Интриганки

-- А... э... он приедет?

-- Конечно. Наш император... в его выживаемости не следует сомневаться. Военные действия последний год велись на землях Саксонии. Множество добрых саксонцев потеряли имущество, а то и жизни от действий наших врагов. Будет справедливо, если враги компенсируют им нанесённый ущерб. По нормам мирного времени.

-- Мадам, но это была война!

-- Шульц, это была незаконная война! То есть - просто ряд преступлений. Преступлений против множества простых людей. Таких как ты. Не имеющих ни гербов, ни титулов. Чьи интересы мы и будем защищать. В императорском суде.

-- Но... маркграф Тюрингский и маркграф Бранденбургский...

-- Я знаю. Право маркграфов отличается от права графов. Но боевые действия активно велись возле Эльбы. Это владения архиепископа Магдебургского. Вот ему и следует выкатить основную сумму претензий. Начиная с "Курицу возмещают половиной пфеннига". И, конечно, все убийства, побои, изнасилования, членовредительства... Обдумай, подбери себе помощников. Я дам несколько молодых людей. Но их надо учить. Всему. Начиная с языка. Завтра и начнёшь. Иди.

Герцогиня в очередной раз милостиво улыбнулась своему домашнему крючкотвору и отпустила беднягу.

"Катастрофа нового взгляда". Традиционно, завершая войну перемирием, государи выдвигают друг другу претензии в форме сумм своих убытков. Типа: я потратил на войну тысячу марок - компенсируй. Или: ты сжёг мой замок, он стоил двенадцать сотен. Или: ты сжёг хлеб на полях в четырёх округах. С тебя четыре сотни.

Это споры между равными об их собственном имуществе или упущенных доходах. Простолюдин - просто не пойдёт судиться.

Здесь Ростислава, наглядевшись на разорённые войной местности вдоль Эльбы, пока Софья заплетали извилины Генриху, вспомнила кое-какие мои рассуждения. Основанные, честно говоря, на "Аэропорте" Хейли. Групповой иск. Не возмещение убытков герцога - это само собой. А возмещение убытков жителей. А там, например, вергельд за свободного человека - 18 фунтов.

Герцог с этого не получал ничего. Но - поддерживал. Половину от присуждённого получал "Шульц и Ко". В смысле: герцогиня. А судья, который разбирал, через своего спец представителя, эту тысячу исков - положенный по закону штраф. Судья был самый главный - император. Барбаросса вернулся из Италии, заставил (как в РИ) в июне 1168 г., враждующих князей встретиться и заключить перемирие. А заодно, "что бы два раза не вставать", порешал кучу судебных дел.

Два участника враждебной Саксонии коалиции - маркграфы Бранденбургский и Тюрингский - не попали под волну разбирательств. Но архиепископ Магдебургский Вихман влетел по полной. Что позднее повлияло на развитие восстания Никлоты Малого.

Софья и Ростислава... Княгини-попаданки. Что удивляешься, малышка? Будучи сам попаданцем, я оцениваю людей и с этой стороны.

Я превращаю множество людей в попаданцев. Не задумывалась? Заставляю их сменить место жительства, привычный образ жизни, цели и способы. Вбрасываю в новую среду обитания. Попадирую их. Вижу и оцениваю их успех. В попадизме. В способности принимать новое. И способствовать укреплению его.

Всякий "вляп" можно оценить коэффициентом "чужести".

Вот есть свойства твоей личности. Их со стороны не видно. Есть типичные проявления этих свойств - их видно. Например, ты - смелая. Коня на скаку остановишь. Или - ты трусливая. Увидишь мышь и будешь визжать.

Насколько обычные, естественные для тебя, проявления твоих свойств в "мире старта", естественны, в твоей роли, в "мире вляпа"?

Ты, твои свойства в новом мире, будут меняться. Вслед за изменением их проявлений. "Посеешь поступок - пожнёшь привычку, посеешь привычку - пожнёшь характер, посеешь характер - пожнёшь судьбу". Если ты не "сеешь" новые "поступки", уместные для этого мира, ты "пожинаешь судьбу". Часто - печальную.

Например. Есть народы, которые не имеют коней. Ты - осталось смелой. Ты - выскочила навстречу несущемуся слону. И? Свойство сохранилась. Но сохранение формы проявления привело к гибели.

Насколько обычное для тебя - обычно в новом мире? - Это коэффициент "чужести".

Ещё две важных вещи: консервативность - как долго ты сохраняешь стереотипы прежнего, и обучаемость - как быстро ты меняешься.

Как померить? Если по-простому... Вот есть тысяча стереотипов. Изменение каждого можно оценить от 0 до 1.

Например... не ходить с непокрытой головой. Так было "прежде", так стало "нынче". "Чужесть" - 0. Или - обязательно носить на поясе нож. "Прежде" - не было, "нынче" - стало. "Чужесть" - 1.

Креститься? Для Ростиславы "чужесть" - 0.8. Пальцы иначе, движение руки другое. А ведь крестное знамение исполняется многократно каждый день. И ошибка здесь недопустима - проявление враждебной идеологии.

Софья... лихо увильнула от многого. Она, как и вся свита, сохранили православие. Ростиславе пришлось креститься "в лоно". Софочка - герцогская тёща. Одновременно - приживалка герцогини и любовница герцога. Что-то... внесистемное.

Ростислава - герцогиня. Её жизнь весьма регламентирована. И полна "чужестей".

Другое: у Софьи немалый опыт "борьбы за место под солнцем" и неоднократный опыт "попадизма".

Из состояния "первая девка на деревне" в Москве, любимой дочери владетеля, она попала на роль второй невестки, да ещё жены Боголюбского, старого и ненавидимого в семействе Долгорукого.

В Москве она стала "первой" по праву рождения, по отцу своему. Это не требовало её усилий. В Суздале даже сохранение самой жизни было результатом немалых осознанных трудов.

Андрей стал князем Суздальским, а она "первой дамой" на всё Залесье. При немалом её участии. Чуть-чуть - действием, немножко умом. И полностью - своими чувствами: она переживала в душе все перипетии вокняжения.

Монастырь в Ростове. Новый образ жизни, люди. И она, практически, подмяла под себя Манефу.

"Пожар Московский", переход сюда. Очередной "вляп". Здесь у неё случился... облом. Но в погосте - Ипая она "оседлала". И очень близко подошла к тому, чтобы и "Зверь Лютый" у неё "на посылках" был.

"Каждый кузнец своего счастья. Хочешь счастья? - иди накуй".

Она - хотела. Шла и ковала.

"Некоторые думают, что они поднялись. На самом деле они просто всплыли".

Она - поднималась. Выкарабкивалась, выскрёбывалась. На вершинку очередного "мира вляпа" - нового места, обычаев, образа жизни.

У неё сложился набор приёмов, идей, взглядов. Которые неоднократно доказали свою эффективность. Она легче воспринимала "попадизм", новое непривычное состояние. Потому что имела уже опыт. И стремилась, даже неосознанно, использовать наработки.

Это - хорошо. И - плохо: палитра методов не расширялась. "От добра - добра не ищут".

У Ростиславы всё наоборот.

Она попала во Вщиж семи лет. У ребёнка нет устойчивого набора стереотипов, как у взрослого. Каждый день поток новизней. Такого мучительного, осознаваемого, самой себе навязываемого перехода от множества прежних привычек к новым - не было.

Потом Всеволжск. Здесь полный... м-м-м... "вляп". Здесь настолько всё не так, причём от неё ничего не зависит, что конфликта между "прежде" и "нынче" почти не было. В основе: "снос недостроя души бульдозером". И единственный оставшийся столп - "Зверь Лютый". Мил друг Ванечка.

"Хорошо то, что он сказал. Господин мой и повелитель".

Чешуйки прежних стереотипов осыпались с её души подобно речному песку с подсыхающей кожи.

Это, кстати, не такая уж большая редкость для женщин в браке. Они часто заменяют свои стереотипы и ценности - мужниными.

Осознанных навыков вживания и выживания в новом мире - у Ростиславы не было.

Это плохо: она постоянно попадала в разные неприятные и опасные ситуации. И - хорошо: нет готовых шаблонов, которые сразу бы приходили на ум и ограничивали возможности выбора.

Ещё.

Софья - экстраверт. Для неё общение - как дышать. Общение в её кругу - политическая деятельность. То, что делают аристократы друг с другом - политика. В силу вот такой манеры "дышать" - её цели и методы "в пределах прямой видимости". Типа: Вася глянул зло. Надо его наказать, посмотреть ласково на Петю.

Ростислава - интроверт. Непрерывное общение для неё утомительно. Ловить оттенки слов, мимики, движений... может, конечно. Но не так эффективно, как Софья. Для неё это труд, для Софьи - воздух.

Зато она может думать. Длительно, последовательно. Не - увидела, мысль мелькнула, сделала. Нет - села и подумала. И - продумала.

Почему Вася глянул зло? - Причины? Как проверить? Какие последствия? Варианты исправления ситуации. Посмотреть ласково на Петю? А потом? Каков будет результат? "Дерево исходов", "критические условия".

Софья "видела" людей. И увлечённо играла ими. Ростислава, не имея такого опыта "видения" и "играния", использовала и другие вещи. Например: законодательство, теология. Для Софьи подобные абстракции - просто неинтересны. Заумь, не хочу.

Софье естественно быть на первом плане, но роль тёщи выводит её в тень. Ростислава - публичная фигура на авансцене. Но ей это не нужно, неприятно.

Софья с восторгом крутит мозги окружающим. Ставя цели "на длину руки", "план - до вечера". Цели возникают сами собой, каждый день.

А у Ростиславы - целей нет.

Она бы скисла от бесцельности, вернулась бы к "растительному" существованию, как во Вщиже было. Но опыт трёх месяцев во Всеволжске дал вкус яркой, интенсивной жизни.

Так - бывает. Она - может. Думать, чувствовать - во всю силу. Это - хорошо.

"Чтобы начать работать, надо хорошенько заскучать, чтобы ничего больше не хотелось".

Она заскучала. И принялась работать.

А мои умозрительно-философские рассуждения о "крышке на котелке германской нации" давали цель.

Да, цель - от меня. Очень нечёткая, аморфная. Да, привязанность ко мне подталкивали Ростиславу что-то сделать для достижения моей цели. Но если бы ей не было скучно, тускло, бессмысленно, если бы у неё появились что-то более важное, вроде собственного ребёнка или любимого мужа, а так...

Мои цели она почувствовала как свои. Как её собственное внутреннее стремление.

"Если вы хотите вести счастливую жизнь, вы должны быть привязаны к цели, а не к людям или к вещам".

Привязанностей к людям и вещам у неё не было. Оставалось стать счастливой.

Глава 661

Вот после таких приключений, отгуляв свадебные празднества, герцог с супругой и оправились в середине февраля "домой", в Брауншвейг. Дотащились до Хамельна, сходили к св.Бонифацию. Где Ростислава, старательно пытающаяся выучить особенности поведения в здешнем мире, получила заслуженную высокую оценку. И лестное приглашение в форме приказа господина постельничему:

-- Вечером приведи герцогиню ко мне.

Ростислава взволновалась: зависимость от герцога весьма велика, надо "не ударить в грязь лицом". Или ещё чем. Муж добрых чувств у неё не вызывал, но надо вызвать их у него. А как?

Что надеть? - Коренной вопрос текущего момента.

***

"Многие леди были бы уязвлены в своих чувствах, если бы поняли, насколько мужское сердце невосприимчиво ко всему новому и дорогому в их убранстве, как мало на него действует дороговизна ткани и в какой мере оно равнодушно к крапинкам или полоскам на кисее или муслине. Женщина наряжается только для собственного удовольствия. Никакой мужчина благодаря этому не станет ею больше восхищаться, и никакая женщина не почувствует к ней большего расположения. Опрятность и изящество вполне устраивает первого, а некоторая небрежность и беспорядок в туалете особенно радуют последнюю".

Я Ростиславе это говорил. Что ж не процитировать Джейн Остин по столь постоянно животрепещущему поводу? Умом она поняла, но... сумма стереотипов, доведённая до уровня инстинкта... обламывается только осознаваемым напряжённым размышлением.

***

Говорят, ему нравятся девочки в веночках из весенних цветочков. А где тут, в феврале - майских цветов набрать? Или искусственных наделать? Чулочки с полосочками? Красные-белые? А подвязку - розовую? Рубашку тонкого полотна. Это-то понятно. Но дальше? С рукавами по запястье? По локоть? Три четверти? Прямой, расклешенный, зауженный? Вырез горловины застёгивать? Или по ключицы? Или на лямочках? И - длину? Подол на ладонь вокруг ног по полу? По щиколотку? А ведь была у меня и по колено... Непристойно, конечно, но Ванечке нравилось. Духи... Лаванда? Но мама говорила, что ему нравится нотка щавеля. Почему-то. А потом? Спеть, сплясать? А что?

Первая брачная ночь - не показатель. Это дело ритуальное, сплошь регламентированное и нормированное. Исполнение долга. А вот теперь... Есть возможность пообщаться, вызвать привязанность, доброжелательность. Не только к себе лично, но и ко всему, с ней, Ростиславой, связанному. А можно всё испортить. Так, что и матушка не поможет. А наоборот - пострадает. Потому как ежели Генрих скажет:

-- Пошла вон! И чтобы я и этой дуры старой не видел!

То... то будут многие негоразды и ущемления.

Тут и она явилась. Не в смысле: "дура старая", а в смысле: любимая утешительница нашего бедненького мальчика. Пока - "любимая".

Мать с дочкой выгнали слуг и принялись обсуждать "линию поведения" и "форму одежды" в ходе реализации столь волнующей предоставившейся возможности. Что мы будем показывать, что - рассказывать, чем... заелдыривать и уелбантуривать. В смысле: по мозгам. И другим частям тела. В какой последовательности и вариативности.

Увы, поговорить им толком не удалось: герцог призвал "тёщу" к себе.

Уже в темноте заявился пожилой бетман (постельничий, от bett - постель). Исполнив положенные поклоны и речи, направленные почему-то мимо герцогини в угол комнаты, он, прикрывая ладонью свет свечи, отправился впереди взволнованно трепещущей от ожидания встречи с супругом госпожи.

Через полсотни шагов Ростислава сообразила, с немалым недоумением, перешедшим в яростное возмущение, что бетман - пьян. Вдребезги.

