Идзуми-сикибу, Мурасаки-сикубу, Сарасина - Дневники придворных дам древней Японии (Библиотека восточной литературы) - 2002

ин получила позволение на ношение благородных цветов. Она взяла наследника на руки и передала его Ми-тинага, который тихонько появился в зале и теперь стоял с ребенком на руках в неверном свете факелов. Сцена была чарующая. Митинага стал потчевать младенца, которого по случаю праздника нарядили в красную парчу, рисовыми лепешками. Места для придворных находились в западной части восточного крыла здания; здесь же сидели и двое министров. После окончания церемонии они вышли на улицу и взошли на мостик в саду. Было заметно, что все они изрядно пьяны.

Так как факелы уже догорали, в зале приказали зажечь лампы. Митинага распорядился принести корзины с кушаньями, которые составили на веранде. Некоторые из корзин следовало сразу отнести на кухню, потому что следующий день был объявлен гадателями несчастливым и постным.

буковой занавесью, и спросил, можно ли начать вызывать придворных. После этого все начали по очереди подходить к помосту; первым пошел сам Митинага. Дамы встали в два или три ряда за занавесями. Правый министр, приплясывая, подошел и, приподняв занавесь, взглянул на сидевших за ней Дайнагон и Косёсё. Они засмеялись, заметив при этом, что министр уже староват для подобных шуток. Он же, не чувствуя, что уже переходит все границы, начал отбирать у дам веера, отпуская при этом непристойные шутки. Начальник свиты наследника взял большую чашу с сакэ¹⁴, затянул песню и начал танцевать — надо заметить, что танцевать он умел очень неплохо. В другом конце зала, при-

до дна — это считалось честью.

слонясь к дверному косяку, стоял начальник Правой стражи, разглядывавший одежды дам, видневшиеся из-под занавесок По этому поводу дамы обменялись замечаниями, что он, в отличие от прочих, ведет себя весьма достойно и сдержанно. Он неохотно принял чашу с сакэ и затянул песню «Тысяча и десять тысяч лет». «Я думаю, что госпожа Мураса-ки должна быть где-нибудь здесь!» — воскликнул начальник Левой стражи. Мне очень хотелось ответить что-нибудь наподобие: «Что ей делать в этом месте, где нет никого, кто хоть немного бы напоминал принца Гэндзи?» Правый министр велел принять чашу с сакэ придворному третьего ранга Санми-но Сукэ. Когда тот проходил мимо хранителя императорской печати, последний вдруг залился пьяными слезами. Один из советников государя заигрывал в углу с госпожой Хёбу. Премьер-министр благосклонно слушал даже непристойные шутки. Это была ужас-и мы решили спрятаться за какой-нибудь занавесью. Когда мы уже почувствовали себя в безопасности, занавеску подняли и в наше убежище с шумом ввалились сыновья Митинага вместе с советником Канэтака и самим Главным министром. «Пусть каждая сочинит по стихотворению — тогда я вас отпущу», — сказал Митинага. Я была испугана и чувствовала себя беспомощной; второпях я сложила так:

Сколько лет жизни суждено принцу? Тысяча лет. Нет, много тысяч лет бесконечного счастья!

— Хорошо сказано! — заметил Митинага и, повторив мой стих дважды, ответил:

Будь журавлем я, Живи я тысячу лет — Тогда смог бы я счесть множество лет счастья Предстоящих наследнику на троне. рение ему удалось, потому что исходило из самого сердца. Ребенка, о котором говорят такими словами, непременно будет ожидать блестящее будущее и долгая и счастливая жизнь. Митин а га сам был весьма доволен собственным стихотворением.

— Ваше Величество слышали стихотворение? Это я его сочинил! — сказал он, и все заметили, что Мити-нага и впрямь сильно пьян. — Я хороший отец, а вы хорошая дочь! Посмотрите на вашу мать — она прямо светится от счастья! Наверное, она думает, какой у нее славный муж!

Его жене, кажется, не очень-то понравилась эта речь, и она ушла.

— Ваша мать рассердится, если я тоже не пойду, — сказал Митинага и пошел вслед за женой, бормоча: — Простите меня, Ваше Величество, но с родителями вам все же повезло!

