Манипуляции с бывшей графинькой, оказавшейся простолюдинкой и "отрыжкой похоти", не закончились: толстые и широкие манжеты из бычьей кожи были надеты на кисти рук и лодыжки наглой самозванки, вздумавшей изображать из себя благородную даму, и притянуты к верхнему кольцу клетки. А сама клетка обвёрнута плотной тканью. Наконец, Йо набрал кружку воды за бортом и всыпал туда щепоть белого порошка.
-- Эта... сучка вчера стащила у лекарей слабительное. Накормила им своих слуг. Падла. И с собой прихватила. Для нас, наверное.
Снадобье было влито в дырку "кормушки" при отчаянном сопротивлении пациентки.
Йо удовлетворённо вздохнул:
-- Ну вот, сща заработает. Где мешок? Надеваем и отправляем. За борт. Очищаться. Снаружи и изнутри.
Понаблюдав как мешок с пациенткой отправляется за борт, ощутив удовлетворение от проявления мировой справедливости в форме наказания негодяйки, попытавшейся присвоить себе честь и титул благородного сословия, Квентин вернулся на своё место и призадумался.
-- Послушай. А как же теперь с моим делом? Я же не могу жениться на... этой. Она же, явно, не благородного происхождения. Какая-то... я не знаю... дочь конюха или свинопаса. Я не могу взять в жёны простолюдинку. Нет, только настоящая дворянка. Лучших благородных кровей. Иначе это несмываемый урон моей рыцарской чести.
-- Шотландия.
Одно это слово не-немого не-нищего прервало тираду рыцаря остролиста и орла. И погрузило в глубокое раздумье.
Мысли об утрате всего того... блестящего будущего, побед, славы, Глена... ставшего уже привычным, своим, в мечтах последних суток... о милой родине, страдающей от ига, жаждущей воздать жадным и жестоким южанам за века бедствий... о невозможности внести в это справедливое благое дело заметный вклад... в форме собственного хорошо вооружённого отряда...
Удручённость доброго рыцаря была столь видна, что немой продолжил:
-- Женись. На графстве. Заделай наследника. И - в Шотландию.
-- А потом? Ну... нужно же будет... жить как-то... с нею... целоваться, общаться... моя дражайшая супруга... гости-вассалы... обеды-хозяйство... Спать! С этой... в одной постели, под одним одеялом...
-- Люди - мрут. Бабы - особенно.
Да-да, Квентин знал это по своему опыту. Так умерла, от совершенно пустяковой простуды, матушка, так умерли две его родственницы в Нормандии. Женский организм слаб и не выдерживает невзгод. Опять - же роды, разные болезни... Нет-нет! Он даже будет молиться о выздоровлении своей жены, ежели вдруг что, как и положено доброму христианину и благородному рыцарю... Но на всё - воля Божья.
Цепочка событий, представляемая и мечтаемая юношей за последние часы несколько изменилась. Особенно под влиянием зрелища голой бритой графини в процессе усвоения ею лошадиной дозы слабительного.
Мечты, стремление к восстановлению справедливости, к мести убийцам его семьи, к возможности проявить храбрость и заслужить честь, никуда не делись, но...
-- Я... я не смогу... после сегодняшнего... да и вообще... влить семя благородных д'Орвардов в эту... мерзавку...
Рыцарь и нищий вполне понимают - консуммация. Отсутствие - основание для признания брака недействительным. Лучшим, а в этой ситуации, когда графиня обладает вздорным, злобным и переменчивым характером, едва ли не единственным способом избежать утраты уже ощущаемого в руках юного патриота Шотландии фландрского графства является рождение наследника. А там, глядишь, и характер переменится.
Нищий хмыкнул. Оглядел юного дворянина.
-- Поможем.
И полез обратно через кучу барахла.
Солнышко поднималось, пригревало всё сильнее. С одной стороны храпел кормщик, рядом - то посапывал, то вскрикивал в кошмарах раненый.
Однако! Эта свинопаска оказалась настоящей разбойницей: носила при себе нож, даже в постели, умело им воспользовалась. Ни одна благородная дама не опустится до поножовщины. Да уж, самозванка оказалась хитрой. Но Господь явил правду и воздал по заслугам.
С этой мыслью, с благодарностью ко Вседержителю, Квентин и заснул. Всё-таки, бессонная ночь для его молодого крепкого организма требовала компенсации.
Его разбудил стук. Равномерный стук по борту барки, прижавшись ухом к которому он спал. Равномерный непрекращающийся глухой стук вызвал раздражение.
-- Неужели эти бестолковые простолюдины не могут вести себе прилично? Не беспокоить единственного дворянина на лодке? Хотя конечно - откуда у этих скотов навыки благородного общения? Надо указать. Их место.
Квентин чертыхнулся и снова полез через "монблан" старья, сваленный посередине лодки.
Открывшееся зрелище не сразу открыло ему свой смысл. На дне барки стоял на коленях Зубастый Йо, упершись головой в борт, и дёргался. Из-под него по бокам торчали две тощие беленькие ножки в толстых манжетах из бычьей кожи. От них шнурки вели к двум вертикальным брусьям, на которых держались доски борта. Дальше был ком тряпья, который равномерно бился о борт, вызывая тот самый неприятный стук, лишивший смелого рыцаря заслуженного отдыха.
Уловив движение, Зубастый повернулся к Квентину, почему-то встревожился и сразу ускорился. В своём дёргании.
Рыцарь несколько мгновений непонимающе разглядывал наблюдаемую композицию, не улавливая смысла.
Тут Зубастый задёргался сильнее, хекнул и, с лучащейся от довольства физиономией, поднялся. Пейзаж открылся полностью.
Квентин снова впал... куда он непрерывно впадает в этом путешествии - в "когнитивный диссонанс". "Вижу, но не разумею".
-- Графиню... употребили? Использовали? Применили? Вот в такой... позиции. Нет! Никогда! Благородная дама - никогда! Вот так растопыренная... никогда! Графинь не применяют! А эта... эта - свинопаска. Шлюшка. Точно! Самозванка! Которую, как и принято у подлого сословия... употребили.
Окончательно решив, на основе фактически наблюдаемого, проблему благородного происхождения особи низкого происхождения и, тут конкретно - низкого положения даже и в физическом смысле, Квентин перешёл к собственно физике.
"Маска злословия" - железная. На ней - тряпки, но не толсто. Поэтому и стучит. Об борт. Отчего он и проснулся.
Убедившись в логичности своего мышления, храбрый рыцарь, "бесстрашно вступающий в жизнь, полную неведомых ему зол и опасностей, для борьбы с которыми у него только и есть оружия, что живой ум и молодая отвага", вспомнил о общечеловеческих ценностях. И покраснел. Как это свойственно милому юноше в его милом возрасте при виде столь милого, но - нескромного зрелища. В смысле: женских половых органов между широко раздвинутых ляжек, обильно увлажнённых кровью и прочими человеческими... проявлениями.
