Идеализм-2005

Прием

Я открыл дверь. Здесь, в съемной двухкомнатной квартире рядом с Рязанским проспектом после майских арестов жили Лена и Даша Мурманская. Было темно. Только в маленькой комнате Лены тускло горела настольная лампа.

За столом сидели Лена, Чугун и Кирилл М., бывший заключенный по делу о захвате Администрации президента, а еще до этого — хулиган из «Ярославки»[22]. После ареста Назира он командовал силовым блоком Московского отделения. Тогда первым делом Кирилл М., при поддержке и одобрении Лены, активно занялся физическим обликом нацболов, который иногда оставлял желать лучшего — в Московском отделении были организованы совместные тренировки по рукопашному бою.

Лена писала что-то на листе бумаги.

— Привет! — произнес я негромко.

— Привет, Леха, — Лена подняла голову от стола, — нормально все?

— Да, симки купил. На ВДНХ. Все чисто, без паспорта.

— Отлично, — Лена затянулась сигаретой. — Ты зря разувался. Сейчас все равно на улицу идти надо. Тут говорить палевно.

— Да ладно, ничего страшного. Обуюсь.

— Нацболам надо кирзовые сапоги выдать, — пошутил Чугун, — и чтобы их не снимали и время на обувание не тратили.

— Мне и в кроссовках заебись, — ответил я, натягивая свои белые Adidas.

Мы вышли на улицу. Кирилл М. достал из рюкзака две банки «Ягуара».

— Леха, будешь? — протянул мне одну.

— Давай, конечно. Не по спорту, конечно.

— Похуй, — он улыбнулся как-то под нос, — погода хорошая, грех не ебануть.

— Ага, — моя банка открылась со щелчком и шипением.

Лена и Чугун закурили.

Мы прошли три двора. Сели на лавочку рядом с пустой песочницей. Время приближалось к полуночи, была полутемная июльская ночь. Слегка дул теплый ветер.

— Нормально вроде все? — произнесла вслух Лена, оглядываясь. — «Хвостов» нет.

— Да, чисто, — отозвался Кирилл М.

— Хорошо. Значит так. Леха, мы тут уже по постам прикинули, что как, но сейчас еще раз обговорим. И по людям.

— Понятно.

— …По народу, — продолжала Лена, — от Московского отделения минимум шестьдесят человек должно быть.

— Будут, — кивнул Кирилл М., — я думал об этом как раз. Завтра на сборе приблизительно столько будет, и на самой конференции тоже.

— Отлично. Ожидается вся мразота, вся. НАШИ, Румол, ЕСМ[23], возможно, Вася Киллер. ФСБ и мусора будут им содействовать. Поэтому люди нужны.

— А что там с охраной Каспарова? — спросил Чугун. — Вы с ними виделись?

— Да, я и Кирилл встречались с ними сегодня. Ну, а что они? Спортсмены и мусора в отставке. На окладе. Их кроме Каспарова никто не волнует. Даже если «Гладиаторы» прыгнут, они только его защищать будут. То же самое касается и нашистских провокаций. Охрана на самой конференции, это только к нам.

— Хорошая история.

— Какая есть. Давайте по делу уже. Значит так, изначально я отвечаю за все это дело. Кирилл, — она посмотрела на Кирилла М., высокого, светловолосого, образцового арийца, — заместитель. Да, Кирилл, сколько раций у нас?

— Двадцать штук. И у охраны Лимонова свои.

— Отлично. Завтра на собрании номера постов объявим.

— Постов ведь тоже штук двадцать, так решили? — Кирилл М. посмотрел на Лену.

— Да, так выходит. Говорили ведь с тобой раньше об этом.

— Значит, на все посты и группы должно раций хватить.

— Верно, Кирилл. Вот еще, по журналистам. Особенно главного входа касается. Проинструктировать надо тех, кто на посту рядом с главным входом будет стоять, чтобы аккредитации проверяли. Похуй, кто там что говорит. Ущемление, блин, свободы слова или еще какая хуйня — нам главное нашистов не пустить. Проверять аккредитации — и все. Если они совсем уж очевидно липовые, слать на хрен. Нашисты так проходить будут, понимаете ведь?

— Понял, сделаем, — кивнул Кирилл М.