Все присутствовавшие засмеялись.

Приближался день возвращения ца была занята переплетением книг. Меня позвали к ней, чтобы я приводила в порядок уже готовые рукописи и писала письма с пожеланиями к переписчикам.

Шли дни. Однажды в комнату вошел Митинага, который заметил, что дни стали гораздо холоднее и государыне было бы неплохо поберечься. Он ушел, а через какое-то время вернулся и принес подарки: красивую бумагу, кисточки и тушь. Государыня сама начала раздавать их дамам. Дамы смущались и отнекивались, но в конце концов, краснея, принимали подарки.

Из дому я привезла рукопись своей «Повести о Гэндзи». Я спрятала ее в своей комнате, но Митинага как-то узнал, где она лежит, и взял ее — одна дама, видите ли, хотела почитать мой роман. Но это еще ничего, а вот что меня действительно волнует, так это то, что эта рукопись была в свое время не слишком хорошо перебе-

лена. Не дай бог, я еще стану предметом насмешек!

Младенец уже начинает лепетать, и, конечно, государю не терпится увидеть его. В водоем за дворцом прилетает день ото дня все больше и больше уток.

Как мне хотелось, чтобы пошел снег! Снегопад начался, когда я уже два дня как покинула двор и вернулась в родительский дом. Деревья у дома — мои старые знакомые — напоминают мне о тех меланхоличных временах, когда я имела обыкновение смотреть на них, размышляя при этом о цветах, пении птиц, осеннем и весеннем небе, лунных тенях, морозе и снеге. Мне показалось вдруг, что я вернулась в прошлое и впереди меня ожидает еще много безрадостных лет. Прежде чем отправиться ко двору, я пыталась развеять свою печаль, рассылая письма тем людям, даже и малознакомым, которые, как мне думалось, могли понять мое состояние. Я всегда была в тени и не

момента, пока не отправилась во дворец. С тех самых пор, увы, я чувствую себя несчастной. Сегодня я было открыла роман, но потом отложила его. Мне подумалось, что мои знакомые, наверное, считают меня пустой и никчемной, и мне вдруг расхотелось писать им. Еще мне вдруг подумалось, что ведь и самые близкие люди могут пересказывать мои письма кому-то еще — как же я могу доверять им свои самые сокровенные мысли? Поэтому писем я писала все меньше и меньше.

’ Я решила больше не встречаться с теми молодыми особами, которые частенько бывали в моем доме до того, как я переехала во дворец. Я сказалась больной, когда некоторые из них приехали было навестить меня. Все вокруг меня переменилось вплоть до мелочей — я словно переселилась в какой-то другой, отличный от реального, мир. Теперь я пишу письма только тем, с кем я и помыслить не могу расстаться, тем, кому доверяет

Госпожа Дайнагон ответила мне:Словно две дикие утки, Плывущие в дреме по водной глади — Вспоминаю те ночи, Как холодные слезы.Проснулась ночной порою —Нет рядом друга, кто мог бы утереть холодные слезы.Как счастливы утки, плывущие вместе.

Как я тоскую по госпоже Дайнагон, вместе с которой мы проводили долгие ночи в покоях государыни, когда мы делились друг с другом сокровенными мыслями, тайнами нашего сердца!

У нее очень изящный почерк, не говоря уже о том, что Дайнагон очень искренний и хороший человек

Одна знакомая написала мне, что, когда государыня увидела снег, она вспомнила обо мне и пожалела, что я покинула двор.

Жена Митинага прислала письмо, из дворца, вы ответили, что собираетесь вскоре вернуться. Прошло уже много дней. Неужели ваше обещание Ч было ложью?» Я не была полностью || уверена в искренности ее слов, но, Н получив такое письмо, я отправи- и лась обратно во дворец.