Йо полил себе на... отработавшую часть тела из кружки, опустил рубаху и, радостно улыбаясь, отчего Квентина передёрнуло, широким взмахом руки указал:
-- Вот. Теперь для вашей милости все пути открыты.
Видя крайнее недоумение голубоглазого рыцаря, объяснил:
-- Целкой оказалась. Курва. Уж я старался-старался, трудился-трудился... и малька запустил. Ну, графёныша. Наследник же нужен?
И столько бесхитростной доброты, искреннего желания услужить благородному сеньору, звучало в голосе закоренелого вора, убийцы и насильника, что Квентина... снова передернуло. И он снова впал. Всё туда же.
-- А, может, ваша милость желает? Ну... присоединиться. Внести свой вклад... или влив... Так мы сща подмоем и прополоскнем!
Юноша переводил потрясённый взгляд от нагло предлагающихся и бесстыдно раздвинутых белых, местами замаранных ляжек не-графини на радостное лицо услужливого вора. И обратно.
-- Не... не... не.
Он повернулся и заторможено, как сомнамбула, отправился к своему месту.
Жизнь продолжалась: на носу что-то изредка говорили, потом начали смеяться. Проснулся кормщик. Обругал, не открывая глаз, всё и вся. И полез искать похмелиться. Нашёл и даже, на радостях, предложил Квентину. А тот согласился! А почему нет? Когда всё пропало, когда весь мир рухнул...
Оказывается дамы - не-дамы. А свинопаски... так манящи... А если так, то почему бы благородному рыцарю с пятнадцатью поколениями благородных предков не выпить с безродным забулдыгой?
Они признались друг другу в любви, неоднократно и исключительно положительно ответили на взаимные вопросы: "ты меня уважаешь?" и, даже, начали на пару петь песни. Один - по-саксонски, другой - по-нормандски.
Потом кормщик куда-то делся, а на его мести оказался храпящий дебил. Потом кормщик нашёлся - стоял с рулевым веслом на кормовом помосте. И свалился оттуда. Это было очень смешно. Потом раненый начал ныть и очень сильно вонять. Так сильно, что дебил проснулся. Квентину это мешало петь его скотландские детские песни. Тут они с дебилом подумали. И решили. Что нельзя отравлять воздух вблизи благородного дворянина и храброго рыцаря.
-- Я же им дышу! Он мне нужен. Для жизни и для песен.
Дебил глубоко вошёл в проблему, изо всех сил пошевелил недостающими извилинами и гениально сформулировал:
-- Убрать. Нах...
Что песнопевцы и сделали. Убрали. Нах... В смысле: за борт. Потом прибежали какие-то малознакомые люди. Которые выражали своё недоумение. В агрессивной форме. Квентин обиделся. Ему! Храброму благородному рыцарю! Какие-то... подёнщики! Вергельд за жизнь которых - навозные вилы...! Он пошёл искать эти вилы. Чтобы отдать заранее. Искал, искал... завалился между тюков и заснул.
Утро было... тяжёлое. Во всех частях души и тела. Вид в ведре перед умыванием его прекрасных голубых глаз с мешками - под и с кровавыми сосудами - в... не радовал. Воспоминание о том, что он вчера утопил раненного, убил человека... очень расстроило. Тут немой протянул фляжку. Квентин "поправил голову" и через полчаса снова чувствовал себя благородным рыцарем. Даже - совершившим подвиг. Ну, или, как минимум, благое дело.
Утопленник же был разбойником, вором? На нём, наверняка, кровь невинных жертв множества злодеяний. Теперь свершилось справедливое возмездие. Убийца - убит. Господь всё видит и исполнил свой высший суд его, Квентина, руками. А как ещё объяснить внезапно прорезавшуюся гениальность слюнявого дебила? - Только божьим промыслом. Устами идиота глаголет истина.
Тут Квентин вспомнил о пассажирке и полез посмотреть.
На пустой площадке возле носа Зубастый Йо учил свинопаску "подпрыгивать на звук". Петелька "маски злословия" была прикреплена к дну барки, так что голова бывшей графини почти лежала на досках. А задняя часть торчала в зенит. Йо бил прутом по щиколоткам. А Изабелла должна была подпрыгивать. Иногда ей это удавалось. Но стоило Йо пропустить такт или наоборот - сдвоить, как очередной болезненный стон вырывался из-под мешковины, накрывающей "маску".
-- Заступись, - негромко прозвучало у него над ухом.
Удивлённо уставившись на немого, получив его, подтверждающий такую странную команду, кивок, Квентин откашлялся:
-- Ты. Прекрати.
-- Но ваша милость, это же очень полезно! Укрепляет ноги и другие части тела, улучшает координацию движений, развивает внимание и чувство ритма. И просто - весело же!
Маленькая беленькая задница подрагивала, периодически поддёргивала то одну, то другую ногу, ожидая следующего удара и недоумевая по поводу возникшей паузы.
Квентин, как и все феодалы этой эпохи, почитает охоту наилучшим развлечением. Включая разные забавы с пойманными животными. Однако некоторое представление о гуманности ему не чуждо.
-- Эта... мерзавка, конечно, достойна всякого осуждения. И наказания. Однако, всё ж таки, божье создание. Не... усердствуй.
Зубастый Йо осклабился, вскинул розгу как копьё на плечо и отрапортовал:
-- Слушаюсь, ваша милость!
Квентин тяжело вернулся на своё место.
-- Хорошо.
Каждый раз, когда немой начинает говорить - храбрый рыцарь вздрагивает.
-- Хорошо? Что хорошо? Что её палкой бьют? Да, она заслужила это. Много больше. За то, что изображала из себя благородную даму, ею не являясь.
-- Хорошо, что ты остановил.
-- А кто? Я тут единственный дворянин. Мне и следует решать. И как наказывать - тоже.
-- Приползёт. Проситься в жёны.
-- Вот это? Мне?! Жениться?! На этой...
-- Графство. Шотландия.
Только теперь до Квентина дошёл смысл дьявольского плана герцогини. Не надеясь на его обаяние и "внешний вид, внушающий доверие", не сомневаясь в злобности и вздорности "свинопаски", она не просто отправила их вместе, дав возможность длительного общения в замкнутом пространстве, но и создала условия, при которых графинька вынуждена будет обратиться к рыцарю за помощью. За защитой от издевательств и избиений. А он, как благородный дворянин, просто обязан защитить Прекрасную даму. Грудью. Не считаясь с рисками и потерями!
Но... Прекрасную даму - да. А эта... стриженая, поротая, употреблённая... Не-дама.
