Идеализм-2005

Ленинский проспект

На следующий день я проснулся на полу. Надо мной возвышалась боксерская груша. Голова жестоко болела. Сказывались последствия приема и допросов вперемешку с влиянием алкоголя на молодой организм.

На кухне играла композиция группы CWT «Fair Play»[12].

— Ленин, — я сел, начал протирать глаза, — есть минералка?

— Есть! П-подтягивайся сюда.

— Ебать, время половина первого, — пробормотал я, натягиваю бундесверовку.

— Д-да, н-нормально н-на массу д-дали. Есть хочешь?

— Было бы неплохо.

Ленин режет хлеб, на столе появляются бутерброды с сыром.

— Т-ты чего сегодня д-думаешь?

— В универ куда уж ехать? А что у нас сегодня по московским делам?

— Ольга смс н-написала, что передачку на Петровку загнали уже тем, кто там с-сидит. В-вечером — пикет н-на «Ленинском» в пять.

— Думаешь, будет че? С нашистами?

— Не знаю. Я в л-любом случае п-поеду. Работы с-сегодня нет, надо партийным д-делам д-день посвятить.

— Погнали. У меня только «аргументов» никаких с собой нет

— Д-два ф-фа-аера где-то з-завалялись тут. Пойдет?

— Пойдет, конечно.

— Давай тогда через час выдвигаться.

— Да, надо.

Мы вышли из дома в половине четвертого. На улице уже стояли сумерки, посреди сугробов серели «ракушки». Зажглись фонари. Валил веселый декабрьский снег, заметал грязь на тротуарах. Был небольшой минус — погода очень приятная. Голова уже не болела, пришло радостное возбуждение — прыгнут на нас сегодня или нет?

Перед выходом я приготовил к бою ленинские фаера, один красный, другой зеленый. Выломал картонные крышки, просунул наружу веревки с кольцом, поставил крышки на место. Теперь от рывка до воспламенения должны пройти всего какие-то доли секунды. Один фаер я засунул в левый рукав бомбера, а второй — в задний карман джинсов.

— Ленин, ты куда? — спросил я, когда по дороге на станцию товарищ свернул в сторону.

— Д-допинг. Т-ты будешь? Угощаю.

Употребление алкоголя перед партийными мероприятиями порицалось. Однако день все-таки был особый, накануне прошла успешная акция. «Заслуги перед Партией исчезают в полночь», говорили нацболы, но все же…

— Давай. Одну банку.

— «Яг-гуар» или «Черный русский»?

— «Черный русский». Говорят, много «Ягуара» вредно пить.

— Да, т-точно, врачи не рекомендуют…

Ленин зашел в небольшой круглосуточный магазин и вернулся с четырьмя банками «Черного русского» и двумя сникерсами.

— Т-теперь к бою г-готовы.

— Я одну банку только хотел…

— Н-не будешь — м-мне отдай.

— По дороге видно будет. Начну с одной.

Через столицу мы проехались в совершенно приподнятом настроении. Без четверти пять были в вестибюле станции «Ленинский проспект».

Здесь уже стояли полтора десятка нацболов. Руки у всех в карманах — на «аргументах».

За проведение пикета на «Ленинском» отвечали звенья Южного и Юго-Восточного округов. Среди «южан» на месте был Лазарь и еще несколько молодых ребят. Юго-Восточное звено, в котором состоял Ленин, стояло вокруг своего командира, Ольги Ф., невысокой, но очень физически крепкой рыжеволосой девушки, землячки Ромы из Брянска.

— Здорово, Леха, — Ольга крепко пожала мне руку, — как оно вчера?

— Да все отлично, лучше не бывает.

— Ну хорошо. Молодец.

— Спасибо.

— Сейчас посмотрим, как тут пройдет все.

— Да по-любому все классно будет.

— Ты, как всегда, оптимист.

Подошли рыжий Ваня и Дима из Шахт, оба из Южного звена.

— Леха, как вчера? Нормально? — поинтересовался Дима.

— Да как всегда. Где наша не пропадала.

— Молодец. Хорошо, что не закрыли.

— Я‑то вообще думал, что закроют, когда на акцию шли.

— Ты туда не торопись.

— Я не тороплюсь. Да и случай еще представится, думаю.

— Это-то да.

Без двух минут пять Ольга развернулась к остальным:

— Все, начинаем.

Мы вышли из метро. Небольшую площадь с одной стороны ограничивал вестибюль, с остальных — ларьки с беляшами и шаурмой, магазин «Связной». Между ними сновали люди.

— Пусть те, кто с газетой, тут встанут, рядом с самым выходом, — указывала командир Юго-Восточного звена, — остальные — стройтесь метрах в десяти. Кто газету будет продавать?

— Я, — сразу отозвался Лазарь. От нервной задачи по распространению «Лимонки» он никогда не отказывался.

— Хорошо, Антон. Чуть позже заменю тебя кем-нибудь.

Мы встали полукругом. Под ногами — пустые стеклянные бутылки, в бою пригодятся. Посреди развевался черный серп и молот в белом кругу на красном поле. Флаг на деревянном древке внушительного размера держал Ваня.