Государыня возвращалась во дворец императора в семнадцатый день Одиннадцатого месяца. Время было уже позднее. Более тридцати дам — у всех волосы тщательно уложены — сидели в зале в ожидании отъезда, z На восточной галерее стояло около I десяти дам из свиты императора, которые должны были сопровождать государыню. В одном паланкине с императрицей разместилась госпожа Мия-но Сэндзи. Супруга Главного министра и кормилица наследника А с младенцем на руках ехали в повозке, И обитой шелком. Госпожа Дайнагон П и госпожа Сайсё поместились в позо- Z лоченном паланкине. В следующий н паланкин вошли госпожа Косёсё

rf

щем паланкине, куда должна была сесть я, уже сидела какая-то дама из свиты императора. На ее лице проступило разочарование из-за того, что ей досталась такая невзрачная соседка, как я, и мне стало неловко. За нами следовали в паланкинах госпожа Дзидзю, госпожа Бэн-но Найси, госпожа Саэмон и госпожа Сикибу. Ярко светила луна, а я ощущала сильное беспокойство. Уже во дворце я пошла следом за дамой, вместе с которой ехала, толком не зная, куда я иду. Мне было очень неловко.

Я провела ночь в небольшой комнате, третьей по счету от входа на галерею. Пришла госпожа Косёсё, и мы стали говорить о том, как печальна и тягостна жизнь. Жалуясь на холод, мы уже развели огонь в жаровне, сняли наши кимоно и надели более теплую одежду, когда в комнату вошли младший советник Санэна-ри, Левый советник в чине тюдзе Цу-нэфуса и сановник в чине тюдзе Киннобу, которые спросили, как мы

ч. обо мне, и их присутствие было для меня скорее утомительным, нежели приятным. Однако, не преминув пожаловаться на холод, я поблагодарила их за заботу. После того мы с госпожой Косёсё тихонько выскользнули из комнаты в коридор.

Некоторые придворные, как мне показалось, то были мелкие чиновники, уже собирались домой. Между прочим, мне подумалось, что госпожа Косёсё очень благородна и красива, но я замечаю, что она никак не может найти себе достойного мужа, отчасти потому, что ее отец имеет не слишком высокий ранг.

Утром следующего дня государыня рассматривала подарки своего отца, Главного министра Митинага, в том числе и прекрасные украшения для прически. Еще среди подарков была бумага для письма и неперебеленные книги — сочинения поэтов Кокинсё, Гозенсё и Дзюсю. Видно было, что книги переписывали превосходные

каллиграфы. Еще там были древние и современные поэтические сборники представителей различных семейств, например, Ёсинобу и Мотосу-кэ. Эти копии были переписаны известными каллиграфами Энкваном и Тикадзуми.

В двадцатый день Одиннадцатого месяца перед императором должен был исполняться танец Гозенте²⁰. За несколько дней до того во дворец стали прибывать танцовщицы, и некоторые из них даже получили от государыни подарки — например, дочери советника Санэнари были подарены одежды, а дочери Правого советника Канэтака достались ленты и коробочка с благовониями. В том году танцовщиц начали выискивать

2® Гозенте был крупным праздником, длившимся два дня. Все танцовщицы, упомянутые в этом дневнике, были дочерьми высокопоставленных сановников Легенда гласит, что император Тенму находился в своем дворце Есино, к нему спустились небесные девы, ко-

задолго до торжественного дня, по- /лмв V\K этому выбирать пришлось из боль- l/f\J

этому выбирать пришлось шого числа дам.

Зал, предназначенный для церемонии представления танцовщиц, был ярко освещен факелами и там было даже слишком светло. Мне было жаль девушек, которые и так не могли не волноваться, а тут еще эти молодые придворные, которые разглядывали их в упор, поднося свет почти к самым их лицам. Танцовщицы попытались было задернуть занавесь, но у них ничего не вышло, и придворные продолжали пожирать их глазами. При одном воспоминании об этом мое сердце начинает биться так часто, что, кажется, вот-вот выскочит из груди.

Помощницы одной из танцовщиц¹⁵, дочери придворного сановника Нарито, были одеты в парчовые накидки, которые заметно выделяли их среди прочих. На самой же девушке была слишком тяжелая и неуклюжая одежда, поэтому ее движения были не очень-то грациозны. Все же некоторые придворные обратили на нее особое внимание. Присутствовал как император, так и Митинага, поэтому все прочие зрители чувствовали себя несколько скованно.