Что не удивительно, учитывая тот размах, с которым в Хамельне отмечали прибытие любимого герцога. Пока слуга был в её покоях, на глазах - он держался. Но стоило им уйти в темноту коридоров и переходов зданий, построенных вокруг древнего собора, как бедняга "поплыл".

Ростислава уже хотела вернуться, но повеление государя, важность встречи с властителем здешних земель и её законным мужем, а главное: собственная внутренняя готовность, настроенность на... на предстоящее исполнение супружеского долга, заставляли следовать за столь ненадёжным проводником. Да и вернуться сама она уже не могла: запутанная система коридоров и галерей, построенных и пристроенных за четыре века... идиотский лабиринт.

Наконец, бетман споткнулся, уронил свечу и взвыл, ударившись коленкой.

-- Эта... майне даме... доннер веттер... нога... вас ждут... держитесь за правую стену... поворот на лестницу... hochklettern... выйдите на галерею... влево, там увидите... а я... я не могу идти... чуть полежу...

После чего "проводник к ложу" сполз вдоль стены кучей тряпья и захрапел. Выдыхая сложный букет из рейнского, мозельского и баварского вин, который перекрывался мощным запахом местного овсяного пива с можжевельником.

Сидеть в темноте возле бетмена-полупроводника, нюхая выдыхаемую им гадость, было противно, возвращаться назад в темноте лабиринта - невозможно. В очередной раз обругав себя за собственную глупость - ведь могла же взять зажигалку! и служанку! и кольчужку! и просто послать, в конце концов, своего законного! - герцогиня пошла вперёд, придерживаясь рукой за правую стену.

Были серьёзные сомнения, но бетман не соврал: она чуть не упала, когда в стене нашёлся проём. В котором, да, точно - лестница. Из высоких каменных ступенек.

Придерживая одной рукой подол длинного платья, одетого по совету матушки прямо на голое, тщательно намытое, размятое и умащенное дорогими маслами тело, другой ощупывая неудобные ступеньки, юная герцогиня принялась подниматься. Наверное, к вершине счастья, которое ожидает её в супружеской постели. Нервно похихикивая и забавно поругиваясь.

-- Ух, как это ему дорого обойдётся, - приговаривала она себе под нос, стукнувшись об очередную щербатую ступеньку.

Наконец, впереди посветлело. Тёмная зимняя ночь была, всё-таки, не столь темна, как мрак внутри каменных строений.

Деревянная галерея проходила вдоль стены здания. Напротив прохода, через которой она собралась выбраться, был каменный забор. За которым тыльной стороной стоял чей-то богатый дом. Где, на уровне галереи, наблюдалась освещённая комната с полуоткрытым окном.

В окне имелся её муж. Герцог Саксонский Генрих Лев. В короне.

Не узнать корону Саксонии невозможно: помимо высокой цилиндрической тульи, сделанной из золота, густо украшенной драгоценными камнями и семью невысокими зубцами, она имеет две поднимающихся с висков ветви, встречающиеся над теменем игривыми, соприкасающимися и расходящимися в разные стороны, завитками.

Да и какую ещё корону Генрих напялит себе на голову, отходя ко сну?

Никуда отходить он не собирался.

Кроме короны, на имеющемся в окне за полсотни шагов через забор муже, не было ничего. Даже креста. Голый герцог. Аз из. А ля натурель. Настолько голого мужа Ростислава не видела даже в брачную ночь.

Пожилой, рыхловатый, очень белый телом герцог стоял на коленях. С вывернутыми за спину руками. С жалобным выражением на лице. Завиток маленькой бородки под нижней губой испуганно трясся. Он что-то униженно говорил в сторону. Оттуда, из невидимого в щель полуоткрытого окна пространства, вдруг мелькнула чёрная рука. Нанёсшая Генриху сильную пощёчину.

Ростислава, замершая, как карабкалась - на четвереньках, на предпоследней ступеньке - беззвучно ахнула.

Рука ухватила герцога за подбородок и подняла его лицо. Расстояние было достаточно велико и звуки не долетали до неожиданной зрительницы, но плачущее, испуганное выражение читалось вполне. Затем, к стоящему на коленях с запрокинутым лицом сюзерену Саксонии сверху приблизилась голова дьявола. Или кого-то очень на него похожего. Чёрного кожей, с двумя длинными, висящими на нижней губе клыками и двумя белыми косами, свёрнутыми башенками и торчащими над головой подобно рогам чертей и бесов.

В поле зрения появилась вторая рука с короткой плетью. Плётка хлопнула по спине коленопреклонённого, отчего бедняга дёрнулся и, явно, заскулил интенсивнее. Немножко поползала кончиком по плечам. Ударила куда-то ниже. Ниже спины. Поротый герцог принялся что-то быстро-быстро умоляюще говорить и отклонился назад. А на него, из-за края окна, надвинулось тело.

Обнажённое. Белое. Грузное. С крупными ляжками, торчащим животом, отвисшими грудями и длинным конским хвостом вороной масти.

Голова мужа оказалась под этим животом, между этими ляжками. Чёрная рука сдёрнула корону и нацепила на свою уродливую голову. Довольно косо - обруч налез только на один рог. Другая, тем временем, ухватила герцога за его гордость - нет, это не за то, о чём вы сразу подумали - за длинные, завитые, аккуратно расчесанные волосы, и принялась вжимать в себя. В своё срамное место. Вороной хвост подрагивал, свободно рассыпавшись по ляжкам и ягодицам чудовища.

Несколько мгновений ничего не происходило. Но вдруг существо дёрнулось, сдвинулось, напористо переступило ногами, расставляя их шире, продолжая своей чёрной рукой удерживать белокурые волосы главы Вельфов всей Германии. И поставило ногу, прежде невидимую, на подоконник.

Нога была в сапоге.

-- Ап! - сказала себе Ростислава в изумлении и сразу зажала рот рукой.

Потом вспомнила выражения "Лютого Зверя" и поправилась:

-- Блин!

Нет, этого недостаточно. Тут нужно сказать что-то посильнее... э-э-э... А! Вспомнила! Факеншит! И даже - уелбантуренный!

Попытка подобрать выражение, соответствующее силе её эмоций, несколько сбила эти эмоции. Теперь она могла уже рассуждать:

-- Так вот куда мои верховые сапоги ушли! Ну, матушка, ну, змея!

Понятно, что женских верховых сапог в здешней природе нет. Вообще. А уж красной кожи, с наколенником, на каблуке, с пряжкой на щиколотке... Красивую обувку построили мастера во Всеволжске для "любы" "Огненного Змея".

Вчера Софья выпросила у дочки эти сапоги. Размер ноги у них почти одинаков, но куда матушка собиралась их использовать? Она же верхом не ездит! Теперь стало понятно для какой джигитовки потребовалась уникальная спец.обувь.

Ага. А чёрные руки - она себе такие перчатки по локоть добыла ещё во Всеволжске. Хвост... Точно! Вспомнила! Ваня как-то про "огненную лису" на мордовском "медвежьем празднике" рассказывал. Там, правда, хвост из сена и поджигают.

Ой! А тут она тоже запалит и будет бить присутствующих? Присутствующего...

А на голове - мешок какой-нибудь кожаный нашла. Клыки - вообще не забота, костей повсюду полно. Вкупе... смотрится выразительно.

Цыба, конечно, и не такие костюмчики показывала. Но для моего... вполне. Ишь как старается. Для общего удовольствия.

Потрясение от увиденного перешло в чувство удовлетворения: вот, сперва испугалась, а потом-то... и всё понятно, и ни какой чертовщины. Даже смешно.

Теперь можно уже оценить, основываясь на собственном небольшом опыте и здравом смысле, подробности и детали наблюдаемого:

-- Крест она сняла. Это правильно. Но можно было бы что-то красненькое на шею. У нас же есть гарнитур с рубинами. И поставить его поближе к подоконнику. А то вон как далеко ногу отставить пришлось. Неустойчиво. То-то её качает...

Она ещё разглядывала забавную живую картинку в полуприкрытом окне напротив, когда сзади, с лестницы, до неё донеслись мужские голоса:

-- Маледетта оскурита. Ти рампай ла теста. (Чёртова темень. Так и голову сломаешь).

-- Ниенте. Проссимоменти. (Ничего. Скоро придём).

Ещё улыбаясь, она повернула голову. Ничего не видно. Но слышно.

Идут. Двое. Мужчины. Судя по говору... Откуда в Хамельне итальянцы?!

-- Дура! Не о том думаешь! Они сейчас поднимутся по лестнице. И увидят! Вот это всё! Как герцог Саксонский ублажает дьяволицу! Отдав ей свою корону! Встав перед ней на колени! Вот таким противо... антихристианским способом! Её муж! Её матушку! А она подглядывает! Не воспротивилась, не возмутилась, не призвала крёстную силу и ангелов с архангелов. Значит, и она такая же! Уже не схизматка-еретичка, а сама дьяволица! Мерзость и искушение сатанинское для каждого доброго католика! Служанка Князя Тьмы!

***

Не надо думать, что Ростислава перепугалась зря. Римско-католическая церковь тотально регламентирует все сексуальные практики.

Около 1000 г. Бурхард, епископ Вормский, очень святой, кстати, человек, составил "каталог греха" ("Декрет"). Особый раздел - плотские:

Пять дней на хлебе и воде за совокупление с женой "по-собачьи".

Три дня мужу, который приблизился к жене, когда она была "в слабости".

Четыре дня за невоздержание в воскресенье.

Сорок дней за невоздержание во время поста, но можно - 20 су. (Уточню: постных дней в году - половина).

Пять дней на хлебе и воде тому, кто был при этом в состоянии опьянения.

Двадцать дней на хлебе и воде мужу, который не воздерживался в течение двадцати дней, предшествующих Рождеству, во все воскресенья и еще в некоторые праздничные дни.

Двадцать дней на хлебе и воде неженатому мужчине, согрешившему со свободной женщиной или со своей служанкой.

Взаимная мастурбация - двадцать дней.

Онанизм - десять дней покаяния, если только вместо руки не пользовались "просверленным деревом". Иначе - удвоение.

Наибольшего снисхождения заслуживал мальчик, который достиг удовлетворения, просто обнимая женщину: один день на хлебе и воде. Если это произошло в церкви: десятикратно.

Если мужчина, у которого нет жены, удовлетворял страсть с кобылой, коровой, ослицей "или каким-либо другим животным" - ежегодно один раз поститься на хлебе и воде в течение 7 лет и умерщвлять плоть в течение всей жизни. Если женат - 10 лет; если грех вошел в привычку - 15 лет. Если он сделал это будучи ребенком, грех прощался после ста дней на хлебе и воде.

Религиозная система - тоталитарна, стремится контролировать всех тотально. "Ибо даже волос не упадёт с головы человека без соизволения Его". А уж тем более - "просверлённое дерево" или кобылица.

"Сексуальную магию" Бурхард тоже не обходит молчанием.

Он спрашивает кающуюся женщину: не глотала ли она сперму своего мужа?

Не подавала ли она ему на стол рыбу, которую еще живой вводила в свои интимные органы и вынимала только после последних содроганий агонии?

Не давала ли она ему есть хлеб, который месила на своем голом заду?

Не примешивала ли она к его еде и питью свою менструальную кровь?

За первый из перечисленных проступков, связанных с особым сладострастием - 7 лет покаяния, за два последующих - по два года, за последний - 5 лет.

Для Бурхарда, как и для всех христианских моралистов, акт любви в любом случае недобродетелен. Чем меньше этим занимаются, тем лучше. Поэтому попытки сделать мужа импотентом наказываются мягче:

раздевшись донага, она обмазывалась медом и каталась по ткани, усеянной хлебными зернами; затем она собирала все зерна, прилипшие к ее коже, молола их, вращая мельницу против солнца, и делала из полученной муки хлеб, который подавала своему бедному мужу - 40 дней на воде и хлебе.

Обращает внимание детальность проработки вариантов. В полуразрушенном в том момент Вормсе, где разбойники и дикие звери регулярно бродили по улицам, пока Бурхард не построил новые стены, он, вероятно наблюдал много подобного. Что и изложил в своих запретах. У Нифонта, епископа Новгородского спустя полтора века, не было столь разнообразного материала для наблюдений.

Да и то правда: "це ж Европа"! Наследники великой греко-римской цивилизации! Где уж нам, в глуши и дикости, "месить хлеб на голом заду". Тут бы просто хлеба в волюшку...

Понятно, это - нормативы. Практика... отличается. Иначе бы и запретов не было.

За поколение до Бурхарда в Риме случилась "эпоха шлюх", когда династия... м-м-м... "женщин с пониженной социальной ответственностью" десятилетиями ставила и смещала Наместников Господа Нашего. Из числа своих... клиентов.

Крестовые походы весьма способствовали "смягчению нравов". Расцвету, так сказать, прогресса и процветания, науки и искусству. И в этой области - тоже. Куртуазная поэзия, изысканные вещички. И... м-м-м... способы. Но не для всех. Одни уже "по уши" в "прогрессе", другие, кто не попал в нужное место - в "консервативных ценностях". Отчего и раздаются вопли об "очищении". Катары, вальденсы и "Неистовый Бернард". Все хотят "чистоты", но чуть по-разному. В разных орг.формах. И пускают в оборот нормативы полуторавековой давности от Бурхарда. А что - разве что-то изменилось? "Дупло на ёлке" стало найти трудно? - Но какой уровень прогресса в столярном деле!

Я уже говорил, что средневековое общество очень "пятнистое". По "вертикали" - разные сословия ведут себя по-разному, по "горизонтали" - в разных землях нормы и обычаи разные, во времени: в том десятилетии - на костёр, в этом - ах какая милашка.

Нужно знать конкретную "здесь и сейчас" правоприменительную практику. Но то, что наблюдает Ростислава - сатанизм однозначно. Для любого стороннего наблюдателя. Что и привлекательно для участников: "запретный плод - сладок".

***

Паника в душе молоденькой шестнадцатилетней женщины нарастала.

-- Нельзя! Нельзя, чтобы они это увидели! А что делать? Приказать? Чтобы ушли... Так они и послушались. Они меня не знают, слуг и признаков власти у меня нет. Убить? Вот так прямо? А чем? Дура! Ой, какая же я дура! Ничего не взяла! Ни рогатки, ни стилета... Я ж к мужу шла. На ложе. В соответствующем одеянии и настроении. С его слугой! В его городе! Посреди расположения герцогского каравана! Среди своих!