Кодекс благородного рыцаря ничего не говорит о защите... свинопасок. Вообще: чужого двуногого... скота. А уж нагло присвоившая себе титул и облик высокородной госпожи... Если пастух погоняет овцу, то дело ли рыцаря указывать с какой силой овчару бить кнутом?
Однако, если овечка сама прибежит к его коленям и будет мекать: Защити! Защити!, то... если никто не претендует... почему бы не поставить заблудшую овечку в свой хлев? Не дать пойла и корма? Сняв, конечно, дорогой ошейник. Чтобы не порвался, не замарался. Ей же так будет лучше! Сытнее, целее. Волки из лесу не придут. А состриженную шерсть... употребить во славу стенающей от злобных соседей любимой родины.
Образ заблудшей овечки в дорогом ошейнике очень понравился голубоглазому рыцарю.
Защитить и направить на пусть истины. Оградить от заблуждений и греховности, напоить млеком благочестия и праведности... В душе даже самого закоренелого преступника может сыскаться уголок, который отзовётся на доброе слово пастыря. У них в Нормандии был очень неплохой поп, такие страстные проповеди провозглашал! Вернусь в Шотландию, получу свой Глен и попрошу священника приехать. Чтение Псалтыри хорошо смягчает нравы и очищает душу.
Солнце медленно ползло по небу, барка медленно ползла по реке, а в голове славного рыцаря, медленно ползали мысли. О разном. Например, что он попросит короля Шотландии добавить в свой герб.
Со времён Первого Крестового похода, когда множество рыцарей из разных местностей собрались вместе для спасения Гроба Господня и оказались вынуждены узнавать друг друга, прежде мало применяемая геральдика получила мощное развитие. Появились довольно вычурные картинки.
Птица без клюва - воин, покрытый ранами; монеты - богатый выкуп, полученный за пленных; полумесяц - победы над мусульманскими рыцарями. Змея, кусающая свой хвост - вечность, раковина - странствие, роза - благоволение, лилия - расцвет.
Гербы раскрашивают в четыре цвета: красный - мужество и великодушие, черный - осторожность и мудрость, синий - верность и честность, зеленый - свобода и радость. Золото - знатность и постоянство, серебро - благородство.
Над гербом часто рисуют шлем с развевающимися перьями. Чем древнее род рыцаря, тем больше перьев. А у Квентина только одно орлиное перо. Непорядок. На ленте под гербом - девиз. Хорошо бы: "Чести моей никому не отдам". Да. Так -- правильно.
Ужин был долгожданным. Хотя и холодным. Кусок окорока, кусок хлеба, кружка пива. Свинопаску, которую уже одели в тряпьё, из-под которого бесстыдно торчали голые, полосатые от розги, лодыжки, не стали морить голодом, а влили пиво в "кормушку". Потом привязали за петельку маски под носовым помостом.
Квентин чувствовал себя удовлетворённым: его приказ "не усердствуй" исполнялся. Что свидетельствовало о почтении, испытываемым даже этими... невоспитанными невежественными людьми к настоящему дворянину.
-- Завтра, ваша милость, придём в Бремен. Славный город, "Северный Рим". Архиепископ и всё такое. Не желает ли ваше благородство... бракосочетаться? В столь прославленном своим благочестием месте?
Квентин мрачно рассматривал присевшего перед ним на корточки, угодливо улыбающегося Зубастого Йо. Вспомнил сегодняшнюю приплясывающую, под ударами розг, тощую белую задницу. Ничего, кроме отвращения и презрения, эта свинопаска не вызывала в душе славного рыцаря. Пятнадцать поколений благородных предков брезгливо морщились при одной мысли о... об этом деле. Но - Шотландия! Милая сердцу родина. Отчизна, которая страдает и стенает. Под пятой. Слава, подвиги, битвы, победы... графская коронка на гербе... верные соратники... заслуженные почести...
Чтобы их заслужить - надо иметь чем. Таких как он, молодых, честных, отважных, имеющих лишь меч да рост - много. А вот два десятка мечей вассалов сразу выделят его из общего ряда. И помогут Шотландии.
-- Я - согласен. Но эта...
-- Не извольте беспокоиться! Вы только разрешите... ну... поработать.
Некоторая гуманность была свойственна Квентину. Глядя в зубчатый оскал вора-рецедивиста, он мог примерно представить, о какой "работе" тот говорит. Пожалуй, ему было даже немножко жалко ту "отрыжку похоти". Но сейчас, когда судьба "страны чертополоха", её честь и свобода, зависит от каприза лживой и безродной "ядовитой колючки"... Не время предаваться сентиментальности и сочувствию. Честь - превыше! Честь зовёт на священный бой. И явиться туда надо... наилучшим образом изготовившись к битве.
-- Работай. Но... чтобы без... лишних звуков.
Сидевший напротив у борта и что-то вырезавший на палочке немой, к которому повернулся обрадованный разрешением Зубастый Йо, кивнул и добавил:
-- Без. Членовредительства.
Йо полез обратно через тюки. Квентин постарался сделать максимально равнодушный вид, но, даже и против своего желания, напряженно прислушивался.
Звуки, всё-таки, доносились. Негромкие. Шлепки, елозинье, редкое мычание, плеск воды, постукивание о борт... Любопытство, обуревавшее благородного рыцаря, становилось всё труднее сдерживать. Тут появился Зубастый с просьбой дать ключик от ошейника. Немой внимательно посмотрел на Квентина и мотнул головой. Все полезли.
Свинопаска выглядела... без членовредительства. Разве что лодыжки. Прежде отличавшиеся тонкостью, они стали значительно толще и сменили цвет на синий.
Понятие "правёж" в Саксонии не распространено. Однако культурный обмен, произошедший при прибытии княгинь со свитой, имел разные формы выражения.
Немой отдал Квентину ключик и велел снять тряпку с "маски". Тот не сразу попал в отверстие. Лежащее на досках днища барки тельцо дрожало при случайных прикосновениях рук славного рыцаря.
Едва маску сняли, как кашляя и кхекая, Изабелла обратилась к своему освободителю.
-- Квентин! Спаси! Помоги! Защити! От этих... мерзавцев.
Она неожиданно бросилась к рыцарю на грудь. Стремительное движение этого лысого, поцарапанного, опухшего, с синяками тела, вызвало инстинктивную реакцию.
***
"Красивое лицо является безмолвной рекомендацией" - Френсис? В смысле: Бэкон?
Увы. Здесь не было ни рекомендации, ни безмолвия: лицо - вопило, некрасиво скривив рот и выделяя слёзы, слюни и сопли.
