйство сложное, капризное. Мало ли где может потечь. Но такое не часто бывает… Минутку, сейчас сливать будем. — И убежал к агрегату.

Вообще-то Владимир Иванович сталевар. Но в тот раз он исполнял обязанности мастера. По его словам, варить сталь куда интереснее, чем командовать. Но — надо! Между прочим, пост мастера доверяют далеко не каждому. Ведь сталевар выполняет не все операции. Финишные — дело мастера. Именно он руководит рафинировкой и доводкой жидкого металла, делая окончательные расчеты. Тут даже опытный сталевар, что называется, уходит со сцены. И только те, кто прошел специальную подготовку — теоретическую и практическую, — может самостоятельно довести плавку до конца. Кстати, на это и нацелено заводское соревнование под девизом «Сталевару — квалификацию мастера!» Владимир Иванович Татьяноха один из немногих на предприятии, кто давно овладел наивысшей квалификацией.

Если бы четверть века назад ему сказали, что он станет одним из лучших сталеваров, гордостью славного индустриального Златоуста, он бы не поверил. Жизнь начиналась трудно: отец, как и у многих, не вернулся с войны, и в шестнадцать лет Володя пошел работать коноводом. Сегодня такой профессии нет, но тогда она была очень нужна «Магнезиту». Судьба круто повернулась, когда на каникулы домой, в Сатку, приехал из Златоуста товарищ. Ужасно гордился тем, что учился в ремесленном училище на сталевара. И Володя тоже решил попытать счастья в Златоусте. Попал в один из лучших тогда цехов — первый электросталеплавильный. В надежные руки. И понял: надо учиться, иначе ничего путного не выйдет. Поступил в вечернюю школу. Потом пошел в техникум. Одному ему известно, каких трудов это стоило. Но зато окончил техникум. И теперь уже много лет подряд консультирует подручных. Один из них, Сергей Воронов, недавно сам стал хозяином печи.

Владимира Ивановича частенько приглашают в школу. Просят пионеры рассказать о профессии металлурга. Понимает, что за немудреным вопросом кроется другой, а смогут ли и сегодняшние пятиклассники стать такими же металлургами? Всей своей сталеварской судьбой Владимир Иванович отвечает твердо: смогут!

— Что такое нынешний сталевар? — размышляет Татьяноха. — Нет, это не «ломовик» с громадными ручищами. Это прежде всего человек с глубокими специальными знаниями. Возьмите наш третий электросталеплавильный цех. Здесь агрегаты новейшей металлургической технологии. Варим сплавы особенного назначения, чтоб исправно работали они в самых трудных условиях — в холод и на жаре, испытывая фантастические нагрузки. И чтобы попасть в заданный химанализ, надо соображать. Учиться нужно. Не только в техникуме и институте. Но и друг у друга. Учиться товариществу, взаимопомощи. Работа у нас коллективная: сталь сливаем в один ковш. Это значит, мы работаем на едином наряде. Стало быть, доверие друг другу полнейшее! Смотрите-ка, сколько добавок вносится в жидкую ванну. Чуть ли не в полтаблицы Менделеева. Но это одна сторона. Есть и другая. Здесь, в цехе, мы выплавляем и свою рабочую судьбу. Это сталь особого свойства. Придет парень зелень-зеленью. И каждый опытный сталевар ежедневно вносит в него свой «феррохром», свои душевные «добавки». Смотришь — через год шелуха от парня отпадает. Добротный «слиток» получается!

Таковы орденоносцы Юрий Труханов, Олег Арсентьев, Владимир Мартышев, лауреат премии Ленинского комсомола Вячеслав Неволин. Рядом с ними невозможно работать плохо. Новичок с первых дней попадает в атмосферу искренности, доброжелательности и требовательности. Принцип в общем-то простой: смотри, как делают другие. Не ясно — спрашивай. Проворонил — отвечай. И не юли, не изворачивайся.

