Инстинкт

Глава 15.2 Багровый круговорот (Выбор)

Боль — последняя преграда перед блаженной смертью и вечным спокойствием. Несмотря на биологическую природу боли, которую испытывает каждое живое существо, человек, доживая закат своего могущества, так и не смог полностью изучить этот всепоглощающий аспект жизни. Испытывает ли человек посмертную боль, всё время умирая снова и снова, растягивая ощущение агонии до бесконечного значения или является обязательно преодолимой преградой к концу, никто так и не узнал. Люди, возвращающиеся с «того света», не помнили никаких ощущений, давая слепую надежду всем, кто так в ней нуждался.

Томас испытывал боль каждую последнюю секунду жизни. Он много раз слышал, что перед смертью люди видят, как вся жизнь проходит перед глазами, как в фильмах. Отчасти этого и хотел Томас — стоя на пороге смерти, видеть своё прошлое, окунуться с головой в детство и безмятежность, снова смеяться и плакать, злится и прощать, любить и ненавидеть. Одним словом, испытывать всю палитру эмоций и свободы, которая стала непозволительной роскошью при апокалипсисе.

Томас действительно ощущал заново каждое мгновение, но он был не один. Напоминание о пулевом ранении, доставшееся ему в последние секунды жизни, сопровождало его до самого её получения, регулярно напоминая о себе. Двадцать один год страданий прошли в каких-то коротких миллисекундах. Всё, что происходило за этими воспоминаниями, уже никак не относилось к Томасу, никак не влияло на него. Оно играло где-то на фоне, приглушённо и не интересно.

Вот уже Том повторно получает выстрел в то же место, и цикл повторяется. Снова и снова. Он проводит девять лет в детдоме, двенадцать в бункере, секунду в своём последнем падении, потеряв счёт всем этим круговоротам жизни одного человека. Томас и не заметил, как застыл в воздухе. Он будто лежал на невидимой кровати, которая отделяла его от окровавленного пола бункера, на котором ему было суждено испустить последний вздох. С последним воздухом из груди ушла бы и его душа, если бы Томас верил в её существование. На этом смертном одре он потерял ощущение боли, чувствовал прилив уже ненужных ему сил, ощущал внутренне спокойствие. Медленно его ложе становилось более и более осязаемым. Том ощущал его спиной, ногами и руками. Головой он проводил по чему-то прочному и мягкому, словно по настоящей кровати. «Какое глупое наваждение» — подумал он.

Не только осязание начало подводить юношу. Дополнительно его начали предавать и глаза. Виды знакомых коридоров становились более размытыми и неузнаваемыми, появлялись неизвестные очертания и фигуры. Томасу оставалось только наблюдать за странным представлением, что происходило перед ним. Двери переросли в большие оконные рамы, потолок стал ближе, а стены потемнели и приблизились до расстояния вытянутой руки, так близко, что можно было легко дотронутся до них. Подняв руку Томас, прикоснулся к этой стене. Она была сделана из кожи.

Ощутив неясность в своих воспоминаниях о месте собственной смерти, Том попытался собраться с мыслями, убрать нависшую над ним дремоту, что окутала его сознание. И действительно, вторичная картина, что медленно проявлялась перед ним, была реальной. Она всё сильнее и сильнее выступала на передний план, пока окончательно торжественно не затмила старые коридоры.

Том лежал на заднем сидении машины. Было жарко, весь салон пропах кровью, спиртом и чем-то ещё. Юноша чувствовал себя странно, словно он управлял своим телом отдалённо; в начале думал, что сделать, а только потом наблюдал за результатом. Томас сел на сидение и обернулся. Он действительно находился в машине, что сейчас стояла посреди дороги, вокруг которой была только жёлтая и безжизненная пустошь. Как доказательство того, что ранние события жизни не были галлюцинациями, он проверил свою рану, которая осталась при нём, но была забинтована. Пуля вошла в лопатку левой руки, и вышла под ключицей. Несмотря на притуплённые чувства, боль была адской.