— Замечательно. Вот еще что. Кирилл, пост около главного входа на два надо разделить. Один внутренний и один наружный. Те ребята, что снаружи, должны за передвижениями врагов следить. А внутри больше на ряженых журналистов внимание обращать. Так лучше будет.

— Да.

— И у нас на «аргументах» все, конечно же, должны быть, Кирилл…

— Уже проводили ведь инструктаж на исполкоме на эту тему.

— Все равно завтра на сборе надо будет еще напомнить. Мероприятие серьезное, поэтому «удары» лучше, конечно, чем биты подходят, — все засмеялись. — Так нацболам на собрании завтра и надо объяснить.

— А можно фаер взять? — спросил я. — У меня дома фаеров навалом. Ну, для бригады, для нужд наших всяких.

— Можно, Леха, можно, — Лена улыбнулась, — только так, чтобы журналисты не видели. И применять их только в самом крайнем случае.

— Хорошо.

— И этот крайний случай я определяю.

— Понял.

— Теперь насчет непредвиденной хуйни. Если со мной что-то случится, рулишь ты, Кирилл. Ну и с Кириллом Борисовичем и с Лехой советуйся.

— Ясно, — Кирилл М. кивнул.

— А если не случится хуйни, ты, Кирилл, отвечаешь за наружные посты, — Лена повернулась к Чугуну. — Кирилл Борисович, на тебе безопасность на самой конференции, в зале. Леха, ты командуешь группой быстрого реагирования.

— Отлично, — меня это назначение радовало, — где драка, там и я.

— Да, приблизительно так. Только помните, везде журналисты будут, в том числе вражеские. Так что сильно никого бить не надо. На улицу выводите. Леха, к тебе это в первую очередь относится…

— Понял.

— …Если уж там Вася Киллер на штурм пойдет, то другой дело.

— А сколько народу у меня? — я уточнил.

— Человек десять. Остальные на посты.

— Можно я нацболов с Восточной бригады к себе в группу возьму?

— Можно и нужно.

— Колю я только забираю с твоей бригады, — вмешался Кирилл М., — он около главной двери мне понадобится. Он ответственный очень, таких даже в Московском отделении мало.

— Я тогда Лазаря с Южной бригады возьму.

— Ну вы тут устроили, — Чугун засмеялся, — исполкомовский торг.

— Все нормально, дела житейские, — спокойно ответил Кирилл М.

— Ладно, если все решили, то пойдемте, — прервала нас Лена, — завтра общая стрела Московского отделения, шесть часов, «Проспект мира». Там еще поговорим, людей по постам разделим окончательно. Послезавтра, 11‑го, встреча в холле «Ренессанс Москвы». Восемь утра. Никому не опаздывать. Понятно?

— Понятно, — ответил за всех Чугун.

— Ну все, пошли тогда.

По дороге назад Лена сказала мне:

— Леха, Рома сегодня звонил, часа два назад, ты как раз ушел. Говорит, сидит на «третьем коридоре», в самой охраняемой части Бутырки.

— Рома! — я громко воскликнул при имени командира. — Как он там?

— Настроение бодрое.

— Хорошо…

— Он тебя с днем рождения твоим прошедшим поздравил еще. Ты ж теперь совсем взрослый у нас, совершеннолетний.

— Блин, вот классно-то. Рома! Рома будет нами гордиться.

— За акцию в Кремле тебя хвалит. Он по телевизору видел.

— Классно, классно!

— А насчет гордиться — он в этом не сомневается. И я тоже.

11 июля, в день открытия оппозиционной конференции «Другая Россия», Дарвин и я подошли ко входу в гостиницу «Ренессанс Москва» в половине восьмого.

Перед прозрачной крутящейся дверью стояло пять-семь интеллигентов в мешковатых свитерах и в очках с толстыми линзами. В руках они держали плакаты.

Мы подошли поближе. На листах А3 фломастером неровно было выведено «Каспаров продался фашистам», «Нет союзу с фашистами» и так далее.

— Фашисты, это мы походу, что ль? — спросил Дарвин.

— Ну а кто… — тут я слегка толкнул друга в плечо. — Смотри, смотри, сама Валерия Ильинична здесь!

— Ебать она жирная… — произнес задумчиво нацбол, оглядывая, мягко говоря, полную Новодворскую, как забавный экспонат.

— Ну а ты как думал. Раньше ее не видел?

— Не-е-е, не приходилось. Только по телевизору. А ты?

— Я тоже только по телевизору. Зато теперь насмотрелись. День не скучно начался.