***
Квентин оттолкнул девку, Йо поймал, дал оплеуху и перекинул своему помощнику, тот крепко ущипнул за её задницу, отчего она отскочила к дебилу. Который просто пнул её снова к Квентину в ноги.
Сама по себе "пулька одна на четверых" создавала впечатление. Но Зубастый благосклонно посчитал нужным обрисовать перспективы:
-- Благородный рыцарь примет необходимое участие в твоей судьбе, сучка. Ежели у него будут на то основания. Ежели он снизойдёт взять такую лахудру в жёны. Тогда - да. Тогда конечно. А если нет, то... впереди - Браке. Там есть парочка публичных домов. Которые любят посещать матросы с кораблей и лодочники с Везера. Самое место для такой шлюхи. Уж там-то тебя быстро научат... разным штукам.
Графиня лежала голой, даже без волос, скорчившись на дне барки у ног рыцаря и рыдала, кажется, не слыша монолога Зубастого Йо. Но едва он поднялся со своего места, как она подскочила на четвереньки и, задрав своё залитое слезами лицо к возвышавшемуся над ней во весь свой немалый рост Квентину, страстно взмолилась:
-- Квентин! Дорогой! Единственный! Возьми меня в жёны! Ай!
Взмах розги, пришедшийся по расписанному уже в клеточку беленькому задку графини, бросил её вперёд. Она обхватила ноги рыцаря, всунула меж ними голову и так прослушала наставления вора:
-- К господину рыцарю так и следует обращаться: господин рыцарь. Можно: ваша милость. А после венчания: господин супруг. Поняла, сучка драная?
Каждая форма надлежащего вежливого обращения вбивалась очередным ударом розги. Буквально. Впрочем, ничего нового: такова основная форма обучения всех жителей этой эпохи во всём христианском мире.
"Вложишь в задницу - в голове прибавится".
Графиня всё сильнее вжималась между голеней своего будущего супруга, пытаясь убежать от терзающей её задок розги, а сам молодой рыцарь довольно оглядывал берега Везера, гладь реки, неостановимо несущей его к будущему торжеству. Чести. Славе. Любимой Шотландии. Беззаботная молодая улыбка, блуждавшая на его свежих губах, открывала два ряда зубов, ровных и белых, как слоновая кость; веселый взгляд блестящих голубых глаз, был добродушен, беспечен и в то же время полон решимости.
-- Что ж, Изабелла, раз таково твоё сокровенное желание, то я возьму тебя в жёны. Перед богом и людьми. Надеюсь, ты выучишься вести себя пристойно.
-- Э-э-э... Ваша милость. А может ей сразу обрезание устроить? Ну, чтобы вела себя. Пристойно, так сказать. Неверные своим такое частенько... как говорят... для успокоения.
После чего Зубастый Йо, используя розгу в качестве указки, поделился с присутствующими своими познаниями по теме, почерпнутыми в воровских притонах и публичных домах.
Графиня дрожала всё сильнее, всё обильнее заливая слезами промокшие уже чулки Квентина. Сам же он, оправившись от первого потрясения - и такое бывает?! - вдумчиво и разносторонне рассмотрел неожиданное и интересное предложение. Соотнёс его с высокими требованиями рыцарской чести и благородной супружеской верности. Применительно к свинопаскам? - не противоречит.
В сомнении, уставился на немого. Тот отрицательно покачал головой.
-- Нет. Не надо. Пока. Я надеюсь на разумность и благочестие этой... женщины.
Увы, юный рыцарь был идеалистичен, плохо знал людей и верил им на слово.
Уже ночью, когда барка пристала к берегу возле небольшой церквушки, когда Изабеллу в прежнем её платье, с присыпанной мукой лицом и в платочке на бритой головке привели к аналою для свершения обряда, когда священник уже воздел руки, девица возопила:
-- Отче! Спаси! Я не хочу замуж! Это разбойники и убийцы!
Священник опустил руки и укоризненно сказал, обращаясь к немому:
-- Господа, вы что - не можете довести эту... невесту до необходимого ответа на очевидный вопрос?
Испугавшийся, было, Йо, перестал пугаться и конкретизировал:
-- Падре, где бы нам её... подработать?
-- Да вон хоть, в притворе на лавке.
-- Вы... вы заодно?! - в ужасе вскричала графиня.
-- Конечно, - ответил бывший остиарий епископа Минденского Вернера.
Три года назад, спалив усадьбу епископа и освободив еретичку Фриду, герцогиня прихватила с собой и единственного выжившего из тогдашней инквизиционной команды - остиария (секретаря) епископа. Поскольку он пошёл на "сотрудничество со следствием", то возвращаться к Вернеру очень не хотел.
Ему помогли добраться до Бремена. Минденский епископ подчиняется Кельну. Понятно, что между архиепископами Кельна и Бремена существуют... трения. Которые и позволили бедняге остаться в живых: архиепископ сунул его в глушь приходским священником. Люди герцогини поддерживали беднягу в обмен на мелкие услуги. Нынче пришло время ещё одной.
Система. Как преступник-одиночка не мог спастись от "Священной Фемы", так и Изабелла не могла предвидеть действия многих, не связанных явно между собой, людей герцогини.
Выпоротая новобрачная со свежими дорожками слёз на покрытом мукОй и мУкой лице, была вскоре поставлена снова к алтарю. Где произнесла положенные ответы на положенные вопросы. Как бы не было Квентину противно, но он исполнил положенное движение по команде: "А теперь поцелуйте друг друга". Отвращение, однако, было столь сильно, что, не смотря на крепко внушённую привычку к благочестию, пришлось отплёвываться прямо в церкви.
Совершенно отупевшую отплакавшуюся тринадцатилетнюю "молодую" отвели в сторонку - пришлось дождаться оформления "свидетельства о браке" в трёх экземплярах с автографами двух свидетелей.
Ещё в темноте все вернулись на барку и продолжили плаванье, рассчитывая затемно проскочить Бремен.
-- Ваша Светлость!
Зубастый Йо прямо светился от восторга, получив возможность обоснованно использовать столь не частое обращение к своему спутнику. Кветин тоже... радостно переживал свой новый статус. Граф! Это тебе не просто эдельхерр! Или, там, шевалье!
-- Теперь, значится, брачное ложе.
А вот это испортило Квентину настроение. Избавленная от "свадебного платья" супруга выглядела... непрезентабельно. А воспоминания о её... употреблении вызывали чувство брезгливости.
-- Н-не...
-- Консуммация, - веское слово немого нищего поставило новоявленного графа де Коридор в безвыходное положение.
В основе "веского слова" лежит латинское consummatio - "довершение". В смысле бракосочетательного процесса.
Брезгливость была чересчур сильно видна на открытом, честном лице юноши. Однако изобретательный ум профессионального вора нашёл решение:
-- Говорят, она "русский поцелуй"... ну... пробовала. И ещё хотела. Ну и вот...