— В нашей работе все может быть, — говорит старший мастер Иосиф Александрович Москалевич. — Металлурги не святые, и они ошибаются, отклоняются от технологии. И тут главное — выяснить истинную причину нарушения. И скажу откровенно: редко случается у нас и «утечка» совести. Как правило, ребята сами находят тот злополучный момент, когда плавку повело «не в ту степь». И ошибается в основном неопытный. Такой, как Татьяноха, плавку ведет филигранно, грамотно.

— Ну, допустим, я тоже не святой, — улыбается Владимир Иванович. — Иосиф Александрович «забыл» недавний случай. В прошлом месяце я крепко проштрафился. Получилось так. При взвешивании шихты ошиблись на целую тонну. И я, несмотря на то, что вот уже четверть века варю сталь, не проверил. И отлил, конечно, брак. Влетело мне крепко — выговор схлопотал. Первый в жизни и, надеюсь, последний. Тут обижаться надо только на себя. Урок получил добрый. Сейчас не раз проверю, прежде чем дать команду. Иначе нельзя! Ведь каждая такая ошибка — дорого обходится государству…

— Чем интересен Татьяноха как сталевар? — переспрашивает начальник смены Геннадий Леонтьевич Гапеев. — А я вот что скажу: тут ведь многое зависит от того: для кого интересен, а для кого нет? Для лодыря, для летуна Татьяноха наверняка неинтересен, и это понятно. А для нас, его товарищей, напротив. Вот работает у нас неплохой сталевар Владимир Николаевич Мартышев. Прекрасный исполнитель. Кстати, некоторые в слове «исполнитель» видят что-то обидное. Но я понимаю так: у нас, как у музыкантов, все исполнители. Но исполнять-то можно по-разному! Мартышев, повторяю, прекрасный исполнитель. Думающий, инициативный. А вот за мастера его оставить нельзя. Потому что не может перекроить свою психологию. Ведь одно дело самому варить сталь и совсем другое — руководить товарищами. Не у каждого язык повернется сказать: «Ты делаешь не так!» Татьяноха умеет потребовать без всяких скидок на дружбу. Причем скажет просто, убедительно, без командирских ноток.

Если определять характер Татьянохи одним словом, то, наверное, надо сказать — ровный. Ровный в обращении, в движениях, в разговоре. Внешне такой кажется и вся его жизнь. Но заложено в этом нечто вроде пружины — сильной, упругой, не поддающейся никаким потрясениям. Конечно, ровность бывает разная. Иная — от равнодушия, от желания жить подальше от волнений. Знает человек только «свою печку» — ничего больше его не волнует. Работа таких не греет. Только кормит. Бескрылая, в сущности, жизнь. Владимир Иванович не умеет сторониться общественных забот. Нет, он не только числится в списке штатных активистов. И в товарищеском кругу не стремится диктовать свой вкус, мнение. Но зато умеет выслушать, уловить главное, не поддаться настроению. Он из тех людей, которые привыкли подумать, прежде чем сказать и тем более сделать. Потому и веет от него основательностью, надежностью. На него можно положиться в большом и малом. Рядом с ним работается легко и уверенно.

Видно, как он внимательно и с явным одобрением наблюдает за Сергеем Люкшиным и его тезкой Вороновым. Ладные проворные парни энергично хозяйничают у агрегатов. Только что слили готовый металл, и теперь надо быстро произвести заправку печи. Летит коричневый магнезит в чрево агрегата, чтобы залатать выгоревшие там ямки. А через несколько минут печь выкатывается, и над нею зависает громадная корзина, из которой вываливается тщательно подготовленная шихта. Ребята понимают друг друга с полуслова, каждая операция выполняется в темпе. И вся их работа как бы излучает ту особенную согласованность, которая появляется в коллективе, где научились уважать друг друга, где взаимопомощь стала нормой жизни.