Как часто бывает, более всего жгло осознание собственной ошибки. Приведшей, силой стечения случайностей, к ситуации неминуемого краха.

-- Факеншит же! Здесь нет своих! Здесь все саксонцы!

Годы жизни во Вщиже, в небольшом, мирном городке, в роли княгини, в собственном княжеском тереме, вовсе не воспитали у Ростиславы чувства постоянной готовности к появлению опасности. Там бывало скучно, противно, обидно. Безысходно. Но не опасно.

Какие-то кусочки общечеловеческого сволочизма я дал ей во Всеволжске. Но все они перекрывались потоком радости, ощущением, что всё это - игры, может быть и жестокие, но только проверки. Не взаправду. "Ангел Хранящий", "Змей Огненный", "Зверь Лютый"... они спасут, защитят, исправят.

В караване... да, были опасные моменты. Шторм, однажды упала за борт. Но не было врагов. Природа, законы того самого Исаака. "Природа изобретательна, но не злокозненна". Со злой волей человеков она не сталкивалась, пока не пришла в Саксонию.

То, что "пояса верности" изобретены для безопасного, хотя бы кратковременно, пребывания дам в расположении "своей"(!) армии... их ещё не изобрели.

-- Убить - нечем, приказать - нельзя... Тогда - подумать. Думай! Ванечка постоянно так и говорил. Чем же их остановить? Не пустить сюда. Откуда открывается вид... после которого нас всех... на костёр. Во славу господа нашего. Даже Генриха... если повезёт - в монастырь пожизненно. А владение его... перейдёт по наследству к дядюшке Вельфу. Который, обнаглев от такого подарка судьбы, сцепится с Барбароссой.

Накатанные "колеи мыслей" приводили её смятенный ум к суждением политическим. Отодвигая потоп паники, настраивая на рассудочное мышление. Не сразу.

-- Ох же ты боже мой! Что делать?! Делать-то чего?! - А! Как Ванечка говорил: переключить внимание. Как с капризными детьми. Чем?

Герцогиня ещё водила автоматически пальцами по бедру в поисках "убивающей рогатки", когда до неё дошло.

-- Ванечка приговаривал: "Спасение погибающих, дело рук самих погибающих. Или их ног". Он-то толковал про то, что убежать - не стыдно. Но здесь убежать нельзя, а ноги-то есть!

Она провела рукой ниже. Точно. На месте.

-- Я же шла к мужу в постель! Маменька говорила, что он не любит, когда долго... раздеваются. А любит, чтобы гладенько, надушено и торчало. Сразу и в масле, и в собственном соку. Чтобы уже от порога... была готова. Ещё на лестнице.

Герцогиня кривовато ухмыльнулась в темноте:

-- Да уж. Я - готова. Я так старалась, так настраивалась. Чтобы понравиться этому... жирной свинье. А достанется всё... первому встречному. Встречным. Первому и второму. Прямо на лестнице. О-ох... А иначе как? Иначе - на костёр.

Ростислава решительно сдёрнула чёрный, шитый шёлком пояс, перехватывающий её тонкую талию в широком платье, надвинула капюшон пенулы, сделала смело-стервозной выражение лица, которое они с Цыбой называли "А поцелуй меня везде", и храбро шагнула вниз.

И тут же, промахнувшись мимо края ступеньки, полетала прямо на поднимающихся по лестнице мужчин. Те мгновенно разошлись в стороны, но подхватили её.

Повиснув между ними, удерживаемая за обе руки, она покрутила головой, пытаясь сообразить: которое из двух белых пятен едва различимых в темноте лиц, вызывает большее доверие и, дрожа от волнения и непредсказуемости, произнесла фразу, подслушанную как-то во Вщиже, когда там работали масоны, а местные жительницы... подрабатывали.

Поскольку встречные говорили между собой на итальянском, то и обращаться к ним следовало на их же наречии. Формулировками, запомненными княгиней-ребёнком за тысячу вёрст отсюда во Вщиже:

-- Сhe bei ragazzi! Giochiamo. Ti farР piacere. Economico. (Какие хорошенькие мальчики! А давайте поиграемся. Я составлю вам удовольствие. Недорого).

Последовал быстрый обмен репликами:

-- Cosa ha detta? (Что она сказала?)

-- Puttana. A buon mercato (Шлюха. Дешёвка).

-- C'Х ancora tempo (Время ещё есть).

Сомнение звучало в голосах, сомнение, которое могло в любой момент превратиться в продолжение движения этих мужчин наверх. К месту, откуда они увидят... а тогда - позор, муки, костёр. Крах всему и всем. Они крепко держали её за руки, но ноги-то свободны.

"Делай ноги". Что есть - тем и работаем. И Ростислава, чуть откинувшись назад, "сделала ногу". Вскинула. Как учили - в вертикальный шпагат.

Будто белая молния мелькнула в темноте. И встала. Не гремя, не сжигая, не пропадая. Потом чуть сдвинулась и легонько коснулась плеча одного из мужчин.

-- Giochiamo. Economico. А-ах!

Пока женщина поглаживала верхом ступни в полосатом носочке тонкой шерсти скулу левого мужчины, правый свободной рукой ухватил её за промежность.

-- Signori piЫ morbidi. (Мягче, господа).

На несколько секунд вся группа замерла. Второй мужчина прихватил ногу герцогини у себя на плече, она так и стояла, зафиксированная в растяжку, напряжённо вздрагивая, ощущая ощупывающие укромный уголок её тела крепкие пальцы с перстнями.

-- C'Х ancora tempo, - повторил один из итальянцев чуть охрипшим голосом.

-- Liscio. Pulire. Profumato. Non utilizzato oggi. (Гладенькая. Чистая. Надушенная. Сегодня ещё не употребляли).

-- Sembra un cliente ricco, ma Х rotto. (Видать, богатый клиент, да обломалось).

-- Prendi. Solo il primo (Берём. Я первый).

Первый погладил напоследок "лепестки розы наслаждений" и взял герцогиню ладонью за лицо. Она непонимающе дёрнулась, её сразу прижали крепче, а мужчина успокаивающе произнёс:

-- Ma, whoa. Stai calmo. (Но-но, тпру. Стой спокойно).

Она понимала смысл слов: так говорили масоны лошадям на стройке, но здесь-то... про что?

Мужчина запрокинул до предела её лицо. Так, что и капюшон пенулы свалилась на затылок. И сунул пальцы ей в рот. Она снова дёрнулась и чуть не упала. Но держали её крепко. Первый оттянул ей губы. Сперва нижнюю, потом верхнюю, посмотрел, а потом ощупал пальцами зубы. Пытаясь найти свет в темноте, чуть повернул, старательно заглянул между удерживаемыми раскрытыми челюстями.

-- I denti sembrano intatti. E le ulcere non sono visibili. (Зубы, вроде, целые. И язв не видно).

Отпустил и, пока герцогиня пыталась, судорожно сглатывая, избавится от вкуса чужих пальцев во рту, что-то сделал в темноте со своей одеждой, уселся на ступеньку и скомандовал второму:

-- Dalle!

Тот, подобно танцору, поддерживающему балерину за ногу, обежал её по кругу, заставив поворачиваться на другой ноге. И толкнул в конце. Так, что та стукнулась голенями о камень ступеньки и приземлилась на колени усевшегося мужчины. Тот незамедлительно сунул пальцы ей между ног, нащупал и принялся наглаживать "бутон сладострастия", одновременно приговаривая:

-- Bene, capra, dai, sbrigati. (Ну, козочка, ну, давай, поскочи).

Ростислава дёрнулась от неожиданности, от чересчур хозяйского прикосновения. И увидела, поверх головы сидящего мужчины, поверх следующих ступенек, стойки перил галереи. А за ними... то самое окно. С мужем и дьяволицей. Подробностей она не рассмотрела. Потому что второй, удерживающий всё ещё её руку, шагнул к ней за спину.

-- Он повернулся! Лицом туда! Он сейчас увидит! Там!

Она вывернула руку, не выдёргивая, но наоборот, продвигая в его руке, ему за голову. Нажала на затылок, а второй рукой вздёрнула собравшееся у неё на талии широкое платье, освобождённое ею прежде от пояса. Закрывая для второго зрелище театрализованного грехопадения мужа и матушки. И открывая первому - полное зрелище тела собственного.

Впрочем, было темно. Темнота скрывала подробности белеющего женского тела и давала, тем самым, простор для мужского воображения. Которое, как известно, куда шире конкретной реальности. Какую хочешь, такую и имеешь.

Я - про реальность. А вы про что?

Две сведённые на затылке женские ручки заставили второго наклониться. Она извернулась всем телом и впилась ему в губы.

Наверное, это следует назвать "страстным поцелуем". Страсти было много. Под названием: паническое ожидание неизбежного провала всего.

-- Oh! Roba bollente! (Ого! Горячая штучка!).

Голова мужчины оказалась внутри поднятого на голову подола платья, так что увидеть он ничего лишнего не мог. А вот руки - снаружи. И они сразу нашли себе интересное применение: её груди. Чем и занялись. Всё более активно, уверенно, по-хозяйски.

Инстинктивно она дёрнулась, отстраняясь. Потом, управляемая даже не разумом, но чувством, ткнулась вперёд. Чуть прогнулась, так, чтобы её небольшие формы выглядели более рельефно, подставляя, вкладывая их в эти крепкие ладони.

Её ухватили за соски. Чуть поприжимали. И потянули вверх. Снаружи платья доносились какие-то итальянские звуки, но второй мог только мычать, прижимаемый к губам дамы со всё большей силой. Страсть её пылала жарким огнём. На поленьях неостановимой паники. Женщина всё сильнее прижимала голову мужчины, а тот, считая, что раз дама сама так сильно давит, то любит... когда и её... покрепче, до боли сжал её груди.

И потянул вверх, всё сильнее. Долго. Так что ей пришлось приподняться. И вниз... Где она вернулась уже не на колени первому, а... на другой член этого неизвестно откуда взявшегося посреди Северной Германии итальянского тела.

Инстинктивная попытка вскрикнуть от внезапного мощного ощущения от первого была погашена жаркими лобзаниями от второго.

Глава 662

Дальше герцогиня мало что слышала, ничего не видела. Но много чего чувствовала.

Наглый язык второго. Решительно пробившейся в её рот, ощупавший её зубы, загонявший в глубь, заставляющий лечь её язычок. Движения первого внутри себя. Точнее: её движения на нём. Когда её то поднимали, то опускали. Таская за одновременно и попеременно сжимаемые груди и ягодицы. А она сперва охала и терпела, а после - ахала и ожидала. Этого... очередного подъёма и спуска. Предчувствовала. Постепенно подстраиваясь под навязываемый ей невидимыми партнёрами темп. Упреждая их желания, сама помогая и предлагая. Опускаемая, прижималась и наполнялась одним, одновременно отдаляясь, освобождалась от другого. И тут же стремилось приподняться, чтобы наполнить свой рот языком, впиться в губы второго, тонко намекая первому на свою... свободу. Предоставляя увлекательные впечатления четырём мужским рукам, касающимся, ласкающим, управляющим, играющим её телом. Столь стосковавшемся по мужской ласке, по мужской руке. По... всему этому занятию.

После ухода от Переборов в августе прошлого года у неё не было ни одного мужчины. Не считая мужа, что тоже можно не считать.

Больше полугода. И ничего не только привлекательного, но хоть бы как-то интересного, она здесь не видела. Она и сейчас ничего не видела. Потому что темно, потому что на голове подол платья. Потому что и не хотела никого и ничего видеть, плотно зажмуриваясь.

Но как она чувствовала! Сильные жаркие уверенные мужские ладони на своих маленьких чувствительных грудях. То разные - правая и левая. То снова разные - две левых. Равномерно, неотвратимо сжимавших, то вытягивающих плотно сжатыми, едва ли не до боли, до почти забытого сладкого чувства принадлежности, подвластности сильному и страстному. То отпускавших, позволяя им немножко отдохнуть. Почувствовать намёк на свободу. И уже ожидать продолжения. Ещё. Ещё раз.

Третья рука гладила её "бутон наслаждений". Осторожно. Умело. Ритмично. Заставляя всё тело дрожать от каждого прикосновения, наполняться тянущим, манящим жаром. Ожиданием продолжения. Желанием продолжения. Ещё. Ещё. Сильнее. Лишь бы это не кончилось. Лишь бы он не кончил. Прежде. Прежде меня.

Четыре руки бродили по её телу. То наглаживая бёдра, то сжимая в горстях ягодицы. Чьи-то губы охватили ей сосок. Начали посасывать и покусывать. И она, подгоняемая этими укусами, вцепилась в губы мужчины над собой, прижимаемого к её губам - её руками, удерживаемого её - под подолом её платья. Повторяя, возвращая этому - то, что она получала от другого. Ещё. Ещё. Быстрее, сильнее. И... и мир взорвался звёздами. Кажется она стонала. Или мычала. Но не вопила. Точно - целовала. Второго. В благодарность за удовольствие, за освобождение от долго копившейся тяжести в теле, предоставленные ей первым.

Она ещё "ловила звёзды", когда её вдруг сняли со столь много впечатлений доставившего места. Оставляя ощущение внезапной пустоты. Растерянности. Потери чего-то хорошего, приятного.

"Единственное в русском языке слово без корня: вынуть".

Она и ощутила себя - "без корня".

Её потянули за бёдра куда-то назад. Раздвинули ноги, прислоняя коленками к высокой ступеньке так, что зад оказался выше головы.

И - опять! Вдвинули. Вошли. Всунули. Вот это "корень"!

В её жаркое, утомлённое, наполненное соками любви первого и её собственными... ворвался новый твёрдый "наполнитель".

-- Ого! Но... нельзя же так! Я ещё... не отдохнула. Не пережила, не впитала... чувств и ощущений.

Она дёрнулась, пытаясь освободится от тряпок, закрывавших голову. Чьи-то ноги наступили на платье по обе стороны от её головы, прижимая к камню. Сил не было. Колени подгибались, но не могли согнутся, упёртые в ступеньку.

Прижатая, прислонённая, крепко удерживаемая, она охала в такт резким и сильным толчкам в неё сзади, не пытаясь понять, обдумать происходящее, в полной растерянности просто терпя и ожидая какого-то завершения.

