Игрушки судьбы

мое первое воспоминание — Праздник Нанитов

Мое первое воспоминание — Праздник Нанитов.

Отец — такой большой, нарядный, в дамастовом пао, украшенном крупными цветами, стоит у моей кровати. Рядом — мама, держит меня за руку, в глазах слезы, за вторую руку ее держит Линди — тогда она еще была Линди, из-под длинной челки блестит обиженный взгляд. Радужка у Линди черная, почти сливается со зрачком, и кажется, словно два уголька буравят меня. Ни до, ни после, я не видел такой радужки, разве что у той девушки, которую я… стараюсь отогнать воспоминание о той девушке, вроде, получилось, во всяком случае, снова вижу Праздник Нанитов.

Потом Линди рассказывала, что страстно ненавидела меня в ту минуту.

Вспомнилась прошлая неделя, когда приходил гадатель-прорицатель, он долго ходил по дому, сопя и повизгивая, так как вместо носа имел небольшой хоботок, который к тому же смешно извивался. Мы все ходили за ним, сначала мне было интересно смотреть за его носом, потом стало скучно, но отец не отпускал, и я послушно плелся, волоча полы тяжелого халата-шэньи, который надели на меня с утра. Наконец, гадатель остановился в кабинете отца, в правом углу, как раз под портретом бога-предка и основателя династии Тана Дуна. Что-то бормоча в свой длинный нос, он воскурил ароматические наносвечи, и мама, я и Линди закашлялись, только отец мужественно держался, потом прорицатель сказал, что третий лунный день — наиболее благоприятное время для моего нанитирования.

Отец долго благодарил прорицателя, и даже заставил меня кланяться, а хитрюга Линди к тому времени убежала.

Пока я вспоминал, к кровати подошел доктор Ли. Половина лица у доктора человеческая, вторую же усеивают окуляры и датчики всевозможных приборов, я его немного побаиваюсь.

— Кто здесь у нас? — человеческая половина улыбается, вторая остается недвижимой, от такой гримасы становится жутко.

Я хватаю отца за рукав.

— Па?..

Тот успокаивающе хлопает ладонью по моей ручке.

— Ты уже большой мальчик, Юйцай.

Юйцай — мое детское имя, как вырасту, меня будут звать Ювэй, что означает «имеющий большое будущее», да, точно, как вырасту, стану великим!

Линди показывает язык.

Диживс — старый слуга-киборг приносит деревянную резную шкатулку. Механическое тело со скрипом склоняется перед отцом.

Легко освободив свой рукав, отец открывает шкатулку, снизу мне не видно, но я знаю, что там — шприц, старинный шприц с серебряным поршнем и стеклянной колбой — семейная реликвия. Отец аккуратно вынимает его, передает доктору. Этим шприцом нанитировали моего отца, а до него — моего деда и так далее, до времен легендарного Хуан-ди, а может и раньше. Им же нанитировали и Линди, и это предает мне сил, уж если девчонка выдержала, так я даже не поморщусь, в конце концов я уже взрослый, мне почти пять.

Доктор ловко, с хлопком вынимает поршень, опускает внутрь капсулку с нанитами, ставит поршень на место.

— Мистер Тан, прошу вас, помогите, — вторая рука протягивает отцу запечатанный пакетик.

Большие пальцы отца ловко раскрывают его, вытягивают иглу, большую, как для меня — огромную, кажется, кончик блестит.

«Я уже большой! Я не боюсь!» — то ли думаю, то ли шепчу, и вслед за этим тут же начинаю молиться всем Богам-демонам, которые приходят в голову: Фэнбо — Богу-демону неба и ветров, Лэйгуну — повелителю молний, Кую — богу ночи и, конечно же, богу-предку Тану Дуну.

Пальцы доктора удобно помещаются в колечках на шприце, красивых, с завитушками, большой палец входит в кольцо на поршне.

— Па?..

Моя ладонь снова хватает рукав отца, тот с силой отдирает ее, выпрямляет руку, кто-то, я не вижу кто, с ледяными пальцами накладывает жгут.