Как брошенная между делом в разговоре с герцогиней в спальне герцога короткая реплика графини стала известна вору... Да и было ли это знанием или лишь удачным предположением?
Графа посадили, графиню расположили и, замученная до немоты супруга, под радостные возгласы присутствующих, исполнила столь заинтересовавший её прежде приём.
Квентин сперва никак не мог расслабиться. Однако едва он закрыл глаза, едва перед его внутренним взором явился образ Прекрасной дамы... прикрытой лишь водопадом прекрасных белокурых волос... трепетно ожидающей уверенного движения благородного господина... отводящего не дрогнувшей твёрдой рукой водопад в сторону, дабы хозяйским оком окинуть... как дело пошло. И, довольно скоро завершилось. Ибо сила воображения юного рыцаря - велика, сильна и эффективна. Как и многое другое в его теле.
Под аплодисменты присутствующих он отправился спать на своё место на корме. А на его место на носу уселся радостный Зубастый Йо:
-- Никогда прежде! Ни одну графиню! Так! Пропустить - нельзя!
Несколько отяжелевший от выпитого, с чувством удовлетворения от огромной удачи, которую он сумел обрести, юный рыцарь, а точнее - юный граф, привалился к борту и засопел. Во сне он радостно улыбался. Снилась ему Прекрасная дама. С длинными до пят распущенными белокурыми волосами. Как он наматывает их на кулак. А она с восторгом любви и покорности смотрит на него и опускается перед ним на колени... Но оставим нескромные юношеские сны их смотрителю.
Утром обнаружилась ещё одна потеря: вечно пьяный шкипер чересчур много "принял на радостях". Упал за борт и захлебнулся. Его вытащили, но откачать не смогли. Честно говоря, эта утрата мало кого взволновала: оставался последний, довольно короткий, кусок по реке. Только дебил плакал и рвал волосы. Сперва на себе. Потом, из любопытства - на теле своего покойного нанимателя.
Через день барка пришла в Браке. Небольшое поселение, стремительно растущее и всё более перехватывающее у столицы здешних земель Бремена статус порта. Везер имеет в своём нижнем течении глубину 5 м. Однако ниже Бремена в русле идёт полоса песчаных наносов, уменьшающая глубины до 2-3 метров. Чем больше распространяются в здешних морях большие нефы и когги, тем чаще морские грузы приходят в Браке. Городок потеряет значение в 19 в., когда будет построен новый порт прямо на побережье.
Изабелла была совершенно замучена. Неподвижно сидя, она тупо смотрела в одну точку. Вовсе не давала оснований подозревать её в повторении попытки обмана, случившейся перед венчанием.
Ведь она же сама! Просила: "Возьми меня в жёны". Называла: "Дорогой. Единственный". Благородный человек знает цену своему слову, не изменяет ему, исполняет обещанное. А эта... беспородная лживая сучка.
Лгунья была противна настоящему рыцарю, так что он положительно оценил её одеяние, более похожее на одежду ученика бедного ремесленника с уродливым маленьким капелюхом на бритом черепе с оттопыренными ушами.
Барка ещё только приближалась к Браке, когда немой ткнул рукой в один из стоявших у пристани коггов:
-- Туда.
Надо сказать, что Квентин сильно волновался по поводу того, как они найдут морской корабль, как договорятся, как разместятся с такой... своеобразной командой.
На борту их встретил суперкарго. Чем-то неуловимо похожий на немого нищего. Более того, когда Квентин подслушал, что два этих человека говорят между собой на одном, неизвестном ему, языке, он вполне уверился в могуществе герцогини, предусмотревшей каждый шаг на его пути к цели. К прославлению Шотландии и освобождению Глена от злобных захватчиков.
Корабль был нанят людьми герцогини для перевозки хлеба голодающей Голландии. Едва команда с барки разместилась в носовой надстройке - кормовая была занята капитаном - как когг поднял якорь и несомый течением и отливом устремился в Северное море. Восемь фризов, составляющих экипаж, говорили на своём дикарском языке, который Квентин не понимал.
Плавание тянулось однообразно. Единственным развлечением было обучение графиньки разнообразным "штукам". Шестеро мужчин, включая суперкарго и немого нищего, каждый день давали ученице регулярный и разнообразный опыт.
Когг пришёл в устье Марсдипа, где людьми герцогини строился порт, откуда хлеб должны были тащить во внутренние области. А путешественники пересели на другой корабль, который только что разгрузился и возвращался в Гент на Шельде.
Здесь странники получили повозку и пару верховых коней, что очень обрадовало Квентина: рыцарь должен быть в седле.
Тяготы сухопутного путешествия, как ни странно, укрепили дух и здоровье Изабеллы. Взамен прежде совершенно отсутствующего, тупого выражения в глазах начал появляться смысл, обдумывание какой-то цели. Казалось, что каждый оборот колеса фургона, приближающий к родному замку, придавал графине новые силы.
Веселый взгляд блестящих голубых глаз, внимательно останавливавшийся на окружавших предметах, был добродушен, беспечен и в то же время полон решимости. Изменения в поведении супруги не прошли мимо внимания свежесделанного графа, беспечность уступила место тревожности и перешла в решительность.
-- Э-э-э... послушай. Похоже, что она... ну... оживать начала... снова чего-то... ну, каверзу какую-то...
-- Хорошо.
-- Что "хорошо"?! Приедем в её замок, она натравит на нас своих людей! Они нас просто зарежут!
-- Хорошо. Что ты понял.
Краткий обмен репликами двух верховых, едущих впереди повозки по узкой горной дороги под пологом Арденнского леса ошеломляющей красоты, где величественно возвышаются деревья многих пород, сосны, дубы, клёны...
На последнем обеденном привале перед границей графства на тихой мирной лесной полянке, Квентин отошёл отлить, как вдруг тишину леса разорвал дикий крик. Инстинктивно обнажив меч, рыцарь кинулся обратно к своим путникам.
Изабелла с воплем каталась по земле, держась за ногу. А остальные стояли вокруг и разглядывали её.
-- Что?! Что случилось?!
-- Дык вот... Ваша Светлость... ихняя светлость - ударивши. Ножку зашибивши.
-- Ножку?! Обо что?!
-- Да вот... об палку эту, - Зубастый Йо помахал крепким дрыном, который он подобрал пару дней назад и ошкурил.
-- Но... но как же...?
-- Торопилась. Бежала, споткнулась, упала. Сучка. Оторвала от рубахи лоскут, написала чего-то сажей из очага на последнем постоялом дворе. И сунула в торбу проезжему крестьянину. Тот из этого... Коридора. Да я углядел и спёр у раззявы деревенского. Тут показал, а она сдриснуть вздумала. Дура. У Зубастного - не бегают.