Новый "пользователь" был "эгоистом". Он не пытался доставить ей удовольствие, не ласкал и не заигрывал. Впрочем, учитывая то, чему активным участником ему только что довелось быть, понятно его нестерпимое стремление стать самым активным.

У него были свои достоинства. Во-первых, больше. Толще. Достоинство. Что Ростислава сразу отметила как положительное. Если бы порядок был обратный, то... она бы мало что чувствовала.

Во-вторых, энергичность. В смысле: он напоминал голодного дятла. Движениями. Нет, не головой. И, наконец, он был быстр. Что после его участия в предшествующем акте, не должно вызывать удивления. Наоборот, его торопливость выглядела обнадеживающей: скоро кончит, можно будет придти в себя и отдышаться. От... этого приключения.

***

" - Раечка, почему такая грустная? Шо случилось?

- Та! Приходил вчера любовник и всё сделал хорошо.

- Ну?!

- А потом пришел мой Изя, и таки переделал всё по-своему, зараза!".

Как звали второго итальянца - неизвестно. Но что-то изиное в нём было.

***

Едва был произведён бурный финиш с характерным, на выдохе, упоминанием мадонны, как её отпустили. Совершенно обессиленная, с горячей от прилива крови в неудобном положении головой и массой ярких ощущений во всём теле, она съехала на коленки. Над её головой что-то говорили довольные итальянцы.

Один из них откинул подол платья с её лица и весело поинтересовался:

-- Sei vivo?

Убедившись, что она моргает, снова ухватил за лицо, оттянул губу и запихнул ей что-то за щеку. Старательно подбирая слова на немецком произнёс:

-- Хочешь ещё - приходи завтра к собору, к левой стороне. Заработаешь больше.

И, вставая, ответил на вопрос второго члена сегодняшнего кружка:

-- Secondo le leggi locali, se qualcuno violenta una donna corrotta o una sua concubina, puР pagare con la vita se la umilia senza il suo consenso. selvaggi. E cosЛ abbiamo pagato. I nostri piccoli. (По здешним законам если кто-нибудь изнасилует продажную женщину или свою наложницу, то он может поплатиться жизнью, если он ее положит без ее согласия. Дикари. А так мы заплатили. Нашим пикколли).

Совершенно ошеломлённая обессиленная герцогиня бездумно наблюдала как две тёмные мужские фигуры в темноте прошелестели оправляемой одеждой и, довольно пересмеиваясь, резво потопали вверх по лестнице. Мелькнули в чуть более светлом проёме двери и пошли влево. Удаляющиеся шаги по деревянному полу галереи затихли.

-- Но... а... а как же...?! Они же... они увидели?!

Ростислава попыталась вскочить и бросится следом. Ойкнула от резких ощущений в разных пострадавших местах тела. Особенно досталось коленкам. И вновь, полусогнувшись, ощупывая одной рукой ступеньки, а другой придерживая длинный подол, выкарабкалась наверх.

"Катастрофическое окно" светилось в полусотне шагов. Там, возможно, продолжались прежние игры. С унижениями, доминированием... И признаками явного сатанизма. Но оно было закрыто!

Толстые мутные кругляши стёкол в металлической решетке, что и составляет здешние окна, пропускали подкрашенный тёплый свет свечей изнутри. Но никого и ничего увидеть было нельзя.

Измученная разнообразными переживаниями, а более всего собственными страхами о сохранении тайны оттенков отношений между матушкой и мужем, герцогиня уселась на деревянный пол галереи, такой уютный после после каменных ступенек лестницы. Вытянула ноги, восстановила дыхание, успокоилась. И вдруг поймала себя на том, что улыбается.

-- А первый-то... очень не плох. Покусал, правда, зараза. Да и второй... если его не сразу... не так быстро...

Она довольно потянулась, удовлетворённо вспоминая четыре мужских ладони на своём теле.

-- Да уж. Это я круто... заелдырила. Или - меня? Но уелбантурила-то точно я.

Вспоминая только что произошедшее, несколько смущённо хмыкнула. Чуть не подавилась. Пришлось выплюнуть на ладонь маленький кусочек серебра, монетку, данную в оплату... её трудов.

***

Шесть лет назад, в 1162 г. Барбаросса принял закон о проведении денежной эмиссии. По его распоряжению вес миланского денария был установлен в 0,82-0,84 граммов 660-ой пробы серебра. Называют "империал".

Другие итальянские города тоже чеканят свою монету.

Веронская 230-ой пробы весит 0,35 гр, венецианская "скоделла" ("мисочка") при "империальской" массе содержит в два раза меньше серебра. Подобные монеты часто называет "пикколи". Основное платёжное средство в розничной торговле.

Каким-то аналогом "веронки" с ней и расплатились. "Дешёвка".

***

Сперва герцогиня хотела выкинуть монетку. Но потом, вспомнив сегодняшнее приключение, сжала в кулачке. "На память". И попыталась трезво обдумать ситуацию.

Продолжить путь в спальню мужа в таком состоянии... нечего и думать. С такими губами, грудями и... и жарко употреблённым остальным. Ещё: в ту сторону ушли её сегодняшние... "пикколисты". Есть риск снова с ними столкнуться. Или с другими такими же. А ей уже... хватит.

Вряд ли они её опознают. Как Ваня говаривал:

"Хочешь скрыть лицо - покажись нагой".

Уж она-то нынче... "показалась". Да и вообще: темно, платье на голове. Хотя... если пустить язычок второго в свой рот... он там хорошо освоился... Она осторожно погладила себя по груди. Вспоминая чувство мужской ладони, сжимающей, тянущей... Ущипнул, гад. Синяк будет. И здесь.

Кажется, её твёрдая уверенность, что "супружеская измена" в качестве основания для развода, ей не грозит... оказалась не столь твёрдой. Нет-нет! Конечно не сейчас! Сперва - признанный наследник! Да и потом... абсолютно секретно, тайно и шито-крыто. Очень редко, анонимно и при подходящих условиях... Но что-то в этом есть. Приятное...

Возвращаться тем же путём, как она сюда пришла... мимо храпящего пьяного бетмена... Она просто не найдёт дороги. И может нарваться ещё раз.

Тогда - вправо. Прихватив пояс, герцогиня посмотрела вслед ушедшим "пикколистам", довольно улыбнулась и двинулась в другую сторону.

Галерея обогнула здание, дальше - лестница во двор и открытые ворота. На фоне тёмного неба виден купол св.Бонифация, подсвеченный огнём костров на соборной площади - в городе продолжались празднества по поводу визита герцога. Это позволило сориентироваться.

Однако подойдя к воротам, Ростислава чуть не попалась: на улице стояли два местных стражника. Глазели в сторону отсветов костров, откуда доносились звуки музыки и весёлые крики.

-- Тут не пройти. Или...?

В голове всплыли разные истории, рассказываемые Воеводой перед сном. Как с ним было интересно и хорошо! И спать - тоже.

Стоя в тени забора герцогиня размахнулась и бросила на улицу заработанную такими трудами монетку. Пикколи удачно блеснул, отскакивая, зазвенел по булыжнику мостовой. Стражники посмотрели, побурчали и пошли искать. А Ростислава проскользнула через ворота в тень вдоль улицы и тихонько, прижимаясь к стенам, побежала на цыпочках в сторону дома, который был отведён ей под постой.

Здесь - уже свои. Свои - по-настоящему. На воротах - её люди, которые знают её в лицо. Перед спальней воины, которым можно доверять. Внутри - заспанная, хлопающая глазами Фрида. Которая, хоть и с задержкой, принялась помогать госпоже. Налить воды в тазик, скинуть платье. Сесть в горячую, очищающую, успокаивающую...

-- Э... Ваше... э... Их Высочество был очень страстен? Покусал вам...

Факеншит! Зараза.

-- Фрида, ты ничего не видела. Из вот этого. Поэтому ничего не сможешь вспомнить. Кто бы тебя не спросил. Даже твой брат на исповеди. Поняла?

-- А... да... но...

-- Бетман был пьян. Вдребезги. Ты видела. По дороге в каком-то тёмном коридоре он упал и заснул. Добудиться не удалось. Я пошла дальше одна в темноте. Заблудилась. Упала. Разбила коленки. Видишь? Выбралась на какой-то двор и вернулась домой. Поняла?

-- Да. Э... но у вас на левой груди...

-- А этого - ты не видела. Поняла? Давай полотенце, ночнушку и расчеши мне волосы.

Уже в постели, чувствуя, как расслабляется после сегодняшних трудов тело, на грани сна, Ростислава улыбнулась в темноту:

-- А с Ваней - лучше. Конечно - их же трое: Зверь Лютый, Змей Огненный и Ангел Хранящий. А этих... только двое. И сами они... "пикколисты".

Повернувшись на бочок, подложив ладошки под щёку, герцогиня саксонская мирно засопела.

Утро началось с матушки.

Прямо с порога она высказала своё и Его Высочества неудовольствие вчерашней неявкой Ростиславы по призыву мужа.

-- Да здесь за такое! Если даже просто вассал не является по призыву, то ему могут и голову срубить. А уж лен точно отберут! А ты ж жена!

***

Буду точен: именно на этом и погорел в РИ Генрих Лев.

Епископ Эрфурта подал иск по поводу неправомерного использования саксонцами каких-то пограничных покосов. Лев не явился на суд. Во второй раз - всё-таки собрался. Очень спешил, декабрьской ночью кинулся с конной свитой вплавь через реку. Явился. Но - поздно. И получил все удовольствия: изгнание, отъём и разделения владений.

А фемы - не явившихся в указанный срок просто вешают. На ивовых ветках. Вдоль дорог.

Знаменитая немецкая точность воспитывается столетиями. Кроваво.

***

Выслушав официальную версию, осмотрев замотанные коленки и засыхающие ссадины, недовольно сморщилась:

-- Вечно у тебя... не слава богу. Мы тебя так ждали. Я уже всякого разного интересного понапридумывала...

Тут Ростислава сорвалась. Выгнала служанок и высказала всё, что она думает об играх в доминирование в костюме дьяволицы при незакрытых окнах. И чем ей пришлось потрудится дабы спасти всех от катастрофы, к которой её умнющая и изобретательная, но - неосторожная матушка подвела всех.

-- Я! Телом своим! Заслонила! Закрыла! Заплатила! За твои...

***

Образа, подобного "подвигу Матросова", "грудью на пулемёт" - здесь ещё нет. Поскольку нет пулемётов.

Но есть другие, сходные: закрыть господина своим телом. От вражьего копья, стрелы, сабельного удара.

Есть, и несколько более распространены, чем в 21 в. "женские варианты". Обычно, применительно к малому ребёнку. Защитить собой от грозы, пурги, пожара. Да и от ворога тоже.

Именно эта символика и прозвучала в яростном монологе Ростиславы. Дочь защитила мать. Своим телом. А не наоборот, как должно быть по обычаю.

***

Редкий случай, но Софья смутилась.

-- Мда... Нехорошо получилось. А что это за итальянцы?

Понятно, что длительное раскаяние ей не свойственно. Вот, переключила внимание на другой предмет.

-- Не знаю. Давай-ка я оденусь и пойдём к ранней обедне. А то Генрих и вправду может взбелениться.

Малое парадное одеяние, платок, закрывающий шею и волосы, торчащий хвостами сверху. Чуть пудры для оттенить круги под глазами от страданий телесных и духовных.

-- Губы? А что губы? Я так плакала! От невозможности явиться по призыву моего мужа и государя. Так плакала! И кусала губы. А всё бетман виноват!

Герцогиня и её матушка в сопровождении немногочисленных слуг прошествовали через площадь в собор, где их государь и господин приуготовлялся к молитве, обсуждая с верными слугами вчерашнюю попойку в городе. В ходе которой семеро утонули. Шесть - в Везере, что не удивительно. Один - в бочке с пивом. Это было... забавно.

-- Ой. Мама... Это они. Два итальянца.

-- Где?

-- Слева.

В толпе гостей, слуг, дворян, горожан нежившихся на нынешнем первом весеннем солнышке перед порталом собора, выделялись непривычной одеждой два южанина.

Ростислава мгновенно вспомнила вчерашнее. Четыре руки на своём теле одновременно... Два... мужских достоинства внутри - последовательно. Саму себя. Старательно подпрыгивающую. От одного к другому. То страстно насаживающуюся, то страстно лобызающуюся. Желающую. Жаждущую. Ещё. А потом поставленную. Покорно употребляемую. Задницей кверху. Прямо на лестнице. Согласно принявшую. Свою цену. Монетку за щёчку. Дешёвка.

Она смутилась, покраснела, склонила голову, старательно разглядывая носки своих туфель чуть выглядывающих из-под подола.

"Ничего-ничего" снова прозвучала в голове.

Тот эпизод, когда она пошла с вестовыми за какой-то мелочью в подземелье дворца Воеводы. А парни задрали ей подол на голову и разложили. А потом пришёл Воевода и всё оказалось просто проверкой. И его тогдашние слова:

-- Вот мы вернёмся в комнаты. Ты увидишь этих парней. Что ты сделаешь?

Тогда он заставил её смотреть прямо в лицо тем ребятам. Подойти и дать пощёчину. Потом они извинялись, потом... вон Егорушка идёт, один из той пары. Никаких проблем. Наоборот - умрёт за неё.

А с этими? Дать по мордасам? - Нет. Но смущение - убрать. Смотреть прямо. Как и положено госпоже всего этого... этой Саксонии.

-- Я - бесстрашна и бесстыдна, - повторила она себе слова своего истинного господина. Защитника, учителя и любовника, "Зверя Лютого".

И вскинув гордо глаза, глядя на своих вчерашних "первых встречных", склонившихся перед ней в низком поклоне, а точнее: глядя сквозь них, герцогиня прошествовала внутрь собора.

Отсутствие достаточно большого помещения для проведения светских мероприятий часто заставляет владетелей проводит собрания в зданиях духовных. Иногда этому придают глубокий смысл, вроде господней поддержки слов местного феодала. Здесь всё было просто: подходящего по размеру места в городе нет, и Генрих Лев проводит "под сенью" приём желающих высказаться.

Обмен обязательных реплик между супругами:

-- Как почивалось?... Не мучили ли насекомые?... А молились ли на заре? - Это время весьма полезно для просветления и вознесения...

Софочка, проскользнув к уху герцога, быстренько изложила суть вчерашнего недоразумения.

-- Ах какой мерзавец! Бросил мою юную жену в темноте! Бедняжка...