Помощницы другой танцовщицы, дочери Накакиё, все были одного роста. Они были изящны и очаровательны, и все согласились, что они ни в чем не уступают другим.

Канэтака и Санэнари отрядили в помощь дочерям в том числе и всю свою прислугу женского пола. Кое-кто из них выглядел, мягко говоря, неизящно, кто-то простовато, а одна женщина и вовсе была невероятно толстой, и многие не могли смотреть на нее без смеха. Дочь Санэнари производила отличное впе-

22 Ее отец был хранителем государственной печа-
	''Л'.

очередь благодаря своему происхождению²².

Утром следующего дня придворные дамы, особенно те, что помоложе, не могли скрыть нетерпения. Хотя такие праздники устраиваются каждый год, они совершенно извелись от любопытства и желания как можно скорее еще раз увидеть танцовщиц. Мне кажется, что некоторые из них слишком много времени проводят в родительских домах, и подобные отлучки из дворца определенно не идут им на пользу. Когда наступил вечер, кое-кто из придворных получил подарки — коробочки с благовониями.

Вечером того же дня во дворце наконец-то и случилось действо, которого все так долго ждали. Прибыл государь. Жена Главного министра отправила подарки наместнику провинции Овари.

На празднике должен был присут-

ISSzZBL

ствовать и наследник, поэтому в зале загодя разбросали повсюду рисовые зерна, которые должны были отпугнуть злых духов. Присутствовавшие также всячески поносили демонов, называя их по именам. Я слишком устала и осталась в своей комнате, решив, что выйду из нее только в самый последний момент. У жаровни сидели госпожа Кохёэ и Кохёбу. Мы говорили о том, что в зале столпилось слишком много народа и трудно будет что-нибудь разглядеть, когда в комнату вошел Митинага. «Вы еще здесь? Идемте!» Мы с неохотой пошли вслед за ним. Я увидела танцовщиц и подумала о том, как, наверное, они волнуются — дочь наместника провинции Овари даже сказала, что ей нездоровится, и ушла. Судьбы людей порой так извилисты!

Последние дни молодые придворные только и говорят, что об этих танцах и танцовщицах. Обсуждается все, вплоть до расцветки занавесей в их комнатах. Естественно, что обсуждаются их прически и одежды; также

г'гтггт;^-;^-,

среди мужчин не совсем приличны. Даже в годы, когда не случалось ничего экстраординарного, девушки очень волнуются, что же говорить о нынешнем, когда у государя появился наследник’ В то время как в голове у меня роились подобные мысли, танцовщицы вышли на середину зала. Мне было так жаль их!

Понятно, что все танцовщицы отличаются редкой красотой и трудно кому-либо отдать предпочтение, хотя, конечно, для людей действительно искушенных тут нет никаких сомнений. Девушки стоят на свету и даже не могут прикрыть лиц веерами. Все же они должны быть очень разными, и каждой из них придется сегодня доказывать свою исключительность — и все это под любопытными взглядами придворных! Им наверняка тяжело сохранять спокойствие и держаться с достоинством. Нельзя им не сочувствовать.

Дочь наместника провинции Там-ба носила темновато-синее платье.

Дочь советника Фудзивара Санэнари была одета в красное. Все ее служанки отличались такой изумительной красотой, что сердца остальных женщин невольно наполнялись завистью. Одна из танцовщиц явно не могла справиться с волнением. Дочь советника Санэнари отличалась высоким ростом и прекрасными волосами. Ее помощницы были одеты в цветные многослойные одежды, причем каждая постаралась хоть как-нибудь да выделить свой костюм среди прочих. Шедшая последней танцовщица выбрала в одежде виноградные оттенки. При кажущейся простоте цветовой композиции ее одежд они свидетельствовали о незаурядном вкусе.

Придворные шестого ранга подошли к танцовщицам, чтобы подобрать веера, которые были брошены на пол. Они смотрелись восхитительно, и, не сомневаюсь, многие дамы многое бы дали, чтобы оказаться на их месте, но мне становилось плохо при одной мысли, что я могла бы вот так стоять в центре всеобще-

го внимания под испытующими взглядами стольких глаз. Все же я не до конца еще освоилась с придворной жизнью, и мне всегда становится не по себе в присутствии множества людей. Я так живо представила себя на месте танцовщиц, что совершенно потеряла присутствие духа U и всю церемонию просидела будто Й в каком-то тумане.