Красиво работают парни! Татьяноха хорошо помнит, когда запускали третий электросталеплавильный цех, кое-кто шутил: дескать, что там не работать, вы теперь металлурги в белых халатах. Но до белых халатов пока еще далеко. За смену перекидаешь не одну тонну материалов. И на этих печах еще нужна силушка. Так что легких смен и тут не бывает. Устают и эти сильные парни. Вот почему я задал Татьянохе вопрос: «А хотели бы вы, что бы сын повторил вашу судьбу, стал металлургом?» На этот вопрос не так уж редко даже известные в Златоусте рабочие отвечали: нет, не хотел бы. И, как бы извиняясь, добавляли: мол, слишком еще тяжелая у нас работа, жалко ребят. Владимир Иванович, не задумываясь, сказал:

— Хотел бы я, чтобы мой Игорь пошел по моим стопам? А он уже пошел! Вместе с сыном моего товарища по печи Игорем Трухановым учится в металлургическом техникуме. Часто парни бывают здесь, в цехе. Все видят: соль на спине, пот на лице. Так что понимают, какую судьбу выбирают. И я не сомневаюсь: научатся варить сталь еще более сложных марок. Но главное даже не в этом. Главное — чтобы стали настоящими рабочими, понесли дальше наши традиции, наше товарищество, нашу любовь к труду.

Сагит Сафиев бережно держит в руках многотиражку. 25 октября 1951 года заводская газета сообщала, что сталевары шестой печи Ковригин и Сафиев сварили за месяц шестнадцать скоростных плавок и что на лицевом счету Сафиева более трехсот сверхплановых тонн металла…

Заметка об отце. Их было много. Имя Гафура Сафиева гремело тогда наравне с именами таких прославленных металлургов, как депутат Верховного Совета СССР Василий Амосов, Николай Андрианов, Иван Козлов. Сагит прикинул: в то время ему был двадцать один год, он служил в армии. Странное совпадение: в пятьдесят первом отцу было столько же, сколько сейчас ему — сорок девять. Честно говоря, тогда Сагит и не помышлял о сталеварской судьбе. Все решилось просто. Неожиданно неизлечимый недуг свалил Гафура. И вот тогда-то большой жизнелюб и весельчак Гафур преподал нравственный урок своим многочисленным детям, собрал семейный совет. Тревожно и горько было на душе ребятишек, они видели, как мужественно боролся отец с жестокой болезнью, как таял на глазах. О чем хочет сказать он им сейчас? В такие минуты говорят, наверное, самое главное, самое заветное…

— Я хочу, чтобы кто-то из вас заменил меня у печи, — сказал Гафур Мухамедьянович. — Ваш долг продолжить дело отца. Ты, Сагит, покрепче здоровьем. Ты и пойдешь к мартену. Мои друзья и товарищи научат тебя всему. Были когда-то Сафиевы голью перекатной, гнули спину на богатеев и кулаков. Хочу, чтобы Сафиевы стали металлургами!

Отец никогда не кричал, не суетился. Нрава был веселого, умел и любил пошутить, болезненно воспринимал несправедливость. О недостатках говорил не за спиной товарища. Критиковал остро, с юморком, поэтому его выступления нравились рабочим. Обижаться на Гафура никому и в голову не приходило. Работа в его руках играла, искрилась. Плавку вел темпераментно, умно. Обязательства всегда брал повышенные, напряженные. Товарищи наметят за год превысить обязательства на пятьдесят тонн, а Гафур — на десять-пятнадцать тонн еще больше. Похоже, что соревноваться было его страстью. Нередко побеждал самых именитых. До сих пор помнят ветераны, как он заочно соревновался с американским сталеваром. Переписывался с ним, послал семейную фотокарточку…

А скольких он выучил!