-- Да-а... я так сильно уши-ибла-ась... испуга-ала-ась... пла-акала...

-- Он будет наказан. С сегодняшнего вечера у меня будет новый бетман. Который приведёт тебя, дитя моё, без... таких проблем.

Бл-ин! Опять?! Да что она, совсем работать не хочет?! Будет от матушки хоть какая польза?! Уймёт она этого... любвеобильного борова?! Или только сапоги мои уходить умеет?!

Едва поток беседы остановился за исчерпанием тем, как юная герцогиня полюбопытствовала:

-- Там, перед порталом собора, два странно одетых человека. Не так, как у нас одеваются. Кто они?

-- А, это... Итальянцы из Кремоны. Император выиграл войну против антипапы. Но проиграл чуме. Многие горожане поддерживали императора. Теперь мнение тамошних жителей переменилось, и множество наших сторонников вынуждены бежать, спасая свои жизни. Эти два брата просятся ко мне в министериалы. Они выглядят добрыми католиками и настоящими дворянами. Думаю их принять.

О боже! Они будут жить рядом, в замке! Они будут каждый день встречаться мне на пути в часовню, или в пиршественную залу, или... хоть куда. А я буду смущаться, краснеть, опускать глаза... Вспоминая как они меня... в четыре руки... а я так старательно им... они догадаются... кого там на лестнице... за пикколо... или я сама... дам им повод догадаться.

-- Супруг и господин мой. Не мне, с моим слабым женским умом и неопытностью в здешних обычаях рассуждать о ваших решениях. Но... эти дворяне вызывают у меня... опасения. Я не берусь объяснять на чём оно основано. Возможно... среди настоящих сторонников императора, беглецов от ненависти взбунтовавшейся против законной власти черни итальянских городов, могут быть... лазутчики врага. Война не закончена, антипапа пытается удержать Престол Св.Петра. Император никогда с этим не согласится. Это понятно всем. Поэтому следует ожидать, что враги будут подсылать сюда, в Саксонию, в крепкий оплот империи, своих шпионов.

Генрих внимательно поразглядывал жену. Пренебрежительно фыркнул. И был остановлен негромким голосом тёщи:

-- Вы, государь, конечно, помните, историю Кнута Лаварда. Его жена, Ингеборга Мстиславовна, внучка нашего великого князя Мономаха, будучи беременной его сыном, нынешним королём Дании Вальдемаром, просила мужа не ехать на встречу с Магнусом. Объясняя это дурными предчувствиями. А Кнут смеялся, говоря, что беременным женщинам постоянно видятся какие-то глупые страхи. Кнут поехал. И его убили.

Софья выразительно широко открыла глаза. Конечно, ту историю сорокалетней давности в Северной Германии знают все аристократы.

-- Моя дочь - правнучка Мономаха. И её нынешнее положение... Вы не находите сходства, мой герцог?

Уж не знаю, что увидел Генрих Лев во взоре своей тёщи. Потустороннее пламя из каких-то эпизодов их ночных развлечений? Он перевёл взгляд на одного из приближённых и скомандовал:

-- Присмотреть. За кремонцами.

Присмотрели. "Объекты" вели себя странно: полдня проторчали у ворот собора, приставали к проходящим простолюдинкам. Потом отправились в трактир, где напились, позволяли себе оскорбительные выражения в адрес императора, саксонок и Германии в целом. Устроили драку. При попытке задержания городской стражей оказали вооружённое сопротивление. Были убиты. Подтвердив тем предположение о своей ненужности в службе Герцога Саксонии.

Беседы мужа с придворными, потом довольно нудная проповедь местного священника, молитвы, коленопреклонения... Наконец, герцогиня направилась домой. Как вдруг один из вельмож преградил ей дорогу:

-- Ваше Высочество! Я чрезвычайно рад. Видеть в вашем лице истинную заботу о безопасности и процветании Саксонии. Мы все, настоящие патриоты Вест- и Ост- Фалий, были встревожены выбором нашего господина. Славянка на герцогском троне... После столетий священной войны, которую наши добрые и славные предки вели против этих грязных, злобных и лживых язычников... Мы ожидали множество невзгод и потрясений. Однако ваше сегодняшнее предчувствие... стремление оградить господина от чужаков, от этих хитрых, жадных, ненавидящих нас итальяшек... Я преклоняю колено перед вашей добротой и мудростью.

Мужчина преклонил колено и, ухватив край платья, потянул на себя, намереваясь поцеловать. Ростислава ещё не вполне отошла от вчерашнего, когда ей самой пришлось задирать подол на голову, чтобы две пары крепких мужских ладоней имели... свободное пространство для деятельности. Она ойкнула, выдёргивая ткань, и с волнением спросила:

-- А... А вы кто?

-- Я - Гунцелин фон Хаген. Граф Шверина и Илова. Госпожа.

Так вот он какой.

Тридатипятилетний мужчина. Крупный, с большой головой на короткой шее. По обычаю людей, привыкших часто носить шлем, коротко острижен с высоко подбритым затылком. На голове виден шрам. Ещё один - на грубом обветренном лице. Крупные руки, привыкшие к мечу или поводьям, но не к перу писца или листам книги.

Легендарный истребитель ободритов. Один из творцов победы при Ферхене 6 июля 1164 г. Битвы, в которой сложил голову Адольф II Голштинский. В которой славяне добились сперва победы над авангардом саксонцев, но увлеклись грабежом лагеря. Гунцелин сумел организовать три сотни разбегающихся немцев и контратаковать. Когда основные силы во главе с Генрихом Львом прибыли на место - битва была уже закончена, 2500 славян-мятежников перебито.

Его упоминают хронисты в связи с введением на землях ободритов казней без суда. Если славян обнаруживали на дороге, и те не могли доказать, что следуют по мирному делу - их тут же вешали. "И мир установился на всей этой земле". Я про это уже...

Похоже, что Гунцелин реализовывал нормативы "Священной Фемы" - те тоже казнили за бродяжничество. А вину определяли по убеганию или наличию оружия у задержанного.

Имя "Гунцелин" - редкое. Встречается в хрониках один раз за полтора века до этого. В сходной ситуации: император Генрих II воюет с Болеславом Храбрым. Одна из пограничных марок - Мисьненская (позже - Мейсон) становится разменной монетой. Болеслав добивается передачи владения тогдашнему Гунцелину, чеху по матери, в обход других наследников. Потом Гунцелин успешно воюет против своего благодетеля. Потом его обвиняют в измене, в союзе с Болеславом, сажают на восемь лет в тюрьму...

Проще: метис, боевые действия по линии соприкосновения немцев и славян на стороне первых, получение владения.

Нынешний Гунцелин - министериал. "Крепостная знать". Фон Хаген. Возможно - кличка или наименование, полученное в честь господина. Хаген - район города, отстроенный Генрихом Львом. Выслужился - стал графом.

Мятежи славян ещё продолжатся. Но во главе их уже нет князей - все или погибли, или принесли присягу Льву. А славянское быдло... просто двуногий скот. Который надо доить, стричь, загонять в привычный хлев. И бить палкой, если начнёт огрызаться.

Летом этого года фон Хаген, вместе с другими северными князьями, будет участвовать в походе на Руян короля датского Вальдемара. Успешно разгромив Аркону - предпоследнее региональное святилище балтийских язычников (последнее - Ромов у пруссов) саксонцы получат долю в богатой добыче. А их герцог - нет.

Генрих Лев полагал, что раз они с Вальдемаром договорились делить пополам всё, завоёванное у язычников, то и во взятом на Руяне его - половина. Но поход был не войной, а полицейской акцией. Руян не завоёвывали, а помогали местным князьям, "принявшим руку датского короля", справиться с местными придурками.

Ссора между королём и герцогом случится знатная, хронисты об этом - взахлёб. Я про это уже...

Среди пострадавших окажутся и северные князья. Вот этот фон Хаген. "Без вины виноватый". Впрочем, "гроза минует": король с герцогом помирятся. Гнев герцога на неверных вассалов, выступивших под знамёнами короля-обманщика пройдёт. Фон Хаген будет (в РИ) участвовать в знаменитом паломничестве Генриха Льва 1172 г. Затем ещё лет пятнадцать графствовать в Шверине. Потом это же долго будут делать несколько из его многочисленных сыновей.

Так в РИ. В АИ... две столь выдающиеся женщины просто не могли не изменить судьбу подобного яркого персонажа.

-- Я рада познакомится с храбрым воином. Мне близка и понятна любовь к родине. Какие дела привели вас из недавно полученного Шверина сюда?

-- Меня оболгали. Множество моих недоброжелателей метят на моё место. Они завидуют моим победам и наградам, данным мне герцогом. Говорят, что я слишком жесток, что моё стремление к соблюдению закона и установлению порядка препятствует обращению в истинную веру заблудших душ. Обвиняют даже в казнокрадстве! Меня! Не жалевшего сил, даже и жизни своей для процветания и благоденствия Саксонии!

-- Моё слово ещё мало что значит в Саксонии, граф. Но приязнь к патриотам Вестфалии... Я постараюсь что-нибудь придумать.

Вот человек. С такими свойствами. Храбрый воин, успешный полководец, энергичный администратор. Бессердечный судия, безжалостный каратель. Жестокий настолько, что и свои, саксонцы, церковники, которых его казнелюбие лишает душ для обращения в истинную веру и доходов "к вятшей славе Господней", жалуются герцогу, просят унять "кровавого графа". Как же не использовать такого выдающегося человека? Только цель ему нужно поставить... полезную.

Дальнейшее продвижение каравана, по счастью, происходило без столь ярких событий. Ломались повозки. Дважды - собственная карета герцогини. Одного её человека задавило телегой, другого зарезали. Генрих предлагал взять слуг из саксонцев, но герцогиня скромно воздержалась.

Софья, перебирая среди кинувшихся к ней за рекомендацией на место бетмана, нашла, кажется, нечто годное. Чем и подтвердила своё значение при дворе. После чего провела ещё пару замен в ближайшем окружении господина, рассаживая "своих" людей.

Рада дважды приняла роды у благородных дам, следующих с караваном. Успешно. Два крепеньких карапузика составили ей репутацию "счастливой руки".

Отличился Ивашко. Проходя по улице в Ганновере, он услышал как в питейном заведении обижают Конрада. Трое здоровенных ганноверцов с обнажёнными мечами заставили, ради смеха, парня лезть под стол и там кукарекать.

У старшего сотника два больших недостатка: маленький запас туземных выражений. Которые он использует... неуместно. И заколдованная сабля. Которая - наоборот. Аборигены последовательно познакомились с обоими.

Был суд. Родственники покойников требовали казни инородца. Но Шульц оказался знатоком не только земельного, но и уголовного права. А уж в суде герцога, который в месте своего пребывания есть главный судья...

***

"Проповедуя чувства человеколюбия, повелевая любить даже ненавидящих, христианская церковь смотрела на право обороны, как на необходимое зло. Убивший при самообороне нарушил все-таки божеский закон и рассматривался, как грешник, и потому подвергался церковному покаянию. Запрещая ценой жизни защищать имущество и рекомендуя бегство в случае опасности, каноническое право разрешало, однако ж, защищать постороннее лицо, при чем оправдание к этому находило в поступке Моисея, убившего египтянина при защите единоплеменника".

Саксонское право движется в сторону сборника императора Карла V - Каролина (одобрен Аугсбургским и Ратисбонским сеймами в 16 в.).

Ст. 139 Каролины: "Кто для спасения своего тела, своей жизни противопоставляет защиту, при которой убивает нападающего, тот ни перед кем не отвечает". Оборона законна, если нападающий вооружен и нападение незаконно.

Каролина не признаёт виновными в убийстве: женщину, убившую посягателя на ее честь, мужчину, защищавшего свою жену и дочь, а также тех, кто "убивали, чтобы спасти тело, жизнь или имущество другого лица...".

***

Ивашко очень смущался, когда его сравнивали с Моисеем и спрашивали: когда золотого тельца делить будем? Тщательно поработав с Шульцем, по три раза переспросив, он сформулировал приказ гридням:

-- Как придурки мечи достали и на кого-то направили - всё. Приступаем к защите. Евоных тела, жизни и прочей хрени. Насмерть. Понятно? Потом к нашему попу на покаяние за ихних "ебиптян".

Далеко не все саксонцы уловили подробности обоснования "необходимой защиты в питейном заведении", но то, что шутки шутить с людьми герцогини не следует - дошло до многих.

Наконец - "Ура! Дом!".

Брауншвейг. Любимое детище Генриха Льва.

"Чего так в Брауншвейге встревожен народ,

Кого провожают сегодня?

То Генрих Брауншвейгский уходит в поход

На выручку гроба господня.

Жену молодую обняв у ворот,

Он ей половину кольца отдает,

А сам, уходя на чужбину,

Другую берет половину".

Именно "Брауншвейгский" - не Саксонский.

Эту балладу сложат в РИ через два века. Почти всё правда: и молодая жена (Матильда Генриховна Плантагенет), и паломничество в Святую землю, и единственный, удивительный лев.

"Однажды, бредя сквозь лесной бурелом,

Пытаясь разведать дорогу,

Увидел он схватку дракона со львом

И кинулся льву на подмогу.

Поверженный, рухнул дракон, захрипев,

И Генриху молвил израненный лев:

"Услуги твоей не забуду,

Навеки слугой твоим буду!".

И - стал. Бронзовый лев уже два года стоит посреди двора герцогского замка, в нетерпении глядя на лестницу в покои правителя. Будто ждёт появления своего спасителя. Первый бронзовый лев в Европе к северу от Альп.

***

Прошло восемь веков. Скоро уже и девять будет. В Брауншвейге 21 в. львы - везде. На вывесках, в сувенирах, на печатях. Более-менее похожие на своего прародителя. Бронзового слугу давно истлевшего Генриха Льва.

***

Конец сто тридцатой части

Часть 131 "Ехали мы, ехали, на...".

Глава 663

Генрих был рад вернуться в свой любимый город. Он чувствовал себя здесь значительно увереннее, веселее. Хотел поделиться своей радостью, успехами с окружающими, с близкими. Иной раз - несколько навязчиво.

Для Софьи и Ростиславы это было в начале... тяжеловато. Особого восторга не вызывало, а изображать и ахать было необходимо.

Брауншвейгский лев напоминал собаку. И своей прилизанной гривой, и постановкой задних ног. Двухэтажный замок с крытым двусторонним крыльцом не сильно отличался от дворца Боголюбского.