Комната, предоставленная дочери I советника Санэнари, располагалась л неподалеку от покоев государыни. Из-за бамбуковой занавеси доноси- I лись приглушенные голоса. z

— Там сейчас находятся дамы Саке и Ума, которые когда-то состояли в свите государыни, — сказал Пра- ч вый советник Канэтака, проходив- / ший мимо по коридору.

— Саке сидела в восточном конце |1 зала вчера вечером. Она была помощницей одной из танцевавших девушек, — отозвался советник в чи- I не сёсё Минамото. Z

Их разговор случайно услышали ком стара для того, чтобы появляться при дворе в качестве помощницы танцовщицы! — заметила одна дама.

— Она, наверное, думает, что об этом никто не узнает, но в один прекрасный день это непременно выплывет наружу! — поддержала ее другая.

Именно поэтому дамы с некоторым коварством появились на следующий день перед государыней с веерами, на которых был изображен символ долголетия остров Хорай. Интересно, поняла ли Саке этот намек?

Но и на этом дамы не успокоились. Они положили в ларец парик, а еще пудру и гребень, потому что молодые придворные заметили, что в волосах Саке, взрослой уже в общем-то женщины, был гребень, гораздо более подходящий молодой девушке. Гребень, изогнугый вроде бы по последней моде, но при этом слишком нарочито, завернули в бумагу, добавив туда же и несколько шариков благо-

стихотворение:

Среди множества дам на вчерашнем веселье Одна, в парике, была прекраснее всех.

— Если уж вы собираетесь шутить, то шутите по крайней мере тонко, — сказала государыня. — Пошлите ей, например, веер с каким-нибудь рисунком — пусть госпожа Сакё разбирается в его значении сама.

На это государыне ответили, что не стоит привлекать к шутке слишком много внимания и вообще, если передать подарок открыто, то никакой шутки не выйдет — лучше сделать так, чтобы Сакё не была уверена до конца, кто именно послал ей это послание. Одна дама, которая появилась при дворе лишь недавно и потому Сакё не знала ее в лицо, вызвалась отнести ларец. Она зашла в комнату, где находилась госпожа Сакё, и оставила ларец, громко сказав при этом: «Послание от государыни для госпожи Сакё.» Было бы очень неудобно, если бы послан-

6 Зак. 2443

ницу начали расспрашивать, но она сразу же быстро убежала.

И потянулись скучные дни. После того вечера, когда во дворце были танцы, при дворе не происходило ничего хоть сколько-нибудь интересного, кроме, пожалуй, приготовлений к празднику в честь древних богов, когда во дворец явились музыканты. Молодежь, за неимением свежих тем для разговоров, продолжала вспоминать и обсуждать тот вечер танцев. После того как государыня вернулась во дворец, придворным дамам не давали покоя юные сыновья Такамацу, одной из жен Митинага. Их нисколько не интересовали разговоры о танцах, но они постоянно были где-то поблизости — играли, шутили и болтали без умолку. Я старалась не показываться им на глаза, отговариваясь тем, что годы мои уже не те.

Посланником императора на праздник в святилище Камо был избран старший сын Главного министра. В тот же самый день при дворе пости-двора переслал Митинага ларец, в котором был серебряный футляр для книг, зеркало и гребень из благовонного дерева. На крышке ларца было выгравировано стихотворение. Это был ответ на стих о парике¹⁶^. Судя по всему, госпожа Сакё так и не поняла, что над ней пошутили, и подумала, что ларец и в самом деле был подарком от государыни. По правде, та шутка и в самом деле была глупой.