До Лазаря, который очищал нравственное состояние столичного населения партийной прессой, сразу доебался какой-то штемп. Лысеющий бич в сером пуховике, с жирным отвратительным беляшом в правой руке и авоськой в левой решил поговорить «за жизнь».

— …Ну а кто платит-то вам? — мужик щурился и лыбился так, будто он разгадал самую страшную тайну, и теперь ему светит Нобелевская премия мира.

— Никто не платит, — совершенно по-простому ответил Антон.

— Да ладно, не гони! Кто же просто так, бесплатно, стоять с флагом будет?

Лазарь, святой совершенно человек, лишь пожал плечами.

— А флаг-то у вас фашистский, — бич решил перевести тему. Жир с беляша гадко тек по его подбородку, и многим из нас уже давно хотелось ему переебать.

— Нет, не фашисткий, — честные глаза Антона посмотрели прямо в прищур с хитрецой.

— И Лимонову вашему жид Березовский платит. Даже передачу про это по телевизору показывали.

— Мы за революцию. За то, чтобы люди лучше жили. За это не платят.

— Эдичка-то ваш устроил уже революцию, — мужик засмеялся цинично, гадко, показывая нам гнилые свои зубы, — в Америке, с негром-то.

— Иди давай нахуй отсюда, — Ольга подошла к бичу сзади и говорила негромко, но в самое его ухо, — иди нахуй, потому что тебе тут ебало сейчас сломают.

Мужик сжался аж ведь, быстро попятился:

— Да вы чего, ребята. Я‑то ничего, я‑то за вас. Газета сколько стоит?

— Пять рублей.

— Я куплю одну, — грязные масляные руки полезли в карман пуховика, — я ж это вот, я ничего…

Заплатить он не успел. Появилась, так сказать, настоящая гидра контрреволюции.

Из метро резво выбежали штук двадцать типов в синих и зеленых куртках модных марок. Лица кремлевцев закрывали медицинские респираторы.

— Нашисты!

Дальше секунды пошли медленно, впечатываясь в голову.

Лазарь со стопкой «Лимонок» в замерзающих пальцах стоял первым перед врагами. Его ударили стеклянной бутылкой по голове. Он упал. Голова была разбита. Антон сразу же поднялся и с залитым кровью лицом бросился в гущу начавшейся рубки.

— Нацболы, вперед! — в правой руке у Ольги короткая бейсбольная бита.

Между нами и врагами за секунду оказалось целое отравленное облако — кремлевцы были на баллонах и «ударах».

Один — прямо передо мной. Мне в лицо — оранжевая струя. Сразу потекли слезы, картинка перед глазами размылась. И дышать тяжело.

Я вырвал зажженный фаер из левого рукава, прыгнул вперед и воткнул его изо всех сил в закрытый респиратором ебальник.

— А-а-а! — раздался крик.

Враг согнулся пополам и отвернулся.

Я ударил его ногой куда-то в область паха, навалился сверху. Мы упали оба.

Вскочил на ноги первым и еще несколько раз прижег фаером вражеский ебальник. Придавил кремлевца коленом — так удобнее.

— На, сука, сука! Сдохни!

Тот закрылся руками. Крик какой-то неразборчивый: А-а-а!

Мне ударили чем-то тяжелым по голове, наверное, арматурой. Упал.

Удар пришелся вскользь и шапка смягчила. Ничего серьезного. Закрыл руками голову — сейчас ведь он продолжит сверху меня хуячить. Но нашиста залили в упор из газового баллона. Пронесло.

Поднялся на ноги. Темно, дымили фаера. Под ногами хрустело разбитое стекло. Не стоять, помогать своим! Тот, с арматурой, залитый газом, сам уже лежал на асфальте. Вместе с еще одним нацболом начали ебашить его ногами. Еще один продажный хулиган спал неподалеку в позе эмбриона. Ленин свалил на него урну, полную отходов жизнедеятельности москвичей. На грязном снегу — бурые пятна крови.

Кремлевцы сбились в кучу рядом с вестибюлем.

— Убивать! — раздался крик.

Нужен был только последний натиск.

Мы снова построились и прыгнули на врагов.

Первый ряд, второй зажженный фаер. Тот, из заднего кармана. Нашист ударил меня чем-то по голове. На ногах устоял. В ответку — фаером в лицо правой рукой, левой схватил врага за куртку. Красное пламя в руке носилось взад-вперед.

Кремлевец отчаянно пытался вырваться. И упал — под ноги нацболам.

Враги побежали. Некоторые кубарем покатились вниз по лестнице в метро. Нацболы добивали тех, кто оказались не такими проворными.

Мы снова собрались все вместе. Ольга Ф. где-то достала платеж, принялась вытирать кровь раненому Лазарю.

Победа! Это была вторая победа Партии за два дня.

Ленин, я и еще несколько нацболов дошли пешком до станции «Воробьевы горы» и сели в поезд там, во избежание репрессий.