Покинув салон машины, перед Томасом предстала полная картина окружающего его мира. Солнце в верхней кульминации, вдали на горизонте виднелись очертания высоких домов, было жарко, асфальт нагрелся под лучами солнца, его жар ощущался даже через толстую подошву. Том был в той самой машине, которую Евгений выкупил у одной из дружественных общин. Скорее всего именно на ней он и думал покинуть бункер. В нескольких метрах от машины стоял деревянный столб, который раньше был частью сети телефонных линий. К нему был примотан человек. Прищурив глаза, Томас узнал Нейта; его чёрная как сажа, кожа превратилась в тёмно-багровую, от брони остались только осколки, мужчина будто сидел внутри консервной банки. Он весь был покрыт собственной кровью, медная проволока обвязывала его во многих местах, мешая сделать хоть минимальное движение. Снизу облокотившись на колесо, в тени сидела Лия, казалось, будто бы она спит.

— Лия? — удивлённо спросил Томас. Словно только одно лишь это имя смогло описать всю его реакцию на то, что он не умер.

Девушка медленно подняла голову, точно ото сна.

Она прыгнула с места и обняла Тома, который даже не сразу ощутил эти прикосновения. Лия обняла его крепко, не контролируя свою силу и эмоции. Даже было слышно, как начал трещать суставы юноши. Томас, пытаясь сдержать рвотные позывы от давления на живот, обнял девушку в ответ, он провёл рукой по её волосам, чтобы успокоить. Лия до сих пор не мылась, по-прежнему вся была в чужой крови, но была более чистой лицом, скорее всего из-за слёз.

— Что произошло? — поинтересовался Томас у Лии, смотря на примотанного Нейта.

— Когда тебя пристрелили я напала на него, а потом оттащив тебя, нашла машину под покрывалом. Вспоминая, как отец что-то нёс с собой, я вернулась к нему за ключами. Ах, также я взяла с собой препараты и… его. — Лия неодобрительно показала пальцем на Нейта, словно хвастаясь своим трофеем.

Томас удивился, что на вид хрупкая и слабая девушка смогла самостоятельно дотащить двух взрослых мужчин. Но с ещё большим удивлением вспомнил, что, Лия самостоятельно уничтожила несколько десятков мужчин в бункере. Том подошел к Нейту и начал осматривать бедолагу. Мужчина весь был изрезан, то от ударов каким-то лезвием, то от крепко прижатой проволоки. В одну из ран брюшной полости был воткнут револьвер, углубившись в тело на несколько сантиметров. Томас взял оружие, которое так давно его интересовало, как и многих других. Оно было мощным, красивым, тяжёлым, и даже придавало хозяину некий статус и силу в глазах других людей. Даже сам Том ощутил это на себе. Стоило только вытащить ствол из Нейта, как тот очнулся и пытался отдышаться, словно от продолжительного кошмара, каким и являлся весь этот мир. Испугавшись, Томас отпрыгнул назад.

— Том, ты жив. Прости, я не хотел. — Нейт делал паузы по несколько секунд между словами, зачастую растягивая их дольше возможного. Он не повышал голос, а едва шептал.

— Это уже не имеет никакое значение, — ответил Томас, простив старого друга. Он бы уже начал испытывать жалость к своему товарищу, но чувствовал, как эффекты препаратов давили на него, притупляя не только чувства, но и мысли.

— Да. Пожалуйста, убей меня. Я не могу терпеть. А потом эту девчонку.

— Ты проиграл, Нейт, её смерть ничего не решит для тебя; твою просьбу я не смогу исполнить.

— Её смерть имеет значение, Том. Она ужас. Эти смерти… Она садистка! Привязала меня к машине и приехала так сюда. Чёрт, это… словно неделю назад… не чувствую ног и рук! Ты думаешь, она остановится? Она убьёт… кто будет стоять с тобой… ты носишь бомбу, которая взорвётся! Машину… смерти. Сколько ещё должно умереть людей, чтобы ты понял? — Когда Нейт пытался говорить быстро и чётко, из его рта капала кровь, ещё более пачкая броню и землю под ногами.

— Мне жаль, что всё так вышло. Я тоже оплакиваю все эти смерти, но я вернусь в бункер и восстановлю его. — Томас продолжал разговор с Нейтом, несмотря на то, что прекрасно осознавал, как тот страдает. Он смотрел словно на куклу, к которой ничего не испытывал. Местами ему казалось, что это очередное посмертное наваждение. Юноша хотел подольше поговорить с человеком, с которым его связывает много общего.