— Может их погнать отсюда?

— Пусть стоят. Не нашисты ведь. Вреда мало от них. Так, цирк погулять вышел.

Мы прошли через дверь в холл. Тут уже стояла внушительная толпа нацболов.

— Здорово, Леха! — Чугун обнял меня, улыбаясь. — Новодворскую видел?

— Ну ее тяжело из виду упустить. Не иголка в стоге сена.

— Нет, не иголка… Свиноматка в сене, — Чугун захохотал. — Как настроение?

— Отлично. Веселый день сегодня будет походу. Раз с Новодворской начался.

— Ага. День мужика, блин. День махачей и подвигов.

— Лена не подошла еще?

— Нет.

— Понятно. Тогда ждем.

— Ну а че еще делать. Вы скаутов нашистских заметили, пока шли?

— Вроде чисто все. Хотя еще рано совсем. Позже появятся, конечно.

— Появятся, куда без них…

— В общем, ждущий режим, ничего не происходит. Можно отдыхать, — с этими словами я упал на черный диван.

— Леша, кофе хочешь? — подошла ко мне Ольга М.

— Да. А где оно?

— Не оно, а он.

— Какая разница, блин. Главное, где.

— Вон там кофе автомат есть, — Ольга показала на другой конец холла.

— Далеко идти, — я улыбнулся, — хотя делать все равно пока нечего. Пошли вместе, поможешь мне с автоматом этим разобраться.

— Ладно, пошли, помогу, — Ольга М. улыбнулась мягко.

Через две недели Ольга будет первой, от кого мне придет письмо на Бутырку.

Пришли Лена и Кирилл М. На Лене был черный пиджак и черные джинсы, на ее заместителе — зеленая бундесверовка.

— Привет! — я пожал им руки, — Как дела?

— Отлично, Леха, — ответила Лена, — народ собрать надо. Инструктаж проведем последний — и по постам.

— Здорово, Елена Васильевна! — веселый Чугун улыбался до ушей.

— Привет, Кирилл. Собирайте с Лехой народ сюда.

— Jawohl! — Чугун повернулся к партийцам. — Нацболы, собираемся все, подходим. Быстрее!

— Получается у него это, — кивнул на Чугуна Кирилл М.

— Быстрее, не слышите, что ли? — повторил этот низкорослый, коренастый нацбол еще громче.

Разошедшиеся по холлу гостиницы партийцы собрались в кучу. Чугун ходил вокруг и подгонял отставших.

— Внимание, — начала Лена, — сюда все слушайте. Посты, что вчера распределяли, все помнят? Что? Кто не помнит, у Кирилла уточните. Через пять минут все должны быть по местам. Рации разбираем — и вперед.

— А если я вчера на собрании не был? — вопрос откуда-то из задних рядов.

— Кто не был вчера, спросите у Кирилла, что вам делать.

— На первом этаже народ нужен, — пояснил Кирилл М., — подожди, не уходи после инструктажа. Найдем тебе занятие.

— Ага, понятно.

— Леха, рация, — Лена протянула мне аппарат.

— Да, давай. Блин, ненавижу наушники. Можно я их тебе отдам?

— Ну, с наушниками как-то лучше с точки зрения конспирации.

— Ладно, — я вставил один наушник в правое ухо. — Мы пошли тогда на исходные.

— Идите.

— Резерв, выдвигаемся.

Я и еще десяток нацболов пошли к лестнице, и по ней на четвертый этаж. Там, в специально отведенной комнате рядом с пожарным выходом нам предстояло ждать появления врагов.

— «Аргументы» у всех есть? — уточнил я по дороге.

— Есть, — отозвался кто-то из партийцев.

— Леха, а у тебя? — спросил язвительно Дарвин.

— Типа подъебал? «Удар» и два фаера.

— Ну ладно тогда. Оправдал звание бригадира. Молодец.

— Ты тоже хорош.

Прошел час. Через холл «Ренессанс Москвы» в окружении своих охранников прошли Лимонов, Каспаров и Касьянов. А сама гостиница, где началась учредительная конференция оппозиционной коалиции «Другая Россия», оказалась в настоящей осаде.

«Пятая колонна, фашисты, изменники родины, национал-предатели», — мощные звукоусилители доносили до нас вопли с улицы.