На предъявленном лоскуте нижней рубахи было слово "Adiuva", что Квентин перевёл с латинского как "Помогите!". Имя Изабелла. И герб графства.
-- И что ж теперь делать?
-- Перелом. Лубки.
Веское слово немого определило суету ближайшего часа.
Вслушиваясь в постепенно утихающие стоны пострадавшей, Квентин, хоть и презирал свинопаску, поинтересовался у немого:
-- Зачем? Зачем её так? Она же ничего худого не сделала.
-- И не сделает.
-- Но это... она, конечно, заслужила. Неблагородная самозванка. Тварь безродная, примазавшаяся. Но вот так просто сломать ногу... Ударом дубинки... Это жестоко.
-- Жестоко? В отношении Шотландии?
Воспоминание о милой родине, стенающей под пятой, уничтожило сомнения в душе голубоглазого рыцаря.
Квентин пребывал в крайней тревоге. Глупое своеволие псевдо-графини, столь свойственное всем ничтожествам, изображающим из себя нечто значимое, ставило под удар весь план. Освобождение стенающей любимой Шотландии, утрату почти возвращённого Глена. Честь дворянина, славу полководца... Даже ставшее уже привычным ощущение графского достоинства.
-- Извольте взглянуть, Ваша Светлость. Наложено, примотано. Пошевели пальцами, сучка. Извольте видеть - шевелятся. А бегать не будет.
Цепкий взгляд голубых глаз прошёлся по кулю из палок и тряпок на ноге графини. На открытом честном лице отразилось глубокое сомнение:
-- Бегать - да. Но она же писала. То послание, которое могло оказаться гибельным для нас. Правой рукой.
Чувствовалось, что это человек, бесстрашно вступающий в жизнь, полную неведомых ему зол и опасностей, для борьбы с которыми у него только и есть оружия, что живой ум и молодая отвага. Здесь живой ум вычленил возможную опасность, а молодая отвага предложила простое, но эффективное решение.
Зубастый Йо уронил челюсть.
-- Не, ну ты, бл... Сразу чувствуется дворянское происхождение. Пятнадцать поколений благородных предков... эт те не мешок мякины, эт у тя голова на плечах. Сразу просёк. Мы-то - ни сном, ни духом. Так правой, говоришь?
Тщетно рыдающая графиня молила своего законного супруга защитить её от новых мучений. Квентин, как и подобает доброму христианину и честному рыцарю, привел ей несколько цитат из "Святого Писания" по теме "воздаяние за грехи тяжкие", "жена да убоится мужа своего" и прочих благочестивых мыслей по поводу.
Бедняжку положили в повозку, её некогда белую нежную ручку, не столь давно ласкавшую герцога Саксонского на глазах его супруги, перекинули через бортик. Глухой удар давешнего дрына вызвал новый вопль боли. Тоже довольно глухой - графиньку предварительно заткнули.
Наоравшуюся, наплакавшуюся, пропотевшую, измученную графиню, с наложенными лубками, вскрикивавшую при каждом движении, переодели в её платье, положили в фургон и компания двинулась дальше.
Через пару часов они встретили в лесу аборигена. Которого графиня опознала. А он её.
С его слов, после отъезда графини в замок приехали люди опекуна - епископа Утрехта, принялись угнетать и обижать местных жителей. Потом многие уехали, увезя с собой все её вещи, а также сокровищницу и вообще - всё ценное, что нашли в замке. Сказали: для сохранения у опекуна. В замке осталось два рыцаря и десятка два слуг.
-- Они продолжают притеснять и угнетать. Обирают крестьян вашей милости. Вот если бы Ваша милость вернулась и всех этих утрехнутых выгнала, то люди очень бы благодарны были.
Изабелла охнула от незаметного тычка:
-- Мой верный Вилли. Вот мой супруг. Квентин, граф де Коридор. Он храбрый рыцарь. Ему ничего не стоит выгнать этот сброд из замка.
Лесник... офигел. Потом попытался ещё раз сорвать с головы снятую уже прежде шапку, и низко, в ноги, поклонился Квентину.
-- Ваша милость! Как я рад! Что вы, стал быть, теперя наш, стал быть, сеньор. Ну теперя-то, с этих утрехнутых, только лохмотья полетят. Вид, ваша милость, у вас весь такой... бравый. Вы их там... одним щелчком.
Квентину было приятно слышать слова доброго селянина в свой адрес. Честь благородного дворянина и права владетельного графа требовали немедленно освободить этих добрых людей от ига слуг наглого епископа. Но мысль о необходимости штурмовать замок в одиночку, с парой воров, речным дебилом и немым нищим... несколько смущала.
Он принялся расспрашивать лесника о гарнизоне и вооружении, о постах и сменах, о ловушках вне стен и слабых местах самих стен. Наконец, верный Вилли проводил путешественников в свою избушку в глубине леса. Где они и вкусили скудную трапезу перед днём великих свершений.
Квентин никогда не брал замки и вполне справедливо почитал такое подвигом, достойным великих героев древности.
Увы, подвигу не суждено было случиться.
Поглядывая на нацарапанный на полу хижины план замка, немой вдруг вытащил из мешка толстый канат с завязанными на нём узлами и петлёй на одном конце.
-- Идёшь в замок. В полночь выходишь вот сюда. - Он ткнул палочкой в часть стены на рисунке. - Петлю на зубец, верёвку за стену. Сам - спать. Десять су и благодарность сеньора.
Верный Вилли уронил челюсть. Оглядел присутствующих, принялся мекать, постепенно, но не быстро, переходя к членораздельным словам и даже фразам.
Увы, поговорить было не с кем. Немой молчал, Зубастый кивал, а Квентин выглядел. Гордо и неприступно. Остальные же удалились с графиней в чуланчик, где приступили к вечерним молитвам.
Попытки уточнить: о су от какого ливра, парижского или турского, идёт речь - были отметены. Как и поползновения получить половину сразу. Напоминание немого:
-- Солнце. Садится, - ускорило процесс.
Верный лесник рысцой побежал в сторону замка, а Квентин несколько смущённо сообщил:
-- Я... неуверен. Всё-таки я по канату лазал давно, в детстве. А тут стены высокие. Теперь даже и не знаю - смогу ли.
-- Не надо. Спи.
Произнеся последнюю команду немой высморкался в кусты и исчез.
Квентин очень волновался. Ещё бы - взятие замка! Да за такое - башню в герб вставляют! Потом молился. Прислушиваясь к звукам в чуланчике. Где его свита пользовалась последней возможностью расширить опыт графиньки в части: "Мужчина! Я составлю вам удовольствие!". Особенностью момента была сломанные нога и рука и вытекающая из этого общая неподвижность тела.