— В четырнадцать лет остался мой отец сиротой. Пас овец, был разнорабочим. И стал мастером скоростных плавок. Гордостью завода и Златоуста. Награжден орденом Трудового Красного Знамени, — рассказывает Сагит Гафурович Сафиев. — Конечно, мы, дети, часто читали заметки о нем в газете. Очень гордились. Но каким был наш отец — об этом мы по-настоящему узнали потом, после его смерти. Много о нем рассказывали его друзья. А товарищей и друзей у отца было немало. Он часто повторял: «Красив тот, кто красиво поступает». Мой отец был красивым человеком.

Нелегко познавать науку сталеварения. Вдвойне трудно, когда на тебя смотрят как на сына знаменитости. Лучи отцовской славы жгут порою сильнее мартеновского пламени: автоматически люди считают, что ты должен работать ничуть не хуже отца. Но Сагит и не собирался нежиться в тени отцовских заслуг. Внимательно слушал, смотрел, думал. Друзья Гафура стали его друзьями. Их советы крепко ему помогали. Но вскоре Сагит понял: на одной практике далеко не ускачешь. Нужны настоящие знания.

Любой старый хозяин печи говорил: чтобы удалить из жидкой ванны серу, нужно добавить извести. А вот что там происходит, какие реакции — этого объяснить не мог. Или: чтобы лишний углерод сгорел, надо подбросить в печь руды. А вот какую руду, с каким содержанием железа — тут каждый выкручивался по-своему.

Поступил Сагит в школу мастеров. Дело прошлое, тогда семилетка нередко была верхней ступенькой образования сталеваров. А уж кто с десятилеткой — тот чуть ли не «академик». Неудержимо потянулся Сафиев к знаниям. Потянул за собой и ровесников. И не только их.

— Анатолий Андреевич Слободчиков, помнится, имел всего четыре класса образования, — рассказывает первый секретарь Ленинского райкома партии г. Златоуста Л. Я. Петров, работавший в то время начальником второго мартена. — Отговаривался: мне ли за молодыми тянуться, перерыв в учебе большой. Но Сафиев любого сдвинет. То же самое и с Александром Григорьевичем Новиковым, ныне Героем Социалистического Труда. Ему было под пятьдесят. Семья жила на частной квартире, жена больная, ребенок маленький, а работал он машинистом завалочной машины. Уговорили… В те годы в нашем цехе возник настоящий культ учебы. Цех буквально всколыхнулся, все ринулись за парты. Сафиев решил написать об этом в «Челябинский рабочий».

Смотрю: скоро в областной газете появилась большая статья. Так родился на заводе почин «Каждому рабочему ведущей профессии — среднее специальное образование!» Позже о нем сообщила и «Правда».

Иногда Сафиев слушает жалобы некоторых молодых мартеновцев: дескать, трудно одновременно работать у печи и учиться. Слушает и удивляется. А каково же было тогда им? Помещений не хватало. Иногда приходилось устраивать занятия прямо в раздевалке или в коридоре. Работали не в четыре, а в три смены. Неделю — с утра, другую — в ночь. Преобладал ручной труд. Уставали, конечно, сильно.

— Зато коллективизм был настоящий, — вспоминает Сагит Гафурович. — Мне легко давались русский язык и черчение, и я приглашал к себе домой Слободчикова и Манюкина. В то время у нас мастером был Александр Демидов, будущий первый секретарь горкома партии. Он хорошо разбирался в математике и теоретической механике. Чуть свободная минутка — прямо в комнатушке мастеров растолкует нам, что к чему. Стали мы просить различные инстанции, чтобы в Златоусте, на родине русского булата, построили металлургический техникум. Когда почин набрал силу, наш голос стал настойчивее. Мы обратились за помощью к газете «Правда». И техникум построили. Но нам учиться в нем не пришлось. Среднее техническое образование мы получили на год раньше…

Сегодня шутят: тот почин родился «в сорочке». Сорочка здесь, конечно, ни при чем. Потребность в квалифицированных кадрах посадила за парту многих молодых металлургов. Даже ветераны не захотели отставать от молодежи. Подсчитано: только за первые десять лет через учебный «конвейер» прошел едва ли не каждый пятый заводчанин! Если рабочая инициатива не надуманная, если ее повсеместно поддерживают не на словах, а на деле, то эффект получается огромный. Тот почин дал заводу тысячи специалистов, а городу — техникум. То славное начинание вызвало другие патриотические почины: «Больше металла — меньше затрат!», «Умеешь сам — научи товарища!», «Сталевару — квалификацию мастера!»