— Неплохо они подготовились, — сказала нам Лена, которая обходила посты, — прямо перед входом Румол митингует, человек двести. Ну и с других сторон вся их шобла, «НАШИ», «Местные», «Молодая гвардия Единой России». Румол хулиганов с собой привел.

— Понятно. Скоро, значит, они сюда заявятся.

— Да, Леха, заявятся. Так что наготове надо быть.

— Ну, мы наготове.

— Вы молодцы, — Лена улыбнулась. — Ладно, ждите, скоро будет у вас дело. Я посмотрю как там у Кирилла Борисовича в конференц-зале дела.

— Можно по рации спросить.

— А можно не по рации.

— Тоже верно.

Как Лена и предсказывала, приключения не заставили себя ждать. Через пять минут в рации раздалось:

— Тревога! Резерв — к конференц-залу!

— Погнали! — крикнул я и побежал, придерживая фаер в рукаве синей толстовки. На бегу до меня доносился топот партийцев за спиной.

Когда мы были на месте, все уже кончилось. Нескольку человек лежали лицами в пол. Над ними стояли Лена, Чугун и еще несколько нацболов.

— ЕСМовцы, пять штук, — кивнула Лена на пленников. — Касьянов по коридору шел, эти придурки к нему бросились. Его охрана среагировала. Ну и мы постарались.

Патлатые, как хиппи, евразийцы в черных рубашках смотрели на нас испуганно снизу.

— Мы вас пиздить не будем, — объяснил им Чугун, — если вы все ровно делать будете, как мы скажем. Мы вас сфоткаем только. Ну, чтобы вас, так сказать, впредь знать в лицо. Согласны? Тогда поднимайтесь по одному и без резких движений.

ЕСМовцы сжались вдоль стены. Защелкал фотоаппарат.

— Леха, выводи их отсюда, — сказала мне Лена, когда фотосессия была окончена, — через главный вход.

— Пошли, ебанаты, — я взял одного за патлы и поволок за собой таким образом. — Пацаны, берите остальных.

Попытки напасть на делегатов или кинуть в них чем-то пошли одна за другой. Чтобы проникнуть в здание кремлевцы использовали пожарные ходы, окна. Дружба и полное взаимопонимание со спецслужбами давали им такие возможности.

Когда в гостинице начинались свалки между делегатами конференции и путинскими комсомольцами, сбегались провластные журналисты:

— Прекратите насилие, ваши действия противозаконны, отпустите ребят! — верещали продажные корреспонденты.

— Так никого и не задерживаем, — отвечали мы, — только на улицу выводим.

— Вы их пытаете! — не унимались продажные корреспонденты.

— Это вы не знаете, что такое пытать, поэтому и говорите.

Уже в тюрьме я нашел «Московский комсомолец», «Комсомольскую правду» и другие газеты, в которых писалось о конференции. «Пытки», «терзания фашистским сапогом», — такими эпитетами эти правдорубы характеризовали наши действия. Хотя нацбольские методы не шли ни в какое сравнение с ОМОНовскими задержаниями, не говоря уже о настоящих чекистских пытках.

После очередного сигнала тревоги мы, резервная группа, окружили прямо перед конференц-залом группу евразийцев, штук шесть. Это были личные приближенные Дугина.

— Давайте нахуй отсюда, — начал я.

Вместо ответа бритый «опричник» ударил меня кулаком.

— Нацболы, гасим их.

Сам прыгнул прямым ударом ноги в грудь дугинцу. Тот еле на ногах удержался. Я махнул изо всех сил кулаком в сторону ЕСМовского ебальника и потом прыгнул еще раз, коленом вперед. И упал на лакированный паркет — прямо на кремлевца.

Подбежавший молодой партиец из моей группы врезал по вражеской голове, как по футбольному мячу. Дугинец закрылся руками. Я поднялся на ноги и засадил ему разок кулаком в ухо.

Все было кончено. ЕСМовцы лежали, а ультранасилия мы старались избегать, согласно инструкции.

— Че, суки, сами идти не хотели, только через пиздюли доходит?

— Мы все, уходим, — испуганно пробормотал один из ЕСМовцев.

Но бритый, которому больше всех досталось, не угомонился.

— Слава империи, смерть Другой России! — верещал он ослиным голосом, надеясь привлечь внимание журналистов.

— Дарвин, смотри, чтобы кремлевские корреспонденты сюда не подходили, — сказал я другу, — выносим мудвина этого, — я схватил евразийца за левую ногу. — Тяжелый, сука.