Супруга Митинага приехала во дворец тем же утром, чтобы взглянуть на сына, уезжающего в святилище Камо. Он выглядел совсем взрослым и был полон благородства и достоин-

ства. Его кормилица госпожа Куро даже заплакала от радости. Из святилища он вернулся уже после полудня и весь день во дворце были танцы, но танцоры не слишком старались, потому что никого из важных сановников не было. Красота одного из них, господина Канетоку, заметно увяла за минувший год, и мне, хотя мы и не были лично знакомы, было жаль его — он послужил словно напоминанием о мимолетности жизни и беге времени.

В двадцатый день Двенадцатого месяца я вернулась ко двору из дому. Когда-то, именно в этот день, я впервые перешагнула порог дворца. До того я казалась самой себе странником в мире мечтаний, но, к сожалению, придворная жизнь все изменила. Был уже поздний вечер, государыня постилась, поэтому мы не пошли к ней. Уже ложась в постель, я почувствовала себя ужасно одинокой. Кто-то из дам заметил, что во дворце все совсем не так, как дома: «Дома мы бы

Кончается жизнь, и кончается год, 14 ветер шумит, навевая тоску.24 В те времена среди аристократов практиковалось чернение зубов с помощью окислов железа в качестве знака общественного пре-покой нарушается звуками шагов в коридоре». Слушая их ребяческую болтовню, я вдруг прошептала:

Той безлунной ночью, последней ночью в году, обряд изгнания злых духов закончился рано. Я очернила зубы²⁴, немного привела себя в порядок и присела отдохнуть, когда пришла Бэн-но Найси. Вскоре, впрочем, она пошла спать. Портниха государыни села у дверей и стала давать указания одной из служанок. Вдруг со стороны покоев государыни раздался какой-то шум. Я попробовала разбудить Бэн-но Найси, но та спала слишком крепко. Донесся дикий крик Я так перепугалась, что не знала, что делать. Может, пожар? Не поте туда! Туда! О, боги! Государыня у себя, идемте же к ней!» Я растолкала Бэн-но Найси, и мы втроем выскочили в коридор. Спустя какое-то время выяснилось, что кричали Югэй и Ко-хёбу. Когда их обнаружили, они были совершенно голые — у них похитили одежду. На кухне уже никого не было, и даже стражники и слуги уже ушли — напрасно мы звали их на помощь. Кто-то пошел будить служанок, а я, от возбуждения позабыв о своей застенчивости, велела разыскать распорядителя свиты государыни господина Хёбу. Его искали по всему дворцу, но так и не нашли. Тут я действительно начала выходить из себя, но вдруг в дальнем конце коридора наконец появился помощник Главного церемониймейстера Сукэ-нари. С ним шли слуги, несшие в руках лампы и факелы. Спустя какое-то время узнать, что произошло, прибыл сановник из свиты государя, но мы все еще были в таком замеша-взять платья из гардероба государыни и отдать их обворованным дамам. Новые одежды, готовившиеся специально к празднику дарения рисовых лепешек, не были украдены, поэтому и Югэй и Кохёбу отнеслись к происшествию спокойнее, чем можно было ожидать. Я до сих пор вспоминаю, как жалко они выглядели, и едва ли у кого-то язык повернется назвать этот случай забавным. Не знаю, посмеивался ли кто тайком, но то, что это событие оживленно обсуждали — это уж точно.

Гадатели объявили первый день нового года несчастливым, и даже рисовых лепешек, полагающихся к празднику, печь не стали. На третий день наследника показали государю, и именно в этот день начался праздник, длившийся три дня. В первый день дамы нарядились в накидки, сочетавшие алый цвет с бархатистокрасным и красные кимоно, которые дополняли шлейфы спокойных то-накидки и шлейфы, вьцпитые цветами. На третий день мы оделись в многослойные белые парчовые одежды и накидки спокойных опенков. Когда мы одеваем темно-фиолетовые шелковые верхние накидки, нижние накидки должны быть темно-красного цвета, а когда мы носим темнокрасные верхние накидки, то обычно одеваем темно-фиолетовые нижние накидки. Весьма живописно можно комбинировать также цвета слоев нижних одеяний; например, последовательное сочетание светлого и темно-зеленого, спокойного красного, золотисто-желтого и светлого и темно-малинового выглядят весьма и весьма эффектно.