Про "мёртвую англичанку" здесь не в курсе. А как француженка, Изабелла, по мнению Зубастого Йо, была ещё достаточно живая.
Перед рассветом немой вернулся и начал седлать коня. Остальные, невыспавшиеся и недоумевающие, присоединились. Наконец, ранним утром компания двинулась к замку.
Ворота были открыты, а мост опущен. В сухом рву валялся мёртвый стражник. Какой-то человек окликнул их с башни. Немой что-то ответил на незнакомом Квентину языке, и путешественники проехали дальше. Во всю ширину проезда ворот подсыхала лужа крови, вытекшая откуда-то сверху.
Волнение обуревало храброго рыцаря, однако первый двор не был набит трупами и залит кровью. Всё чистенько-пристойненько. Прибежавшие принять коней конюхи пребывали в испуганно-радостном состоянии, которое перешло в явный восторг, когда из повозки вытащили и показали их прирождённую госпожу, графиню де Коридор. А представление их нового господина, графа де Коридор, благородного шотландского дворянина из Нормандии, вызвало слёзы радости и умиления.
Поглядывая на добрых молодцев в простой одежде, но с мечами на поясах, Квентин осторожно поинтересовался:
-- А это... кто? Откуда они взялись и почему на нашей стороне?
Ответ немого был кратким и исчерпывающим:
-- Наши.
Спустя несколько дней усиленного мыслительного процесса Квентин понял, что снова столкнулся с системой. Спровоцировав малолетнюю графиню-шлюшку на побег, герцогиня отправила с ней его самого. Предусмотрела венчание именно у остиария, когги для морского путешествия и отправила "группу поддержки" сюда, в Коридор. Под видом торгового каравана они пришли в графство, где, по команде немого, воспользовались веревкой "верного Вилли".
Если передний двор был чист, то дальше, в донжоне, внутреннем дворе, в казарме... было грязно. Прислуга уже вытаскивала мертвяков для складирования на телеги и отправки на близлежащее кладбище. Служанки намывали, убирали и готовили обед для освободителей. Среди пяти-семи пленных оказался и единственный уцелевший рыцарь из Утрехта.
Кодекс благородного рыцаря требовал благородного обращения с благородными пленниками. И Квентин был очень рад, что немой посоветовал ему поступать благородно:
-- Слуг - повесить. Рыцаря - отпустить. Под честное слово, за выкуп.
Через час одинокий выживший, скрипя зубами и сжимая кулаки, выбежал из замка и оглядываясь на стены, за которыми только что станцевали последний в жизни танец его шесть сподвижников, быстрым шагом устремился на север. В Утрехт.
-- Он вернётся с выкупом. Он же дал слово благородного дворянина!
-- Вернётся. Не один.
Оба собеседника оказались правы.
Пока новый граф де Коридор устраивался в замке, объезжал свои владения, знакомясь с вассалами и принимая их заверения в преданности и верности, прикидывая кто из их сыновей годится в его отряд спасателей Шотландии, а "группа поддержки" повышала обороноспособность, знакомилась со служанками и сокращала число насельников, готовясь к трудным временам, прошло две недели.
Верный Вилли предупредил заблаговременно, и когда отряд из десятка рыцарей и сотни пехотинцев вышел из-под сени великолепного Арденнского леса и начал подниматься к воротам замка, ворота сразу закрыли, мост подняли, решётку опустили, а на стену возле ворот поднялся сам граф в полном парадном боевом облачении. Тяжёлый шлем с фигурой на темечке, изображающей развесистый дуб, был неудобен Квентину. Но положение обязывает: он выступал в роли графа и выглядел соответственно.
Подскакавший к воротам герольд сообщил, что их Святейшее Преосвященство и таковое же, но - Превосходительство, епископ Утрехта Годфроид де Ренен, законный опекун бедной сиротки Изабеллы де Коридор требует освободить невинное дитя и передать под сень церкви и закона ребёнка и её имущество.
Учитывая, что "невинное дитя" последние две недели занималась совсем не детскими играми под присмотром и при участии двух служанок, которых сама прежде заставляла демонстрировать ей разнообразные "штуки" под угрозой порки и свинопасного замужества, требование - "под сень", выглядело забавно.
Герольда "послали далеко", поскольку сеньору графу достойно говорить только с сеньором епископом.
Годфроид подъехал с несколькими рыцарями ко рву и принялся проповедовать и ругать Квентина. Указывая, что его брак не может считаться действительным: согласие Изабеллы не имеет значение, поскольку она ещё младенец. Тут немой, сидевший незаметно для посетителей снаружи, у ног графа за зубцом стены, указал, что по земскому праву возраст младенчества заканчивается в 12 лет.
Годфроид, возмущённый справедливым указанием на его ошибку в оценке возраста опекаемой, разгорячился, подъехал ближе... Квентин даже не понял: вдруг в глазу под митрой поверх шлема и в груди, в дорогом епископском облачении поверх кольчуги, образовались две оперённые стрелы.
Все закричали, всадники епископа кинулись к нему, из башни очень быстро ударили ещё несколько стрел. Кто-то упал, кто-то возопил, кто-то заржал... Всадники подхватили раненных и резво ретировались к основному отряду.
-- Что?! Кто посмел?! Меня обесчестили! Моя рыцарская честь! Убить парламентёра!
-- Герольд был прежде. Это - сеньор.
-- Он пастырь божий!
-- На коне, с мечом?
Квентин был возмущён, потрясён и взволнован. Два молодых парня из "группы поддержки" появились из башни с невиданными короткими изогнутыми луками... Конечно, совершенно не благородное оружие. Просто, знаете ли, чисто простолюдинское. Как коровьи лепёшки. Которыми кидаются деревенские мальчишки. Но - убивает.
Мысль о том, что безродный простолюдин может победить благородного рыцаря в бою, пусть бы даже и таким диавольским оружием, требовала осмысления.
Через час епископский отряд отправился восвояси. Увозя уже остывающего Годфроида в телеге.
Через три недели в Утрехте прошли выборы нового епископа. Им стал брат Флориса - Бодуэн. С ним у Ростиславы не было проблем. Наоборот, все ресурсы Утрехта оказались в её распоряжении.
Дальше? Дальше - просто. В "битве на холмах" у Доркина в апреле 1171 г. погибли Томас Бекет, Генрих Короткий Плащ и Генрих Молодой Король. Огромное объединение земель, от Шотландии до Пиренеев, весьма разнородных в юридическом, экономическом, даже - языковом плане, держалось на личности. На Генрихе II.