— Ты че такой тяжелый, пидр? — спросил нацбол, который держал ЕСМовца за руку, — На тебе, мразь, — и отвесил «опричнику» звонкого леща.

Мы понесли евразийца по коридору.

— Слава империи! — продолжалось всю дорогу.

— Бля, ты реально тупая мразь, — я повернулся к партийцам, — вон там колонна хорошо стоит. Давайте чуть вправо свернем.

Ребята все поняли. Каменная колонна оказалась прямо у кремлевца промеж ног. Мы резко ускорились…

— Милиция, помогите! — истошный визг.

— Заткнись, сука, — в голову ЕСМовцу прилетело несколько ударов.

— Не надо, не надо больше! не надо! — бритый скулил теперь тихо.

— Молчи, мразь, и с тобой ничего не будет!

— Хорошо, xopoшо!

— Выкидываем его за дверь, нацболы. Все, свободен, иди на хуй!

Мы бросили евразийца на асфальт. Среди стоявших рядом румоловцев раздались вопли и негодования.

— Отсосите теперь у него, ебланы! — крикнул врагам молодой нацбол, еще школьник, тот, что так красиво приложился ногой по нашей жертве.

— С вами со всеми так будет, мрази, — добавил Дарвин.

Мы развернулись и пошли обратно.

— Свидетелей не-нацболов не было, — сказал мне молодой нацбол, когда мы поднимались по лестнице на наш пост, — я смотрел.

— Отлично, красава! А эта мразь нас запомнит.

— Да, точно запомнит! Навсегда!

Партийцы из моей резервной группы хохотали немного кровожадно.

Лена, Чугун, Кирилл М. и я собрались на короткое совещание в нашей «резервной» комнате сразу после часа дня.

— Молодцы все, — начала Лена, — ничего у них пока не получилось толком.

— Да, прокричали только немного, — произнес Кирилл М.

— …Ага. Это с их ресурсами. Кретины, блин. Но сурковская контора на этом не успокоится. Наверняка у них какой-то запасной план есть.

— Хулиганов очень много, — Кирилл М. задумался.

— Да, — ответила Лена, — в этом-то и дело.

— Думаешь, нападение будет? — посмотрел на нее Чугун.

— Да, может быть.

— Мусора все-таки стоят.

— Мусора отвернутся, или их отвернут, если понадобится.

— Похуй, отобьемся, — сказал я.

— Леха, наверное, да, — посмотрела на меня Лена, — но чтобы отбиться, готовыми надо быть.

— Мы готовы…

— Ты готов, я не сомневаюсь.

— Елена Васильевна, ты какие-то изменения в плане предлагаешь? — спросил Чугун.

— Пока нет. Я первом этаже, в холле встану. Там все произойти может. Полное, в общем, внимание. Если в рацию вызываю, отвечайте сразу.

— Jawohl, — кивнул Кирилл.

— Понятно, — почти в один голос ответили я и Чугун.

— Отлично. Тогда — по постам. Слава Партии!

— Слава Партии!

Лена и Кирилл М. ушли вниз, на первый этаж. Чугун направился в конференц-зал. Я остался в комнате для резервной группы.

— Что там? — поинтересовался Дарвин.

— Да ничего, махача ждем.

— А, ну отлично.

— Тревога! Первый пост говорит! — зашипела наушник от рации. — Чечен и ФСБшники в гостиницу вошли.

— Понял, — ответил я. Такой же ответ прозвучал с других постов.

На этом все только начиналось.

— Хуйня какая-то, Чечен заявился, — успел сказать я Дарвину.

— Чего за нахуй, почему?

— Непонятно.

— Первый пост говорит! Лену приняли, — опять в рации.

— Блин, что это… — вырвалось у меня. — Лену приняли.

— Ебать.

— Леха, — в комнату резко вошел Чугун, — видишь, что за херня?

— Вижу, конечно, Кирилл. Надо выяснить, что случилось.

— С Кириллом говорить надо, он командир теперь.

— По рации?

— Плохая идея, Леха. Ее неизвестно кто слушает.

— Да. Надо бы тогда вниз сгонять. Там и Кирилла найдем.

— Пошли. А то дольше спорим.

— Нацболы, — я повернулся к моей группе, — Дарвин остается вместо меня за старшего. Дарвин, встаньте около конференц-зала пока. Мы скоро вернемся.