Госпожа Сайсё несла меч наследника. Митинага взял младенца на руки и приблизился к императору. Госпожа Сайсё была одета в нижнюю накидку с семью обшлагами, поверх которой была одета четырехслойная

а кимоно было расшито узорами. Этот китайский стиль очень красил ее. Волосы Сайсё были уложены даже более тщательно, чем обычно, а по ее манерам можно было сразу сказать, что она уже не первый год служит при дворе. Она довольно высокого роста, притом худенькой ее не назовешь, и у нее миниатюрные черты лица. При всем этом Сайсё очень искусно пользуется гримом.

Госпожа Дайнагон очень маленького роста и пухленькая. У нее белая нежная кожа и она очень красива, при том что и одевается всегда весьма изящно. Волосы у Дайнагон очень длинные, и если бы она не закалывала их изумительно красивыми резными шпильками, они ниспадали бы на пол. Ее лицо прекрасно, ее манеры изящны и очаровательны.

Госпожа Сэндзи также невелика ростом, но весьма надменна. У нее красивые блестящие волосы, кото-шинства дам. А какая у нее стать! Ес- //fa ли, к примеру, идешь за ней следом, [f/\J то невольно ощущаешь, что на ее фо- /Л не сильно проигрываешь. Она под- /£ линный образец благородства. й/\/ Но если я хочу продолжить описа- | У ние придворных дам, мне следует /х* быть поосторожней, иначе я вполне могу прослыть старой сплетницей. If у Поэтому дальше я буду описывать лишь все положительное в облике [ и характере дам и воздержусь от 7/(\J упоминания всего прочего.

Итак, госпожа Косёсё — весьма бла-городная и очаровательная дама. Она [/yJ напоминает мне плакучую иву. Косёсё У настолько застенчива, что, кажется, та- /£ ится даже от себя самой. Она по-дет-ски чиста, и если какой-то недобрый У человек скажет ей что-нибудь дурное, /х* она тут же теряет присутствие духа и, кажется, вот-вот умрет. Такая деликат- Iff у ность и беспомощность не могут не беспокоить нас, ее подруг. //fa

Мия-но Найси тоже очень красива. (//\j Роста она среднего, и держится она

когда сидит. Она большая модница. /zji Хотя, если рассматривать черты ее л/\/ внешности по отдельности, не скажешь, что они так уж красивы, в целом она несет на себе печать юности и красоты. Несовершенная форма лица с лихвой искупается нежностью кожи. А как красивы ее волосы и лоб! Мияно Найси открыта сердцем и не высокомерна. Она — сама естественность и может служить примером для всех нас. Ей чужды какое бы то ни было жеманство и тщеславие.

Госпожа Сикибу приходится ей младшей сестрой. Она слишком пухленькая, зато цвет лица у нее матовобелый. Черты лица миниатюрны, а волосы, хотя и не слишком длинные, просто замечательные. При этом перед государыней она всегда появляется в парике. У нее чудесные глаза, лоб и чарующая улыбка, но все равно она слишком пухленькая!

Среди более молодых дам особой

"к

ее волос изрядно превышает рост, правда, они чересчур тонкие на концах. Она очень остроумный человек, и люди испытывают к ней симпатию. Гэнсикибу высока и у нее прекрасная стать. Она очень мила и дружелюбна. Кроме того, кажется, ее отец обладает довольно высоким рангом.

Госпожа Кохёэ очень стройна. Она весьма популярна при дворе, хотя в ее внешности и можно найти кое-какие изъяны. Но ведь всем известно, что женское искусство в том и состоит, чтобы скрывать изъяны и выставлять напоказ достоинства. Кохёэ в совершенстве владеет этим искусством.

Госпожа Мияки очень хорошенькая. Её волосы довольно коротки, но она очень красиво подстригает их концы. У нее всегда приятное выражение лица, по крайней мере, когда я вижу ее.

Госпожа Госэти-но Бэн — прием-

над уголками глаз. И уж никак нельзя назвать ее внешность примечательной, хотя она может похвастаться очень белой кожей лица и руками красивой формы. Когда весной я впервые увидела Госэти, у нее были исключительно густые волосы, изрядно превышавшие длиной ее рост, теперь же они поредели, да и длина их уже не та.