— Боюсь, это плохая затея. Прошло много времени, скорее всего туда пришли. Возвращаться туда только за трупами!

— Тогда мы уедем в Граунд-Хилл.

— И туда… Помнишь старика? Я приказал убить его, чтобы не болтал. Всё списали на неё, и прикончат, увидев.

— Будь ты проклят, Нейт. — Томас от злости подумал ударить мужчину, но посчитал, что тот ничего и не почувствует.

— Всё, ради блага.

— Всё ради скотов, что жили в роскоши и командовали всеми, как животными, не считаясь с их мнением и жизнями! — Томас был готов отстаивать свою точку зрения, поскольку узнал всё об отцах и их истиной личине.

— Ты никогда… не понял. Поэтому ты один.

Томас не ответил. Весь разговор резко перешел в негативное русло, которому он уже не собирался следовать. Нейт помотал головой, пытаясь прислушаться к Тому, но потом поднял голову с повреждёнными глазами, пытаясь посмотреть куда-то вдаль, думая, что там стоит его собеседник.

— Прошу, убей, — вымолвил он.

— Я не могу.

— Прошу…

Томас замялся. Он стоял на перепутье своих принципов, не желая делать шаг, который может кардинально изменить его.

— Лия… — тихо попросил Том.

— Пусть висит.

После небольшой паузы послышался щелчок курка и движение барабана. Нейт улыбнулся от предвкушения конца своим страданиям. Томас же закрыл глаза, ибо до сих пор не мог выстрелить в лицо человеку. Он представил кого-то другого, кого ненавидел. Это было заметно по его лицу. Том выстрелил, прекратив муки Нейта. Лия стояла в стороне и молча наблюдала за тем, как Томас рос над собой, совершая новые, для себя, поступки.

— Надо уходить, — сказала нервно девушка, надеясь не вмешиваться в дела Тома, не мешать ему и не отвлекать.

Лия повернулась обратно к машине, чтобы сесть за руль и уехать далеко от этого жестокого города с его историей, людьми и зданиями, которые не несли в себе ничего, кроме злости и отчаяния. Сделав пару шагов, она услышала позади себя повторный звук щелчка курка и барабана с патронами. Её смутил этот звук, создал множество вопросов. Она начала поворачиваться к Тому, чтобы узнать, зачем он снова это делает. Но он остановил её:

— Не двигайся!

Девушка дёрнулась и уставилась в землю перед собой. Мельком она успела заметить, как Том направил на неё револьвер. Но больше её напугала громкость и агрессивность Томаса. Она ощутила на себе всю интонацию его гнева. Её словно ударили. Ей было больно и неприятно.

— Т-Томас? — Лия попробовала позвать юношу, поговорить с ним, узнать почему он так поступает.

— Я хочу услышать всё. От начала операции на рынке, и до этого самого момента.

— Но ты же…

— Говори! — в добавок к крику было слышно, как скользят пальцы Томаса по спусковому крючку.

Лия в мгновение помрачнела и опустила голову. Её ругали за плохое поведение. Она понимала, что не сможет уклониться от ответа, понимала, насколько критично будет для Тома слышать всё, что она будет вынуждена рассказать. Она не сможет обмануть Томаса. Он сразу всё поймёт. В то же время, она не сможет сказать ему все детали, ибо это сведёт его с ума.

— Когда мы вышли у рынка, я хотела сразу пойти к тебе, чтобы мы были вместе, но подумала, что лучше будет послушать тебя, и я пошла дальше. Потом на меня напал Джейк, и я была вынуждена убить его. Когда весь отряд…

— Как он умер? — голос Томаса дрожал. Ровно до этого момента, он надеялся, что Джейку удалось выжить.

— Он был с длинным ножом, пытался зарезать меня, но я ударила его в грудь, прямо между двух пластин. От удара его броня раскололась, он упал и схватился за них, он начал плакать и извиняться, но не передо мной. Он смотрел на свою грудь с грустью, а на меня с ненавистью.