— Есть, — кивнул Дарвин.

Мы побежали вниз по мраморной лестнице, покрытой пестрым ковром.

— Коля, что происходит? — мы подошли к высокому светловолосому нацболу из моей бригады.

— Пришел Чечен и еще ФСБшники. Схватили Лену, надели наручники, утащили. Мы и сделать ничего не успели.

— А где Кирилл?

— Да вот только что прямо здесь стоял.

— Короче, выйду, посмотрю, что там. Спрошу у народа с наружного поста насчет Лены, — сказал я.

— Леха, не надо. Давай может ты тут останешься, — Чугун нахмурился и начал возражать, — адвокатам надо звонить сейчас, пусть выясняют.

— Надо Кирилла в любом случае дождаться. Он ведь тут где-то. А я пока сгоняю туда и обратно.

— Хорошо. Я по рации тогда маякну, как Кирилл подойдет. Сразу тогда тут будь.

— Да.

— Я с тобой, — сказал мне Коля.

— Давай.

— Туда и обратно! — напомнил Чугун.

Мы быстро вышли на улицу. В двадцати метрах стояли румоловцы с триколорами. Оттуда же продолжалось что-то про «пятую колону» и предателей».

— Коля, где наши?

— Да вон же, — Коля указал на трех нацболов, которые наблюдали за Румоловской массовкой.

— Ага.

Подойти к ним мы не успели.

С левой стороны прямо на нас бежали Чечен и его свита.

— Блин, Коля, — успел сказать я.

Цепкая клешня Чечена впилась в мою руку чуть выше локтя.

— Ну, Леша, пойдем, — пробормотал приглушенно ФСБшник. Он улыбался в своей мудацкой манере.

Я сделал резкий шаг назад, попробовал вырваться. Но помимо Чечена меня уже держал еще один чекист.

Те трое нацболов, что скаутили за румоловцами, схватили меня сзади за плечи, за толстовку, начали вытягивать. От этого перетягивания я потерял равновесие и упал.

К месту свалки спешили ОМОНовцы в полной экипировке.

«Все», — понял я, — прием. И в этот раз надолго.

Отстегнул от ремня рацию, бросил ее туда, где зеленела бундесверовка Коли. Товарищ ее подобрал. «Ну и отлично, теперь похрен», — про себя.

Потом резкий рывок — и я отлетел на несколько метров, приземлился на теплый июльский асфальт. На спине сидели ФСБшники, выкручивали руки. Щелкнули наручники, сталь сжала запястья.

— Машину сюда! — орал Чечен на своих приближенных.

— Не можем, движение перекрыто.

— Блять! Похуй, так ведем! Пошли! Быстро!

ФСБшники встали в кольцо. С левой стороны меня держал сам Чечен, а с правой — его приближенный, здоровенный опер в голубых джинсах и светлой рубашке. Этот вообразил себя тайским боксером, несколько раз приложился коленом по моей наклоненной вперед голове, что было делом совсем не хитрым в той ситуации. Но удары получались смазанными, боли я не чувствовал совсем, только досаду от бессилия.

Всю дорогу до парковки, которая находилась в метрах ста от главного входа, за процессией тащился иностранный журналист.

— Куда ви его виедете? — на ломанном русском вопрошал он.

— Отъебись! На хуй иди! — кричали в ответ ФСбшники.

— Куда виедете? — не отставал он. — Куда, куда, скажиете! Кто приеказал?

— Ну заебал, — процедил сквозь зубы Чечен, когда мы уже подходили к автомобилям.

ФСБшник развернулся, отвесил журналисту звонкого леща с правой. Потом вырвал из рук камеру и разбил ее об асфальт.

— Говорили же, на хуй иди, — пояснил чекист.

Меня втиснули на заднее сиденье черной BMW, сверху уселись двое сотрудников госбезопасности.

— Сука, вниз! В пол! Вниз смотри!

Но я рванул голову вверх и успел бросить взгляд через заднее стекло. За происходящим с интересом наблюдали несколько футбольных хулиганов из силового блока Румола.

Ни один из них не крикнул «Все менты ублюдки».

А тот журналист, немец, написал, как потом говорили, репортаж о моем аресте.

Автомобиль резко, с визгом, тронулся.