Доктор Ли склоняется надо мной.

— А где же вены, где наши маленькие венки.

— Па!.. Ма!..

Язык Линди.

Один и окуляров на лице доктора вытягивается, внутри что-то жужжит.

— Па!!. Ма!!.

Игла приближается, вместе с ней приближается и лицо доктора, человеческой стороной ко мне, он тяжело дышит, изо рта пахнет чем-то медицинским и страшным.

— Па!!! Ма!!!

Я начинаю вырываться, но отец с одной стороны, а мать с другой крепко держат меня.

— А-а-а!

Игла входит в руку. Странно, совсем не больно. Палец нажимает на поршень, стенки капсулы легко лопаются, и ее содержимое вливается в меня.

— Ну вот и все, — доктор вытягивает шприц, на месте, где была игла выступает капелька крови, тут же из механической части лица высовывается гибкая, словно маленькая змейка, трубочка, на мгновение присасывается к месту укола, тут же отлипает, оставив после себя едва заметный бугорок регенерирующего геля.

Игла снимается со шприца, бросается куда-то под кровать, где ее уберут утилизаторы, туда же отправляются остатки капсулы. Вновь собранный шприц, доктор с поклоном протягивает моему отцу.

— Мистер Тан, поздравляю!

— Благодарю вас, — с едва заметным кивком мой отец принимает шприц, возвращает в коробочку, скрипя суставами, Диживс уносит ее.

— Па? Ма? — смотрю на родителей.

— Ну вот ты и взрослый, Юйцай.

— Это так нужно, — говорит отец. — с болью мы приходим в этот мир, с болью первый раз принимаем наниты, второе рождение.

Мама с сестрой ушли, забрав с собой доктора Ли, и в комнате мы с отцом остались одни, старый Диживс не в счет.

Я киваю, смотрю на руку — и совсем не больно, к тому же гель рассосался и места укола почти не видно.

— Меня так же нанитировал твой дед, а в свое время, ты сделаешь это для своего сына.

Я серьезно киваю — долг продолжения рода, основной долг мужчины рода Тан, учитель Вустер все уши прожужжал.

— Сейчас наниты активируются, и у тебя перед глазами возникнет зайчик, не пугайся.

Я закрываю один глаза, второй, потом оба сразу, я очень хочу зайчика, а он все не появляется. Про зайчика я уже знаю, рыжий Ксу — сын главного повара — нанитировался почти на год раньше меня и щеголял этим, а еще Дэй — младший сын господина Чжана — начальника охраны, и молчун Яцек.

Когда возник заяц, я даже вздрогнул. Большой, пушистый, с длинными ушами, которые не торчали, а жалобно свисали по бокам головы. Он подмигнул мне и помахал лапкой. Я помахал в ответ, поздно сообразив, что зайца вижу один я.

Отец улыбнулся.

— Уже появился! Сейчас ушки у зайчика опущены, это потому что наниты еще встраиваются в твой организм, но совсем скоро, они будут гордо торчать. Следи за ними, это очень важно.

Я снова закрыл один глаз, второй, потом оба — заяц не исчезал.

Вот так-то, подавись задавака Ксу! Теперь я тоже взрослый!

— Ты слушаешь меня!

— Да, папа, — отвечаю испуганно и не задумываясь.

— Ну так вот, зайчик — твой друг, когда тебе плохо, ему тоже, он становится грустный, а когда его уши совсем опустятся, он умрет, а, вместе с ним… в общем, нельзя, чтобы заяц умер. Если уши будут опускаться, лучше скажи об этом кому-то из взрослых.

Все это я уже знал из разговоров с мальчишками, ну и из уроков, которые втолковывал робот-учитель Вустер — старый, как и Диживс.

— Па?

— Да, Юйцай.

— А у тебя тоже зайчик?

Отец смотрит на меня, улыбается, гладит по щеке.

— Нет, маленький Юй, у меня нет. Когда станешь взрослым, у тебя тоже все… изменится.