Потом они попали внутрь. И поняли. Насколько их муж и зять искусен в искусстве.

Интерьер рыцарского зала с рядами шлифованных колонн, украшенных богатыми капителями с чеканными изображениями человеческих лиц, лисьих морд, коней, драконов, листьев, с опирающихся на них орнаментированными арками, розовый и зелёный мрамор, удивительные верхние металлические арки со стягивающими цепями, резные орнаменты - деревянных дверей, каменные - их притолок, мозаики на полу, на стенах, чёрно-белые и цветные... Поднимаешься по лестнице, а со стен на тебя сурово-доброжелательно смотрят высокие, в два человеческих роста, святые. Вполне реалистические. Благородные. Полные мудрости и сочувствия.

Конечно, герцог не сам это делал. Но он выбирал. Объяснял - чего он хочет. Указывал мастерам на огрехи. Вкладывал в эту чеканку по золочёной меди не только деньги государства, но и свои личные силы и время. Своё чувство вкуса, чувство прекрасного.

Обе дамы были очарованы новым дворцом, которому предстояло стать их новым домом. Их восторги стали искренними и зазвучали чаще. А Генрих расплывался в довольной ухмылке.

"Половина герцогини" постепенно заполнялась, превращаясь в уютное гнёздышко, в удобную и приятную среду обитания. Впрочем, Ростислава вовсе не торопилась с обустройством. Особенно осторожно она относилась к множеству людей, стремящихся попасть к ней в услужение, мотивируя отказ стремлением к экономии, к сбереганию казны своего мужа, и без того истощённой прошлогодними войнами.

Более того, навязчивое предложение самого мужа приставить к ней фрейлин и дворян из благородных родов, что должно было подчёркивать её высокое происхождение и знатность, вылилось в довольно опасное "приключение".

Софья и Ростислава - женщины. Экая новость! Но ежемесячно у женщин случаются "эти дни". Каких только эвфемизмов не придумали для этого явления! Включая теологические, политические и красочные.

***

"Маленький мальчик увидел у старшей сестры менструацию. С видом умудрённого эксперта вынес вердикт:

- По моему мнению, у тебя просто отвалились яйца".

Здесь таких "экспертов" - только среди тонкого слоя высшей аристократии. А, ещё - приютские. Все остальные выросли среди людей. Где, конечно, полно мифов и суеверий.

Включая, например, готское: женщина в эти дни считается нечистой. Ну, это-то общее мнение. Но готы сделали логический вывод. Поскольку они живут с земли-матушки, то оскорблять кормилицу нечистотами не следует. Следовательно, женщина в эти дни должна сидеть на лавке и никуда не ходить.

Думаю, что три дня каждый месяц принудительного относительного отдыха (сидячая работа вроде прялки - оставалась) не вызывала у "ограниченных в правах" негативной реакции. Феминисток в там-тогда - просто не было.

***

Прикол в том, что Ростислава в это время старательно имитирует успешность "часа зачатья". Она сама, при случае, жалуется, да и Софья с Радой, отвечая на "нескромные вопросы", отмечают небольшие боли внизу живота, болезненность грудей, перепады настроения.

Последнее, как ни странно, оказалось имитировать тяжелее всего. При скрытном, довольно замкнутом, сдержанном в проявлениях, характере герцогини, изобразить, что её стало легко разжалобить и довести до слез, что она то полна энергии и пребывают в эйфории, то падает без сил и тревожится без повода... Сыграть эпизод - может, но держать непрерывный фон...

Мужа и придворных, если свести общение с ними к минимуму - можно обмануть. А вот собственный организм...

Короче: пришли "красные дни". Перепады настроения. От депрессии к агрессии, от плаксивости к эйфории. Мгновенно. И обратно. Отвращение к миру вообще и к каждому попавшемуся на глаза его элементу. Лучше всего - забиться в укромный уголок, никого не видеть и не слышать, провести "дефрагментацию мозга", подумать о вечном... Вполне вписывается в общую картину имитируемого "успеха зачатья". "Приборного контроля" нет, а слова и эмоции - скажем и сыграем.

И тут:

-- Их Высочество просит Ваше Высочество к себе. Незамедлительно.

Да пошёл он!

Но... Маменька уже три дня лежит. По обратному поводу.

Вот же! Ей-то бог дал. Ненужное, нежелательное. Оставлять Генриха без плотного присмотра и обслуживания - нельзя. А придётся, если матушка будет ходить с пузом. Бастард - это, конечно, хорошо. У меня братик будет. Ещё один. Или сестричка.

Генрих таких признаёт и даже титулы даёт. Но нужен законный наследник. И тянуть больше нельзя: матушке по срокам уже край.

Или Софья "в положении", и тогда Лев "без привязи", или...

Рада ругалась, но свою работу сделала. Потом они втроём наплакались. По поводу убийства нерождённого, тяжелой женской доли и вообще... Но рядом с двумя такими "железными женщинами" как Софья и Рада, которые немало по жизни повидали, особо сильно не рассопливишься. "Делай своё дело. Или сдохни". Теперь матушка отлежится и сможет снова... как-то развлечь герцога. Чтобы он по сторонам не смотрел и лишнего не думал.

Просто послать своего законного, типа: голова болит, в животе тянет, ножки не ходят... она за эти дни - уже. Уклонялась.

День солнечный. Во дворце полно народу. И вообще - надо как-то с мужем отношения выстраивать. А то видимся только в церкви, за день пара фраз из официального лексикона. Ну не съест же он её!

"Исполчившись" в своём фирменном стиле, прихватив Фриду, Ростислава нервно перекрестилась и отправилась к супругу и господину.

"Жена по вызову".

Закрытая, построенная башенкой внутри здания, винтовая лестница привела её в на первый этаж. Десять мраморных колонн подпирали резными капителями изукрашенные арки, поддерживающих среднюю, высоко под потолком, стену вытянувшегося шагов на сорок зала.

По левой стене - большие окна. По правой стороне - стена не сплошная. Два проёма с парой таких же колонн с арками, открывали проход в соседнее помещение за стеной. В дальнем клубилась толпа придворных. Там и находился герцог.

Использовать основной зал, восседать на троне, при решении каких-либо незначительных дел - дурной вкус. Большой зал используется только при торжественных мероприятиях.

***

Пару слов о придворных.

Эту общность можно структурировать по-разному. Например:

1. "Почётные".

Часть должностей являются почётными. На них назначают знатных вельмож. Например, у Барбароссы: дворецкий, стольник, маршал и постельничий.

Часто в этот список синекур добавляются виночерпий (шенк) и форшнейдер.

Последний - разрезатель мяса. Обязанности: нарезка уже готовых мясных блюд, раскладывание по тарелкам и доставка гостям. Форшнейдеры есть при всех дворах Европы.

К разделке мяса относятся как к особому виду искусства. Для посвящения в рыцари необходимо пройти практику оруженосца по разделке, тщательно вызубрить терминологию, освоить все детали церемониала (к оленине нельзя прикасаться руками, до говядины и баранины можно дотрагиваться только левой рукой...). В охотничьих трофеях каждую добычу следует разделывать согласно правилам охотничьего церемониала, для каждого типа разделки существует свое обозначение (утка - "распущена", гусь - "прижарен", куры - "заложены", каплуны - "заправлены" и т.д.). Точно регламентировано с какого места надо начинать резать жаркое. Существует не менее двадцати способов разделки рыб и столько же наименований этого действа.

Можно я немного поплююсь в коллег? - Вот этот круг обязанностей - у попандопул не прописан. Понятно, что очередной вляпнувшийся не знает этих слов и не умеет это делать. Но ведь и не учится! А без "двадцати способов разделки рыбы" - рыцарем не стать.

Почему я не вижу историй, где очередной супер-герой мучается ночными кошмарами? В которых сотни загубленных, неправильно зарезанных окуней, карасей и пескарей гоняются за "мега-нагибатором" и делают с ним всё то, что он сделал с бедными рыбками.

Другое. Все уверены, что "на рыцарей" учат с детства. И они-таки правы. В курс обучения входит и разделка рыбы. Занимая в программе больше учебных часов, чем, например, марксистско-ленинская философия в курсе хирурга-офтальмолога.

"Синекура" потому, что назначенный на такую должность граф (у короля или герцога) занят другими делами и в замок сюзерена попадает по случаю войны или сейма. Поэтому такие вельможи присылают своих представителей. Которые тоже "синекура" - подпускать их к реальному действу нельзя, люди непроверенные, служат чёрте-кому.

Реально мясо режут или постель перестилают слуги. Часто - из незнатных дворян. Верно и обратное: простолюдин может на таком месте так угодить сеньору, что получит дворянское достоинство.

2. "Служилые".

Люди, которые реально получают деньги за службу. Понятно, что с постоянными задержками, частью - провиантом, платьем, вещами.

Верхняя часть называется министериалы. Среди них есть дворяне, или их производят в дворяне со временем. Они приносят личную, а не ленную клятву. Тут у каждого сеньора - самодеятельность. Фон Репков даже не пытается свести вместе нормативы, относящиеся к министериалам. Наиболее общее: отсутствие наследования и право передачи. Ленник, в ряде случаев, может по своему выбору перейти к другому господину. Наоборот, сеньор может передать своих министериалов другому сеньору.

"Крепостная знать".

Остальные - просто прислуга. Без клятв, но на жаловании.

***

Слугам надо платить. Это - главная расходная часть бюджета. Напомню: расценки начинаются от пенни в день.

Ситуация меняется если война. Я уже вспоминал "Саксонское зерцало": вассал приходит по призыву на шесть недель и служит за счёт сеньора.

Другая причина: крупная стройка. Масоны - не крепостные, которых можно просто согнать в нужное место. Их не так много как ленников или наёмников, но строят они дольше.

Нынешняя ситуация Саксонии. После четырёх лет войны со славянами и германскими князьями, на фоне строительства Нового города, который потомки будут называть Старым (Хаген) - казна пуста. Не просто вычерпана до дна, но и дно пробито - Генрих набрал долгов.

Это одна из причин скоропалительного брака с Ростиславой: большой караван выглядел... серебряным рудником.

Но не так всё просто: согласно брачному договору, приданое не перешло под управление мужа. Софочка применила свой "дипломатический" талант, да и аргументы серьёзные: не недвижимость, для которой такое общепринято.

Муж, по определению, является опекуном жены. Т.е. может и должен управлять её имуществом.

Тема "горячая". Генрих Лев постоянно требует денег, а Софочка его отфутболивает. Мотивируя тем, что денег нет, а есть товары. Которые отдавать прямо сейчас за бесценок - глупо. Остальное и вовсе: личное имущество, женские украшения, предметы обихода.

-- Ты будешь носить женскую наголовную повязку?

-- Я?! Нет, конечно.

-- Вот видишь. А просишь. Вычёркиваем.

"когда на планы денег нету,

они становятся мечтой".

Генрих был мечтателем по сути своей высокохудожественнной души. И Софочка стремилась поддерживать его в этом состоянии.

Тема из экономики и юриспруденции переходила "в плоскость личных отношений".

"Раб является собственностью рабовладельца. Но собственность раба - его собственная".

Это правило можно, с понятными оговорками, отнести и к супружеству. Имущество - жены. Но устроить ей "кузькину мать" в широких пределах - муж имеет право. Добившись, "лаской или таской", добровольного дарения. В размерах необходимой, но максимально возможной, суммы.

***

3. "Гости".

Закон гостеприимства - свят. Поэтому кое-какой дворянчик, приезжая во дворец герцога, уверен, что его примут как гостя. Понятно, что одежды не дадут. Наверняка не дадут и место для жительства - дворец не резиновый. Но на пиру обязательно накормят и напоят.

Эта категория движима более всего тремя стимулами:

- любовь к халяве;

- надежда на "светлое будущее": заметят, дадут службу;

- лоббирование.

Почти все - вовсе не "почти сироты", вроде Д'Артаньяна. Этот оттенок - "ты - чьих?" - постоянно упускают не только коллеги-попандопулы, но и классики романтизма. Все персонажи представляют интересы своего клана. Который и оплачивает их расходы в надежде на выгодные решения господина. Через них же сеньор общается с кланами "на земле" - почтовая служба в зачаточном состоянии, кто и как отвезёт повеление конкретному барону - вопрос. "Лоббисты" являются и заложниками при конфликтах.

Понятно, что одиночки, изгои, безотцовщина - здесь не нужны. Хотя постоянно пытаются влезть.

***

Вот такая толпа заполняла дальний проём в стене с двумя арками, где и расположился "сам". Особенностью сборища являлось обилие женщин. Десятка полтора фрау и фройлен разных возрастов и форм в платьях разных расцветок и покроев придавали собранию пятнистость и цветистость.

При появлении герцогини весело болтавшая компания постепенно замолкла и уставилась на неё, разглядывая оценивающе, с мощной нарастающей примесью подобострастия.

-- Дармоеды. Расфуфыренные петухи. И курицы, - подумала про себя герцогиня, доброжелательно улыбаясь.

Сходные приятственные улыбки были ей ответом.

-- А, вот и ты. Иди сюда, дорогая.

Довольный Генрих сидел, широко раскинув ноги и руки, на лавке со спинкой и подлокотниками, приставленной к стенке.

-- Садись-садись, - похлопал он рукой рядом с собой.

Едва Ростислава уселась, как, положив по-хозяйски руку ей на плечи, муж объяснил:

-- Герцогине нужна достойная свита. Из добрых и благовоспитанных дворян и дворянок. Соответствующая высокому положению моей супруги. Выбирай.

И Генрих широким жестом указал на толпу перед ними.

"Аттракцион невиданная щедрость".

"И ни в чём себе не отказывай".

Зажатая в угол скамейки толстой ляжкой герцога, ощущая тяжесть его руки на своих плечах, Ростислава растерялась:

-- Э... Мой дорогой супруг... но... в нынешние тяжёлые времена... Саксония ведёт разорительную войну... деньги нужнее для воинов...

Генрих оторвался от любования "цветником" перед ним, склонил голову на бок и, подобно петуху, посмотрел на герцогиню одним глазом искоса.