Через десять минут «бэха» со мной и ФСБшным конвоем остановилась перед зданием Главного следственного управления, которое примыкает прямо к Бутырской тюрьме.

Въехать через ворота во внутренний двор у чекистов по какой-то причине не получилось. Поэтому ФСБшники припарковались на Новослободской улице и метров двадцать меня вели по улице.

Две симпатичные девушки в коротких летних платьях окинули меня, закованного в наручники, окруженного держимордами в штатском, настороженно-романтическим взглядом. «Закроют, но начало все равно интересное», — решил я и улыбнулся.

Лестница, закоулки коридоров. Потом меня завели в кабинет.

В кресле за компьютером сидела молодая, полноватая, но по-своему смазливая девица с пухлыми щечками.

— Здравствуй, Леша, — она посмотрела исподлобья и заулыбалась придурковато, — я следователь по вашему делу. Садись, — она показала на стул.

Я ничего не ответил и молча сел.

Чечен вытряхнул следовательницу из ее кресла. Я посмотрел на монитор. ФСБшник играл увлеченно в «Марио».

— Ты сам все знешь, — напротив меня опять нарисовался «таец» в голубых джинсах, — около Таганского суда ведь был? Сейчас — опознание.

— Все, Леша, приехал, — поднял голову от компьютера довольный Чечен. И уткнулся обратно в монитор.

— Ты же ведь знаешь, что такое опознание? — начала объяснять следовательница. — Мы посадим тут статистов, двух. Ты можешь выбрать один из трех стульев. Потерпевший должен указать, узнает ли он кого-то, — она остановилась на секунду. — Смотри, может быть, не опознают.

— Да уж как же, не опознают, — вставил Чечен.

«Таец» привел двух статистов. Те тащили за собой отведенные им стулья.

«Судя по заточке, мусора», — определил я.

За статистами зашли понятые. Тоже, видимо, граждане, связанные с органами.

— Алексей, выберите место среди статистов, — сказала следовательница довольно официальным тоном.

— Мне разницы нет. Я тут посижу.

— Давай не выебывайся, — подал голос «таец», — тебя в хате на Бутырке уже ждут

«Иди нахуй», — про себя.

— Статисты, садитесь тогда по сторонам, — следовательница вежливо блюла формальности.

Мусора в штатском устроились слева и справа.

«Таец» вышел из кабинета за терпилой.

И через считанные секунды вернулся. За ним ввалился мясистый, краснолицый координатор кремлевцев, которого мы сфотографировали рядом с Таганским судом. В джинсах, пестром свитере. Успешный молодой политик.

— Здравствуйте, — он любезно, почти с поклоном, поздоровался с Чеченом.

— А, ты… — ответил ФСБшник, не поднимая головы.

— Потерпевший, узнаете ли вы кого-нибудь в этой комнате? — подчеркнуто громко задала вопрос следовательница.

— Вот он, — пухлая мясистая кисть, такая же красная, как ебальник, ткнула в мою сторону, — вот его.

— Когда и при каких обстоятельствах вы видели этого человека?

— Мы стояли около суда, а они напали, стали бить, стрелять газом. В апреле это было, в апреле, — тут терпила почти слезу пустил.

— Все понятно. Спасибо за вашу помощь. Подпишите протокол вот тут.

— Да, понял, — потерпевший теперь любезничал, — еще надо чего-нибудь?

— Пока нет, — снисходительно ответила следовательница.

— Ну что, Леша, — «таец» радовался, будто математическую задачу решил после долгих раздумий, — один есть, ага. Пиздец тебе.

— Подозреваемый, вас опознал потерпевший, как вы можете это прокомментировать? — сдержанно обратилась ко мне пухлощекая мусорша.

— Никак.

— Как же это?

— Так.

— Ну ладно, — следовательница надулась и бросила сердитый взгляд исподлобья, — ладно, тебе же хуже.

— Да все, Леша, послезавтра ты уже в хате, — пробормотал Чечен, не отрываясь от монитора.

— …Сейчас еще одно опознание будет, — продолжала мусорша, — а вы, потерпевший, можете идти. Мы с вами свяжемся.

«Таец» и красномордый терпила вышли из кабинета.

Через полтора года потерпевший Симунин, подмосковный координатор движения «Местные», давал показания в суде. Там его плач растянулся на два часа. Потом я вновь услышал эту фамилию в связи с делом националистов из БОРНа. Кремлевский куратор, оказывается, имел сношения с этой группировкой националистов. В 2014 году Симунин занимал высокопоставленную должность в министерстве энергетики ДНР.