По лицу Томаса стекали слёзы. Чувства медленно начали возвращаться, с того самого момента, когда дрожь от выстрела поразило всё тело. Он начал приходить в себя от действий медикаментов. Том оплакивал Джейка сильнее всех. Именно Джейк был символом сплочённости в бункере. Потеряв своего брата, он соединил оба нагрудника в хрупкую конструкцию, которая больше была украшением и символом веры, нежели предметом защиты. Джейка называли дураком и самоубийцей, но он и так умер сразу после брата. Он бы давно наложил на себя руки, если бы все остальные не заменили ему его последнего родственника.

— Продолжай.

— Когда все собрались в центре, не пришел ты и Джейк. Все разделились на две группы и начали искать вас. Никого не нашли, но я заметила с твоей стороны свежие капли крови на земле и следы. Тогда я побоялась худшего. Только я решила ждать тебя или чего-то ещё, что помогло бы вернуть тебя. Остальные хотели уехать обратно, посчитав что всё потеряно. Они оставили меня одну, но стоило появиться первому человеку, как они все появились словно из неоткуда. Возможно, они просто следили за мной. В светлых тоннелях я пыталась найти тебя, а потом… — Лия остановилась, испытывая страх говорить то, что было дальше. Она не понимала, что было правдой, а что ею не являлось.

— Что потом?

— Потом я потеряла сознание, а когда очнулась нашла тебя. Ты сказал: «убей их всех». Потом мы сбежали, и я потерялась на остановке. Очнулась позже на груде камней, затем, вернулась в бункер, где тебя уже не было. Никто не знал где ты, но я знала, что ты был в той машине со мной, и не мог исчезнуть. Я посчитала, что они избавились от меня, а потом от тебя. Мне стало больно и страшно, и, я не знала, что делала, все мысли кучей как-то страшно проносились мимо. Потом нашла тебя. — Голос Лии дрожал. Она плакала, осознавая, насколько неправдоподобно звучала её версия, насколько она близко находилась к тому, чтобы Томас выстрелил. Сам же юноша не пытался хоть что-то предпринять, продолжая стоять с вытянутой рукой. Сильнее всего у Лии был страх, что Том бросит её и не простит. Смерть на его руках была бы самой лучшей и спокойной, но никак не одиночество. Только слушая себя со стороны она уже осуждала свои действия.

— Вот как было на самом деле: меня спасли ребята, мы вместе выбрались наружу. Когда мне сказали, что ты не вернулась, я, угрожая Нейту покинул отряд. Я выжидал тебя на рынке надеясь, что не найду. Я всем сердцем надеялся, что ты в порядке, просто сбежала и держишь путь домой. Я боялся того, что увижу твоё мёртвое тело среди той кучи, что солдаты выбрасывали, словно мусор. Я впервые был рад видеть мёртвые лица своих товарищей! Рискуя всем, я вернулся в бункер, где все были мертвы. Я позволил уйти Евгению. Я позволил умереть Скаю, когда обещал ему хорошее будущее. Я видел даже мёртвых детей, которых ты не пощадила. Они ни в чём не были виноваты! Я видел запертых девушек, которых мучали отцы, словно рабынь, и собирался им помочь. У меня был план закрыть ворота, освободить всех из женского корпуса и восстановить бункер, но я встретил тебя. — Томас сделал паузу, пытаясь собраться с силами, не зная, что ему чувствовать и делать. Его кровь кипела только от одних лишь воспоминаний. Голова болела от противоречивых мыслей при мельчайшем взгляде на Лию. Ему хотелось обнять её. И нажать на крючок.

— Я словно был под дурманом. Но на самом деле, ты была под кайфом! Лия, тебя поймали и накачали наркотиками, и, заставили совершить все те злодеяния. Принести все эти смерти. Виновные, невиновные… все мертвы! Парни, девушки… все! Из-за тебя. — Рука Томаса тряслась от нервного тика, он одновременно хотел и убить Лию под страхом за собственную жизнь и жизнь других людей, и хотел простить её, ведь она не была виновата во всех этих трагедиях. Она была лишь жертвой, и он не имел никакого права карать её.

— Что на счёт девушек в бункере? Что будет с бедняжками, которых взаперти держали отцы? Они виноваты за то, что с раннего детства знали только боль и унижение? И за это им наказание — смерть? А что с женским корпусом? Женщины и дети… они тоже виноваты в том, что родились и оказались не там, где нужно? Им тоже наказание — смерть? Сколько ещё раз это будет повторяться?