-- Вот. Вот господа, что значит настоящая жена! Воспитанная в духе смирения, подчинения и почитания. Интересы супруга, интересы государства она ставит выше своих личных. Она готова страдать, отказывая себе даже в минимальной свите и разнообразных увеселениях. Я рад, милочка, что судьба и течение Эльбы привели тебя в мои объятья. Да, нынче тяжёлые времена. Но Саксония отнюдь не бедна. У нас есть достаточно, чтобы обеспечить всё необходимое. Тебе нужен достойный двор. Двор герцогини. Не дичись, дитя моё. Мои вассалы должны быть уверены, что у Льва довольно средств, чтобы порадовать свою львицу.

И Генрих, довольный придуманной аллегорией, гордо осмотрел толпу придворных. Аплодисментов не зазвучало - не фигляр на ярмарке перед зеваками кувыркается. Но поток восхищённых возгласов - пролился.

Ростиславе всё было противно. Начиная с себя самой в её нынешнем состоянии. А тут ещё... Горячая ляжка мужа, его рука на спине, эта сборище перед ней. С лживыми, подобострастными, умильными мордами. Мечтающими только об одном: пролезть, проскользнуть, присосаться. К власти, роскоши, бюджету... А потом они будут жрать и гадить, бездельничать и развратничать, лгать и наушничать...

Зачем?! Зачем мне такая мерзость в моём доме? Лживые скользкие ненасытные пиявки...

-- Нет.

Слово не выражало и десятой доли того отвращения, которое испытывала Ростислава к предложению мужа. Но оно прозвучало так, как и было ей свойственно: однозначно и бесповоротно.

Это была ошибка.

Жена не может сказать такое мужу. Так. А уж в присутствии посторонних... Прямой ущерб чести славного герцога и, в его лице, всей славной Саксонии.

Если он не господин своей жене, то какой он господин? Не может порядок в своём дому навести - не сможет и в герцогстве. Не, нам такой герцог не нужен.

Это не конкретный план:

-- Нынче ночью пойдём и прирежем. Этого... Льва.

Это - чувства. Слухи и сплетни, общее мнение, воля шир.нар.масс, утрата личного авторитета.

"Личный авторитет - важнейший элемент системы сотрудничества, основанной на идее, что суверенность принадлежит монарху совместно с аристократией".

Ростислава смотрела в пол, высказавшись и отключившись от происходящего. Тут так болит! Окружающее - не интересно.

Она пропустила наступившую тишину, полную любопытствующих переглядываний придворных. Не заметила постепенного появления краски на лице мужа.

-- Дорогая, я велю тебе набрать свиту среди этих достойных саксонцев и саксонок.

-- Я же сказала "нет".

-- А я сказал "да"!

-- Ну и набирай! Себе! Сам!

Ростислава разрыдалась от... от гадостности. Всего. Глупого мужа, этих противных придворных, Саксонии, мира, собственного состояния... Слёзы потекли мгновенно, обильно.

Она рванулась убежать. И была остановлена рывком за одежду.

-- Вон! Все вон!

Рык Льва над её головой оглушил. Но не остановил: она пыталась вырваться, царапалась. От рывка супруга стукнулась затылком о спинку скамейки и почти сразу забилась в панике: герцог, разложив её на колене, полез под платье.

-- Нет! Нет! Что вы делаете!

-- Твоё своеволие меня утомило. Верно говорит духовник: мне следует чаще исполнять супружеский долг. И являть свои права. Дабы ты лучше знала своё место.

Ростислава отчаянно отбивалась. Но что может сделать шестнадцатилетняя девчонка против сорокалетнего мужчины? С опытом рукопашных схваток в пешем и конном строю, просто - вдвое тяжелее её?

-- "Если спор с мужчиной не даёт результата, ложитесь на стол переговоров" - да я уже лежу! Правда, не на столе, а на его коленях.

Некоторое время она молча, в смысле: яростно, пыхтя и заливаясь слезами, отбивалась от мужа. Но его рука всё-таки нашли край подола шемизы, забралась под одежду и ухватила за коленку. И выше... Отчего последовал очередной приступ паники:

-- Он доберётся! И поймёт! Что я не беременна! Что мы его всё это время обманывали! И тогда...

Она снова истерично забилась. Рогатка на бедре стукнула герцога по руке. Он заинтересовался непонятной деталью женского платья, пощупал, пытаясь понять предназначение этой детали дамского туалета.

При всём множестве подолов, задранных Львом за время его активной жизни, с таким он пока не сталкивался.

Вилка? Фиксатор? Расширитель? Измеритель? Удержатель? Для тонкой шейки?

Нескольких секунд паузы в процессе продвижения мужской руки по женской ляжке, оказалось достаточно: включилась думалка.

-- Ах, Генрих! Как я рада! Что вы, наконец-то, вспомнили обо мне!

-- Э... но ты же сама... мне передавали... чтобы я не предъявлял... права...

-- Да-да! Конечно! Это опасно для... для маленького. Но ведь есть же и другие... способы. Доставить удовольствие. Моему единственному, законному, могучему... Не здесь, конечно. Среди этой толпы...

Сейчас он меня поведёт. В опочивальню. А там лестницы, переходы, слуги. Ему придётся убрать руки. Я... споткнусь, голова закружилась. Нос придётся разбить до крови. Или ещё чего-нибудь. Только бы выбраться из этой... львиной хватки. За ляжку под платьем.

-- Какая толпа? Я их разогнал.

Нехотя убрав руку, отчего герцогиня на мгновение ощутила себя победительницей, герцог приподнял её, крутнул и поместил верхом на своих коленях. Беглый взгляд за спину показал ей, что, и в самом деле, придворных в притворе видно не было. Но проём, поддерживаемый двумя мраморными колоннами с великолепной чеканкой по меди на капителях, был ничем не закрыт.

Выяснять покинули ли придворные не только зону видимости, но и зону слышимости, в смысле: великолепный, богато и изыскано украшенный рыцарский зал, возможности не было - шаловливые ручонки венценосного супруга снова полезли под платье.

Панически пытаясь, сквозь ткань одежды, остановить ищущие руки супруга, Ростислава старательно изобразила похотливо-многообещающую улыбку, столь тщательно отрабатываемую с Цыбой перед зеркалами во Всеволжске, и, неотрывно глядя в наливающиеся кровью глаза мужа, сообщила:

-- О! Мой ласковый и нежный лев! Неукротимый и необузданный! Не спешите. Я всё сделаю сама. Для вас. Мой могучий и свирепый супруг.

Ловко увернувшись от лап замедленно обдумывающего сказанное "неукротимого", она соскользнула на пол между раздвинутыми коленями "необузданного", порадовалась, мимолётом, что герцог нынче в верховой котте - с глубоким разрезом, и нежными пальчиками высокоблагородной госпожи, никогда не знавшими стирки на доске или выколачивания вальком, ухватила, сквозь тонкую ткань брэ, герцогское достоинство. А также достоинство, честь и гордость всей Саксонии. Просто по феодальной лестнице.

Отмечу: ухвачено многое. Но не "ум и совесть". Поскольку здесь такое не котируется, предметом гордости не является. Тут иной "предмет".

Многозначный политический жест. Как я уже говорил: всё что делают друг с другом аристократы называется политикой. И аристократки - тоже.

Пара нежных движений лёгких пальчиков вызвали стремительный результат. Чересчур стремительный. Который привёл Ростиславу в раздражение:

-- Маменька "мышей не ловит"! Чёрт! Она же лежит последние дни! Вот муженёк и дошёл. До состояния мгновенной готовности. Ну, понятно. То ему: сколько хочешь и по всякому, а то - раз... "бывает и кошке постный день".

"Непрямой массаж" стремительно наскучил "необузданному". В два быстрых движения он избавился от "хвостов" шоссов и грубо сдёрнул свои панталончики, явив взору несколько растерявшейся герцогини свой "нефритовый жезл" в полуготовом состоянии.

-- Ну. Давай.

При всей неоднозначности прозвучавшей команды вообще, она, однако, допускала лишь ограниченный спектр толкований в данном контексте. Причём, ряд вариантов её исполнения был катастрофичен с точки зрения глобальной цели. А также: желательных трендов, грядущих вызовов и неизбежных позывов. Оставалось только одно...

Старательно сохраняя прежнюю, столь многообещающую разных удовольствий и наслаждений, улыбку, удерживая взглядом глаза венценосного, герцогиня чуть опустилась на коленках, чуть наклонилась над... над "ключом" приближающейся глобальной катастрофы.

Или здесь правильнее - "фомке"?

И была немедленно надета ртом до упора. На фомку или на ключ - кому как нравится. Упором был мягенький беленький выпирающий живот "мощного", "свирепого" и богом данного.

-- М-мать! - растерянно подумала герцогиня, потрясённая внезапным профессионализмом супруга, - натренировался. Котище мартовский.

Характеристика точно описывала действительность. Львы - из класса кошачьих, а на дворе - март.

"Львиная" длань ухватила её волосы сквозь аккуратно построенный трёхслойный головной убор, сминая и перекашивая его, и принялась таскать. Вверх-вниз. Со стороны живота и выше начали раздаваться ахи и охи, которые постепенно разнообразились шипением, всхрапыванием и, даже, похрюкиванием.

Процесс разворачивался по обычному своему течению. Первое смятение покинуло Ростиславу: плавали-знаем. Спасибо Ванечке - и этому выучил, подготовил. Не забывая дышать, что временами требовало предвидения и осознанного внимания, герцогиня повспоминала приятные эпизоды из "во Всеволжске". И скорректировала плотность контакта. Что и привело к издаванию вышепроизводимых "звуков скотного двора". Акустическая индикация показывала: решение - правильное.

Ещё она подумала, что надо посоветовать мужу сбрить лишнее. Хотя вряд ли: "наличие волос внизу" - обязательное свидетельство в некоторых судебных случаях, предусмотренных законодательством Саксонии.

-- И как матушка с этим борется? Лезет же вовсюда.

Прикинула два варианта намёков на то, что брэ надо менять чаще. Прямой в лоб и иносказательный. И самому мыться. По всей Европе полно бань! Всякие там простолюдины то и дело намываются. По этому поводу даже статья в законе есть:

"Если кто-либо возьмет из общественной бани чужой меч, или платье, или умывальный таз, или ножницы...".

А в замке - ни одной! Горячую воду приходиться с кухни вёдрами таскать. Герцога в чистоте содержать не могут!

Наконец, Лев рыкнул по-львиному. Герцогиня, едва не захлебнувшись от такой "мощности и свирепости", судорожно сглатывала. Постепенно бледнеющее лицо супруга выражало крайнюю степень довольства и удовлетворения. Он покровительственно похлопал её по щёчке:

-- Я всегда чувствовал, что мне досталась хорошая жена. Нам надо чаще встречаться. Например, сегодня вечером. И, да, тебе надо больше бывать среди людей. Многие в Саксонии обижаются на тебя. Твою скромность почитают безмерной гордыней. Это нехорошо. Мы, саксонцы, добрые люди. Так что подбери себе свиту - они помогут тебе лучше узнать здешних жителей.

Чёрт! Всё вот это - впустую?! Он опять за своё? Его не Львом надо называть, а упрямым ослом!

-- Мой дражайший супруг. Я безмерно благодарна вам за ту сердечную заботу которую вы проявляете обо мне. За ваше стремление помочь мне войти в саксонское общество, обжиться в этом новом для меня месте. Но, Генрих... вот прямо сейчас... когда я до глубины души потрясена твоей... неукротимостью... Давай отложим эту беседу.

Герцог галантно помог герцогини подняться с колен и разрешил:

-- Отложим. До вечера.

После чего развернул лицом к выходу и поощрительно хлопнул по попке.

Несколько потрясённая произошедшим и подгоняемая игривым шлепком "львиной" лапы, герцогиня, со сбившейся на сторону головной повязкой и перекрученным поясом, почти бегом вылетела из "алькова любви" меж двух мраморных колонн в главный зал.

Зал, как обычно, был великолепен. Особенно хороши были в косом солнечном свете, льющимся из окон противоположной стены, тёмные точёные колонны. Обильно размещённая золочённая чеканка пускала радостные зайчики. В конце зала толпились придворные. Кажется, количество их ещё более увеличилось. Под взглядами пяти или шести десятков пар глаз, одна посреди обширного пустого пространства, по гладкому мраморному полу с мозаиками, она шла вдоль ряда центральных колонн. Навстречу заинтересованным, презрительным, раздевающим, оценивающим... взорам благородных саксонцев и их дам.

Уставилась в пол, ссутулилась, мелкий суетливый шажок, жар щёк, подступающие слёзы...

Где-то на уровне пятой или шестой колонны ей снова вспомнился эпизод. Когда во Всеволжске Воевода устроил ей проверку в подземелье между двумя стадами преступников. Подвесив её голую за руки. Те не только смотрели, но и говорили, приманивали, ругали. Пережила. А эти... даже дерьмом кидаться не могут.

Ростислава подняла голову, перестала видеть людей на своём пути. Просто стенка, просто там, в углу, лестница. Развернула плечи, чуть сменила шаг.

-- Что мне до этих паразитов? Клопы, вши и придворные. Пусть разбегаются.

Чувство юмора у насекомых отсутствует. А у здешних... увы, встречается.

Какой-то молодой дворянин вдруг шагнул ей навстречу и, в ходе исполнения учтивого поклона, заботливом тоном негромко произнёс:

-- Ваше Высочество... извиняюсь, но у вас тут... белое.

Чуть наклонившись к ней, показал на уголок своего рта.

Ростислава автоматически вытерла пальцем. И остановилась. Толпа придворных дружно впала в веселье. Захохотала. Над ней. Дамы скромно хихикали в платочки, некоторые тихонько давились от смеха в сторону, а несколько благородных дворян просто ржали в голос.

Её настроение вновь резко изменилось: депрессия скачком перешла в яростную агрессию. Она размахнулась, целя в эту наглую, обманувшую её ложной участливостью, морду.

Увы, за её спиной не было Воеводы, как во Всеволжске, когда она надавала пощёчин вестовым.

Насмешник легко перехватил её руку, дёрнул на себя, так что она упала ему на грудь.

-- Даже одев корону герцогини, tiffe остаётся teef. Такой не следует махать ручками в присутствии благородных людей. Только ножками. Гы-гы-гы.

Ей потребовалась несколько мгновений, чтобы понять сказанное. Негромко, с улыбочкой, прямо ей в лицо. Спасибо Фриде, которая научила разным местным скабрезностям. Голландцы называют teef - курв, шлюх, проституток, давалок. А tiffe - сучка по-саксонски.