Сафиев как сталевар хорошо известен. За выдающиеся успехи в труде он награжден орденом Ленина. Но в Златоусте Сагита Гафуровича знают еще и как одного из самых опытных партийных вожаков. Ему, рабочему ведущей профессии, много лет подряд коммунисты доверяли возглавлять парторганизацию второго мартена. И в этом он пошел по стопам отца! Приведу несколько фактов, раскрывающих эту сторону его характера.

Многие удивились, узнав, что Сагит Гафурович поступил учиться в школу рабкоров при редакции газеты «Златоустовский рабочий». «Ты что, в журналисты решил податься?» — спрашивали его. А он серьезно отвечал:

— Видишь ли, одно дело, когда я говорю сталевару — меня слышит бригада. Другое дело, когда я говорю через городскую газету — меня слышат сорок тысяч. Одно дело, когда я в личной беседе похвалил подручного или разливщика. И совсем другое дело, когда я похвалю их через газету. Я вот храню заметки о своем отце. Детям показываю. Когда-нибудь они покажут их своим детям. Придет срок — мы уйдем, а печатное слово будет продолжать работать — воспитывать.

Так Сафиев относится к газете.

А вот его, сафиевский, прием агитации. Однажды говорит сталевару Вайзбергу, кстати, одному из лучших в Златоусте.

— Виктор, ты ко мне претензий не имеешь? Хорошо я тебя выучил? Любую марку варишь?

— Да, спасибо, вроде бы все нормально. Да ты и сам знаешь.

— А у меня к тебе претензия: пора возвращать долг. Тебя научили плавку вести? Научили. Одним «спасибо» не отделаешься. Бери шефство над молодым сталеваром и доведи его «до кондиции». Вот хотя бы Владимира Дегтева. Он вчерашний подручный. Опыта пока маловато. Даю тебе год сроку — выучи. А чтоб не скучно было — вызови на соревнование Героя Социалистического Труда Алексея Кривокору. Пусть и он возьмется подготовить молодого сталевара для самостоятельной работы. А я агитну еще кой-кого.

И сагитировал. Да не только хозяев печей. В соревнование под девизом «Умеешь сам — научи товарища!» включились рабочие других профессий: шихтовики, разливщики, машинисты завалочных машин. На металлургическом заводе это была, в сущности, самая массовая школа передового опыта. И первоначальный толчок ей дал Сафиев. Этот почин, как и предыдущий, был одобрен бюро городского комитета КПСС.

Наше знакомство с Сафиевым состоялось восемь лет назад. Второй мартен тогда работал хорошо. И я собирался написать об этом. Сафиев как-то вяло слушал меня, потом неожиданно обратился к сталевару Синицыну:

— Ну-ка, скажи мне, Виктор Григорьевич, сколько в прошлом году ты сэкономил топлива, чугуна, ферросплавов?

— Не знаю, — растерялся тот. — На партийном собрании говорили, будто у нас перерасход топлива. Но так ли это, судить не берусь.

Рядом стояли другие сталевары, тоже опытные. И они молчали. Сафиев полез в сейф, достал тоненькую книжечку карманного формата.