— Я не хотела! — Лия говорила с трудом. Слёзы душили её горло. Она кричала, но всё равно некоторые слова переходили на шепот. — Прости!

— Нейт был прав: ты несёшь только смерть.

Лия получила самый сильный удар прямо в сердце. Человек, что стал ещё много лет назад единственным и важным для неё, уничтожал её в этот жестокий момент. Он мог бы милосердно остановиться, не продолжая издеваться над её чувствами и эмоциями, но он всё продолжал и продолжал, словно получал от этого удовольствие так же, как получал и Кайл. Единственным спасением от всего этого ада была бы смерть, быстрая и желанная. Лия готова была пройти телом через все боли, быть разорванной на сотни частей, лишь бы не мучали её страдающее сердце. Этот мир подарил ей любовь и чувство важности, и превратил всё это в яд, сочащийся по венам. Медленный болезненный мучитель.

Лия и Томас оба испытывали физическую и душевную боль. Весь мир, что существовал для них, обратился в прах, перестал существовать. Несмотря на то, что они оба были по разные стороны конфликта, они по-прежнему были едины, ощущая, как себя, так и своего партнёра. Том боялся действовать. Он не хотел быть создателем и наблюдателем исхода. Лия не хотела быть его участником.

— Скажи, что любишь меня, Томас.

Выслушав эти слова, Томас промолчал и нажал на спусковой крючок.

Лия упала вниз и согнулась до колен. Она спрятала лицо за руками. Все чувства, что она испытывала и сдерживала мгновенно вырвались наружу, они рвали её измученное сердце в клочья. Всему виной был один лишь звук, который и стал последней каплей. Лия не могла больше сдерживать себя, ничего ей больше не помогало, каждая часть её тела мучительно болело.

Томас выронил револьвер. Пистолет упал на землю и отскочил в сторону. Юноша в страхе отошел на пару шагов назад. Он уже представил, как Лия в припадке безумной ярости бросится на него и оставит от него одно лишь имя на стене рынка. Он сам не верил в это, но эта ложь казалась слишком реалистичной. Его трясло, словно в бреду; он не знал, что ему делать. Последняя пуля ушла на Нейта, и в конечном итоге юноша угрожал девушке пустым пистолетом, а теперь он остался полностью безоружным. Он угрожал Лии, хотел убить её, почти убил, но сейчас он был низок, слаб. Девушке достаточно было пересилить свою слабость, чтобы навсегда обрести свободу и спокойствие, но она была прикована цепями к Томасу, а он к ней. Они оба хотели смерти друг другу, хотели избавиться от жгучей боли в сердце, но не могли. Том наконец-то вырос в глазах Лии, стал сильным и самостоятельным. Это тоже приносило ей боль.

Юноша ударил себя по лицу, чтобы привести в чувства, разогнать кровь, собраться. Но звук того, как плачет Лия, по-прежнему разрывал его изнутри. Он был готов убить и себя, лишь бы не слышать этого звука, чтобы не умереть из-за жалости или сочувствия.

Какая-то маленькая мысль пронеслась в голове Томаса. Она была молниеносной и достаточно здравой, чтобы мгновенно исполнить её. Он моментально повиновался ей, и подбежав к машине, сел на водительское сидение. Машина не заводилась. Никакой рычаг или педаль не работали. Отсутствовал ключ зажигания. Пот скапливался на лбу Тома. Он первым начал действовать, как только пришел в себя. Ещё сильнее на него давил страх того, что, Лия перейдёт черту и отречётся от всего, что было раньше. Томас в панике начал искать ключи. «Только не у неё, только не у неё» — повторялись мысли в голове.

Все поиски ключа и мысли о побеге происходили под непрекращающийся плач Лии. Том смог заметить ключи, которые еле заметно лежали на соседнем сидении. Потянувшись к ним, он случайно заметил что-то странное. Вдалеке на горизонте, вдоль дороги брёл одинокий человек. Его с Томасом разделяли многие километры. У него была знакомая одежда и сам силуэт хорошо напоминал одного старого друга. Путник шел медленно, точно переступал с ноги на ногу из последних сил. Он шатался и почти согнулся под собственным весом — настолько его путь был долог и труден. Эта картина напомнила Томасу о слабости не только его самого, но и о слабости всех других людей, о том, что в одиночестве ни он, никто другой, не сможет прожить долго.