У госпожи Кому очень длинные волосы; очень красивая прежде была дама. Потом она как-то вдруг состарилась и покинула двор.

Я много говорила о внешности дам, теперь же хочу поговорить о их душевных качествах. Лишь у немногих характер может служить примером как полного набора добродетелей, так и полного отсутствия добрых душевных качеств — большинство же являются просто обычными людьми, хорошими или плохими в зависимости от обстоятельств. Очень трудно найти человека, который обладал бы одновременно такими качествами, как

Госпожа Тюдзё служит у Сэнси — настоятельницы храма Камо. Я кое-что слышала об этой даме прежде, а однажды мне довелось увидеть ее письма, адресованные одной моей знакомой. Ничего не скажешь, почерк у госпожи Тюдзё весьма изящный, но какое у нее преувеличенное самомнение! Она считает, что в целом мире не найдется больше никого, кто обладал бы столь глубокими познаниями и талантами и, кажется, искренне полагает, что никто не может сравниться с ней! Я пришла в негодование, хотя, наверное, ее слова того не стоили. Еще она рассуждала о стихах, утверждая, что никто толком и сочинять их не умеет, за исключением ее госпожи да некоторых дам из свиты Сэнси. Может, она и права, но мне почему-то ни разу не довелось услышать какие-нибудь действительно хорошие стихи, сочиненные теми, кого она ставит так высоко! Еще неиз-

поэтического состязания, если бы оно состоялось, — наши дамы или дамы из святилища Камо. Придворные посещают этот храм, чтобы оторваться от мирской суеты — полюбоваться лунным светом или ранним утром, цветами или пением кукушки. Это действительно уютная и безмятежная обитель, а Сэнси — весьма достойная дама. При дворе же все совсем иначе и здесь почти все время царит суета — то государыня уезжает в государев дворец, а то приедет Ми-тинага, и нам приходится нести ночные дежурства. Да, в храмах все совсем по другому. Если бы я жила там, то чувствовала бы себя гораздо свободнее, ведь в глуши никому и в голову не придет упрекать тебя за то, что посчитали бы легкомысленным при дворе. Там можно также особо не заботиться о своей внешности, ведь там некому угождать и можно жить в относительной простоте. Впрочем, и при дворе государыни дамы порой позволяют себе проще относиться к своему внешнему виду, ведь в ее

“A

ренны. Государыня недолюбливает легкомысленных женщин, и потому те, кто хочет служить ей и оставаться в милости, должны держаться подальше от мужчин, а ведь тогда и наряжаться каждый день особого смысла нет. Конечно, повсюду есть беззаботные, легкомысленные и беспечные женщины, но люди, приходящие во дворец, почти в один голос называют нас какими-то неуклюжими и неискушенными в придворной жизни. Дамы высоких рангов и впрямь бывают слишком надменны, и в такие моменты едва ли можно сказать, что они украшают дворец государыни. Иногда наблюдать их манеры просто неприятно, но ведь и дамы, служащие у Сэн-си, тоже порой ведут себя слишком заносчиво. У всех есть свои достоинства и недостатки, но в целом, я думаю, что мы ничуть не хуже их. Даже дамы, которым легкомыслие свойственно просто в силу молодости, в наше время имеют понятие о такой ве-

Впрочем, во всем хороша умеренность.

Сама государыня весьма изысканна и утонченна и, несмотря на то что юность ее уже позади, выглядит превосходно. Она очень сдержанна и не любит упрекать людей, понимая, что все могут совершать ошибки; таким образом, ее сдержанность проистекает от глубокого ума. Кажется, в молодости ей много докучали люди недалекие и тщеславные, поэтому теперь она с одобрением относится к дамам, отличающимся сдержанностью и искренностью — понятно, что сдержанность в моде при ес дворе. С возрастом государыня становится все мудрее, лучше разбирается в людях и все отчетливее понимает, что крайности до добра не доводят. Придворные, которые служат при императоре, считают ее двор скучным, и государыня знает об этом, но также она знает и то, что всем не угодишь. Государыня говорит нам, что в манерах нам следует держаться золотой середины,