— Вот «Памятка-инструкция для рабочих и ИТР мартеновских цехов», — сказал Сафиев. — Вроде конспекта сведений, которые каждый работающий у печи должен иметь всегда под рукой. А главное — здесь скрупулезно ведется сталеварская бухгалтерия: сколько материалов он сэкономил или перерасходовал. То есть лицевой счет. Разучились мы считать! А ведь умели. И еще как умели, верно, Виктор Григорьевич? Карандаш — вот кто должен стать первым нашим подручным! — Сафиев повернулся ко мне и добавил: — Об этом и надо написать. А хвалить нас — и без того много раз хвалили. Сегодня не за что.

Так появилась корреспонденция «Карандаш — подручный сталевара». К этому стоит добавить, что Сагит Гафурович не боится выносить сор из избы. Как-то один из командиров производства признался: «Когда к трибуне идет Сафиев, у меня под ложечкой начинает сосать. Он ведь не церемонится с авторитетами. Сечет культурно, не придерешься…»

Однажды спрашиваю Сафиева: «Сагит Гафурович, вот иногда разгорается спор: может ли быть у нас конфликт поколений, конфликт отцов и детей?»

— В нашей семье такого конфликта никогда не было и нет. Отца мы безгранично уважали. Каждое слово его — для нас закон. А зря он не говорил, потому что знал цену словам. У меня в семье тоже все в порядке. Нет, я не диктатор. Я с малых лет стремился приобщить ребят к своей работе, к своим заботам. Даже когда работал и учился, старался чаще бывать с ними вместе, например, на лыжных прогулках. Я хотел знать их маленькие заботы. Воспитанием детей нужно заниматься не тогда, когда они уже поднялись, а когда растут. Тогда будет полное взаимопонимание. Исчезнет психологический барьер, разделяющий людей разных возрастных границ. А забудешь об этом, недалеко до беды.

Я потомственный сталевар. Но сынам не раз говорил: «Хотите в металлурги — идите. Неволить не буду, не имею права. Выбор рабочей судьбы — в ваших руках». Оба выбрали наш родной завод. Старший, Рафкат, последнее время после окончания института работал подручным сталевара, сейчас служит в армии. Младший, Марат, — разливщик, окончил техникум. Стало быть, взамен меня двое придут. Один к двум — неплохой счет, а?

И мудро усмехнулся. Помолчав, продолжил:

— Старший-то пошел в первый электросталеплавильный. Тяжелый цех… Как-то звонят мне: мол, думаем твоего сына мастером поставить. Инженер же! Я возразил: рано. Сам не искал легкой жизни, не хочу, чтобы и сыновья пришли на все готовое. Пусть пройдут через свои трудности. Это каждому необходимо. Ведь они теперь — наследники нашей славы.

Неподалеку от центральной проходной — панно, чеканка. Изображены рослые бородачи, натруженные руки их держат клещи. Лица суровые, усталые. Это мастеровые люди Урала, творцы русского булата. Сергей Семенович Тронов видел их живых — немногословных, знающих сокровенные тайны металла. В начале двадцатых годов он, совсем еще ребенок, носил отцу «тормозок» — обед в узелке. Отец был машинистом парового молота, его братья и сестра тоже выросли и состарились на заводе.

— Да, это были своеобразные люди, — вспоминает Сергей Семенович. — Любую операцию выполняли. Но далеко не любому передавали свои секреты. На нас, комсомольцев, смотрели подчас с недоверием. Сейчас курсы разные, шефы-наставники. А тогда подвели меня к токарю-универсалу, и началась учеба: «Во-первых, не смей пальцем касаться станка. Во-вторых, сбегай за ветошью…» Правда, я настырным оказался, не захотел быть только на побегушках. Одолел рабочую науку довольно быстро.

Но потом, через несколько лет, когда перевели на расточный станок, оробел. Шутка ли: агрегат купили в Германии. Те, кто уже работал на нем, без всякой дипломатии заявили начальству: «Этот пацан угробит станок». А «пацан» к тому времени уже в армии отслужил! И решил Тронов доказать «старичкам», что не лыком шит. За неделю разобрался в устройстве станка, стал потихоньку осваивать технологические процессы.