Он удерживал её за правую руку. Так и не долетевшую до этого довольно красивенького мужского личика. Ростислава тоже улыбнулась в ответ, чуть встряхнула левой. И, ощутив в ладони выскользнувший из рукава котты узкий стилет, вонзила его в бедро собеседника.

Герцогиня была ниже своего визави, а мужская котта хоть и украшается шитьём по груди, плечам, рукавам, но на уровне бедра не имеет чего-то, что могло бы послужить защитой.

***

Стилет, милая вещица сделанная во Всеволжске, отличался от местных. Не чисто колющее оружие, как был когда-то костяной "ангелочек" в Смоленске во время моих игр с "самой великой княжной". Очень узкое, длинное, плоское лезвие. Моя металлургия позволяет уже делать такие вещи.

***

Глава 664

Пару мгновений два склонённых друг к другу лица пребывали в прежнем, полном улыбок, состоянии. Потом верхнее улыбку потеряло. После чего... Лезвие - плоское? А "укол с проворотом и подрезом" княгиня видела. Артемий показывал, давал попробовать. Понятно, что с палашом у неё ничего пристойного не получилось бы - силёнок маловато, кисти слабенькие. Но вот такой игрушкой...

-- А-а-а!

Насмешник отшвырнул герцогиню от себя. Схватился за ляжку, поднял к лицу ладонь в крови... Шагнул к упавшей женщине, выдёргивая из ножен на боку кинжал...

-- Стоять! Стража! Быстро! Взять! Что здесь происходит?

-- Супруг мой. Этот человек напал на меня. Схватил за руку. Теперь синяки будут. Я попыталась освободиться. Он сбил меня с ног, кинулся с ножом.

-- Мерзавец! В тюрьму! Пытать! Выяснить: он сам до этого додумался или ему кто подсказал. Ка-аков мер-рзавец. Злодей! В моём доме! Нападает на мою жену! Где начальник охраны? Как это понимать? Ты что, специально пускаешь этот сброд в дом?! Выгнать всех посторонних! Всех! Остальных проверить. Ну! Три тысячи чертей!

Лев гордо, по-орлиному, оглядел присутствующих. И повернулся к жене.

-- Дорогая. Я крайне удручён. Виновные будут найдены и казнены.

-- Ну что вы, Генрих, нельзя винить себя во всех несчастиях, случающихся в мире. Но сейчас... если вы не возражаете... я пойду и лягу... Мне надо... после такого... отдохнуть. Фрида, помоги мне.

Постанывающую, нетвёрдо стоящую на ногах герцогиню проводили в её покои. Из которых она немедленно сбежала. Полная ярости ворвалась в комнату своей матушки:

-- Ты...! Ты тут валяешься...! А меня... меня там...! То муж, то какая-то тля придворная...!

Впрочем, бледный вид явно нездоровой матушки несколько сбил уровень наезда.

Получив более подробный и структурированный отчёт, Софья, хоть и покрывалась временами испариной от слабости, привела себя в "боевое" состояние. Неровный румянец от выпитых снадобий придавал ей несколько "загадочный" вид вампирского толка. К вечеру она собралась с силами настолько, что, хоть и поддерживаемая слугой, отправилась к зятю. В опочивальню.

***

"Загадочная женщина загадит жизнь кому угодно...

А если не успеет, то придёт догадливая и догадит".

Ростислава, конечно, догадлива. Но хватило и загадочной.

***

Был скандал. Сопровождаемый львиным рыком. Потом примирение. С плачем маленького мальчика. И крепкий храп грузного взрослого мужчины.

Бетман к герцогине так и не пришёл.

Как бы не хотелось княгиням не подпускать посторонних близко, но физическая необходимость и требования статуса заставляли. Свобода состояла только в том, чтобы выбрать более подходящее. И принимать не "залпом", а постепенно. Проверяя, присматриваясь к новым слугам.

История получила огласку. В части особых умений герцогини Саксонской. Как в форме "русского поцелуя", так и в форме ножевого удара. Сложилось общее мнение, что все русские постоянно скрытно носят с собой ножи. И пускают их в ход по мелким, а то и просто непонятным поводам, даже - шуткам. Что избавило от многих... неприятных эпизодов.

Софья, измученная последствиями выкидыша, не имея сил "обуздывать необузданного" средствами умного и игривого общения, просто вкатила зятю дозу опиума. Отчего тот быстро заснул. В разных вариантах этот метод повторялся и позднее. Постепенно переходя к привычке. Через четыре года это привело к катастрофе его паломничества.

У княгинь возникло острое понимание необходимости Ростиславе как можно скорее исчезнуть из поля зрения мужа. Да и вообще - местных. Имитация становилась всё более опасной, более затруднительной. Следовало найти укромное место, где, в окружении двух-трёх верных людей дождаться требуемого срока и объявить о счастливом разрешении от бремени.

Увы, Ольденбургский турнир.

Вокруг рыцарских турниров сложилась масса мифов. Красочных, героических. Красивые мужчины на красивых конях в красивой одежде красиво скачут. Тычут тупыми копьями, машут тупыми мечами. Потом много пьют и едят в красивых замках. А красивые менестрели красиво их воспевают.

Сплошная красота. С реальной войной не сравнить.

Генрих Лев не был "бешеным кавалеристом", для которого главное в жизни - "донести плоскость клинка до нужного места на теле цели без заваливания". При этом он был неплохим правителем. При котором подчинённые добиваются побед. Часто без его непосредственного участия, но под его знамёнами. А результаты побед не расточаются впустую, а приумножают достояние Саксонии.

Ещё он артистическая натура. Которую, естественно, привлекают яркие краски, громкие звуки, праздничная суета рыцарских турниров.

Сочетание двух подходов - эстетизма и государственности - естественно привело его к организации и продвижению турниров в Саксонии. Сам он на поле не выходил, любуюсь зрелищем со стороны, но всемерно поддерживал личным присутствием. В его десятилетия турниры проводятся регулярно. В Брауншвейге, знаменитые турниры в Люнебурге. И вот тут, в Ольденбурге.

Кому-то весёлое времяпрепровождение, повод потешить своё эго, завязать новых знакомств, просто поправить материальное положение. Для герцога - серьёзное общественно-политическое мероприятие, крупная пропагандистская кампания. Наглядная демонстрация уничтожения мятежников и восстановления законной власти в собственном лице.

***

Мои современники вспоминают Ольденбургский дом исключительно в связи с династическими связями. Есть за что.

Ветви Ольденбургов царствовали в различных странах. Прямая линия - в Дании с 1448 по 1863 г. К младшим ветвям принадлежат все Романовы с 1762 г., Гольштейн-Готторпская династия шведских королей (1751-1818 гг.), датский, норвежский и греческий (до 1974 г.) правящий род Глюксбургов, британская линия Маунтбеттен-Виндзоров в лице детей и внуков Елизаветы II.

Этого здесь нет и, похоже, в моей АИ не будет. Просто из-за замены второй жены Генриха Льва.

Какая связь? - Так очевидная же! "Муж - голова, жена - шея. Куда шея повернёт - туда голова и посмотрит" - русское, народное, анатомически-окулистическое...

Лет за сто до появления Ростиславы, в этих краях жил да был кое-какой фогт (светское должностное лицо в церковных владениях епископа или монастыря, наделённое судебными, административными и фискальными функциями, управитель церковных земель) в монастыре в Растреде. По имени Эгильмар. Дальний родственник местному графу. Тут родственники кто сразу умер, кто бездетным. Эгильмар остался наследником, графом. Тоже, соответственно, Расстредским. В числе его патрилинейных потомков: наследник британского престола принц Чарльз, королева Дании Маргрете II, король Норвегии Харальд V, Константин II (король Греции), Мария Владимировна Романова.

Но тогда этого никто не понял. Более того: ни титула, ни самого городка Ольденбург ещё не было.

Тут некоторые... м-м-м... "славянолюбы"? - Как-то многозначно звучит. Лучше по-гречески: славянофилы.

Оные филы путают город вагров Стариград (в 21 в. - Ольденбург-ин-Хольштайн) и город немцев Ольденбург.

О первом Гельмгольд:

"Альденбург - это то же, что на славянском языке Старгард, то есть старый город. Расположенный... в земле вагров, в западной части [побережья] Балтийского моря, он является пределом Славии".

При всём сходстве названий это совсем разные поселения. И во времени, и в пространстве. Ольденбург - к югу от Рейна, в исконно-посконных германских землях. Если не считать более посконными римлян и прочих вымерших до них в этих местах, включая неандертальцев.

У Эгильмара Первого был сын по имени... как вы догадались? - правильно, Эгильмар Второй. Как и папашка, удачно женился, чуток повоевал. При введении его в наследование в 1108 г. городок упомянут первый раз. Столицей графства он стал позже.

У этого Эгильмара были два старших сына, которые поделили наследство. Неудачно. В том смысле, что сделали глупость: связались с Альбрехтом Медведем против Генриха Льва. В начале 1167 г. Генрих Лев осадил Ольденбург, во время осады братец Христиан I умер. После его смерти Ольденбург перешёл Вельфам.

Старший братец покойника, Генрих I, был вынужден уступить часть своих владений - графство Ритберг - Льву. Но кое-каким графом таки остался.

"От деревянных башмаков к деревянным башмакам - путь в четыре поколения: первое поколение наживает, второе - приумножает, третье - транжирит, четвертое - возвращается на фабрику".

Наблюдение Черчилля вполне применимо и к немецким аристократам.

Третье поколение "растранжирило" имение "отцов и дедов" своими политическими ошибками. Их детей ожидала окончательная утрата владений и титулов. Место наёмного слуги, что-то "на подхвате" в более успешном семействе. Судорожные кровавые попытки авантюрного толка, надежды на случайность, удачу.

Так и случилось. Сын умершего при осаде Христиана Мориц воспитывался при дворе кёльнского архиепископа Филиппа I фон Хейнсберга, состоял у него на службе.

Тут Барбаросса принялся валить Льва. Ура! Удача пришла! В 1180 г. Мориц участвует в имперской войне против Генриха Льва и получает назад свои земли.

Его младший брат Христиан Крестоносец возвращается (в 1192 г.) из Третьего Крестового. Его как-то странно убивают. Он мог претендовать на часть родовых земель, Мориц знал о предстоящем убийстве, возможно - сам и организовал. Он же начал строительство бургов, что вызвало восстания в Острингене и Рюстрингене.

Такой персонаж - в основе множества высших аристократических домов Европы.

Род снова постепенно деградирует, направляясь к очередным "деревянным башмакам". Но XV в. новое стремительное возвышение: потомок Эгильмара, граф Дитрих Счастливый (ум. 1440), женится на дочери герцога Герхарда VI Шлезвиг-Голштинского Гедвиге (ум. 1436). Их старший сын Кристиан (ум. 1481) при содействии своего дяди герцога Адольфа VIII Шлезвиг-Голштинского (ум. 1460) избран в 1448 г. королём Дании, в 1450 - Норвегии, а по смерти Адольфа - правителем его герцогства; положил начало датской королевской линии, которая пресеклась в аж 1863 г.

На смену войнам и осадам пришла "брачная дипломатия". Она оказалось эффективной, вывело семейство на принципиально новый уровень. Русская ветвь, начавшаяся с Петра III, лишь одна из веточек на этом дереве. После смерти Петра III в 1762 г. новый герцог Гольштейн-Готторпский Павел (будущий император России), проведя земельный обмен с Данией, получил Ольденбург и Дельменхорст.

Так что, разглядываемые Ростиславой из окна графского, год назад здесь умершего Христиана I, замка болота - исконно-посконная русская земля. Будет. Через шесть столетий.

***

Герцог проводит здесь турнир не только "из любви к искусству". Ему нужно показать свою власть. Чтобы и местные вассалы, и разнообразные приезжие, увидели и разнесли по стране, что Ольденбург - домен Саксонии, что всякие вякающие - повякали и землёй накрылись, а Лев на их могилах веселится и игры играет.

Вот почему он не только разослал множество приглашений, но и потащил с собой жену и весь двор. Да, это дорого. Но создаёт ощущение надёжности, законченности разгрома противников.

И теперь две женщины сидят в полуосвещённой комнате и недовольно посматривают друг на друга. Мать и дочь, жена и тёща, супруга и любовница. Две русские княгини. Одна из которых только что напомнила другой:

-- Дочь князя вправе указывать дочери боярина. А законная жена полюбовницу мужа своего может и по щекам отхлестать.

Софья проглотила оскорбительную фразу. Ощутила "свой место". Но Ростислава вовсе не собиралась "втаптывать" свою матушку.

-- Ты говоришь: надо свой крепкий домик построить. Это означает: получить в своё распоряжение земли, с которых собирать доходы, размещать там своих людей. При опасности - отсидеться.

Софья морщилась: очевидные слова, чересчур общие утверждения. Азбука-с. Уж ей-то не знать. А валы и стены вокруг Кучково, построенные её мужем Андреем Боголюбским, как убежище на случай... разных несуразностей? А Владимир-на-Клязьме? А само Боголюбово?

Ростислава сформулировала проще:

-- Тебе денег надо?

-- Пф-ф... Лёвушка ж даёт. И ещё даст.

-- Ага. Пока ты даёшь. А завтра у него... мысля какая пришла. Или соплюшка смазливая. И - "денег нет, но ты держись".

-- И что? У нас же товары есть. Беня продаст.

-- И? Вот они есть - вот они кончились.

-- Ничего. Твой... Ванечка ещё пришлёт.

-- Когда? А если война по дороге? А если здесь война и Льва побьют? И кто мы тогда? Ты рвёшься в монастырь? Ты же сама говорила про "крепкий домик".

Софья снова фыркнула. Покрутила ларец с мылами. Решительно захлопнула его и, обращаясь к дочери, спросила:

-- Ну? И какой же ты "домик" предлагаешь?

-- Голштинию.

Изображаемая самоуверенность мгновенно слетела с Софьи.

-- Чего?! А страну Ефиопию тебе не надобно?! Ну ты и... я-то думала ты всерьёз...

-- А я вполне серьёзно. Нынешний тамошний граф - ребёнок. Опекуном и управителем является его мать. Незаконно.

-- Э-э-э... Но... Говорят, что Генрих обещал это прежнему графу на смертном одре того. Тот же пал в бою за Саксонию против ободритов. И отдал герцогу часть своего лена, Любек.

-- "Обещал это". Это - что? Преступление против законов Саксонии?