А действо в Главном следственном управлении тем временем продолжалось.

— Леша, перед новым опознанием не хочешь местами поменяться со статистами? — уточнила следовательница.

— Нет.

— Ну как хочешь, — и уже громче, — заводите потерпевшую.

— Чего орешь так?! — рявкнул Чечен из-за компьютера.

— А… Я не хотела, извините.

— Хорошо… — Чечен показал, что сменил гнев на милость.

«Таец» ввел ту самую страшноватую румоловскую журналистку, что была около Таганского суда.

— Здравствуйте, потерпевшая. Узнаете ли вы кого-нибудь в этой комнате? — началось с начала.

— Да, вот его, — страшная тетка указала на меня.

— При каких обстоятельствах вы видели этого человека?

— Я была около Таганского суда. 13 апреля.

— Что вы там делали?

— Я хотела сфотографировать Лимонова.

— И что случилось? — следовательница, очевидно, повторяла заранее отрепетированные реплики.

— А они там такое устроили! Нацболы эти! Они там такое устроили, мне до сих пор страшно. Я аж вся кричала.

— А что делал молодой человек, на которого вы указали?

— Он там тоже бил ребят. И газом стрелял.

— Понятно, — кивнула следовательница, — спасибо, этого достаточно.

— Не переживайте, мы с этими экстремистами разберемся, — Чечен включил дядю Степу.

— Потерпевшая, подпишите протокол, вот здесь, — следовательница протянула румоловской журналистке лист бумаги.

— Я вам еще фотографии показывала, — засуетилась та, — вы же ведь их видели?

— Да, видели. Мы их к материалам дела приложили.

— Вот ведь как хорошо, — потерпевшая подмахнула ручкой, — вот, смотрите, я все подписала.

— Замечательно. Можете идти, — следовательница повернулась к понятым. — Вы тоже подпишите и идите.

— Иду, иду. Вы мне только позвоните, я все сделаю, — сыпала холуйскими любезностями страшная журналистка.

— Да, мы про вас помним, — «таец» ответил ей казенной улыбкой.

Понятые поставили автографы на ментовских бумагах.

— Леша, — пухлощекая следовательница опять обратилась ко мне, — ты теперь в статусе подозреваемого. Протоколы опознания подпишешь?

— Я не буду ничего подписывать.

— Ну как хочешь. Сейчас все равно в ИВС поедешь. А завтра тебе обвинение предъявлю.

— Да, давайте.

— У тебя право на звонок есть. Домой будешь звонить?

— Вину не хочешь признать? Меньше дадут, наверное.

Я засмеялся.

— Он из этих, из революционеров, — пояснил «таец». — Молодец, Леша, надолго в тюрьму поедешь. Там тебе место.

«Классно, теперь я с Ромой по одному делу сижу», — пронеслось в голове.

— Вставай, — Чечен закончил игру в «Марио». — Настроение сегодня хорошее, разобрались, наконец, с вами. Сам тебя на Петровку повезу. Вставай, чего расселся, в тюрьме насидишься.

В кабинет зашли опера из Чеченовой свиты. На меня надели наручники, вывели в коридор. Там в окружении ФСБшников стояла Лена, тоже в наручниках.

— Как оно, Леха? — спросила она меня.

— Да все отлично, Лена!

Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись.

— Пошли, — опер толкнул меня в спину.

Нас повели по лабиринтам коридоров. В подземном гараже Главного следственного управления усадили в две разные машины.

Дорога до Петровки заняла минут пять.

Я вновь увидел Лену, когда выходил, придерживаемый ФСБшниками, из той же черной «бэхи», в которой приехал в ГСУ.

— Да, Смерть! — крикнул я ей.

— Да, Смерть! Скоро увидимся, Леха!

В одиночной камере ИВС я засыпал с чувством спокойной радости, без тревожных мыслей. Так бывает после сильных физических нагрузок.

«Я наконец там, где должен был оказаться. Мне предстоит прикоснуться к тому пути, которым героев прошлых времен вела их путеводная звезда», — подумал я, и мой ум отключился, уступил место вечернему забытью. Прекрасное прошлое светило мне в настоящем, наполняло маленькую камеру бесконечно широким смыслом.

Алексей Макаров

Март 2018