В то время на этом сложнейшем станке обрабатывали шевронные клети для стана «600». До четырех месяцев уходило на каждую клеть. И считалось, что это нормально. В мыслях никто не держал, чтобы поторопить расточников. Напротив, разговаривали с ними почтительно. Так же не спеша обрабатывали сорокатонные валы для Кузнецкого завода. И была здесь одна заковыристая операция — трефовка. Надо было выбрать резцом на шайбе вала четыре паза. Резцы летели один за другим: тогда победитовых резцов еще не было.

И Сергей Тронов придумал трехрезцовую оправку. Сначала слой металла выбирается первым резцом, затем вторым и окончательный — третьим. Оставшиеся уступчики срезал длинной фрезой. Операцию стал проводить в четыре раза быстрее. Прошла неделя. Кое-кто из «старичков» зароптал: мол, ни к чему нам троновская затея. Но большинству стало ясно: предложение Тронова толковое, работать по-старому — непроизводительно.

Об этой новинке вскоре рассказала городская газета «Пролетарская мысль». Так в Златоусте появился первый стахановец. Сергей Семенович написал о своих успехах Алексею Стаханову. Рассказал не только о себе. К концу тысяча девятьсот тридцать шестого года на заводе имени В. И. Ленина таких новаторов насчитывалось более ста двадцати. На тысячу и более процентов выполняли сменные задания парторг Вахрушев, кузнец Михайлин, фрезеровщик Шелковников.

А это было совсем не просто — стать передовиком. Пересматривались и ломались не только нормы, но прежде всего взгляды на производство и планирование. От первопроходцев требовались кроме смекалки и личное мужество, и принципиальность. Недоброжелатели мстили мелко и подло: например, оправку Тронова похитили и выбросили на свалку, в пресс Татьяны Толстых подложили лом, сварщику Науму Когановичу грозили расправой… Да разве остановишь новое. Властно и глубоко пустили корни ростки коммунистического отношения к труду.

— Кажется, недавно это было, а прошло уже сорок лет, — говорит Сергей Семенович. — Как-то иду с женой по городу. Здороваются со мной подряд. «Ты бы, — говорит жена, — не снимал фуражку, а то не успеваешь отвечать». А мне, старику, приятно. Считай, ползавода родня. Нет, не по крови, а по духу. По труду. Сынки сплошные. Слышали о Геннадии Гашеве? Около меня крутился. Добрым наладчиком стал. Выучился — теперь механик цеха. Леонтий Пономарев с токаря начинал, нынче заместитель начальника цеха.

А дети? Тут брови Сергея Семеновича сдвигаются. О собственных детях никто на заводе плохо не скажет, а сам он комплименты говорить не привык. Все они с малых лет видели, каким уважением пользуется на заводе отец. Потому и тянуло их сюда, как магнитом. Все с желанием пошли в машиностроители. На теплые местечки не пристроил. Наоборот. Со старшим, Евгением, целая история вышла. Пришел Сергей Семенович в экскаваторный цех и разнос учинил мастеру:

— Ты пошто мне парня портишь?

— Как так порчу? — удивился тот.

— А так. Он с дружками повадился в прокатку бегать греться, а ты ему наряды рисуешь, зарплату выводишь. Удружил, нечего сказать, — окончательно рассердился Тронов. — А не подумал о том, что парень в годы войдет и лень ему будет работать. Кончай портить сына!

Сегодня Евгений Сергеевич Тронов — один из лучших слесарей-сборщиков в девятом цехе. Я застал его за разборкой одного из узлов. Одет он был в добротный костюм, а не в спецовку. По виду больше походил на технолога или конструктора, интеллигентное такое лицо, и только руки, сильные, самые что ни на есть рабочие, выдавали его профессию. Я спросил, нравится ли ему работать на этом участке. Он удивился:

— Разве наша работа может не нравиться? Мы ж нестандартное оборудование готовим. Это значит, каждый месяц — новая машина. Сплошные новинки. Вот и сейчас собираем такую машину.