Фигура упала на землю, а в голове Томаса пронеслась только одна мысль: «ты наконец-то умер под открытым небом, как и мечтал». Погиб последний его друг. Том остался один. Бросив Лию, он убьёт и себя. Количество дней, что он сможет пережить, были вопросом случая и удачи. Он, как и все, кого он знал, боялись смерти. Её невозможно было избежать, только отсрочить. Ему ни за что не справится со всем ужасом этого мира в одиночку, без силы под рукой, без защиты. Томас бы уже начал оплакивать своего друга, но его глаза и так горели от прошлых раз, а все слёзы уже закончились.

Лия не шевелилась и не умолкала. Казалось, что она всё громче и громче плакала, пытаясь надавить Томасу на жалость, вернуть его любым способом. Или она просто сдалась, приняла поражение и медленную мучительную смерть. Но что-то остановило её. Нежное прикосновение лёгкой рукой потревожило её муку. Она подняла глаза и увидела Тома, что сел рядом с ней.

Юноша сразу поцеловал Лию в губы, как только выловил удобный для этого момент. Девушка была ошарашена. Она не понимала, что происходит. Она была готова поверить, что это всего лишь сон или галлюцинация, вызванная её страданиями, но этот первый поцелуй был волшебным. Он был грубым и нежным, отвратительным и притягательным. Это было в то же время нарушение всех правил, уничтожение всех идеалов чего-то божественного и ласкового, что-то низкое, необычное, но в то же время что-то загадочное. Лии хотелось одновременно и оттолкнуть, и притянуть к себе Томаса ближе. Она никогда бы не смогла полностью описать всё, что возникло у неё в голове во время этого момента. Это был океан, тысячи искр, огромное поле мягкой ткани с пьянящим запахом. Хоть он и длился всего лишь секунду, она хотела снова и снова возвращаться к нему, несмотря ни на что. Это было самое настоящее дыхание жизни, жест прощения, доказательство любви и доверия.

Томас поднял Лию за руку. Сразу после поцелуя она изменилась: её лицо было спокойным и невинным, как раньше. Словно ничего за последние десять минут не происходило, по крайней мере, этого не было заметно по Лии.

— Я люблю тебя, — сказал Томас.

Они оба вели себя наполовину инстинктивно, выполняя поручения какого-то таинственного шепота изнутри себя. Иногда делали так, как сами считали нужным, толком не обдумав все варианты и детали. Некоторые поступки совершались случайно, потому что они были удобны для этого времени. Они страдали от самого незнания своих чувств, незнания способа контролировать их и понимать. Лия ощущала любовь и привязанность с детства, но лишилась его в бункере и получала только их видимость. Вернувшись в реальный мир, она не смогла справиться с новыми эмоциями. Томас никогда не испытывал ничего схожего. Он считал всё новоприобретённое за чистую монету, за благодать и кару. Весь спектр царящих эмоций они то демонстрировали с таинственной жестокостью, которой научил их этот мир, то прятали его, стесняясь своей слабости и наивности. На протяжении всего их совместного времяпрепровождения они ощущали, что эти чувства рано или поздно убьют их. Они заставят их страдать, но где-то вдалеке от чужих ушей и глаз, в такой глубине своего сердца, до которой они не смогли бы добраться сами. Они чувствовали, что хотят этого. Хотят умереть в любви. Убить в ней… Страдать.

Лия послушно, словно под гипнозом, села вместе с Томасом в машину. Она обрела столь желанное спокойствие и уединение с ним, о котором только и мечтала, ради которого она боролась и терпела боль. Она ощутила счастье вместе с тем, кого любит. Том сел на место водителя. Он приготовился уезжать, но стоило ему ощутить прикосновение руки Лии к его собственной, как он дёрнулся. Она смотрела на него нежно и спокойно, а он только пытался.

Машина поддалась манипуляциям Томаса и вместе они направились дальше в незнакомые для них земли.

Пригрев у себя под боком дьявола, не каждый сможет обуздать его.