Аквитанцы поймали Алиеонору, отвезли её в Бордо и, собрав регентский совет, принялись править от её имени. Ричард оказался в Нормандии, среди враждебных баронов. Следующий сын - Жофруа - стал герцогом Бретани. Совсем маленький Джон (который в РИ - "Безземельный" и "Мягкий меч") превратился в графа Анжу. И туда же влез король Франции.
Приближённые Бекета позвали в Англию другого харизматического пастыря - Абсалона, епископа Роскилле. Следом на острове высадился король Датский Вальдемар. Пока ещё не прозываемый Великим. К весне 1172 г. он занял Лондон, провозгласил себя королём Англии.
Потребовалось ещё два года боевых действий, прежде чем вся страна оказалась под его властью. Одним из эпизодов было вторжение шотландцев и битва у Карлайла. Там, где четверть века назад король Англии Генрих II был посвящён в рыцари королём Шотландии Давидом I.
Вальдемар оказался счастливее бедного Гарольда Годвинсона - двух одновременных вторжений на севере и на юге не случилось. Без аналога Вильгельма Завоевателя у скоттов не было шансов против англо-датской армии. В числе многих славных рыцарей героически погиб граф де Коридор, Квентин д'Орвард.
История славного голубоглазого рыцаря закончилась, но не закончилась история.
Изабелла зимой попыталась бежать, попалась, простудилась и умерла. Её супруг, как и установлено законом, вступил в права наследования прежде чем отправиться в Перт.
Зубастый Йо был обласкан властями, поставлен на созданную для него должность "главный надзиратель за преступными сообществами". Ближайший аналог в РИ - Ванька Каин. Геройски погиб при выполнении служебных обязанностей - воры зарезали.
Дольше всех прожил "речной дебил" - попал в скотники, лет двадцать вычищал навоз из хлева в замке.
На континенте сыновья Генриха II бурно сцепились между собой. Соседи - присоединились. Филипп Фландрский, по приказу короля Людовика, захватил Руан. И был вынужден его покинуть, поскольку рыцарские ополчения западных германских княжеств, от Голштинии до Утрехта, двинулось во Фландрию.
Неторопливо наступавшие немецкие рыцари столкнулись с успевшими вернуться фламандцами, были прижаты к городку с известным моим современникам названием Дюнкерк и капитулировали. В момент празднования победы Филипп получил известие о том, что крупный отряд саксонцев повторил манёвр Хлодиона Длинноволосого: прошёл через "Угольный лес", воспользовавшись Коридором.
Последовали три сражения. С местными (Намюр, Эно, Вермандуа...), французскими и фламандскими рыцарями. Даже без существенного изменения вооружения, одна только организация "ордонансной роты", оказалась для обычного арьербана катастрофической.
Летом предыдущего, 1171 г., мои корабли вышли на Балтику, посетили Кауп, Гданьск, Руян. И - Любек. Оттуда небольшая группа отправилась к Ростиславе. Среди них были и четыре молодых офицера, "военспецы". Старший - младший сотник Брусило.
Парень обратил на себя внимание "в битве на Земляничном ручье", вместе со мной брал Лядские ворота в Киеве, показал успехи в Новгородском походе. По прибытию в Саксонию - принял командование "ордонансной ротой".
За год он сумел поднять боеспособность отряда до приемлемого уровня. В походе умело использовал тактические особенности подразделения.
Речь не только о собственно тактике на поля боя. Вроде массированного применения "стрельбы с табуретки" внезапно подскакавших к противнику стрелков. Брабансоны с длинными копьями - крепкая пехота. Но выдержать длительного обстрела не смогли. А попытка рыцарской конницы отогнать конных стрелков, привела к разгрому: стрелки убежали, а фланговая атака сомкнутым строем тяжёлой конницы "роты" сносит любое конное подразделение.
Три армии, двигавшиеся Брусиле навстречу, были равны или превосходили "роту" численностью. Каждая. Но не имели подобной скорости движения. Другое же состояло в способности к быстрому восстановлению после боя. Обычный арьербан "приходит в себя", вне зависимости от результата сражения, не менее трёх дней. "Роте" хватало ночи.
Противники не успели соединиться и были разбиты поодиночке, граф Фландрский Филипп, попал в плен, получив тяжёлые ранения. Отчего и умер.
Разгром северной французской армии и неуспех западной заставили короля Людовика отозвать к Парижу восточную. А там маячил Барбаросса. Он годами выбирал между Плантагенетами и Капетами. Теперь пришло время "порешать вопросы".
Барбаросса, будучи человеком прагматичным, тем не менее ощущал себя продолжателем дела Карла Великого. Мечты о восстановлении империи Каролингов, о построении "единого христианского дома", о себе, как о "мече божьем" - ему свойственны.
Бургундцы дрались храбро. Но без помощи короля удержаться не могли. А король не мог послать им подкрепления, потому что на западе Ричард Первый вёл себя совершенно безобразно. Как и положено глубоко религиозному, поверившему в свою избранность, подростку. А с севера надвигалась какая-то невиданная саксонская армия. Единственный, с кем можно было договариваться, был Барбаросса.
Переговоры шли стремительно. В темпе продвижения "ордонансной роты". Города саксонцы не брали, но очень лихо, по-степняковски, выжигали поселения и угоняли скот и людей.
Было заключено перемирие. Капеты потеряли некоторые лены. Бургундии объединялись в королевство. Пфальцграфство Бургундия, полученное Барбароссой в качество приданного второй жены, присоединило герцогство. Поскольку славный воитель, герцог Бургундский Гуго III героически погиб в битве, а дети были ещё маленькими.
Во Фландрии вовсе не осталось прямых наследников мужского пола и бесхозный лен тоже отошёл к империи. В форме лена герцога Саксонского.
Барбаросса не получил многое другое, остро желаемое. Типа Савойи. Для Саксонии успех в "Угольном лесе" весной - обернулся восстанием Никлоты Малого летом и войной трёх восточных князей в начале осени. Но "оставшаяся на хозяйстве" Ростислава сумела отбиться. А благодарность императора, хоть, конечно, не была безграничной, но полезной. В весьма широких пределах.
Забавно: у княгинь не было каких-то дерижоплей и старостратов, каких-то технических и технологических "фигурных болтов". Они не устраивали научно-технических, географических, экономических или социальных прорывов. Они всего лишь понимали аборигенов и видели чуть больше возможностей.
Власть - искусство управления людьми. А всё остальное - приспособы, "ковырялки для левого уха".
Как бы не были интересны мне дела восточные, вплоть до Чалуса и Рея, и западные, вплоть до Гамбурга и Гента, но толкнув там цепь событий, приглядывая за их развитием, я оставался, умом и душой, здесь, на Стрелке. "Родные осины" занимали и волновали меня больше.
Об этом - дальше.
Конец сто тридцать второй части
copyright v.beryk 2012-2022
v.beryk@gmail.com