Евгений Сергеевич сам давно отец. Но до сих пор советуется с Троновым-старшим. Недавно спрашивает: начальник цеха «сватает» на старшего мастера — пойти или нет?

— А ты-то сам, как думаешь? — в ответ спросил отец.

— Да тяжело ведь!

— Человек спит на одном боку, ему тяжело, и он переворачивается на другой бок. А тут — работа! Разве легкая работа бывает?

По всему видно, убедил Тронов-отец сына. Сейчас Евгений Сергеевич исполняет обязанности старшего мастера. Но по старой привычке любит засучить рукава, поковыряться в капризных узлах. Все они, Троновы, такие.

Сам факт выдвижения Евгения Тронова — довольно обычное дело. Но особый вес оно приобретает оттого, что на участке рождается оборудование очень сложное — полуавтоматы, автоматы. А это требует строжайшей дисциплины, эрудиции, творчества. Значит, Е. Тронов повторяет в какой-то степени молодость отца. Только на более широком витке спирали.

То же самое можно сказать и о другом сыне — Владимире. И он слесарь по сборке нестандартного оборудования в девятнадцатом цехе. Специфика здесь такова, что монтировать готовое оборудование приходится в основном в нерабочее время, чтобы остановка конвейера не отразилась на выполнении плана. Так что нередко субботний, а то и воскресный день — рабочий. Не каждому это нравится. А Володя Тронов ни разу не пожалел об этом, не заворчал. Напротив, других заражает своей энергией.

Он болезненно переживает, когда рабочее время расходуется нерационально. На их участке много сверловочной работы. На каждое отверстие настраиваться — долгая история. Почему бы не попробовать изготовить нечто вроде кондуктора? Задумано — сделано. Не надо теперь разметку делать, наложил кондуктор — и сверли. Точность гарантирована. Так быстрее в несколько раз.

Однажды с соседнего монтажно-сварочного участка начали поступать бракованные детали: металлоконструкции варились со значительными отклонениями от размеров. И тогда Тронов предложил провести день мастера, поговорить о качестве выпускаемой продукции. На собрание пригласили руководителей и рабочих своего и монтажно-сварочного участков.

Прошло оно бурно. Слесари, в том числе и Володя Тронов, рассказали о часто встречающихся дефектах. Как говорится, выяснили отношения. А между участками решили заключить договор на социалистическое соревнование. Обсудили каждый пункт, подписали протокол. И обстановка сразу улучшилась, качество металлоконструкций повысилось.

— Владимир всегда там, где труднее, — рассказывает мастер А. Яловенко. — Все сложные заказы проходят через его руки. В августе он участвовал в изготовлении установки для закаливания матриц. Для подшефного совхоза «Медведевский» готовил стогорез. Собирал конвейер для нового «Полюса-5».

— Работа у нас, конечно, оперативная, — говорит Владимир Тронов, — только один в поле не воин, а на нашем участке тем более. Что бы я мог сделать, если б не мои товарищи: Геннадий Петрович Малафеев, Александр Иванович Путинцев, Николай Степанович Маврычев, Валерий Иванович Сидоров, Евгений Лаженцев?

Это тоже троновское — не любоваться своим успехом, а подчеркнуть заслуги товарищей. И уж, конечно, никогда их не подводить, быть на самом горячем участке. Тут образец более чем убедительный — Тронов-старший. Завидная трудоспособность. Ведь ровно полвека трудового стажа, всю жизнь работал не жалеючи себя, а душой по-прежнему молод. До сего дня работает наладчиком. На любом станке сможет выточить любую деталь. И как! Однажды девчата, с которыми он трудится на изготовлении особо ответственных деталей, признались:

— Разве за вами угонишься!